Приключения котауси Буслай и Монро Глава 4

                Глава 4. Страшная и плаксивая.
                Слабонервных и слишком впечатлительных просьба пропустить.

Эта глава получилась какая-то страшная и плаксивая по своему эмоциональному накалу. Неприятная глава, которая посвящена мучительным переживаниям наших героев и кровавым событиям, выпавшим на их долю. Здесь будут и дикие терзания красавицы Монро, которую бросил коварный изменщик Буслай, и страшные страдания Буслая, который сам окажется в роли обманутого, и нешуточный бой «рыжих» с «серыми», а также  неожиданная гибель новой возлюбленной Буслая Рыжей Ло Лы.

В общем много грустного и печального, а порой и жестокого. Но, что тут поделаешь. Это - жизнь со всеми её перипетиями. Куда от  правды денешься?
Да, простит меня читатель, но в этом самом месте идеальная картиночка как-то не складывается, а я не настроена «прилизывать» и «причесывать» текст, чтобы искажать правду. Пишу, как было на самом деле.

Совершенно потерянный Сём Сёмыч и Урсу, который предсказывал исход, шли на Базу. Что сказать Монро? Правду? Значить убить её наповал. Решили обойтись скромненьким и расплывчатым «Пока не нашли». Может проскочит?

Снег уже покрыл землю и завис на деревьях. Сразу стало чисто и нарядно, будто кто-то прибрался к праздничку. Был небольшой бодрящий морозец и снег не собирался таять, он всё сыпал и сыпал…

Добрались до Базы, вошли в домик, потопотав на крылечке ногами, сбивая с меховой обуви снег. Геологи ждали. В глазах – немой вопрос. «Пока не нашли, - сообщил Сём Сёмыч, как и договорились, - след есть, уходит далековато. Завтра поищем». Сёмыч не наблюдал  Монро, видимо, она приспала в комнате  Клавочки. Он вздохнул с облегчением, радуясь передышке перед прямым объяснением. Врать он страсть как не любил и не умел.

В домик влетел румяный от морозца Кирюха, восторженно сообщил: «Ребята, да там зима! Пришла, рассыпалась, клоками повисла… там где-то…, легла волнистыми коврами среди полей, вокруг холмов… Ай, да Пушкин, ай, да Александр Сергеевич…». Оглядел комнату, не обнаружил Монро, спросил: «А где наша страдалица? Сейчас такое видел, не при ней будь помянуто! Наш Буслаище с молоденькой дикой рыськой резвился в снегу, дым, в смысле снег коромыслом. Как два снегохода пахали. Ох, и хороша чертовка!»

Плед на кровати Урсу вдруг зашевелился и все с превеликим ужасом увидели, как из-под него высунулась неузнаваемая перекошенная мордочка Монро. «Монроша, лапоч-ка, ты оказывается здесь была?» - запинаясь промямлил Кирюха. По дикому взгляду Монро всем стало ясно, что произошло что-то непоправимое. Кирюха шлепнулся на лавку, обхватил голову руками и запричитал: «Во, дурак, во, дурак-то!».

Монро юркнула под кровать. Кирюха бросился за ней, протянул к Монро руку: «Иди ко мне, маленькая!» Монро вдруг вцепилась в Кирюхину руку всеми зубами. Оба одновременно взвыли, Кирюха от боли, Монро от злобы на гонца с дурной вестью. Кирюха инстинктивно отдернул руку, Монро не отцепилась. Из-под вонзившихся в живую плоть клыков капала кровь. Первой подбежала Клавочка и ударила, бедного Кирюху (его-то за что?) по башке подвернувшейся под руку толстенной книгой. Кирюха чуть сознание не потерял, а Монро ещё сильнее вонзила свои зубы ему в руку. Это была мертвая хватка. Во время подоспевший на помощь Урсу окатил Монро студеной водой из ковшика. Она отцепилась и метнулась под кровать.

На руку укушенного Кирюхи было страшно смотреть. Она уже посинела и отекла. Голова у Кирюхи трещала от удара книгой. Он стиснул зубы и стонал, боль была невыносимая. Трудно было поверить, что такое сотворили всегда нежные, всеми любимые особы Монро и Клавочка.

Стали хлопотать над Кирюхиной рукой. «Да, брат, у тебя сегодня не день Бекхэ-ма!» - констатировал Сёмыч, бинтуя Кирюхе-неудачнику руку. Клавочка целовала Кирюху в затылок, куда она приложилась книгой (будем считать, нечаянно), и приговаривала: «Сейчас поцелую больное местечко и всё пройдет, мой маленький мальчик!» Сём Сёмыч завидовал Кирюхе-«счастливчику» и жалел про себя, что не его затылок оказался на месте Кирюхиного.

Вдруг все замерли, услышав странный звук. Сначала подумали, что кто-то подкинул им в домик не менее трёх младенцев, которые  заходились рыданиями и стонали на все голоса. Переглянулись в полной тишине. Звук повторился. Только теперь он напоминал…не понятно, что он напоминал этот звук из самой преисподней, состоящий из ужасающих завываний, надрывных рыданий и чего-то ещё потустороннего. Это выла несчастная Монро.

Сём Сёмыч отважился заглянуть под кровать. В самом дальнем темном углу он разглядел белое пятно с горящими красными огоньками. Услышав шипение, не предвещающее ничего хорошего, быстро ретировался. Завесил концом пледа подкроватное пространство. «Да в неё, похоже, бес вселился, - шепотом произнес он, - этот зверь - не наша Монро!»  «Ещё не то вселится, когда муж бросил! Любуйтесь теперь!» - упрекнула сразу всех мужиков в мире Клавочка, обиженно шмыгнув носиком. Теперь всеми стали утешать Клавочку, она разрыдалась от проявления к ней всеобщей жалости и выговорила сквозь горькие слезы: «Кобелина-а-а…!» Монро вторила ей.

Прошло несколько часов, ночь была в полном разгаре, никто не спал. Монро периодически возобновляла свой дикий концерт «на бис». Куда уж тут спать! Подумав, решили разойтись по комнатам. Может в одиночку ей станет легче. Урсу тихонечко прилег на койку. Раздеваться не стал, только снял самодельные меховые тапочки. Монро примолкла, может просто выбилась из сил. Ей оставили воду и еду под кроватью. Сквозь прерывный чуткий сон Урсу слышал, что Монро выходила, шуршала. Он всё ждал, когда она заберется к нему на ноги и забудется, уснет. Но Монро, по всей видимости снова уходила под кровать после своих тайных вылазок.
 
Поспали, может с час, не больше. Ад возобновился. Монро опять принялась выть на все лады. Попытки как-то успокоить и приласкать бедную кисулю, которые предпринял уже каждый, заканчивались провалами, разжигая у Монро злобу и очередной приступ дичайшего воя. Царапину или укус получил каждый, кто протягивал к ней руку.

Занялось утро. За ночь снег укутал всю тайгу. Она совершенно изменилась, была торжественно нарядной и величественной в своем королевском уборе. Настроение измученных бессонницей геологов немного поднялось. Монро замолкла. Боялись радоваться, двигались тихо. Сели пить чай, разговаривали шепотом или жестами.
Проснулся, если можно так сказать, Урсу. Спустил с кровати ноги и засунул их в уютные меховые тапочки. Все передернулись от невыносимо мерзкой вони. Урсу вытащил ноги из тапок и все увидели, что он раздавил в левом кошачье дерьмо. Вот откуда взялась вонь! Монро ночью нагадила в уникальный тапок Урсу ручной работы. На зло!

Урсу не стал ничего говорить. Он молча снял шерстяной носок с прилипшим к нему раздавленным дерьмом и вышел из домика в одном тапке, прихватив другой вонючий. Все прильнули к окнам, наблюдая за действиями незаслуженно обиженного охотника. Тот с силой зашвырнул опозоренные вещи в тайгу. Покрутил ногой в уцелевшем тапке, резко стащил его и отправил вслед за первым. Пока все следили за Урсой, сочувствуя старику, Монро вылезла из своего укрытия и набросилась на подушку Урсу. Она с остервенением драла её, как самого заклятого врага. Клочья набивки и тряпки от наволочки кружились в воздухе, пока Монро не выдохлась. Геологи тупо смотрели на этот кошмар. Монро, не удостоив их взглядом, забралась под кровать и начала подвывать.

Переглянулись. Данька вдруг сорвался с места, схватил висевшее на оленьих рогах ружье, задыхаясь от душивших рыданий, выкрикнул: «Убью гада! Застрелю!» и попытался в одном свитере выскочить на улицу. На нем повисли всеми, отобрали ружье.

Вернулся Урсу, увидел разодранную подушку, часто засопел. Данька, никого не стесняясь, рыдал, Клавочка тоже. Монро протяжно ныла из-под кровати. О, ужас!

Решили прогуляться по тайге. Просто не знали, куда себя пристроить, а больше не понимали, что делать с Монро. О том, чтобы отдохнуть после бессонной ночи, не было и речи. Клавочка, зареванная,  с распухшим от слез лицом, отказалась от прогулки. Данька пошел со всеми, но ружье ему не дали, опасаясь непредвиденных действий. Сём Сёмыч пытался остаться с Клаудией в качестве телохранителя, но она, молча буквально выпихала всю группу за дверь.
 
Оставшись одна, Клавочка удалилась в свою спальню, оставив, на свой страх и риск, приоткрытой дверь. Вскоре в эту щель бесшумно шмыгнула Монро. Ну, и видок у неё был! Куда делась белая ухоженная шубка, всегда причесанная волосок к волоску? Где игривые желтые глазки? Где повадки томной жеманницы? Клавочка искоса осторожно следила за кисулей. Опасаться её или нет? На всякий случай решила молчать, ничего не говорить первая. Неузнаваемая Монро посидела рядом с кроватью, спокойно без воя. Запрыгнула и примостилась к Клавочке на грудь. Та еле дышала, продумывая, как себя вести, если Монро опять одичает и набросится на неё. На всякий случай присмотрела ту самую толстую книгу на прикроватной тумбочке, которую уже испытала на Кирюхиной башке в качестве отрезвляющего ударного инструмента.

Но, Монро, похоже, не собиралась драться. Она прижалась к Клавочке невесомым тельцем и задремала. Потом позволила погладить себя по головке. Длилось это несколько минут. Затем, не открывая глаз, Монро тихо сказала: «Клавунчик, я беременна, у меня будет детуся…Я не хочу, чтобы ОН узнал. Увези меня из этой мерзкой тайги, или я сойду с ума, а для начала сведу с ума всех вас». Клавочка, забыв про всякую осторожность, обхватила распластавшуюся на ней Монро и стала осыпать её горячими поцелуями. Обе рыдали, как настоящие подружки или, даже, сестры, которые принимают боль другой, как свою личную. «Конечно, милая моя, я увезу тебя отсюда, - обещала Клавочка, - я всегда буду с тобой, вместе мы справимся». Она прижала хрупкое тельце к себе. Обе забылись тревожным сном.

Когда вернулась группа, Клавочка пошла для серьезного неотложного разговора к командиру Сём Сёмычу, предварительно уговорив Монро не покидать её комнату. Выслушав Клаудию, Сём Сёмыч стал настраивать рацию для сеанса связи с космодромом Советского Союза.

Дело в том, что, помимо прочих, существовало такое правило. Космодром по за-просу с Таежной планеты в экстренных случаях обязан был выслать спецкосмолет в любое неурочное время. Только случай должен был быть действительно из ряда вон. Ну, наш-то трижды из ряда вон! Так решил мудрый Сёмыч, и все с ни согласились. Из Советского Союза пришло «Добро», спецрейс уже вылетел.

Клавочка в спешном порядке собрала вещички. Она улетала насовсем, так как им с Монро предстояли дела поважнее, никто даже не догадывался насколько! Вся группа была благодарна Клавочке, которая сейчас жертвовала своими прерванными таежными приключениями, ради спасения бедняжки Монро. Только Сём Сёмыч с тоской смотрел в тёмно-карие глаза своей ненаглядной Клаудии. Ну, это совсем другая история…

Сёмыч и Данька проводили Клавочку с Монро за пазухой до космодрома. Незаметной тенью за ними следовал Урсу, мысленно цокая языком, чтобы не обнаружить себя. Он подошел к ребятам, только когда космолет поднялся в небо и понесся над тайгой, и даже помахал ему вслед меховой рукавичкой.

Буслай, эх, Буслай ничего этого не ведал. Он был весь в делах «рыжих» собратьев. Завтра намечался бой с «серыми». Задача – изгнать непрошенных наглых «гостей» со своей законной территории, наподдать «серым» так, чтобы напрочь отбить охоту, лезть в чужие владения.

Он оттачивал мастерство ближнего боя с «рыжим» молодняком, показывая и отрабатывая с ними свои коронные хуки, свинги, апперкоты и другие хитрые приёмчики. Рыжая молодежь оказалась на удивление способной и уже укладывала самого учителя. Это хорошо! Годится! Буслай этого и добивался. Сам Рыжий папа наблюдал за тренировками. В себе он был уверен, не раз приходилось выдерживать жёсткие бои не на жизнь, а на смерть. И он редко отступал, в основном, если надо было схитрить. Почти всегда Рыжий выходил победителем, за исключение нескольких случаев, о которых он страшно не любил вспоминать.
Ещё один член семейства «рыжих» неотрывно наблюдал за обучением. Рыжая Ло Ла восхищенно смотрела на Буслая, и он таял под этим взглядом и красовался перед малышкой Ло Лой. Иногда, даже непростительно пропускал удары учеников, когда совсем увлекался. Бывает!

Итак, настал момент истины. Едва забрезжил слабый рассвет, «рыжие» двинулись к лагерю «серых». Шли без особой спешки, но довольно скоро. Сосредоточились на командах Буслая, его специфических знаках. Понимали друг друга с полувзгляда. На подступах к лёжке «серых» пошли крадучись, на полусогнутых, практически сливаясь с ландшафтом. Вот и на месте. Здесь поползли на брюхах по холодным камням, уже покрытым снегом. Вгляделись. Ничего не подозревающие противники спали, как и предполагалось. В этом-то и был весь прикол.

Расчет таков – Буслай прыгает в середину серой спящей массы. Инстинкт самосохранения подсказывает застигнутым врасплох «канадцам» рвать когти. Ещё не совсем выйдя из состояния сна, они непременно станут уходить суетливо и не правильно. Здесь они и наткнутся на «рыжих» в засаде, которые, не давая «серым» очухаться, начнут месить их направо и налево. Вожака «канадцев» по прозвищу «Эрл Грей» Рыжий папа берет на себя, по крайней мере, на первых порах боя. Вожак – статья особая, надрать ему задницу – процентов восемьдесят успеха. Дрогнет Вожак, дрогнет вся стая. Рыжий был уверен в себе, он знал, что справится с Эрл Греем в битве «один на один».

Был ещё один момент, который Буслай заранее оговорил на совете «рыжей» стаи. Никто не трогает «серого» наглеца по кличке Плим-Плим. К слову сказать, у всех рядовых «серых» были поразительно идиотские кликухи. «Серые» специально изобрели манеру присваивать себе имена вызывающе клоунские и обязательно двойные. Например, в стае были «Клик-Кляк», «Бим-Бом», «Зиг-Заг» и даже «Дур-Дом» («No comments», как говорится!). Так вот, Плим-Плим – молодой крайне борзый и дерзкий не по годам выскочка, который на днях оскорбил Буслая самым мерзким способом. И прощать ему это Буслай не собирался. «Он – мой!» - заявил Буслай тоном, не терпящим возражений, а никто и не возражал.

Встали на изготовку каждый на своем строго просчитанном наиболее выгодном месте. Буслай прошептал: «На счет – три! Один, два…три!». Буслай оттолкнулся от плоского камня задними лапами, взмыл в воздух и с оглушительным рёвом опустился в мягкую серую биомассу «канадцев», задавив сразу двоих спавших на спине «серых», проломив грудные  клетки мощными лапищами и выведя третьего из строя, сломав ему челюсть.

Потеха началась. Рыжий папа атаковал Вожака «серых». Они сцепились. Другие «канадцы», как и рассчитывал Буслай, стали спасаться бегством, слабо соображая, что происходит. В своей бестолковой суете они иногда кусали своих, а когда вырывались из плена (так им казалось) вдруг натыкались на «рыжих», которые окружили лагерь по периметру. Большая часть «серых» погибла или сильно пострадала при попытке выбраться наверх и улизнуть в тайгу. «Рыжие», возникающие на их пути, просто сбивали чудиков мощными ударами, и они катились вниз, ломая позвоночники, раскалывая черепушки, повреждая челюсти о камни.

Буслай орудовал внизу и пока справлялся. Он приглядывал за Рыжим папой, готовый прийти на помощь. Но Рыжий пока явно пересиливал Вожака «серых». Эрл Грей не умел биться в поединке, как впрочем, и его подчиненные «серые» выпендрёжники. Они привыкли орудовать стаей, все на одного. Там они были и смелые, и умелые. А сейчас их просто тупо наказывали и уничтожали. Эрл Грей всё чаще пропускал точные удары Рыжего папы и уже подыскивал глазами прореху в рядах «рыжих», чтобы смыться из этого дерьма.

Буслай, раздавая тумаки, выглядывал своего обидчика. Пора было браться за него. Ага, вот он – красава! Нашелся. Взгляды скрестились, и Буслай попёр буром. «Серый» придурок, оглянулся, ища пути к отступлению. Напрасно, он упустил драгоценное время. Буслай слёту шмякнул его по  морде, выбив правый клык. Плим-Плим рухнул без чувств.

Тут Буслай заметил, что на помощь «серому» Вожаку пришел молодой шустрый рысёнок, и Рыжему папе приходится биться с двумя. Он ткнул Плим-Плима в печень на всякий пожарный, сказал «Полежи тут пока» и кинулся на помощь Рыжему папе. Мальца он уработал одной левой, потом подвернулась ещё парочка «сереньких».

В принципе, исход боя уже четко прослеживался в пользу «рыжих». Ещё летели на землю выбитые зубы, трещали челюсти, хрустели переломанные кости, кровавые сгустки шмякались и растекались по камням и снегу, а «серый» Вожак, отвязавшись, наконец, от Рыжего папы, предательски уползал в гору. Рыжий вполне мог догнать его, но не стал. Пусть ползет и сохранит для своих будущих «серых» потомков память об этом нравоучительном бое и навсегда поселит в душонках «серых» страх перед «рыжими», любое посягательство на территорию которых будет жестоко наказано. Точка.

План сработал на сто процентов. «Серые» были повержены. Остатки выживших уползали, оставляя кровавые следы на белом снегу. «Рыжие» вяло преследовали их до границы своей территории. Раненых полуживых «серых» не добивали. Это был негласный закон у «рыжих». Кто выживет, пусть выживет, но лежачих воинов не бьют! «Рыжие» победители оказывали сейчас на поверженных врагов скорее психологическое, а никак не физическое воздействие. Они улюлюкали, порыкивали для пущего устрашения, но, в принципе, давали раненым уйти. Буслай в суматохе боя потерял Плим-Плима. Он сидел наверху и бил по камням плетью хвоста от злости, внимательно вглядывался в бегущих. Однако, сколько не пялился, Плим-Плима среди них не было. «Притаился где-то тварь творенская! – думал неудовлетворенный таким исходом Буслай, - Всё равно достану!»

После того, как загнали за кордон последнего «серого», победители вернулись в свой лагерь. Радостная Ло Ла стремительно выскочила навстречу из своего потаенного местечка. Обошла «рыжих» братьев, приветствуя каждого, приласкалась к отцу. Медленно приблизилась к Буслаю, глядя прямо на него поразительно бесстыжим привлекательным взглядом. Прижалась, начала тереться мордочкой. Он закрыл глаза от избытка чувств.

«Рыжая» братва отошла подальше от влюбленной парочки. Только Рыжий папа бесцеремонно прервал сентиментальный момент: «Хорош разводить слюни-сопли. Поговорим о битве». Да, что тут было обсуждать. Победа была чистая, ни одной потери, ущерб от ран незначительный, так царапины. Рыжий папа вынес заключение: «Все – молодцы! Спасибо, сынки, моё «рыжее» племя! Горжусь! Буслай – особый респект! Ты исключительный продуман, талантливый полководец! Троекратное «Ура» Буслаю!» «Ура, ура, ура-а-а!» - разнеслось над тайгой. «Да, будя вам…,- наигранно скромно ответил Буслай. На самом деле, он был несказанно горд. «Рыжие», такие сейчас свои, родные, понимали и ценили его не в пример тем, которые остались на Базе, по существу, изгнав его из своего общества, неблагодарные!

Через какое-то время Буслай почти не вспоминал про геологов и про Урсу. Иногда кто-нибудь из братьев приносил новость, что видел охотника, бегающего на широких дощечках по тайге. Говорили о нём всегда с почтением и уважением. Образ жеманной красавицы Монро как-то сам по себе померк перед образом молодой, яркой, шустрой и совершенно бесстрашной рыжухи Ло Лы. Рыжая бестия не давала ему скучать, тягала на прогулки по тайге, которую она, в отличии от Монро, обожала, считала своим домом. Ло Ла не уставала прыгать, скакать, играть и ластиться к Буслаю. Она заполнила его жизнь без просвета и продыха.
 
Постепенно чувство обиды на геологов стало глохнуть, Буслаю всё чаще приходила в голову мысль сходить на Базу, постоять за толстым кедром или сосной и подсмотреть, как там они без него. Иногда нестерпимо тянуло поговорить с Сём Сёмычем или Урсой. Он надеялся встретить кого-нибудь из них в тайге, но пока этого не случалось. Ло Ла  своим женским чутьем безошибочно просекала минуты Буслаевой тоски по прошлому. Тогда она вела себя особенно активно, была чрезвычайно ласкова, повсюду таскалась за ним, не оставляя одного. Пока Буслай поддавался на эти уловки и хитрости.

Про Монро Буслай старался не думать. Накатывающую тоску и вину гасил в зародыше. Как вышло, так вышло! Тайга со своими красотами лечила его от депрессии, а молоденькая рыжая рыська рядом беспардонно уводила его из мира реальности в сладостную и желанную страну грёз и любви.

Шло время, шла зима.

Однажды Буслаю вновь приснился его вещий сон с непроходимым снегом, нестерпимо ярким солнцем и красавицей Елью. Он опять, задыхаясь, с перебоями в сердце из последних сил пытался добраться до своей Ели. Проснулся, вскочил, хорошо не заорал во сне, всех напугал бы, опозорился, Ло Лу бы перешорохал. Кстати, где она? Ло Лы рядом не было. Он окончательно выбрался из сна, медленно прошел по лагерю, выглядывая свою маленькую рыську. Вот, чего ей не спалось, куда она попёрлась? Утро только слабенько разгоралось. Удивительно, но он не нашел Ло Лу в ближнем круге. В сердце Буслая закралась неясная тревога. Захотелось разбудить своих, но решил, что это его личное дело. Пусть «рыжие» братья отдыхают после ночной охоты и сытного ужина. Буслай рысью по-гнал в тайгу, ускоряясь с каждым шагом. Он решил обойти места постоянных прогулок с Ло Лой. Гонял довольно долго, изрядно подустал. Решил вернуться, может Ло Ла давно ждет его в лагере, переживает.

Вспомнил ещё одно местечко. Быстро туда и домой. Он разогнался, прошел на скорости знакомый путь и выскочил на поляну. Тут его настиг удар буквально под дых, он еле передохнул. То, что он увидел на поляне, повергло Буслая в шок – Ло Ла и «серый» Плим-Плим (это был точно он, Буслай узнал его сразу) сидели мордами друг к другу с закрытыми глазами и любовно терлись лбами, выражая высшую степень обожания. У Буслая отпала челюсть. Он машинально начал пробираться через глубокий снег к парочке, набирая на ходу крейсерскую скорость и зверея с каждым последующим прыжком. Рыськи так увлеклись любовным занятием, что не замечали приближающийся к ним комок нервов, сгусток отчаяния и злости. «Плим-плим-плим-плим, я не ревную тебя», - вдруг закрутилась в башке Буслая совершенно дурацкая песенка с бездарным мотивчиком. Ну, конечно, не ревную! Ещё как ревную! До состояния аффекта ревную!

В облаке снежной пыли он достиг любовников. Они заметили его, но было слишком поздно. Буслай влепил сразу обоим, даже не сделав скидку на женское начало Ло Лы. Рыськи разлетелись в разные стороны и распластались. Из разбитых носов и ртов хлестала кровь, окропляя белый снег ярко красными каплями. Плим-Плим не подавал признаков жизни. Ло Ла приподняла голову, в глазах неописуемый страх. Она видела, как Буслай наступает на неё и слабо захныкала: «Бу…Бу…Бу…». Застывшая кровь свисала у неё из разбитого рта красными сосульками. «Бу-бу-бу…, - передразнил её Буслай, - прекрати бубнить, дрянь!». Ло Ла беспомощно опустила голову в снег, прижухла, боясь, что, если начнет оправдываться, доведет Буслая до такой степени гнева, что ей не жить! Боковым зрением Буслай заметил шевеление Плим-Плима и переключился на него. Прыгнул в сторону «серого», зарычал. Он настроился на бой, конечно, «канадец» сейчас полезет защищать Ло Лу. Это будет схватка двух самцов на звание сильнейшего. Буслай ждал ответный рык, который должен, по идее, издать Плим-Плим, и они сойдутся. Но то, что произошло дальше, Буслай никак не ожидал. Плим-Плим поднялся, даванул косяка на разъяренного Буслая и…вдруг принял подобострастную позу побежденного, не вступая в бой. Он опустил вниз  глаза, прижал уши, положил окровавленную виноватую рожу на вытянутые вперед передние лапы, приподнял задницу с трусливо поджатым хвостом и, мелко перебирая лапами, пополз к Бус-лаю. Он был раб, он извинялся за всё, он готов был на всё, лишь бы вымолить прощение и выжить. Сейчас Плим-Плим отвратительно предавал Ло Лу прямо у неё на глазах, так же как несносная мерзавка предала его, Буслая! И так же, как он, Буслай, предал свою Монро! Вот расплата! Вот возмездие! Тайга огласилась рычанием, полным горечи и раскаяния!

Две дикие рыски метнулись в разные стороны, только  бы скрыться с глаз Буслая. Буслай не погнался ни за трусливым «серым», ни  за перепуганной Ло Лой. Они были ему противны до тошноты, он не хотел их видеть. Ни-ког-да!
На Буслая обрушилась апатия и пустота. Он безразлично посмотрел на следы Ло Лы, уходящие в тайгу и совершенно ничего не испытал, чувств не осталось, чувства выгорели изнутри. Опять пошел сильный снег, стал засыпать следы и пятна крови. Снег хоронил его любовь.

Буслай забрался под елку, укрывшую его своими широкими лапами от жестокого внешнего мира, упал и вырубился, лежа прямо на снегу. Через полчаса он вскочил, как от удара, привел мысли в порядок, стряхнул с шерсти снег и быстрыми прыжками помчался в лагерь «рыжих» для последнего разговора.
Влетев в лоно стаи, зло спросил у первого попавшегося: «Где Рыжий папа?». «Спит, а что случилось? На тебе лица нет, Буслай!» - обратился к нему Рыжий Ус. Буслай зыркнул на него огнем красных от злости глазищ. Ус присел и сжался. Решил, что лучше ничего пока не спрашивать, чтобы не навлечь беду. На папу указал растерянными глазами. Буслай подскочил к Рыжему: «Ты что, старый хрен, разлёгся? Развёл тут, понимаешь, «монтекки с капулетями» и дрыхнешь?». Вожак подскочил, удрученно замотал башкой: «Ах, ты вертихвостка рыжая!» Похоже, он сразу понял, о чем речь. «Ты знал?! Знал и молчал, гадский папа?!» - возмущению Буслая не было предела. Он схватил Рыжего папу за грудки: «Выкладывай всё, брехливая драная кошка!» Рыжему ничего не оставалось, как рассказать всю правду о Ло Ле. Оказывается, рыська, не смотря на молодость, разругала (переколбасила, как выразился Рыжий папа) почти весь «рыжий» мир, обитающих в тайге семей. Из-за неё ругались, дрались, бились все «рыжие» мужики, включая молодняк и взрослых солидных рысей. «Я так надеялся, что она успокоится, встретив тебя! Ты не думай Буслай, она, правда, любила тебя, может и сейчас любит, а, Буслай?». Рыжий папа преданно заглянул Буслаю в глаза. «Вот появится паршивка, я ей устрою! Поговорю с ней по-отцовски…». «И заставишь, кровь из носа, любить Буслая, да?» - перебил Буслай клятвенные уверения Рыжего. Тот пожал плечами, понимая, что выглядит довольно нелепо со своими обещаниями запихнуть взбаламошную дочурку в строгие рамки приличия. Для себя Рыжий папа знал, что никогда не справится с Ло Лой, также как он в свое время не сладил с её матерью, которая бросила его ради молодого рыся, повесив на него всех совсем маленьких, тогда ещё, детусей рысек.
«Ладно, Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить» - философски произнес Бус-лай. Рыжий выпучил на него глаза: «Ты что, придушил её?» Буслай не ответил, огромными прыжками умчался прочь и скрылся в тайге.

Буслай бежал пока не выбился из сил. Пошел медленно, пробираясь по глубокому снегу. Выбирал места посложнее, чтобы трудиться, изматывать себя. Не думал ни о чем. Просто шел по тайге и всё. Есть не хотел, хотя заметил, как из-под ног выпрыгивали мелкие зверьки с жирненькими телками. Плевать! Живите!

Увидел впереди просвет, направился туда. Вышел из тайги. Перед ним открылась даль, укрытая бескрайним снежным одеялом, белым, блестящим, как свадебный атлас. Это была картина из его вещего сна. Вон и Ель далеко впереди, надо только поле пересечь. Портить ещё никем не тронутое снежное покрывало было жалко, но он должен был добраться до Ели. Зачем? Он не знал так же, как и в своем сне. Осторожно наступил на покрывало, лапа глубоко провалилась. Отлично! Потрудиться придется!

Буслай прыжками погнал по заданному вектору – к Ели. Было тяжело, но он знал из сна, что доберется. Буслай сделал последний прыжок и очутился рядом со своей Елью. Она протягивала к нему зеленые колючие руки. Специально тряхнул ветку, окатил себя снежным отрезвляющим душем. Всё по сценарию сна. Как же хорошо! Он жевал попавший в рот снег, слизывал его с носа и из ноздрей и как будто пил живительный нектар.

Стало думаться. Кто он – Буслай теперь? Одиночка. Он – одиночка! А что тут нового для него? Он будет жить привычно одиночкой, как когда-то давно на Землепланете. Только вместо старинного парка теперь его домом будет Тайга. Жить в одиночку в тайге – огромная опасность, но он сможет, он сильный и упёртый. Он – Буслай! (Рыкнул, подтверждая сам себя). Котяра вдохновился, рассуждая в таком направлении. Он поднялся по душистому стволу Ели и устроился на толстой ветке на отдых. Ель приняла его в свои объятья, стала баюкать, уютно шумя ветками. Буслай непроизвольно задремал. В какой-то момент ему показалось, что он услышал неприятный звук неизвестного происхождения, напоминающий протяжный заунывный вой. Он поднял голову, прислушался. Тишина, там за Елью. Буслай снова заснул. Он проспал до утра крепким сном здорового зверя.

Буслай чувствовал, как пополнил силы, набрался природной энергии от соприкосновения с Елью. Быстро спустился вниз, окатил себя бодрящим душем. Залюбовался окрестностями.  «Поесть бы», - подумал Буслай. Он уже предвкушая плотный завтрак, который придаст ему дополнительные силы. Уже собрался заглянуть в ближайший молодой ельник, поразмяться, поохотиться, как непроизвольно замер. Он увидел, как к противоположному краю поля, с которого он начинал марш-бросок к Ели, приблизился «рыжий». Буслай пригляделся внимательно, настроив глаза в определенную точку. Это был Рыжий Ус, Буслай узнал его старшего сына Рыжего папы. Что-то в поведении Рыжего Уса насторожило Буслая, но он не придал этому особого значения. «Рыжий» пошел по оставленному Буслаем следу к Ели. «Парламентер, переговорщик!, - сообразил Буслай, - Сейчас будет уговаривать вернуться, простить свою непутевую сестрицу. А то б там, ща! Гребитесь с ней сами! Я – пас!» Буслай распалял себя специально, чтобы хватило настроения грубо и однозначно ответить Рыжему Усу, которого он, как не крути, сильно зауважал после боя. Ус приближался, но пока не замечал Буслая, который скрывался за выгнутыми еловыми ветками, образующими сплошную завесу.

Вот Ус подошел совсем близко. Похоже, он чувствовал Буслая, но не понимал, где он. «Буслай, выходи, - сказал Рыжий Ус каким-то неузнаваемым хриплым голосом, - есть разговор». Буслай вышел и сходу отчеканил: «Если ты про эту… (он грязно обозвал Ло Лу), то «до свиданья!» Ус, разговора не будет!» Рыжий Ус тяжело вздохнул, как бы собираясь с духом и произнес срывающимся голосом: «Да, я про Ло Лу…ее больше нет…ночью её задрали волки». «Что-о-о?!!» - закричал Буслай, на самом деле он это захрипел. Боясь, что не сможет говорить от нахлынувших чувств, Ус стал быстро и сбивчиво рассказывать, что случилось этой ночью. А случилось страшное.

Этой ночью Ло Ла не пришла в лагерь. Её начали искать, потом прервались, подумав, что она мирится где-нибудь в тайге с Буслаем. Это была непростительная ошибка со стороны братьев, нельзя было прекращать поиски. А гордая Ло Ла, видимо, решила остаться в тайге одна, чтобы не выслушивать нотации семьи, и напоролась на стаю волков. Волки и рыси – давние заклятые враги, неизвестно по какой такой причине. Это тайна веков, как поссорились волки с рысями. Когда же и под утро Ло Ла не появилась, «рыжие» заволновались не на шутку. Ещё и Рыжий Клык вспомнил, что, вроде бы, слышал характерный волчий вой («Я тоже» - подумал Буслай, вспомнив что слышал что-то подобное). Клык тогда точно не понял был ли это дальний вой волков, которых, по идее,  не должно было быть на этой территории, или другой звук, которыми полна тайга ночью.

Братья двинулись на поиски и нашли место страшной трагедии. Изучив его в деталях, пазл к пазлу состроили общую картину случившегося. Похоже, волки всё же забрели на чужую территорию, выследили одинокую рыську и стали её преследовать как легкую добычу. Охотиться стаей на одного – излюбленный волчий метод. Они загнали Ло Лу на высокую сосну и сели ждать. Волки всегда так делают, могут часами выжидать, не сходя с места, когда добыча дрогнет. Из опыта и многочисленных рассказов бывалых братья знали, что добыча, как правило, не выдерживала холода и мышечного напряжения и предпринимала рискованную попытку спастись бегством по деревьям. Получалось не всегда, если преследуемый срывался на землю. Но шанс всё же был. Наверное, это и случилось с Ло Лой. Она стала уходить, второпях не рассчитала какой-нибудь прыжок и…

Незначительные остатки рыжей тушки Ло Лы братья обнаружили под третьей ел-кой, считая от начальной сосны. Здесь она промазала и сорвалась вниз. Тут с ней покончили волки.

Молчали. «Хочешь, покажу это место?» - грустно спросил Рыжий Ус. «Нет, нет, нет!» - со страхом ответил Буслай. Он не представлял себе, как увидит Ло Лу в кусочках и частичках. Это было выше всяких Буслаевых сил. Рыжий Ус понимающе кивнул, пусть Ло Ла останется в памяти Буслая живой, весёлой, задорной девчонкой. «Знаешь, что странно, - продолжил Рыжий Ус, - недалеко от места расправы мы обнаружили следы другого рыся. Клочки серой, понимаешь, серой(!) шерсти висели на елке и кровь на снегу, чужая, не её». Буслай молчал, не мог выдавить из себя ни слова, не знал, что сказать, что вообще говорят в таких случаях. Рыжий Ус поднялся, собираясь уходить. «Мне пора, - сказал он бесцветным голосом, - отца хватил удар, боюсь не оклемается. Он любил её больше всех нас. Если понадобится, найдешь, знаешь где». Он пошел, не оглядываясь по той же пробитой  в снегу тропе.

На протяжении всего рассказа Буслай так и не смог глянуть Рыжему Усу в глаза. А, ведь, это он во всем виноват! Он избил Ло Лу, из-за него она кинулась в глубокую тайгу одна, забыв обо всех подстерегающих опасностях. Он также прекрасно понял, что волки не сами выследили Ло Лу. Это была не случайность, их навел «серый» Плим-Плим. Это его серую шерсть и чужую кровь нашли «рыжие» на подступах к месту дикой расправы. Мразь! Плим-Плим – ты труп!

Буслай пытался не думать и не представлять, как всё было. Но у него не получалось. Мысленно он возвращался к событиям этой ночи снова и снова, и картины казни маленькой рыжей и такой беспомощной перед стаей взрослых отъявленных бандюков рыськи одна страшнее другой представали перед ним.

К вечеру измученный совестью Буслай был на грани помешательства. Он ничего не ел, не пил. Только изредка хватал ртом снег и заглатывал его огромными кусками. Буслай пытался вырваться из этого кошмара – то принимался гонять по глубокому снегу до изнеможения каждой клеточки, то падал в сугроб и неподвижно лежал, пока его не начинало лихорадить от холода. Таким образом, он довел себя до крайней точки, когда перестал понимать кто он, где он и какое время суток.

После очередного вспахивания снежного поля он упал без сил в сугроб. На мгновение в его воспаленном мозгу наступило просветление. Буслай подумал, что завтра выследит Урсу и любым способом заставит охотника выстрелить в него из ружья. Вот и будет избавление от бесконечного кошмара! Он улыбнулся, затем рассмеялся своей гениальной придумке, как ловко он проведёт себя самого в образе Буслая-мучителя. Смех сменился глухими рыданиями. Незаметно подкрался сон без сновидений. Тяжелый, тёмный, ужасный он начал поглощать Буслая внутрь, как знаменитый «Чёрный квадрат» Малевича. Повалил снег, но котяра уже ничего не ощущал реально. Под утро Буслай  превратился в сугроб, внутри которого слабенько, но ещё теплилась жизнь.

Великий Дух Амбы не давал угаснуть этой жизни навсегда.


                Продолжение следует...