Офанимы. Хроника Каши и Акаши

Когда те, кто, прибыв на Землю и избрав для себя питание сознанием органических существ, утратили способность воспринимать мыслеобразы друг друга, они вынуждены были заговорить, придумали условный язык и назвали этот тип питания КАШ, а органическую пищу – КАША.
Перестав ощущать единство всех форм сознания всех миров, они начали подразделять органические существа Земли на страты, классы, виды, подвиды.
Так стала возникать дистанция, искусственно возводимый барьер между ими и теми, кем они питались.
Некоторые еще помнили, что пришли сюда со звёзд.
Чтобы еще более оправдать себя, многие стали убеждать себя в том, что они как пришельцы – венец земной природы.
*
Но по-прежнему существовали те, кто вел обычный образ жизни.
Те, кто питался невидимыми и мельчайшими, далее неделимыми и всюду присутствующими, свободными и несвязанными частицами живого сознания. Дхармами.
Чтобы подчеркнуть это, таких существ много позже органические люди-«каш» назвали АКАШ.
Их скрытое от органических очей всюдубытие получило название Хроника акаши. 
В АКАШ не было ни любопытства, ни желания изведать нечто иное.
Их не интересовали органические тела.
Они не стремились войти в них и познать те ощущения и вкусы, которые были присущи органическим формам сознания, твари земной, как их назвали много позже.
Осознавая и себя, и все мироздание в целом, они бесстрастно излучали свой незримый свет, обращаясь в самих себе подобно колёсам.
Их тонкие тела не ведали о размерах.
Они могли уместиться и в позитрон, и охватить собою кластер галактик.
Им было безразлично, куда их смещает то или иное поле, хотя им не представляло труда выйти за пределы воздействия любых полей.
Незримые маяки вселенной, они были столпами и путеводными огнями миров.
Много времени спустя для этого типа существ люди найдут уже не совсем понятные и им самим  именования – сознание невоплощенного святого, архата, будды.
Некоторые из них прилепились к Земле.
Так пчела садится на цветок. Они примагнитились к Земле и дали ей носить себя.
При желании они могли бы заглянуть в будущее планеты и соотнести себя с ним.
Но им не было нужды и в этом.
Они просто светились – здесь. Просто вращали свои незримые колёса.
Духовидцы из греков так прямо и именовали их – офанимами.
Упоминание о них дошло до наших дней в греческом переводе Библии.
*
Тем временем органическое питание постепенно поставило пришельцев на Землю на один уровень с их пищей.
Ведь мы – то-что-мы-едим.
Мясоеды начали питаться и друг другом.
Они сами стали пищей, КАШ, КАШЕЙ.
Они как мошкара толклись под ногами гигантов-офанимов, которых не видели их телесные очи.
А духовные очи их тонких тел закрылись, загрубленные пищей.
Карма планеты привязала их к органическим телам, сделала невозможным свободный выход из тела.
Там, где колесо офанима поднимало поток сознания ввысь от поверхности земли, они стали устраивать кладбища, хоронить материальные оболочки тех, чье сознание их карма выбрасывала из физических тел.
Там же, где колесо офанима опускало поток сознания к поверхности земли, стали устраивать места подзарядки тонкой энергией.
Их называли очаги, святые места, святилища, молельные дома, кумирни, храмы, дзонги, дацаны, церкви, мечети.   
В этих местах поток тонкого сознания офанима омывал кокон светом и хотя бы частично снимал муть с кокона, очищая ауру.
*
Одно из мест ниспадания потока в давние-давние времена нашел юноша-пастух.
Он, как и все мы теперь, знать не знал об офанимах.
Бродя со стадом по полям и лугам, он случайно нашел место, где особенно певуче пела его свирель, где мелодии сами приходили к нему одна за другой, а пальцы двигались так легко, будто ими водил искусный многознающий свирельщик.
В этом месте сознание, само о том не ведая, легко дотягивалось до хроники Акаши.
А в ней заключены все мелодии миров и все умения по созданию этих мелодий.
*
Не один юноша открыл это место.
Офаним обосновался здесь в незапамятные времена детства Земли.
Близлежащие слои планетарного сознания, которые мы-нынешние видим как почву и песок, глину и камень, потянулись к нему, приластились – и с течением тысячелетий образовали холм.
Земля здесь тянулась навстречу потоку незримого света – так возникало то, что мы сейчас именуем рельефом местности. 
Холм этот в одночасье притянул к себе непростое древесное семечко, легкую крыльчатку.
Чуткое к токам земной праны, путешествуя в воздушной среде, оно ощутило сродственные ему вибрации, спланировало на холм и спряталось в складках почвы, среди буйных, полных жизненной силы трав.
 Из семечка выросло колоссальное дерево, патриарх древесной жизни.
Под этим деревом, под его кроной юноша-пастух наигрывал пришедшие к нему мелодии Акаши, и дерево внимало ему, добавляя свои, не слышные уху вибрации и гармонии.
Он не знал, что вся вселенная слушает его.
Что такие вот мелодии и есть гармониеладность или соборность – как выражение единства, единения всего-что-бывает и что есть.
Ведь каждое наше слово, мысль и чувство видны и слышны всем существам всех вселенных.
*
Непростые деревья живут долго – многие тысячи наших лет.
Юноша-пастух стал стариком и давно расстался с телом, давно получил новое, лучшее воплощение на другой планете, а дерево на холме всё росло и росло.
Под его колоссальной кроной на вершине холма сами по себе появились огромные валуны.
Они всплыли из земли.
Когда-то их долго обкатывал ледник, а потом приманила к себе мягкая, уступающая их весу плоть планеты, поглотившая их и увлекшая в свою глубину.
Теперь же они всплывали из земной толщи на поверхность.
Они услышали зов, хоть и не было никакого зова.
Родное тянется к родному, вот и всё.
Во всех вселенных не найдется ничего и никого, что было бы хоть чему-то или кому-то чуждо.
И всё же, чтобы петь в унисон, лучше всего находиться рядом.
Появился офаним – и их притянул к себе поток.
*
Покуда человек чист, не надобны ему места нисхождений потоков офанимов.
Он сам – такое место.
И холм с деревом долгие тысячелетия оставался пустым от людей.
Ведь люди не сразу стали такими, какие они сейчас.
Многие из пришедших на Землю долго хранили чистоту.
Наконец древо одряхлело, но окрест поднялась сначала поросль, потом целая роща таких же великанов заменила ушедшего праотца-праматерь.
*
Вокруг стали селиться люди – но не на самом холме.
Людям с чистым сознанием холм был ни к чему.
Они сами были таким ходячим холмом.
А люди с мутным сознанием не могли долго находиться здесь.
Для них хрустальный звон чистоты невыносим и жжет как огонь.
Вот почему всегда находились те, кто рубил священные деревья и уничтожал храмы.
*
На холме сложила себе хижину и долго жила женщина-ясновидящая.
Она лечила многие болезни, но не все.
Она могла предсказывать будущее, но редко говорила о нем.
Она ясно видела прошлое, но не пугала людей рассказами о том, что они утратили и растеряли.
Она учила жить в мире и гармонии с окружающими людей живыми существами, имеющими форму утренних туманов и прибрежных камней, луговых растений и лесных животных, но мало кто прислушивался к ней. Еще меньше было тех, кто был способен следовать ее урокам.
Ее ученицы и ученики, сменяя друг друга, долгие века преемственно жили на холме на том же месте.
Во время одного из набегов воинственных племён ее ученики были убиты, а хижина сгорела.
Традиция прервалась.
Некоторое врем спустя на месте уцелевшего очага ее хижины, сложенного из дикого камня, возвели алтарь, устроили святилище, затем молельню из дерева, потом небольшой храм из камня, и наконец, был возведен огромный собор, построенный на века.
Одна религия сменяла другую.
Храм переходил из рук в руки, и один конфессиональный символ на коньке его кровли и маковке купола сменялся другим.
Росписи на стенах появлялись и  счищались, закрывались штукатуркой и копотью, наносились, уничтожались и поновлялись вновь и вновь.
Кувшины-голосовики чутко ловили то молитвы, то проклятия на разных языках, сменяющих друг друга.
Людям конфессии казалось важным, какой символ осеняет храм и какой язык звучит в его стенах. 
Людям конфессии казалось важным, какие изображения нанесены на стены, какие именно обряды и в каком порядке совершаются здесь.
Но всё так же  офаним вращал свое колесо, колесо своих внутренних энергий, и на землю в этом месте ниспадал поток чистейшего, светлого сознания.
*
Но вот силу взяли те, кого тонкие энергии жгут как огонь.
Они вырубили окружающие рощи и вытоптали траву, превратив землю в пустыню.
Пытались разрушить и храм, думая, что жгущая их души чистота исходит именно от него, но не смогли одолеть крепких стен.
Тогда превратили его в конюшню, потом в дом терпимости, общежитие, клуб, библиотеку, склад, коровник,  гараж,  мехдвор, тир, забегаловку для приезжих, спортзал, кинотеатр, пивнушку, торговую точку, торгующую всевозможным КАШем.
В последние времена в притворе храма, у самого входа сидела гадалка.
Она умело предсказывала будущее, а за небольшую мзду наводила порчу и возвращала любимых.
Затем храм долго пустовал.
В нем гнездились голуби.
В его гулком жерле щёлкали синицы и переливалось курлыканье горлинок.
На крыше поднялись кусты, затем осмелели и деревца.
Молодая поросль со всех сторон подступила к стенам храма снаружи, как бы пытаясь поддержать его и защитить собою.
*
Наконец пустующий храм отдали военным, они огородили весь холм стеной. затянули колючей проволокой и устроили в храме склад оружия и пороховой погреб.
Войны на Земле между людьми стали правилом, и военные укоренились здесь глубоко.
Наконец во время очередной войнушки в склад, доверху набитый взрывчаткой, попала бомба.
Склад взлетел на воздух и храм наконец был-таки разрушен.
Разумеется, офаним мог бы предотвратить взрыв, отведя бомбу в сторону, аннигилировав ее, или лишив взрывчатку взрывчатой силы.
Но он даже не заметил всего этого – что ему людские бомбы, которые люди своими руками сбрасывают на свои храмы? 
Мощный взрыв разметал и верхушку холма, но полностью сравнять его с землей не смог.
С этого момента пласты почвы вновь начали свое неуклонное движение-собирание, и холм незаметно стал расти в высоту и обретать прежние очертания, а останки храма столь же неуклонно начали уходить в землю.
*
Спустя несколько веков, в период редкого затишья между войнами, археологи начали здесь раскопки.
Раскопы раскрыли фундамент храма из камня.
Внизу, под алтарем нашелся первоначальный очаг хижины женщины-ясновидящей, что был сложен из дикого камня. Сохранился и вмурованный в него глиняный сосуд для варки пищи и целебных настоев, как определили ученые по анализу состава окаменевшей накипи на внутренней поверхности сосуда.
Мирное время всё длилось, и, собравшись с силами, ученые решили во славу древней истории своей страны восстановить храм в целости на том же месте, используя уцелевшие фрагменты и восполнив недостающее соответствующими вставками.
Немало научных статей было написано с гипотезами о первоначальном облике храма и проектами его восстановления.
Немало копий было сломано в пылу ученых баталий.
Наконец был выбран окончательный вариант, и дело сдвинулось с мертвой точки.
Немало резных камней с резьбой растащили местные жители на свои сараи и коровники – их пришлось экспроприировать. чтобы вернуть на свое место.
Немало пришлось вырезать заново, чтобы восполнить безвозвратно утраченное. 
Но вот храм встал на свое место – или на свое место встала его скорлупа?
К нему потянулись туристы и зеваки, культурологи и искусствоведы, книжные знатоки древних религий, санскритологи и искатели мест силы.
Ни одной из нынешних религий восстановленный в своем изначальном виде храм не соответствовал.
Поэтому современные церкви на него не претендовали.
Под прикрытием демократии и анархии, культурного коллапса и всеобщего равнодушия, вызванных очередной разразившейся войнушкой, потихоньку и несмело стали возрождаться не такие уж и древние культы, которые когда-то отправлялись здесь.
Зазвучали забытые имена. Имена богинь и богов света, ветра, воды, огня.
Возрождалась не седая, изначальная древность, а то, что хоть как-то сохраняла прапамять народа.
А огромное незримое колесо офанима в своем вечном вращении всё так же уходило над холмом в бездонное небо, куда-то за пределы земной стратосферы, за пределы чаяний и желаний органического человечества, всё же ведающего, помнящего про себя, что всё в их мире – КАШ, пища, и те, кто кушает КАШ.
*