Вега

На подоконнике стоял высокий брюнет и возле освящённой
форточки помахивал полотенцем, надетым на руку. Он раскачивался из стороны в сторону и что-то при этом приговаривал. Прохожие в недоумении останавливались.Как никак : аспирантское общежитие. Впрочем, ни чем не лучше, чем студенческая
общага. То концерты под гитару из него доносятся. То соберутся  домочадцы общаги  на крыше смотреть футбольный матч . Республиканский стадион с  высоты просматривался  как на ладони, и хоровой возглас басом «Гол!!!»
будоражил всю округу… А ещё , говорят, что аспиранты – будущие учёные…


-Папа, ты напрасно в тряпочку луну ловишь, это солнце
горячее, а луна холодная. Она раньше была солнцем, а потом остыла, как бабушкин
пирожок, который  мне не разрешили съесть
сразу.


- Ну, даа. А вдруг обожгусь. И не жалко тебе будет папу?
Вот, вот она! -  полотенце с размаху ,
как сачок, накрывало луну, а очередная ложка творогу незамедлительно попадала в
открытый от изумления рот. Мама не была настроена столь игриво, но знала наверняка,
что во время простуды отвлекающая терапия – самое то, чтобы воспрянуть духом и
подкрепить силы. 


--Папа, папа, смотри! Луна похожа на золотую ложку…


-А где же ручка? – не понял папа.


-Так ты её держишь в тряпочке и кормишь творогом звёзды.


- Это снегом, что ли? – догадался папа. - Ты сама-то свою
порцию съела? А то, смотри, не доешь – не вырастишь.


Викуся любила высоту с детства, а потом и глубину полюбила.
Ведь глубина – это ни что иное, как высь , увиденная в форточку, или высь в
зеркале, перевёрнутая вверх тормашками.
Викуся тоже любила заглядывать в зеркало, чтобы выяснить:  мамина помада на губах ярче, чем сорванная
тайком и съеденная клубника, и насколько она взрослее, надев мамины туфли на шпильках и став выше аж на две ладошки…


Выше, выше вздымаются  пометки на дверях, сверяющие Викусин рост. Они тоже наполняют её решительностью.  Когда
переходишь перекрёсток, на котором нарисованы точно такие полоски, держа маму за руку, то даже машины от удивления останавливаются. Видят, какая ты взрослая. И ты подмигиваешь зелёному глазу светофора.  Ведь мы со светофором знаем, что  придёт весна, и мир тоже станет зелёным.  В так называемом вьетнамском саду, рядом с общагой, не останется ни одного дерева, которое ты не испробуешь на ощупь: можно ли на него залезть, а если тебе это удастся, то можно показать оттуда забияке Мишке язык, чтобы он это увидел и пригрозил: «Ничего, спустишься – я тебе покажу…»?  Пусть видят все, что высота и ты -  не разлей вода. 


По листьям, что фейерверком раскинули свой зелёный салют,
наперегонки пустились вскачь солнечные зайчики. Викуся вздрогнула от неожиданности и глянула вниз. Незнакомый мальчуган, явно не из их общаговского  двора,  таращил на неё глаза.  Он был одет с иголочки. Щегольская в клеточку
рубашка не была разодрана об колючки и коряги.  Его коленки не были  подбиты и на руках – ни единой царапины.


- Ты что, Маугли?
Здесь не джунгли, а ты сидишь на дереве, - заметил он, продолжая
разглядывать Викусю.


- А ты что заблудился? Шёл  к себе домой и в джунгли завернул? Смотри, как бы тебя родители не заругали…  - и добавила, - кстати, а ты кто? Раньше тебя вообще тут не было, - не переставая болтать ногами с насиженной ветки, как бы вскользь, поинтересовалась Викуся.


- Я – Андрей. Мы только вчера переехали сюда. Слазь. На
месте познакомимся. Тебя как звать?


--Я – Вега, - почему-то сделав лицо значительным,  выпалила сверху Викуся, которая недавно узнала от мамы, что есть такая звезда влюблённых и поэтов и решила поразить незнакомца
своей загадочностью.


-- Звёзд днём не бывает, а сидящих на дереве и кривляющихся,
тем более.


-- А ты садись рядом, и я тебе докажу, что бывает, -
великодушно предложила Викуся, пропустив мимо ушей язвительную часть реплики.


Почему-то их сразу объединила высота. Сверху неприятное,
мелкое не бросается в глаза. Зато как на серебряном блюдечке, по которому катится наливное яблочко солнца, проступают новые очертания города. Мамочки, выведшие на прогулку своих деток,   
напоминают  синичек, опекающих своих птенцов.  Апрель растормошил ароматы, побеги на клумбах. Яблони и те будто прислонились к млечному пути, отчего стали белыми.  На них так и
остались отпечатки звёзд.


- А ведь тётя мне так и не поверила, когда я ей сказала, что
у неё спина белая, - вспомнила Викуся. Первое апреля для неё был самым заманчивым днём в году, когда, не боясь прослыть врушей, можно было фантазировать.


Они потом, Андрей и Вега, часто забирались на  ветки деревьев, крыши,  каменные возвышенности, уступы стенок и
развалы кирпичей.  А звёзды днём даже
виднее. Просто  при их свете из невидимой
ещё взгляду ночи обыденные вещи  обретают
новый цвет, запах и даже смысл.


- Ветка, как маленькая планета, населённая нами.  Сверху небо, на нём колышутся другие планеты
и облака.  Мы обязательно спустимся вниз.
Иначе как мы попадём обратно в свой дом?


- А потом мы будем сюда возвращаться, - подхватил Андрей, -
И даже если меня не будет рядом, ты знай, я гляжу вверх и вспоминаю тебя –
звезду поэтов и, как ты сказала, влюблённых. Просто надо смотреть на неё такими
же глазами…


- Влюблёнными, - пояснила Вега-Викуся серьёзно.


Папа Андрея тоже был аспирантом. Но среди болельщиков  на крыше общаги его никто не заприметил. Он
не принимал участие в кухонных застольях под гитару. И вообще с утра
отправлялся в читальный зал библиотеки писать диссертацию и оттуда, как снег,
который минул водообразное состояние, испарился. Говорят, он повстречал там
студентку, по которой сначала сох, а потом просто поменял место жительства.  Его жену с шестилетним сыном не стали
выдворять из аспирантского общажития. Напротив, пытались всячески окружить
вниманием.  А на что оно им? Мама Андрея
решила оградить сына от несуразностей окружающего мира музыкой, вручила  ему скрипку. Андрею полагалось раза три в
неделю пересекать с ней двор, отправляясь на музыку  к педагогу и обратно. Ноты, извлекаемые  смычком, походили на ступеньки. Которые тоже
влекли ввысь.


-- А давай втащим твой инструмент вверх, - пришла как-то в
голову Веги идея, которую она нетерпеливо огласила сверху, когда Андрей очередной
раз шагал по двору,  помахивая  футляром  со скрипкой.


- Это ещё зачем? – не понял он.


-  Ты будешь играть
мне свою санату, я буду удерживать вас со скрипкой, а слушатели внизу будут
думать, что это прорезался голос у дерева. Забавно, правда?


Это был занимательный концерт.  Даже мама Андрея, выглянув из окна, улыбнулась: растёт сын.  А это выросла музыка. Она стала вровень с веткой дерева, на которой примостились скрипач и
его удивлённая слушателя. Ноты, извлекаемые из скрипки смычком, тоже были на удивление высоки. Они походили на невидимые ступеньки в небо. Каждая окликала нежность, радость и массу ещё других непонятных чувств. Их – то на звезде Вега, наверняка, испытали уже её обитатели


И потом, спустя пять лет, когда Андрей и Викуся целовались
на крыше дома, то  отлично понимали, что с крыши им ближе до звёзд, и поэтому поцелуи на крыше пахнут юным апрелем . Их
не покидало убеждение,  что вся жизнь – это планета поэтов и как их там…


- А был ли мальчик, а, может,  мальчика никакого и не было? Просто мама перед сном прочитала Викусе  сказку?


-Я здесь, подними голову, - окликнул её такой родной незнакомый голос. Луна, наконец-то пойманная в зелёное полотенце лиственных
крон, поблёскивая из него, уверяла: Любая сказка имеет продолжение. Любая мечта  - свою рифму.  Нельзя оседлать ветку, но можно обжить планету. И тогда уродливые пристройки не заслонят небо, и дерево, пустившее в небо корни, не даст себя спилить. На крыше общаги больше не собираются болельщики, чтобы посмотреть футбольный матч, потому, что и стадиона того
больше нет, как и нет больше Вьетнамского садика.  Но есть где-то планета поэтов, влюблённых и…конечно, музыкантов. И даже если её уже нет, то её свет ещё долго будет настигать и будоражить землю.


 Всё-таки поцелуй на губах вкуснее клубники и горит жарче маминой губной помады. Правда, Андрей?


Они встретились вновь так же неожиданно,  как и в первый раз. «Вега!», - изумлённо воскликнул Андрей, когда она, сидя в парке под раскидистой ивой измеряла взглядом расстояние от земли до самой раскидистой  ветки.  Высь, точно кувыркнулась через голову и кубарем скатилась по кроне к ним в объятия. Они вдвоём с разных сторон, как ребёнка, подхватили её на руки, запеленали поцелуями. Это была их, родная , близкая с детства высь. Хорошо быть  Маугли в родном городе!