Помнишь?

…А ещё понтовались, прикуривая сигаретку от раскалённого воздуха над огнём зажигалки. Так могли загораться не все – какой-нибудь «Беломор» или там «Стюардесса» не желали подобного аутодафе, их надо было пихать в самый огонь. Но не так давно появились всякие разные дива дивные в красивых пачках – «Манхэттен», например. Стоили они подороже, потому сам факт наличия такой пачки в кармане уже был понтом. А ещё это их умение загораться от раскалённого воздуха над огнём зажигалки… Да что я тебе рассказываю, ты же сам помнишь… Наверное. Давно это было, да… вот и я не могу вспомнить других названий, кроме «Манхэттена», а ведь их было много… «Каро» вот ещё помню, в такой клетчатой пачке: немецкого производства спасение для привыкших к кубинским «Лигеросам» да «Партагасам» курильщикам, в один непрекрасный год лишившихся привычного зелья – из-за политической обстановки, как говорили. К чему я сейчас всё это вспоминаю? Наверное, потому что случайно прикурила от раскалённого воздуха… Нет, конечно, это я лукавлю. Просто разбирала старые фотографии: иных уж нет, а те далече… а там все такие юные, наивные, счастливые… Сивый ещё не знает, что через пару лет после снимка его зверски убьют на трассе – смеётся чему-то. Помнишь, какой он был забавный? И добрый такой… кому помешал? Так это и осталось тайной. И Дима не знает, что через десять лет «разложится» на скутере, что в сочетании с его алкоголизмом и наркоманией и сопутствующим этому болячками не даст и пары лет жизни после аварии… Последний раз я видела его на похоронах хорошего друга – и потом только лента в ВК принесла скупое: «Скончался тогда-то, похороны тогда-то там-то»… странно: вот ещё вчера он звонил мне в очередной раз, в очередной раз признавался в любви – а уже сегодня его нет… В моей комнате над дверью до сих пор висит его картина: фантастическое раскидистое дерево посреди яркой радужной лужайки – очень светлая, радостная картина… а с изнанки – бесконечное «люблю тебя». Он и правда любил – но алкоголь и наркотики… тогда -  помнишь? - я была к ним намного менее лояльна. Я смотрела старые фотографии и вспоминала, как впервые увидела тебя: высокий, красивый, в черном плаще и черной шляпе… я не могла не полюбить тебя… а ты... ты не мог тогда полюбить меня. Почему? Не знаю. Ты мне так и не объяснил этого. Да теперь это и не важно. Главное, что ты есть…

…А ещё танцевали до утра. Играли на гитарах – и я тоже пыталась играть и петь. Кому-то даже нравилось. Тогда – помнишь? – мало у кого был магнитофон. А впрочем, даже если был – живой звук всем нравился больше. Помню, как репетировали с друзьями по ночам в детском саду, где сторожем работал один из музыкантов. Сели в перерыве испить чайку да съесть недоеденные детьми обеды – а в железную мойку вода из неисправного крана: кап, кап-кап, кап, кап-кап… и вот уже кто-то берёт гитару, встраивает мелодию в ритм капающей воды… включаются бас, соло, перкуссия… Дивной красоты получилась мелодия… жаль, не на что было записать. Но эта эйфория от создания прекрасного – это было много более ценно, чем запись. Правда-правда! Впрочем, ты сам музыкант, ты меня должен понять. Ведь и тебе случалось играть не под запись, не для концертов – просто потому, что так сошлись звёзды. Или звуки. Или просто – такое настроение. Играть что-то, чего ещё никто не слышал. Импровизировать – для утреннего солнца или ночного ветра. И когда мелодия уже родилась, оторвалась от играющих её и улетела куда-то в незримый эфир, и стихают инструменты, и наступает вдруг этот момент, сравнимый, наверное, только с оргазмом, когда хочется кричать, а дыхание прерывается, и ты стоишь такой, слегка не в себе, и понимаешь, что надо вернуться в этот мир – а не хочется! Там было лучше…

…Бывало всякое. Бывало больно. Помнишь, как мы утешали друг друга: сначала я тебя, через время ты меня… Предательство пережить сложно – особенно когда тебя предали впервые. Но нельзя сдаваться – можно лишь немного погоревать. И мы брали бутылку водки, потом посылали гонца «за ещём», потом повторяли – и через пару-тройку дней основная боль отступала. Нет, не уходила полностью – именно отступала, оставаясь шрамом на душе… Чем больше шрамов – тем тоскливее взгляд. Чем больше шрамов – тем больше уродливого видится в этом мире, тем жёстче песни, тем циничнее высказывания… Чем больше шрамов – тем больше водки нужно для забвения. Пили всегда много, некоторые – очень много… Юная безбашенность: я ж не алкоголик, что мне будет? Но она коварна, водка: кто-то словил «белочку», кого-то пришлось «подшить», поскольку водка стала смыслом жизни, кто-то ушёл из-за этого из музыки, кто-то – из жизни… Стали ли пить меньше? Нет. И аккуратнее – нет. Привычное решение проблем: изменение сознания. Примитивный эскапизм. Помнишь, сколько мы с тобой из-за этого ругались? Боже, какая я была наивная дура! Сейчас-то я понимаю, почему ты пил столь часто… и сейчас, кажется, я говорила это, я стала к этому много терпимее… Потому что… а почему бы и нет? Мир жёстче с каждым годом – хочется его как-то раскрасить. Можно и без алкоголя – я пробовала, знаю. Но за эти годы я научилась не навязывать своё мнение… а может, просто мне стало всё пофиг…

…Да, бывало всякое. И не всё можно было объяснить рационально. Помнишь, у меня на балконе стоял дорожный знак? Ну помнишь же! «Кирпич»! Я его выбросила совсем недавно – всё рука не поднималась. Не помню, кто мне его принёс, но помню, что этот кто-то так и не смог объяснить – зачем? Ну вот зачем он приволок мне эту херь??? А чувак только пожимал плечами и говорил что-то типа «ну прикольно же ж»… А зачем было лазать ко мне в окно кухни, пугая внезапным появлением вписывающихся на моём флэту незамутнённых девиц, мирно плетущих там феньки? Ну хорошо, пьёте вы шампанское на козырьке над парадной, хотите позвать меня – почему в дверь не войти? А объяснение, опять же, только одно: «ну прикольно же ж!»… Прикольно… хорошо, соседи мои терпеливые на эти приколы ментов не вызывали… Ни тогда. Ни когда толпа пункеров прямо на лестнице ирокезы друг-другу на срань какую-то ставили – что бы на флэту было это не сделать? Ни когда милейший парень с совершенно охренительным голосом пел мне серенаду во втором часу ночи… а от его голоса, я свидетель, фужеры в серванте начинали звенеть! А соседи – максимум звонили по телефону и просили быть потише, они ни разу не испортили нам веселье… Ты помнишь, как весело мы жили? Голодные, часто похмельные, в драных штанах, собирающие хабарики на улице, потому что на сигареты денег нет – но всегда с оптимизмом смотрящие вперёд… Мы верили, что станем великими музыкантами, поэтами, писателями – а по сути большинство из нас стали великими неудачниками и пессимистами. Но не будем о грустном, не надо. Тем более, что кому-то всё же удалось осуществить свои мечты – и это здорово!

…А в милицию-то попадали. Некоторые – часто, другие – один-два раза, но попадали все. Помнишь, как вас забирали, а нас, девчонок, решено было в отдел не везти. Но мы, возомнив себя жёнами декабристов, видимо, сами влезли в тот «козелок»: вяжите и нас, мол, волки позорные! Долго, конечно, нас не держали: не за что было. Да и вы-то были не столь пьяны, чтобы вас винтить. Но был конец месяца, план у ментов горел – вот оно и оппаньки. Я никогда не говорила тебе, но в тот раз главной потерей был огромный индийский браслет, подаренный мне в том году на восьмое марта… мне он очень нравился: тяжеловесный на вид, из буроватой кости, инкрустированный камнями и витыми проволоками… Но его заставили снять – а забрать я забыла, радуясь тому, что отпускают всех. И ведь если бы он мне надоел уже – так нет, я его и полгода не относила… Зато янтарь, который ты подарил мне как-то на день рождения, я ношу до сих пор. Правда, он теперь немного иначе выглядит: отвалилось «ушко», пришлось просто перевить проволокой. Ты помнишь его, правда? Я так хотела его купить, получила денег, прибежала в магазин – а камня-то и нет… Расстроилась очень, пришла домой, грустная, ты меня погладил по голове: не такая и ценность, не плачь… А через два дня преподнёс с хитрой улыбкой. Знаешь, у меня тогда сложное какое-то чувство было: с одной стороны, я безумно рада этому подарку, а с другой – готова тебя убить за то, что два дня назад по твоей вине так была расстроена. Но я не сказала тогда тебе этого: зачем. Ты был так счастлив удавшимся сюрпризом!

…На тех старых фото много-много нашего карельского леса. Помнишь, как там было хорошо? Какие весёлые вечера проводили, сколько хороших людей приезжали к нам на стоянку! Большинство из них я больше не встречаю – максимум записи в контактике. А тогда казалось – за каждого хоть в ад… Всё меняется, к сожалению. И в наш лес я не ездила уже семь лет. Почему? Да не тянуло. Совсем. Я много путешествовала, и это заменило лес. Но почему-то этой весной поняла: пора. Надо хотя бы раз ещё выбраться туда. Поздороваться с камнями, с деревьями, окунуться в озеро… Да, я теперь уже не та русалка, которая могла часами не выбираться на берег: годы, травмы – всё это не лучшим образом действует на организм. Но – хочу… Надеюсь, получится. Хотя теперь я научилась не планировать ничего: не сбывается. А лес… он начал мне сниться. А ещё начали сниться люди, которых не видела много лет. Они просто приходят в мои сны, и там, во сне, мы идём, как раньше, в магазин: надо же отметить встречу. Вот только до отмечания не доходит обычно: то будильник прозвонит, то разбудит кто-то. Знаешь, этот год очень жёстко начался: многие ушли… и меня эти сны немного пугают: а вдруг человек пришёл напомнить о себе, а на самом деле его уже больше нет?..

...От тех времён остались не только фотографии, конечно. Но, знаешь, мне не хочется поднимать старые черновики: они написаны мной – той. Я – эта – совсем другой человек. Ты помнишь меня всё время с книгой – а сейчас я почти не читаю. Много лет мне было не с кем обсудить прочитанное, а говорить с тобой я тогда не решалась. Боялась, что ты не ответишь… И я смотрю кино – многие ты осудил бы. Я слушаю музыку. И почти не читаю. И почти совсем не пишу… Знаешь, если бы тогда я знала то, что знаю сейчас – всё бы сложилось иначе… и, наверное, у тебя тоже. Я часто об этом думаю, быть может, слишком часто… А ещё я – которая эта я – стала циничнее. И почти перестала любить людей. Хотя до сих пор люблю большие тусовки: отвлекают. Ты же помнишь: мне всегда нравилось, когда к нам приходили гости… Приходили – и оставались на несколько дней, а то и месяцев… Очень хорошие были времена, правда. Я вспоминаю их с теплом. А ты?

…Я смотрела эти старые фото и думала, хочу ли я туда вернуться… И поняла: да. И дело не в возрасте – я его не стесняюсь. Дело именно в том, что там все – живые! И если кто-то уходил за грань – это не вызывало привычный вздох: ещё один… Там все живые, все родные, там – общение не через экран монитора. Там телефон только дома – ушёл, и нет тебя. Там всё было как-то честнее, что ли. И там был ты… Знаешь, они мне сказали сразу, что тебя больше нет… но я не видела тебя – таким. Я все эти годы знаю другое: они солгали мне. Ты просто в очередной раз ушёл на трассу. Бродишь по этой стране, играешь в шалманах и кабаках, и рано или поздно вернёшься… И, мне кажется, я права… отвечать же мне ты уже начал…