Война ангелов и уродов. Книга 2. С. 1-5

   II

   Изменник

   На ступенях Кнесского дворца показался молодой мужчина в серебристой набедренной повязке. Уверенно поднимаясь по лестнице, он не смотрел себе под ноги. Его плотное, мускулистое тело играло белизной на солнце, светлые вьющиеся волосы ниспадали на плечи, стебли с красными цветами обвивали крепкую шею, орихалковый венец блестел и переливался на голове. Смотрители  с почтением расступались перед ним, тая в глазах обожание. Он быстрой, стремительной походкой пересёк зал с мраморными колоннами, подошёл с Алтарной стелле и, преклонив колена, приложил узкую, длинную ладонь с тонкими пальцами, унизанными разноцветными перстнями, к сердцу. Поднявшись, он скрылся под высокой аркой, украшенной резными изображениями зверей и птиц. Там – в затенённой глубине – журчала вода и сверкали каменья. Он прошёл по длинному коридору, залитому мягким светом из небольших полукруглых отверстий в стенах, и остановился у дверей в царские покои. Странное существо на почерневшем дереве: могучие лапы зверя, выброшенные когти, широкие крылья в напряжённом размахе. Благовония и звон колокольчиков.
   – Войди, – послышалось за дверью. Старик лежал на постели, укрытый воздушной тканью, и тяжело дышал.
   – Ириний, мальчик мой, подойди ко мне, – сказал царь тихим дрожащим голосом, слегка наклонив голову. Вошедший приблизился к священному ложу и, наклонившись, поцеловал старика в лоб. Тот улыбнулся, морщины резче обозначились на его осчастливленном лице. Ириний смотрел на отца, и всё его существо наполнялось радостью и трепетом. Старик возложил руки на голову сыну и прошептал молитву. Сумрак опочивальни наполнился радужным сиянием.
   – Оставьте нас, – шепнул Климент кому-то. В комнате ничего не переменилось; взгляд Ириния поймал только слабую тень, скользнувшую у изголовья. Старик выглядел измождённым. В синих, как небо, глазах отражались нежность и отрешённость; кожа, приобретшая желтоватый оттенок, истончилась и казалась прозрачной.
   – Время уносит меня, – вымолвил царь. – Я осыпаюсь, как розовый куст.
   Старик поднял правую руку, и тогда Ириний увидел, что на ней не осталось пальцев. Он приложился губами к беспалой кисти, на глазах его заблестели слёзы. Старик притронулся пальцами левой руки к его волосам.
   – Шёлковые, как у твоего отца, – вздохнул Климент. – Он был прекрасен, как солнце, нежен, как луна, и даже тогда, когда сбросил с себя вериги презренного естества.
   Он сказал Иринию сесть возле себя, – так, чтобы хорошо видеть его.
   – Мой мальчик, тебя ждёт великий подвиг.
   – Я готов, отец.
   – Тебя ждёт посвящение в Сыновья. Ты должен пройти испытание.
   – Я знаю, повелитель. Но печалью полнится моё сердце...
   – Не надо. Ты так молод, Ириний. Я смотрю на тебя и вспоминаю свою юность за бессчётностью лун...
   Старец попытался подняться, Ириний тут же подхватил его; из-под приспущенного покрывала открылись худые плечи, проступившие рёбра и обвислая грудь. Старик усмехнулся чему-то.
   – Когда-то я выкормил тебя этой грудью, сынок. Закрой меня.
   Ириний бережно взялся за концы тончайшей ткани и укрыл старческие плечи.
   – Сядь, – сказал Климент. – Дай полюбоваться на тебя.
   Царь внимательно смотрел на сына, в его глазах просыпалась радость.
   – Твоё лицо чудеснее всего, что я видел на этом свете. Твои волосы мягки, как вода, глаза глубоки, как море, скулы и подбородок – будто выточеннные искусным резцом, губы тонки, как лезвия ножа, твои плечи подобны скалам, мышцы тверды, как камень, грудь широка, как ствол столетнего дерева, твой стан крепче щита, ноги быстрее стрел...
   Тихое блаженство тронуло губы старика.
   – Ты нашёл своё счастье, сынок?
   – Да, отец, – отвечал Ириний.
   – Хорошо.
   Ириний улыбнулся, но беспокойство тут же показалось на его лице.
   – Я знаю, к чему ты клонишь, отец. Мне ведома эта тревога, терзающая тебя.
   – Да, верно, – старец утих. Наступившую тишину нарушало лишь бряцание колокольчиков.
   – Что есть время? – сказал старик тихо, чуть слышно. – Время это уродство. А уродство заслуживает смерти. Посмотри на эти руки.
   Климент поднял беспалую ладонь.
   – И посмотри на свои. Эти руки – уже порок, сын мой. Наказание природы. Совершенство же не ведает ни начала, ни конца, ни истока, ни продолжения. Совершенство не делится на части. Вот почему, рассыпаясь и сгнивая, – мои пальцы не сгибаются, ноги не шевелятся, суставы обратились в пыль, члены онемели – я ближе к счастью, чем кто бы то ни было...
   Ириний с тревогой внимал словам отца, видя, как мрачнеет его лицо.
   – Ты будешь анрогином, сыном Единого Отца, а я стану ничем. Это избавит меня от времени. Меня, но не тебя, сын мой... Время идёт, как большое облако, извергающее одни только слёзы.
   Царь положил руку на колено сыну.
   – Ты молод. Это – начало твоего пути. В тебе ещё много природы. Она с избытком населила тебя собой. Ты избавишься от неё, как от назойливой болезни, оставляющей лёгкие отметины, которые никто никогда не заметит...
   Старец закрыл глаза. В этот момент с дальней стены словно бы упала плотная завеса. В комнату проник яркий свет. За широким окном простиралась гладь Заповедного озера в кольце деревьев дворцового сада. Звонко кричали птицы. Вода переплёскивалась в лучах дневного светила. Ириний посмотрел на отца. Тот открыл глаза и наблюдал за сыном. Ириний встал и наклонился к старику. Тот приподнял голову и шепнул сыну на ухо:
   – Не дай им сделать это.
   Ириний покинул опочивальню. Когда он проходил через зал, смотрители с восхищением глядели ему вслед. Стража стояла навытяжку перед входом на дворцовую террасу. Ириний остановился и подозвал одного из молодых стражников. На волосах воина красовался венок из полевых цветов.
   – Как твоё имя, о доблестный страж дворцовой безмятежности?
   – Сифолий, повелитель.
Сифолий, борясь со смущением, переводил взгляд то на старшего, то на своего царя. Ириний приблизился и провёл ладонью по его заалевшему лицу. Молча он покинул дворец. Путь его лежал за пределы Внешнего Кольца: предстояло достичь Третьего Царства и вернуться в Акрополь на Совет Посвящённых. В храмовой роще он отыскал Феофила с учениками. Они обнялись. Ириний взял его под руку и отвёл в сторону. Они стояли в прохладной тени разросшихся деревьев. Листва, согретая солнечными лучами, нежилась в потоках южного ветра.
   – Как никогда я нуждаюсь в твоей помощи, – Ириний смотрел брату в глаза. – Мне нужен допуск как частному лицу.
   Феофил слегка отстранился и предостерегающе поднял руку.
   – Что ты затеял? – спросил он с дрожью в голосе.         
   Ириний заметил, насколько тот переменился: кожа поблёкла, плечи стали уже, руки – тоньше, бёдра раздались и начала расти грудь. На лице обозначились первые морщины. Волосы поредели. Весь он как-то ссутулился, истончился, осел.
   – Что с тобой?
   Феофил непонимающе смотрел на малдшего брата.
   – Ты знаешь, – ответил он после некоторого раздумья.
   – Начало новой династии, – Ириний улыбнулся и положил руку ему на плечо.
   – Мне нездоровится по утрам. Я мучаюсь, брат. Мне и сейчас дурно, Ириний. Скажи, что тебе понадобилось?
   Ириний наклонился к Феофилу:
   – Отец против. Мы должны что-то сделать.
   – Совет принял решение, брат Ириний. Мы ничего не можем сделать, – сказал Феофил и, повернувшись, дал знак своим ученикам, чтобы те оставались на месте и ждали учителя. – Так будет лучше для всех нас.
   – Есть высший закон, Феофил. Нагам не место на Острове. Это святотатство!
   Феофил недовольно поморщился.
   – Я и сам не одобрил бы этой идеи. Германий против, ты знаешь. Но из-за Внешнего Кольца приходят тревожные известия. Вердий пишет о гибели гоминидов. С этим не шутят, Ириний. Нам грозит эпидемия. Ты понимешь?
   – Наги никогда бы не пробили щита. И они уже мертвы. Все. Мёртвые наги вам ни к чему.
   – Нет, брат, – возразил Феофил. Ириний насторожился. – И мёртвые наги – хороший материал. Однако нам повезло: один жив, сейчас он в пределах Окраинных земель. Он не осквернит ни пяди нашей земли, поэтому отец может быть спокоен.
   – Как?..
   – Эти существа оказались удивительно живучими.
   – Что ты такое говоришь, брат? Урод ступит на эту землю, вдохнёт этого воздуха? Я не понимаю тебя!
   – Совет принял решение, которое не должно обсуждать! Ни тебе, ни мне, – никому.
   – Отец в Совете, брат. От нас нет согласия.
   – Знаю. Но изменить ничего нельзя. Чего ты хочешь, брат Ириний, новых раздоров, нового Разделения?.. Старик слаб, разум его угасает. Оставь это тем, кто видит прошлое, настоящее и будущее. Мы не знаем, чего ждать от Совета, наши судьбы – не в наших руках. Но мы достигли равновесия, брат. Ты молод, но не глуп. Ты – венец нашей династии. У тебя всё впереди...
   – Значит, отец был прав.
   – Не делай ничего, брат, – сказал Феофил. По щекам его потекли слёзы, он опустился на колени и разрыдался.
   – О великие Отцы, простите мне безумные слова мои, нечестивые мысли и чувства мои, которыми я оскверняю эту блаженную тихую землю!
   Феофил трижды облобызал землю, затем поднялся и повторил молитву, глядя в небо. Когда Ириний оставил его, он призвал к себе ученика и отправил с сообщением к брату. Мальчик догнал Ириния, отдал ему свиток от Феофила и передал слова наставника:
   – Верховный жрец Храма Десяти Царей просит тебя, господин, помнить о предстоящем.
   Ириний отпустил посланника, развернул свиток и прочёл:
   – Уродец приближается к окраинным землям. Ты найдешь его в гротах. Посланцы Германия извещены. Торопись.
   Ириний миновал Дворцовый сад, вышел на мощённую чёрным мрамором дорогу и направился к крепостной стене. Взгляд его был прикован к двум башням, расположенным по обе стороны от ворот, за которыми находилась Дворцовая пристань. На восточной башне зажгли синее пламя, западная стояла в золотистом венце; когда Ириний взошёл на площадку, ворота начали бесшумно открываться. Едва завидев наследника, смотрители башен с поклонами вышли ему навстречу.
   – Господин покидает святилище Отцов, едва вернувшись?
   В глазах привратника блестели слёзы. Его длинные худые руки были почтительно сложены на груди. На бледном морщинистом лице лежала тень скорби. Крупная голова медленно покачивалась на тонкой шее.
   – Близится мой конец, о прекраснейший из Сыновей. Увижу ли я моего господина вновь, доведётся ли мне услышать нежность его молодого голоса?
   Смотритель стал опускаться на колени, но Ириний удержал его. Старик приложился губами к ладони наследника и закрыл глаза.
   – Нектарий, ты знаешь цену этой... молодости, – сказал Ириний и возложил руки на голову старцу.
   – Я только сын Дочерей. Мне не дано судить о подобных вещах. Мой срок – мгновение.
   – Всё это обман. Видимость. Ты знаешь.
   – Подобно телесному кокону, из которого является миру создание с лёгкими крыльями, наша скорбная природа оживает, сбрасывая с себя оковы, мой господин. Наследник Отца не должен печалиться об этом. Пусть сердце его возрадуется, – сказал второй привратник.
   – Спасибо тебе, Лемурий, сладкоречивый ты царедворец, – улыбнувшись, ответил Ириний и ласково погладил его по щеке.
   Лемурий – страж западной башни – выглядел моложе Нектария: редкие пряди некогда густых волос падали серебристой волной ему на грудь, он был высок и сохранял ещё крепость. Глаза его смотрели устало. Лемурий улыбнулся и, положив руку Иринию на плечо, тихо сказал:
   – Возвращайся. Отец ожидает тебя.
   Нектарий приблизился к самому краю площадки, где над каменным парапетом густели, переплетаясь, кроны деревьев, и, сорвав с ветви спелый, золотисто-красный плод, протянул его дрожащей рукой Иринию.
   – Скушай, мальчик. Это придаст тебе сил.
   Ириний взял плод, поднёс к губам и, почувствовав терпкий, тягучий аромат, закрыл глаза на мгновение; кисло-сладкий сок освежающей струёй брызнул ему в рот. Ириний отёр подбородок тыльной стороной ладони и передал косточку, оставшуюся от плода, Нектарию. Тот принял её с благоговением и укрыл в складках своего платья. Ириний крепко поцеловал обоих смотрителей и вышел за ворота на пристань. Здесь его ожидал корабль под белыми парусами. Он взбежал по мосткам на палубу. На лучащейся золотом западной башне протрубили раскатисто трубы, восточная башня, залитая синим сиянием, ответила глухими ударами гонга. Ворота закрылись. Восточный канал был открыт до третьей луны, западный оставался под запретом до следующего полнолуния. Времени не оставалось.