Юбилей

Анечка – моя приятельница «по мужу», то есть мужья у нас какое-то время были коллегами, через этот факт я с Анечкой и познакомилась. В свое время она вышла замуж за немца по имени Олаф, и довольно долгое время он, казалось бы, соответствовал тому, что она хотела в нем видеть. Но потом выяснилось, что нет. Сильно не дотягивает реальный Олаф до своего собственного идеального образа. И вроде бы и планка, установленная Анечкой, не шибко высока – а вот поди ж ты, не тянет Олаф. Не тянет.
Впрочем, это к делу как бы не относится.

Анечка позвонила мне как-то днем и начала издалека:
- Ну, моя Юленька, - сказала Анечка со вздохом (она часто вздыхает), - что у вас нового? Как девочкис?
(Девочкис – это от лукавого, то есть, что это я – от Олафа. Это он, когда-то честно стараясь овладеть нашим великим и могучим, произвел немецкое множественное число от русского «девочки». Разумеется, это словцо немедленно стало в наших русских кругах мемом)
- Да все в порядке, - ответила я довольно беспечно, - а как вы?
- Вот, - подумав ответила Анечка, - вот о нас я и хотела поговорить. Ты же помнишь, что в конце сентября у меня день рождения?
- Конечно, - ответила я, - конечно, помню, тебе будет...47?
Анечка польщенно засмеялась.
- Ну вот только не говори мне, что я выгляжу моложе. Выгляжу я как раз не очень. А будет мне 50.
- Уже?!! – воскликнула я как бы удивленно, но как бы и нет, потому что время, как известно, летит.
- Да, время летит, - подтвердила Анечка. – И ты помнишь, что я тебя с мужем и с вашими девочкис, если они этого, конечно, хотят, приглашаю к себе на празднование юбилея.
- Да, я помню, - ответила я, смутно припоминания, что нас должны были пригласить, - но пока еще от тебя ничего не приходило, никакого приглашения. А ты когда его отправила?
- А я его не отправляла, - прямодушно ответила Анечка, - я вам еще ничего не отправляла. – То есть я отправила 6 конвертов с приглашениями, но лишь для очень далеких друзей, потому что оказалось, что эти конверты стоят очень дорого, а меня жаба душит, – тут Анечка рассмеялась. -  Поэтому друзьям, которые близко живут, тем я буду сама привозить приглашение и опускать в почтовый ящик. Просто до вас еще руки не дошли. Или ноги, как хочешь думай. Но вы приглашены по-любому!
- Спасибо большое, я помню. Когда , говоришь, это будет?
- Третьего октября, как раз государственный праздник, и все дома. Очень удобно, кстати.
- Отлично, мы тоже дома. Мы придем. Только вот девочкис вряд ли.
- Ну, честно признаться, я так и думала, что им не будет интересно. Поэтому, собственно, я их даже и не посчитала. Но если вдруг захотят – не проблема.
- Спасибо, Ань, я спрошу их. Хотя вряд ли.
- Ну спроси, - разрешила Анечка. – Скажешь мне потом, если да.
- Да... В смысле, обязательно!
- Но речь не об этом, - заметила Анечка.
- Да?
-Да. Дело в том, что у меня будут работать массовики-затейники.
- Немцы?
- Ну ты скажешь тоже! Зачем же немцы нужны на русском юбилее?!
- Да?..
- Ну конечно!
- Но у тебя же родственники немецкие, они ж не поймут всех этих шуток и вообще.
- Ну вот ты скажешь тоже – его родственники. И зачем они мне нужны? С какого боку? Родственники получат в воскресенье то, к чему они привыкли: кофе и торты. И все, и хватит с них. Можно подумать,они понимают, что такое настоящий юбилей.
- А что, не понимают?
- Да нет, конечно! У них никакого размаха. Не то что у нас. Вот у нас – это юбилеи, я понимаю!
- А, ну да. Гармошка, мордобой...
- Ну и мордобой, а что же тут такого, - с достоинством произнесла Анечка, - всякое бывает. Народ народу рознь.
- А Олаф будет?
- Ну куда ж без него, - вздохнула Анечка, - разумеется, будет. И еще несколько немецких мужей будут, поэтому я спокойна: им их жены все переведут. А мы будем наслаждаться праздником без помех.
- Хорошо.
- Так это я к чему все вела, - продолжила Анечка, - затейники задрапируют мне зал...
- Я не против, - быстро согласилась я.
- ...сине-белым. Занавески будут синие с белым, белые скатерти, занавес для сцены будет синий. И вот я подумала... – тут Анечка немного помолчала. – В общем, я не настаиваю, но многие собираются прийти в этих же тонах.
- С посиневшими носами на белых лицах? – не удержалась я.
Анечка засмеялась.
- Да нет, в одежде сине-белой. Я, конечно, не настаиваю, но если вы придете сине-белые, это будет очень хорошо и в тон.
- Я подумаю, - пообещала я.
- Да что тут думать, - горячо поддержала Анечка, - я же видела, у тебя есть соверешнно изумительная кобальтовая кофточка!
Я напрягла память.
- В которой я тогда в кафе была?
- Ну да!
- Дусик, - сказала я как можно нежней, - ну кто же на юбилеи ходит в летних размахайках?
- Ну тогда белая с синей спиной кофточка, в которой ты в кафе в другой раз была... Она мне очень понравилась.
- Еще бы! Замечательная штучка. Только она не с синей спиной, а с черной.
- Разве?.. – удивилась Анечка. – Ну тогда одевай то красивое платье, где ты с Сашей у вашей Леночки на выпускном балу.
- Хорошо, - ответила я, - я как раз сейчас работаю над тем, чтобы в него влезть и не покраснеть. Так что есть стимул.
- Ну перестань, - засмеялась Анечка, - перестань на себя наговаривать, ты у нас тростинка.
- Угу. Прямо перед от зада не отличишь, такая вся тростинистая.
Анечка рассмеялась еще веселей.
- Ну что ж, мы прибавляем в весе, это неоспоримый факт. Но я не поэтому звоню.
- Правда?
- Ну да. Я звоню как раз по поводу Сашей. У меня их на юбилее будет человек восемь.
- Подумаешь, напугала. Я сама знаю Сашей человек тридцать. Не волнуйся, если мы не сможем их различать по имени, то станем различать по форме и содержанию... – «выпитого», чуть не брякнула я, но удержалась.
Анечка рассмеялась.
- Да нет, их как раз не нужно будет различать! Моя затейница, знаешь, она предложила, чтобы был номер с матрешками. Она его все время на праздниках ставит, он пользуется большим успехом у публики. В матрешек наряжают мужчин. Так вот я подумала, раз у меня будет столько Сашей, так их и надо как раз нарядить матрешками! А твой Саша – он самый мощный из всех, видный такой... Как ты думаешь, он согласится быть главной матрешкой? Там надо хоровод водить.

Тут я впала в ступор. Не подумайте, что я ханжа, или приколы не люблю, или русских затейников боюсь. Нет, ничего подобного. Я была пару раз на свадьбах, проводимых такими вот затейниками – ну и ничего страшного там не происходило. Кроме, пожалуй, пары белоснежных голубей, которых держали жених и невеста, и которые, взлетая как символ счастья (кстати, почему символ должен куда-то улетать?  - жаль, я тогда не догадалась спросить!), в общем, они вполне символично успели-таки слегка обкакать пышное платье невесты, да и то, его быстро замыли. Но это скорее исключение. А так всегда все шло по накатанной дорожке: были всякие веселые номера, гопак и Хава нагила, игры-угадайки для гостей, баян, у невесты воровали туфельку, пока они с женихом на бис исполняли «Горько!» – словом, все было гораздо спокойней, чем в какой-нибудь комнате ужасов. Хотя по элементу неожиданности, пожалуй, так же.

Так вот, почему я впала в ступор. Чтобы объяснить доходчиво, мне придется, пожалуй, отступить от этой истории и немного отвлечься, но в литературном произведении такие вставки допускаются. 

Дело в том, что ( я этот факт никогда не афишировала, но сейчас пришла пора)  мой муж – гений. Гений инженерной мысли и человек, невероятно известный в довольно узких, хоть и международных, определенных промышленных кругах. Собственно, его мощную неординарность я просекла, когда мы еще были женихом и невестой, и он, уже работая в Германии, раз в месяц приезжал ко мне на выходные. Мы довольно насыщенно проводили эти выходные, но иногда все-таки выбирались в город: потому что где еще черпать культуру большими ложками, как не в столице? В тот раз мы были уже почти готовы к выходу, но тут мне вдруг приспичило сделать какой-то новый акцент в макияже, и я, направляясь к трельяжному столику, махнула ему, мол, в гостиной посиди пару минут... Вернулась я, конечно, не через пару минут, а через десять, но не в этом суть: своего жениха я застала сидящим за журнальным столиком. Его взгляд был вперен в бумажную салфетку, над которой он производил какие-то ритмичные движения рукой. Все это немного смахивало на заклинания.
«Черный маг», подумала я и спросила как можно нейтральней:
- Ты что, на дирижера учишься?
- Ой, - смущенно взглянул на меня жених, откладывая карандаш, - ты уже готова? Понимаешь, мне просто пришла в голову одна мысль по поводу christmas tree, как его можно модифицировать, ну вот я и черчу схему.
- Что?!! – не поверила я своим ушам. – Ты хочешь сказать, что твой концерн поставляет новогодние ёлки?!!
- Да нет, - рассмеялся он, - это просто так называется, потому что похоже. Иди сюда, я тебе сейчас покажу.
Я подошла и посмотрела на салфетку: на ней красовались окружности, сечения и отрезки, соединенные в какую-то разлапистую, но абсолютно несимметричную конструкцию, и, главное, никакой макушечки – и это они называют ёлкой? Ну и мания величия у этих инженеров!
Между тем мой избранник опять погрузился в чертеж:
- А если вот эту часть заменить на... – далее пошли какие-то совершенно неудобопроизносимые термины, и я поняла, что пора закрывать всю эту лавочку, а то прозеваем всю культуру, и останется нам опять одна лишь любовь. Нет, всё, брейк.
- Саш, мы уже опаздываем, - напомнила я как можно тактичней, и жених с видимым огорчением покинул диван: тогда он меня слушался бесприкословно. Но еще долго по дороге на культурное мероприятие он шёл, погруженный в свои мысли, и я поняла, что передо мной гений. А гения упускать нельзя! Знаете, конечно, не все они входят в мировую историю, но уж если входят, то и для их жён непременно находится место хоть в одной строчечке, поэтому кто знает, кто знает... вот так, нежданно-негаданно, и окажешься в какой-нибудь Википедии!


Ослепленная грядущим бессмертием, я совершенно забыла о том, что гении – они как избушка на курьих ножках, обращенная к миру передом, то есть гениальными мыслями и великими деяниями на благо человечества,  а к своим женам - как раз противоположной стороной, превращая их жизнь в сущее мытарство. Да что там объяснять! Понять меня могли бы, к примеру, Вера Набокова или супруга Михайлы Ломоносова,  но, поскольку мы с ними разминулись и во времени, и в пространстве,  слушать мои стенания и сочувствующе кивать головой приходится моей любимой подруге Тане, которая, по счастью, живет недалеко от моего любимого кафе.
Впрочем, сейчас речь не о каверзах судьбы. Теперь, когда вы знаете истинное положение дел, вернемся к юбилею.

Так вот. Именно в то время, когда Анечка мечтала о большой, видной и бородатой матрешке в виде моего мужа, он, по иронии судьбы, (впрочем, в очередной раз подтверждая свою гениальность)  находился в составе правительственной делегации в славном городе Ташкенте, где наряду с представителями машиностроения, фармакологии, электронной, пищевой и прочих промышленностей олицетворял собой нефте-газо-добывающе-перерабтывающее (и какое-то там еще)производство. Мой гениальный муж, да. И, в общем-то, понятно, почему я впала в ступор, представляя, что вот этот светоч, так сказать, технической мысли, возвращаясь (перефразируя известную песню ) со скорою победой домой, снимает свой пиджак и переодевается в яркий матрешечный сарафан, чтобы развлекать публику.
Хотя данная ситуация комична и вполне подходяща по духу к грядущему юбилею. Но при этом совершенно невозможна.

Стараясь сдержать душащий меня смех, прокашлявшись, я так и сказала Анечке:
- Нет, это совершенно невозможно!
- Но почему? – расстроилась Анечка. – Твой Алекс  такой юморист, такой веселый! Он мог бы стать заводилой.
- Мог бы, - согласилась я. – Просто он не влезет в сарафан.
- Как?! Сколько же он весит?
- Сто восемьдесят, - соврала я, абсолютно не заморачиваясь с цифрой. – Он страшно располнел.
- Ой, - оторопела Анечка, - но как же так получилось? Ты мне ничего не говорила....
- Разве о таком говорят? Это же как людям при таком весе в глаза смотреть?
- Но он хоть придет?!
- Думаю, что да, - уклончиво ответила я, - но с сегодняшнего дня ему придется сесть на жесткую диету.
- Конечно, пусть сидит! Матрешка или нет – я его в любом случае накормлю! Так и передай!
- Конечно, я все передам, - кротко ответила я, и мы с Анечкой распрощались.
Потом я лежала на диване и выла от смеха, а моя собака Джуди жалась к балконной двери, и по ужасу, застывшему в ее глазах, было ясно, что она абсолютно уверена, что ее эрзац-мать сошла с ума, а в доме больше никого нет – и куда бежать с этой бедой, и что со мной делать, собака решительно не знает. И от этого ее оторопелого вида я принималась подвывать еще сильней...

Через пару дней из Ташкента вернулся муж. Я не стала ему рассказывать про идею с матрешками. Зачем? Уж как он пройдется по русскоговорящим затейникам – это даже трудно представить.

Собственно, вот и вся история. «А что ж в итоге?» - спросите вы меня. А я вам скажу. В итоге – чувство глубокого удовлетворения, ощущаемого женой, которая спасла высокую международную репутацию своего гениального мужа на отдельно взятом юбилее.
И не в Википедии тут дело.