Глава 10. Фотография - любовь моя

     Историю моей фотографической жизни, как и любую, можно поделить на условную карьеру и внутреннюю динамику этого занятия. Оно не было основным для меня, и мысли стать профессионалом никогда не возникало, но и потребность в нем была совершенно непреодолимой. В то время частые поездки, большой круг общения, запас сил позволяли развиваться и получать удовлетворение от улучшающегося результата. Много я снимала для себя, не ограничиваясь пейзажами, сочиняя натюрморты и безымянные композиции, делая портреты актёров и неизвестных людей,.

     Занятие фотографией требует оснащённой студии, а во времена, когда я начинала, - ещё и лаборатории для проявки и печати. Все это я импровизированно устраивала дома. Табуны приспособленных под штативы железяк наполняли шкаф, по углам громоздились сумки с галогенными лампами, за диваном - груды фонов, цветных фильтров и фольги. Чтобы печатать, чёрным сатином и одеялами занавешивались окно и балконная дверь. На более серьезное, настоящее оборудование, лайтбоксы и профессиональный фотоаппарат денег не было. Так сложился мой стиль «на коленке».

     Были в нем не только дефекты самодеятельности, но и преимущества, которые быстро сделали меня любимицей художественных редакторов самых разных изданий. Секрет был в том, что для меня фотография была не рутиной, а эмоциональным занятием. Каждая съемка была новым приключением. Я стремилась к яркому результату и откровенно приукрашивала жизнь. Целью моих портретов было представить каждого актера как звезду номер один во всем мире, а не «одного из нас, простого советского человека». Это противоречило бытовавшему у штатных фотографов подходу, установке и их обыденному настроению.

     Более того, как неофит я имела наглость не следовать элементарным техническим требованиям: нарушала цветовой баланс смесью освещения, позволяла себе контурную тень от лобовой вспышки, если хотела, - ставила свет с двух сторон, злоупотребляла светофильтрами, тогда как для печати требовали натуральности.

     Однажды в московском офисе голландского издательства, куда меня притащил по доброте известный московский фотограф, чтобы поспособствовать пристроить мои снимки, европейский редактор сказал:

     - Снимки хорошие, но когда вы со светом начнёте снимать? Вот тогда и поговорим.
     - А что у меня в темноте что ли снято? - спросила я после аудиенции у своего покровителя.
     - Он имел ввиду лайтбокс. Плёнка и так узкая, 35 мм. Не тянет на увеличение, снято на пределе с галогенками.

     Они были правы, но денег на лайтбокс не было. Причина была глубже: один лишь лайтбокс проблемы не решал. Для рисования светом необходима была целая система оборудования, которая, в свою очередь, требовала аренды студии, что означало окончательную смену рода занятий. На это я пойти не могла. Войти в свободную профессию, где доминировали мужчины, - высоко конкурентную, требующую не только моральных, но и физических сил было невозможно без поддержки. Ее у меня не было.

     Так и продолжила я свои самодеятельные опыты в эпоху доцифровой фотографии. Вероятно, они отвечали запросу, потому что выходили одна за другой публикации, а телефон часто звенел, что означало новые предложения.

     Работа над портретом складывалась из заранее сочиненной темы, беготни по магазинам в поисках нужных материалов, изготовления фона (иногда достаточно сложного), подбора или сочинения костюма. Затем следовали грим и прическа, которые я делала тоже сама. И лишь затем начиналась установка света, поиск ракурса и охота на нужное выражение глаз.

     Не один раз съемка моя заканчивалась блэк-аутом во всем доме, оплывшими розетками и приездом аварийки, когда приходилось со страхом затаиваться, ожидая возмездия. Однажды, при съемке Ларисы Белогуровой, вспыхнул от прибора тканевый белый рассеиватель. Пожар удалось сразу же потушить, а знакомые киношники пришли на помощь: достали со студии ткань из стекловолокна, которой пользуются операторы.

     С кино в те годы мои пересечения были наиболее частыми. Кроме огромного количества снятых портретов звёзд и начинающих актёров, режиссёров, приходилось бывать на студиях в Москве и Питере. На рабочем месте, за рабочим столом я снимала Приемыхова,  готовящегося запуститься на Ленфильме. На студии шла работа над «Собачьим сердцем», поэтому мой аппарат запечатлел Евгения Евстегнеева и Владимира Толоконникова в гриме и сурового режиссера-постановщика Владимира Бортко

     На той же студии я организовала съемку меховой коллекции для итальянцев. Они с удовольствием забрались в реквизиторский цех и выкопали старинную гармонь. Украшением серии, снятой на фоне кино-павильонов, прожекторов и операторских тележек, стал кадр с томной европейской моделью, уронившей цветастую гармонь на полы собольего манто.  Но автором была не я, а хулиганистый фотограф-англичанин.

     На Ленфильм меня отправил однажды журнал «Советский фильм» - снять обложку и иллюстрации в связи с выходом первого советского ужастика «Господин оформитель». Фильм этот приводил меня в восторг. С режиссёром Олегом Тепцовым мы уже встречались во время итальянской съемки, поэтому взяв три дня отгула, я радостно полетела в заснеженный Питер. Ленфильм гостеприимно предложил в помощь группу осветителей, транспорт, договорился с клубом «Маяк», где находился уже известный мне и часто снимаемый золотой интерьер Восточной гостиной. Актрису Аню Демьяненко загримировали и одели, превратив улыбчивую школьницу в зловещую главную героиню.

     Выгрузившись на месте съемки, я поняла, что должна командовать группой, как режиссёр. Они ждали указаний: куда поставить прожектора, какие использовать фильтры. Все было новым и непривычным, я не знала мощности и возможностей приборов. Возня с ними не давала времени выбрать точку съемки, ракурс, подумать об идее. По привычке я вцепилась в огромный прожектор, чтобы переместить его, и с воем отпрянула, обжегшись о раскалённый штатив.

     - Да вы скажите куда, - мы сделаем, - с осуждением сказал старший осветитель.

Я подчинилась, и внутренне перекрестившись, начала строить кадр.

     Интригой доцифровой фотографии было то, что результат съемки обнаруживался спустя время, после проявки, когда уже ничего изменить было нельзя. Это создавало страшное эмоциональное напряжение и завершалось то ликованием, то трагедией, то разочарованием.

     Так, наблюдая жизнь уже семь десятилетий, я вижу, что многие ее стороны потеряли источник эмоций в результате прогресса. Добытое трудом, терпением ожидания, труднодоступное  стало  обыденным  и  банальным.   Музыка,   изображение, коммуникация...

     Съемка с ленфильмовской киногруппой удалась. Разнообразными вышли и портреты Олега Тепцова: мы отправились с ним на прогулку по Питеру, и время от времени останавливались, чтобы сделать снимок, передающий одновременно характер человека и города, сформировавшего музыканта, ставшего режиссёром, экранизировавшего произведение моего культового писателя. Режиссера, создавшего этот изысканный фильм, в сотрудничестве с гениальным композитором Сергеем Курехиным и не менее гениальным сценаристом Юрием Арабовым.

     Прошло несколько месяцев, снимки были опубликованы в нескольких журналах. Стоял жаркий июль. Я шла по Невскому, навстречу низкому вечернему солнцу, золотым контуром обводившему головы встречных прохожих. Словно во сне, из толпы затенённых контровым светом лиц выделились три знакомых. Они приближались ко мне в солнечных нимбах, как неземные посланцы. Лица были мрачны и неподвижны. Мы поравнялись и на секунду остановились, чтобы обменяться приветствиями.

     - Вы просто как Маркс Энгельс и Ленин, - воскликнула я.

Хитро улыбнувшись, трио классиков продолжило свой путь: Олег Тепцов, Юрий Арабов и Сергей Курехин.

     Однажды меня пригласили в Вильнюс. У нас к тому времени сложились дружеские отношения с журналом «Кинас». Художественный редактор журнала заинтересовал меня возможностью съемки литовских звезд, а журнал хотел получить мои снимки, потому что столичные фотографы к ним не заглядывали. Я отправилась в Вильнюс на выходные, воспользовавшись на одну ночёвку гостеприимством семьи главного редактора.

     Проведённое там время оказалось чрезвычайно насыщенным. Два удавшихся вильнюсских городских пейзажа составляют мой золотой фонд. Подтверждением признания со временем явилось то, что композицию одного из этих снимков украли борзые авторы сериальных титров: по наивности я публиковала тогда на своём сайте лучшие снимки.

     В два дня вписалась съемка Донатаса Баниониса на открытой съемочной площадке, прогулка по городу и портрет Ромаса Романаускаса, который показал мне дом, где родился, и отреставрированные улочки старого Вильнюса.

     Самой интересной оказалась встреча с Ингеборгой Бапкунайте. Мы были уже знакомы, потому что в Москве сделали за пару встреч обширную серию фотографий. Я считала ее идеально фотогеничной, потому что отсева брака с неудачным поворотом, закрытыми глазами, - того, что неизбежно при съемке, - в ее случае вовсе не было. Ингеборга идеально «держала картинку», что означает абсолютно безотходный выход пригодных для печати фото.  Интересным было и то, что на съемках она увлечённо и пластично выполняла любую задачу: танцевала в необъятной чёрной юбке-клёш, играла парижского Гавроша, стремительно выбегала из старинной арки родного вильнюсского двора, скакала, едва не падая, по камушкам соседнего пруда. На задворках ее родного драмтеатра мы обнаружили живописную свалку огромных белых сценических скульптур. Хрупкая Ингеборга совсем потерялась среди них, но кадр вышел необычным и таинственным.

     Субботним вечером я увидела, как тысячи людей безмолвными ручейками двигались среди деревьев к неведомой цели. Мне объяснили, что люди идут на сходку, где будет митинг за свободу Литвы. Видя, как они заряжены страстью, я искренне желала им удачи и вернулась  из поездки, увешанная прибалтийскими флажками. Спустя некоторое время, когда радио вело прямой репортаж об атаке на вильнюсскую телевизионную башню, я плакала, сочувствуя литовцам.

     Прошли годы, и меня поразило, что жители спешно покинули свою освобожденную страну, что они бежали в более комфортные и богатые страны. Население этой уютной страны почему-то сократилось на четверть, и даже талантливая Ингеборга стала сниматься в англосаксонских странах, вышла замуж за англичанина и поселилась в Лондоне. Правда, потом она все же стала почти москвичкой, но вопрос остался.

     Год за годом я снимала практически ежедневно, что держало меня в хорошей форме: нарабатывался автоматизм во владении фотоаппаратом, как вырабатывается навык вождения автомобиля.  Совершенно изменился взгляд на окружающее: он постоянно выкраивал из него возможный снимок, отсекая лишнее, высчитывая точку съемки, определяя подходящее время суток.

     Отношения мои с профессиональными фотографами складывались великолепно: те, с кем я была знакома лично, относились ко мне заботливо, помогали советами, связями с лабораториями. Их удивлял мой совершенно для них непривычный подход к фотографии, они честно восхищались или критиковали, но без малейших признаков ревности.

     Иначе обстояло дело с штатными фотографами журналов, которые никогда не видели меня лично, но на дух не принимали моих снимков. На заседаниях редколлегий происходили шумные баталии, отзвуки которых иногда докатывались в пересказе и удивляли меня.

     Запомнилось, что однажды в командировке в Питере я увидела афишу концерта Александра Филиппенко. Его портреты мне уже случалось снимать, поэтому я с интересом отправилась на концерт, а после него узнала, что в пригородных дворцах идут съемки фильма, где актёр играет роль Павла Первого. Загоревшись возможностью интересной натуры, я поехала в Павловск, где в промежутках между съемками удалось сделать прекрасный портрет актера в роли, идущим царственной походкой по аллее парка. Он действительно был полностью погружён в личность монарха, жесты его и интонации были в той эпохе. День был лучезарный, что сделало снимок особенно эмоциональным.

     Именно этот снимок был предложен редактором в качестве вертикального портрета в рост на разворот журнала «Советский экран». На редколлегии случилась смертельная битва, но портрет вышел.  К моему большому сожалению, я потеряла этот номер журнала.

     Со временем во мне развился внутренний прибор, который во время съемки срабатывал в то мгновение, когда кадр сложился.  Именно в эту долю секунды, - ни раньше, ни позже, - внутренний голос говорил: «Есть!» Подойти к этому щелчку попадания удавалось не всегда, но случались и моменты восторга, когда точность кадра начинала выстреливать, не прекращаясь.

     История традиционной фотографии, в конец которой, предсказанный одним из знакомых профессионалов, я не могла поверить, все же пришла к завершению. Она почти совпала с концом Советского Союза и его прессы. В годы смуты, новых приключений в сомнительных СП и оказавшись вольным переводчиком, я все же продолжала снимать, - уже больше для себя, но случались и заказы.  Иногда происходили  анекдотичные детективы.

     Совместно с профессиональным коллегой мы выполнили заказ некоего кооператива. Заказчики, посмотрев материал, недовольно скривились. Мы не спорили, не требуя оплаты и оставили материал у себя, зная, что он без труда может быть продан другим клиентам. Заказчики, видимо, блефовали, рассчитывая сбить цену. Они устроили решающую встречу, куда я должна была одна принести материал (коллега-фотограф был занят на съемке). В ходе переговоров они попытались просто выхватить конверт. Мне помогла реакция, и оставалось только сесть на него, объявив жесткий отказ. Спасла публичная обстановка: кооператоры не решились применить ко мне силу.

     Вторая схожая ситуация с заказчиками-кооператорами вскоре случилась уже со мной, без участия коллег. Я сняла самодельную модную коллекцию новоявленных бизнесменов на двух красивейших актрисах того времени. Работа была сделана с вдохновением и была вполне достойной, но кооператив ждал чего-то своего и отказался выкупить заказ.  По счастью,  обошлось без нападений, но сложилась тенденция: кооператоры оказались людьми ненадежными.

     Последним большим фотографическим периодом я считаю своё хождение в бизнес с середины девяностых,  закончившееся в конце первого десятилетия  нового века. Тема бизнеса, мода,  располагала к тому виду съёмок, который я любила больше всего. Возможно фирма вполне могла обойтись без этого, но я - нет. Для меня это было одним из условий, на которых я согласилась продаться вульгарному делу торговли.

     Первые опыты были ещё с традиционными негативами, но доставили несказанное удовольствие абсолютной свободой поиска. Снимала я чаще всего на натуре, выискивая экзотические советские скульптуры, байкерские клубы, живописные набережные. В то время я предполагала, что смогу продолжить свою фотографическую карьеру. Для этого я сделала собственный сайт со специально разработанным стильным дизайном. На нем для информации были опубликованы  лучшие работы разных жанров.  Я стала ждать звонков от заказчиков.

     Велико же было мое удивление, когда,  вместо заказов,  я увидела развешанные по городу биллборды нового издания «Газета», где была нагло содрана композиция моего снимка.  Случаи краж идеи и композиции начали множиться. Проанализировав данные посещаемости сайта, я пришла к выводу, что этим занимались люди, знавшие меня и мои работы. Законом я как автор не была защищена. Когда накопился десяток случаев, я убила сайт. Заказчики так и не появились.

     Мой первый цифровой Кэнон был слабеньким, без выбора оптики, но позволил снять в изумительном качестве Сицилию, хотя в основном это объясняется фотогеничным светом на прекрасном острове. Привыкнуть к цифре мне было сложно: она казалась мне бездушной и не гибкой. О Фотошопе речь поначалу не шла, но когда он возник, то не заманил меня в дебри фэнтези. Окончательно примирил меня с цифровой эпохой Кэнон ЕОС 20Д.  Он давал возможность делать снимки того уровня, к которому я стремилась.
К этому времени Фотошоп оказался незаменимым, чтобы сочинять художественные обложки для DVD моих фильмов. Занятие было абсолютно некоммерческим, но приносило удовлетворение.

     Иногда, правда, поступали косвенные подтверждения успеха. На работе стены были декорированы моими снимками в рамках. Однажды посетительница, вцепившись в большой вертикальный постер, захотела во что бы то ни стало купить его. О цене она даже не торговалась и радостная погрузила громоздкую покупку в машину. Украденную идею соседнего постера я обнаружила в каком-то рекламном объявлении в журнале Аэрофлота, который листала в полёте.

     В эти годы уже пришло новое поколение фотографов, поэтому рассчитывать на продолжение карьеры было бы безумием. Постепенно угасли надежда и горение. Стали неподъемными кофр и штативы.   Айфон начал служить подручным средством, чтобы щелкнуть по старой привычке выхваченный взглядом кадр.
И лишь во сне являются безумной красоты панорамы с ускользающим лучом солнца, я лихорадочно ищу фотоаппарат, чтобы запечатлеть чудо, но никогда не нахожу его.
     Продолжение: http://www.proza.ru/2018/04/17/2188

     Фото: Г.Коревых - (макет обложки)