24. Тайна как чудо поэзии и искусства

Тайна как чудо поэзии и искусства. Неопределенность. Нелинейность.

Стоило бы задать вопрос:
– Почему люди хотят жить вечно? И почему великие поэты живут в нашей памяти тоже вечно, демонстрируя чудо духовного бессмертия:
«И славен буду я, доколь в подлунном мире
жив будет хоть один пиит»?
Вечность – есть бесконечность, «доколь жив будет». Что же такое эта вечность  – бесконечность?
 «И почему её обожествляют люди?» // Сосуд она, в котором пустота//, или огонь, мерцающий в сосуде?
Правда, тут речь о красоте, но ведь в том числе о духовной, то есть, и о поэзии. Ответа на вопрос, что есть красота, Заболоцкий не дал, оставив дилемму «или – или». Или сосуд (форма), или огонь (содержание). Осталась двойственность, неопределённость, загадка, тайна. Или, говоря языком науки, неопределённость как неоднозначность, нелинейность. Нелинейность и линейность – это неоднозначность и однозначность. Для простоты – одна прямая трамвайная линия без развилок – линейность, с развилками –нелинейностъ. Во втором случае трамвай имеет минимум два выбора маршрута, т.е. относительную свободу, куда его поведёт вожатый: или – или. Либо сработает стрелка перевода. При большем числе разных путей и стрелок нелинейность (тайна выбора информации) соответственно растёт.
Поэзия эмоциональна, неопределённа, как и сами эмоции, то есть нелинейна в нужной пропорции с определённостью, иначе получился бы полный хаос, 100 % нелинейность. Да и любят одни люди других, как правило, просто так, «ни за что», – «любят и всё» (отстаньте!).  Интуитивно, неопределённо, нелинейно, т.е. эмоционально, инстинктивно, подсознательно.
«Мне говорят: он маленького роста», «А он мне нравится, нравится, нравится» и т.п. Попр;сите определить – чем, станут в тупик. «Нравится» и всё. «Отвяжитесь!» Чудо.
Неопределённость – Тайна. Заворожённость. А потому и будет мил  обыкновенный крокодил, превращённый на время в ангела иллюзиями и воображением. Только в жизни ангелы что-то редко попадаются. Зато «чудес» поначалу (до выяснения ХУ ИЗ ХУ) выше крыши. Это общий механизм человеческого подсознания, которым пользуется искусство, не исключая и поэзию. Хочешь привлечь, понравиться, заворожить, создать чудо, тайну, добавь эмоциональной неопределённости, нелинейности, заворожи загадкой, привлеки ею: ведь она не обыденность, не быт, не пошлость! Обещает необыкновенное, новое, свет в туннеле.
Другое дело, что обещанное исполняется чрезвычайно редко, но ведь обыденность уже вообще ничего не обещает! Показали дитяти конфетку, поманили марионетку, на этом и основан обман природы в любви: воображение, подогретое нелинейностью, рисует прекрасный призрак желаемого на месте неизвестного пока (за исключением поверхности) реального. Типовая лакировка действительности, и уж тут для болванящей няни души полный простор. На этом поэзия о любви стоит, описывая нелинейность, таинственность ощущений и чувств, прекрасных иллюзий и редчайше говоря что-то линейное, определённое о самих объектах и субъектах страсти (объект – тело, субъект – иллюзия).
Но, поскольку «основной инстинкт» обладает громадной подсознательной силой не только в любви, но, попутно, почти во всём, то притягательность тайны универсальна.
Почему Эйнштейн и выразился о таинственности мира, что «Изучение его манило, как освобождение». Раскидывая свои щупальца на любовь, спрут подсознания раскидывает их на всё, и любое искусство, включая поэзию, должно включить в себя эмоцию, неопределённость, нелинейность, чтобы стать притягательным. И становится: «Честь безумцу, который навеет//человечеству сон золотой». Но ведь и красоту навеет. И высокие чувства – тоже. Это у пошляков всё всегда ниже пояса. Так они до понимания поэзии и не дорастают. А настоящая поэзия, великая, тянет людей от этого «ниже», от животности вверх, просветляет, облагораживает. И становится среди голой пустыни обыденности романтикой, выходом к небу, звёздам, чуду, делает человека, любящего её, чище, лучше, сострадательнее, спасает. И низкий ей поклон за её вечно человечную прекрасную тайну чуда восхождения духа. И быть на земле поэтом хотя и адски тяжелое, но далеко не самое плохое занятие. Даже если она говорит людям жестокую правду вместо «сна золотого».