Глава 17. Сигары, странники и Синатра

   Аванес Арамович не стал иронизировать по поводу моего вида ( я продолжал ходить обвязанный полотенцем как древний египтянин в полотняной юбке ), отнесясь с пониманием и даже приветствуя мои совершившиеся действия по наведению необходимой гигиены тела. Он запросто предложил мне свой домашний халат, но я отказался. В дорожной сумке у меня лежал аккуратно свёрнутый новенький спортивный костюм, забытый в кутерьме случившихся приключений, который я и не преминул поскорее на себя напялить.

   Отец Арсинои, заметив моё суетное волнение, деликатно удалился в боковой кабинет, попросив зайти туда, когда я разделаюсь со своими делами.

   Я залил необходимым количеством кипятка зирвак, добавил пряности, посолил и насыпал в клокочущий казан четырежды промытый рис. Дождавшись загущения, сформировал рис холмиком, сунул и вдавил сверху головку чеснока в мундире, сбавил огонь на минималку, плотно закрыл крышкой, чтобы плов упаривался и отправился в некотором смятении то ли на собеседование, то ли на экзекуцию.

   Кабинет оказался в равной степени уютным и деловым. И хозяин его, как бы в подтверждение внутреннего антуража, своим видом флоридского плантатора 19 века, одновременно располагал к общению своей доброжелательной безмятежностью и, в то же время, заставлял подтянуться ощущением присутствия в себе волевого человека, способного на сильные поступки.

   Он сидел в пол-оборота к большому письменному столу, закинув ногу на ногу и просматривая какие-то деловые бумаги, которые держал в правой руке. В левой приятно курилась настоящая сигара.

   Увидев меня, он отложил бумаги, вернул ноги в приличествующее ситуации положение, предложил сесть в соседнее полужёсткое кресло и пододвинул ко мне открытую коробку с сигарами.

   " Блатует !" - мелькнула смешливая мысль, но я удержался от улыбки и не стал отнекиваться, потому что было любопытно вкусить малознакомое и тоже немного поблатовать. Кроме того, я понимал, что эту совместную процедуру, судя по всему, следовало расценивать как предложение выкурить общую трубку мира, и мой отказ мог быть воспринят как нежелание выстраивать дружественные отношения.

    - Аво! - вслух прочитал я красивый золочённый лейбл на изысканно-продолговатой и плотной курительной торпеде. - Что-то знакомое в названии...

    - Аво Увезян, - пояснил мягким и насыщенным грудным баритоном отец Арсинои. И нашёл нужным добавить. - Дочь успела немного рассказать о ваших отношениях с ней, и, в частности, о вашем совместном музицировании и твоих увлечениях. Это имя непосредственно связано с известной всему миру песней.

    - Strangers in the night?

    - Именно, -  также мягко и убедительно подтвердил Аванес Арамович. - Он, ведь, не только был прекрасным музыкантом и композитором, но и превосходным бизнесменом. От сигарного бизнеса он почти сразу стал получать в несколько раз больше, чем от своей концертной деятельности и сопутствующего творчества.

    " На себя намекает и проецирует ", - подумал я, посасывая сигару и пытаясь втянуть в себя дым. - " Нет, это не для наших морозных мест. Покуда наши мужики будут мусолить такую бомбонину, точно изматерятся и окочурятся. Нашим, всё-таки, способнее "Беломорканал" либо просто махорка в газетной самокрутке!"

   Но вслух похвалил и учтиво спросил, заметив висящие на стене два саксофона, определив по видимым размерам, что это альт и сопрано:

   - Великолепный табак! Я будто попал в Новый Орлеан...  А вы тоже...  с дочерью Людмилой ( подмывало сказать Луизой! ) вместе музицируете на саксофонах?

   Он артистично засмеялся, но смех его не был искусственным. Возможно, он уже давно врос в определённый образ, который стал его второй и главной натурой.

   - Нет. Ей такие инструменты кажутся слишком мужественными.

   - А вы подарите ей ... тенор... - предложил я, не совсем уверенный что такой тип саксофонов существует. Но он только покачал головой в ответ и сказал, что ей хватает флейты, а тенор ещё ниже альта. Самый высокий по тонам - это сопранино, по форме похожий на кларнет.

    - Это вы научили её играть на дудуке?

    - Скорее дед. Я возил её девочкой в Армению, когда она была на каникулах. Там мои родители. Живут в деревне у подножия Арагаца и не собираются никуда уезжать. Люсинэ нравилось вместе с моим отцом и стадом овец уходить в горы и, сидя на валуне, баловаться с его пастушьей дудкой. Дед заметил, что у неё есть способности, и развил их.

   - Способности генетические?

   - Возможно. Отец играет незамысловато, но с большим вкусом и чувством, а это самое главное для базового понимания. Остальное приходит со временем. Технику игры с импровизацией можно развивать до бесконечности.

   - Но вы предпочли саксофон?

   - Я после  окончания сельской школы жил и учился в Ереване, где молодёжь в те годы сходила с ума от джаза. Мы слушали разные заграничные пластинки, танцевали известные танцы, осуждаемые обществом, и вели модный тогда образ жизни. Ну и, естественно, меня потянуло самому играть соответствующую музыку. Правда, тогда это был тромбон. Мы с друзьями-единомышленниками даже организовали свой полуподпольный диксиленд и выступали за плату в самых разных местах.
   
   - А как вы попали в Сибирь?

   - Меня выгнали со второго курса строительного института за вопиющую неуспеваемость и аморальное поведение. Даже исключили из комсомола. Возвращаться в деревню было стыдно, и я упал на хвост знакомым вольным каменщикам, которые взяли меня с собой на заработки в Россию... - он стряхнул пепел в изысканно-красивую тяжёлую пепельницу из непонятного материала и качнулся грузным телом в кресле в сторону меня, сосредоточенно вглядываясь. - Однако, я смотрю, роли переменились. Хотел было допросить тебя кое о чём, но ты сам повёл первую скрипку. Ты всегда себя так ведёшь в диалогах?
 
   - Простите. Незнакомый человек всегда интересен.

   - Ничего. Мне нравится такого рода настырность. Любознание двигает человеком и не даёт ему скучать никогда... даже за решёткой.

   Он посмотрел на часы, а я невольно подумал, проникаясь в его последнюю фразу:

   " Карамба! Поди тоже отбывал срок, как и папа Number One. Колоритные у неё родители. Сплошные крёстные отцы..."

   - Однако, мне пора! - сказал армянский папа, поднимаясь и вновь широко улыбаясь улыбкой дочери. - Приятно было побеседовать.

   - А как же плов? Он почти готов!

   - Мне, к сожалению, некогда. Надо срочно ехать в Великие Луки. Там у нас возникла небольшая заминка с исполняемым заказом. Необходимо моё присутствие. Думаю, это ненадолго. Вернусь - продолжим общение. А пока... можешь прослушать мою фонотеку!

   Он сценическим жестом прочертил в воздухе рукой, продолжая зажимать между пальцев сигару, и показал на шкаф с множеством кассет и музыкальным центром в нише:

   - Есть и твой Синатра.

   Я не стал поправлять его, что я вообще-то битломан, а из песен Синатры кроме "Странников в ночи", сочинённых армянином Аво Увезяном, почти ничего и не знаю. Почему бы и не послушать сейчас добротный джаз, когда всё к этому располагает?

   - Спасибо, - сказал я, и вдруг неожиданно для самого себя, видимо, получив толчок от подсознания, где всегда имела место забота о хлебе насущном, спешно обратился к  моему уходящему собеседнику, уже стоящему на пороге. - Аванес Арамович! Мне бы хотелось попросить у вас временную работу, пока я в большом городе.

   - Молодец! - похвалил он меня. - Ты мне нравишься всё больше и больше. Но пока не стоит об этом думать. Отдыхай, как и положено гостю. А там - посмотрим!..

   Он мягко закрыл за собой дверь, причём только на защёлку.

    " Доверяет! " - подумал я было с теплом. Но тут же остудил себя. - " А может проверяет..."

   Я вернулся на кухню и, не открывая крышку казана, совсем отключил конфорку.

   Затем прошёл вновь в кабинет и вытащил из стопки аудиокассет первую же попавшуюся. На внешней стороне футляра был изображён седовласый человек, играющий на простенькой с виду дудочке, и надпись на армянском. Это было ново и занимательно. Решив, что это фото кровного деда Арсинои,  заинтригованный не на шутку, сунул аудиозапись в  большой кассетник с огромными колонками. Но слушать всё же посмел только через наушники, которые лежали рядом. Наполнять громкими звуками чужую квартиру-музей было как-то стеснительно.

   Удобно устроившись в более комфортном мягком кресле, на котором до этого сидел А.А., я вытянул ноги и положил их на подлокотник моего прежнего сидения. Удовлетворённый новым положением тела и санкционированной свободой действий, я закрыл глаза от удовольствия, нашарил левой рукой на столе пепельницу с исходящей ароматом сигарой и стал задумчиво её потягивать, поддерживая ещё не затухшую жизнь огня.

   Однако звучащая в наушниках музыка была настолько грустной, что вместо весёлой юной Арсинои, ёрзающей на тёплом, согретом южным солнцем валуне, мне настойчиво представлялась пятнадцатилетняя Вероника, заключённая в тюрьму за малоизвестные мне преступления.

   Я отгонял её образ, как уже неуместный, и усилием воли переключал воображение на Люсинэ - сияющую среди камней Армении, но неуступчивая Вероника вновь возвращалась на своё место.

   Моё внутреннее борение было прервано реальным появлением хозяйки квартиры. Она подтолкнула меня упругим бедром в чёрной блестящей лосине из странного, показавшегося мне прорезиненным, материала, сверкая глазами и волосами, пряди которых искрились от растаявшего снега.

   - Вот ты где! - смеялась она. - А я уж думала сбежал. Приготовил мне в утешение вкусную еду и убёг, как Подколесников!
   
   - Подколесин... - поправил я её. И добавил, опуская ноги. - А я думал о тебе.
Как ты с дедом пасёшь овец. Здорово он у тебя играет!
   
   - Кто?! Дед?.. Ну-ка, дай послушать!

   Она сорвала с меня наушники и надела их на свои аккуратные ушки в завитках волос, раскрасневшиеся от петербургского мозглого морозца.

   - Это Дживан Гаспарян. Саундтрек из "Последнего искушения Христа"... Мой дед никогда не записывался. Он играл только в горах. Для меня и прочих овец...

   - Такую музыку играют для себя и Бога, - нечаянно опроверг я её версию.

   Вместо ответа она похлопала меня в уже знакомой манере ладонями по щекам, а потом зачем-то закрыла мне ими уши. Я спросил, отрывая их:

   - А этот музыкант... Гаспарян... Тоже американец?

   - Почему тоже?

   - Фильм, я слышал, вроде бы там делали... Режиссёр с итальянской фамилией...
 
   - Мартин Скорсезе?.. Нет. Автор композиции живёт в Ереване. Профессор консерватории. Известный на весь мир своей игрой на дудуке. Странно, что ты его не знаешь.

   - Я знаю, что ничего не знаю. Невозможно, всё знать. А можно посмотреть фильм? У вас он наверняка есть!

   - Есть, но не про твою честь! - она засмеялась и вплотную прислонилась ко мне волнительной упругостью своего литого тела, опять захватив холодными пальцами мои уши. - У тебя и так мозги набекрень.  Тебе такое смотреть нельзя!..