Глава 12. Рiquant fёte

    Мы спустились вниз. Девушки решили покурить. Я и Марат залезли в машину. Прежде чем уместиться рядом с водителем, я постелил на переднее сидение чёрного внедорожника новый неиспользованный мешок для мусора. Авто показалось мне знакомым.

    Пользуясь отсутствием в салоне девушек, Марат скороговоркой зашептал:

    - Моя последняя старушка ( старушке было лет 45, как я позже узнал ) уехала в Турцию за товаром. Мне она оставила ключи от своей дачи - здесь неподалёку. Просила, чтобы я увёз банки с заготовками в город. Так что у нас есть выбор - либо здесь устроить небольшое больдерьеро... бордельеро, либо в городскую квартиру мотануть. И тут, и там обстановка, что надо! Всё располагает к добротному разврату.

    - Вообще-то, я в баню намылился...

    - Правильно. С баней, пожалуй, пикантней. Особенно когда...

    - Это её авто или своим уже обзавёлся? - прервал я его искусительно-бесовскую проповедь. И не только по причине телесного целомудрия и праздного любопытства.

    - Не моё и не её. Мы оба безлошадные крестьяне, - ловко употребил он слова из моего лексикона. Память у него была исключительной. Он на лету схватывал услышаные крылатые выражения и лихо воспроизводил их в общении с разными людьми, производя впечатление образованного начитанного человека, хотя читать ненавидел ещё со школьной скамьи. - Эта машина её лучшей подруги, с которой я уже четвёртый месяц кочумаюсь.

    - Так она что - тебя вместе с машиной в аренду сдала?

    - Примерно так. Любит разнообразие и поэтому время от времени отставляет меня в сторону, чтобы сохранить, как говорится, свежесть ощущений  и половодье чувств.

    - Не понимаю. Поясни, если не трудно.

    Он достал пачку "Мальборо" из бардачка и, закурив, продолжил в телеграфном темпе и стиле, глубоко затягиваясь и выпуская кольца дыма:

    - Не трудно...  Ликбез для малограмотных и отсталых слоёв населения... Внимай и учись...

    Они обе нимфоманки...  Обе патологически повёрнуты на этом самом до безумия захватывающем  занятии...  Обе периодически обмениваются молодыми любовниками... Кстати, хозяйка нашего авто проживает где-то неподалёку от твоей хижины дяди Тома...
   
    С каждой его очередной выкладкой, моё подозрение, возникшее поначалу как лёгкое обманчивое предчувствие, укреплялось и наполнялось волнительной тревогой. Наконец, я решил забить последний, закрепляющий рельсы моих сомнений золотой костыль.

    - А как её зовут?

    - А вот этого я тебе не скажу. Она не любит, чтобы её имя циркулировало в информационном пространстве. Она и меня заставляет называть себя " моя госпожа "! Она из этих... с садистскими наклонностями. Боюсь, на спине у меня следы от плётки остались. Девчонки, наверное, одуреют от восторга!

    - Так она тебя только колотит?

    - Не только. Она разноплановая - может и пресмыкаться. Короче,  с широким диапазоном... Любит жить с амплитудой, с размахом ощущений... Как эта... Валерия!..

    - Певица, которая засветилась? - удивился я.

    - Да нет... Из Древнего Рима. Супруга диктатора Суллы, которая предпочла крутить любовь со Спартаком! - восторженно воскликнул Марат, явно подразумевая под Спартаком себя.

    - Это всё вымысел. Художественный роман. Очень талантливый, между прочим, - спустил я его с небес. - А ты разве читал его?

    - Не поверишь, читал! Когда в армейском госпитале с чиряком на заднице лежал. Ночная сестрица дала почитать, чтобы не приставал.

    - И как?

    - Не мог оторваться! Вот это действительно книга! Лучше чем кино и балет...

    - Это разные виды искусства. Сопоставлять глупо... Тоже зачитывался книгой в детстве, но ничего такого, что ты имеешь ввиду, не заметил... Может, ты имел ввиду Мессалину?

    - А какая разница?

    - Большая. Эта особа действительно подходит под нарисованный тобою портрет, но она жила лет сто спустя, и была женой не Суллы, а императора Клавдия.

    - Пусть так! Не буду спорить. Короче, она... как её... Подскажи!

    - Садомазохистка.

    - Именно! Вообще, она безумно интересная. Я бы с такой никогда не расстался!..
   
    Взволновавшись от чарующих воспоминаний, он обжёгся сигаретой. Выбрасывая, выглянул в окошко. Я посмотрел следом.

    Девчонки, откурив своё, деликатно ожидали, когда их позовут.

    - Культурные! - сказал Марат одобряюще. - Люблю таких. Пусть подождут немного, договорю, раз начал... Короче, хозяйка этой машины замужем и муж её безумно обожает, про параллельные знакомства всё знает и всё позволяет. Она ему - в свою очередь - тоже. Такие вот высокие отношения.

    - В духе нового времени.

    - Да.

    - Она красивая?

    Последний вопрос был равназначен узнаванию имени.

    - Не то слово! Она суперкрасивая! На неё бывает страшно смотреть - до того она красивая. Особенно когда выступает в роли госпожи.
 
    Он поёжился, наверное, от жутко приятных воспоминаний.

    - Однако, пора ехать! Расстревожил ты меня своими нездоровыми расспросами... Девчонки, грузимся!

    Расположившись на заднем сидении, девушки оживились и стали весело и непринуждённо щебетать с заливавшимся соловьём Маратом. Я сидел как истукан, не зная, что сказать, и чувствовал свою ущербность.

    Когда мы подъехали к поселковому супермаркету, Марат с двумя девушками отправился за покупками. Мы остались в салоне вдвоём с блондинкой по имени Наташа. Поглядывая в зеркальце пока мы ехали, я всё время ловил её сочувственно-ироничные взгляды, и теперь, когда мы были одни, она первая завела разговор, чувствуя себя хозяйкой положения. При более близком рассмотрении и по разговору, я понял, что она несколько старше, чем показалась сначала.

    - А ты, я смотрю, первый раз будешь участником таковского мероприятия? - сразу спросила она, как только мы остались одни.

    - М-м... - неопределённо ответил я.

    - Не бойся! Это совсем не страшно.

    - Я не боюсь, - неуверенно ответил я.

    - Боишься, я же вижу, - сказала она, прикурив тоненькую сигаретку  и выпустив дым в открытое окошко. - Я сама первый раз боялась, а оказалось очень даже прикольно.

    - А давно ты этим занимаешься?

    - Недавно. Только третий выезд. Тонька самая опытная - она у нас вроде как наставница.

    - Мастер производственного обучения?

    - Да!.. - она засмеялась, поперхнувшись дымом. Смех был приятный, не такой громкий и вульгарный, как у двух других. - Нас ведь только двоих твой друг заказывал, а Тонька сама уже навязалась, как бы в нагрузку. Навешала ему лапши на уши, что без неё мы не сможем себя полностью показать.

    - Раскрыть творческий потенциал?

    - Да-да!.. - она опять засмеялась. - А ты смешной! И разговариваешь грамотно. Поди выгнали с культурной работы, прежде чем попал в чернорабочие?

    Она с искренним сочувствием посмотрела на меня.

    - Выгнали, - сокрушённо согласился я, хотя никто меня не выгонял. Мне нравилось, что она меня жалеет, и не хотелось разрушать её сочувственное настроение.

    А девушка, услышав желаемый отзыв, продолжила мне сопереживать:

    - Ну ничего! Не расстраивайся. Хочешь, я тебя утешу?

    - Хочу, - не раздумывая ответил я.
   
    Я действительно хотел этого. Была в ней какая-то домашняя уютность.

    Заметив, что из магазина с покупками возвращаются наши спутники, она наклонившись ко мне, быстро прошептала:

    - Мы с тобой уединимся после обязательной программы. Не люблю я общий шум и гам...
   
    Склонный ошеломлять размахом, Марат втащил в салон автомобиля пластиковый ящик, все ячейки которого были заполнены разными красивыми бутылками, и поставил его мне на колени. Следом втиснулись возбуждённые и благоухающие девушки с пакетами деликатесной снеди, создавая ощущение праздника.

    Дача оказалась совсем не такой роскошной, как нарисовалась было в воображении под впечатлением красочного анонса, продекларированного восторженным организатора пира. Однако мне она понравилась своей скромной добротностью и аккуратностью отделки.

   Пока девушки во дворе оправляли пёрышки, а мы с Маратом расставляли необходимую для пиршества мебель внутри дома, он вкратце успел мне поведать, что непосредственный создатель этой дачи уже более трёх лет обитает вместе с совершеннолетними детьми в Германии, а его супруга по имени Эрика предпочла остаться в России, испытывая глубокое отвращение к немецкому языку, называя его поганым, несмотря на своё происхождение и образование: она была немкой и прежде преподавала английский и немецкий.

   Когда же Марат выразил солидарность со своей пассией, я в свою очередь выразил протест, заявив, что если бы он слышал как лепечут малыши на немецком, наверняка изменил бы своё мнение. Всё зависит от источника и формы подачи. На нас большое влияние оказывают фильмы о войне. Марат не стал спорить, переключив внимание на вошедших в дом девушек.
   
   Они стали нарезать закуски и расставлять блюда, а я пошёл растапливать баню, невольно представляя себе в воображении честного трудового инженера, по кусочкам, с трудностями, сопутствующими советским реалиям, собиравшего этот красивый теремок и другие дворовые постройки.

   Мне стало грустно, захотелось домой, на озеро, чтобы посидеть с Пафнутием на недостроенной лодке, а потом войти в дом и сунуться стылым носом в теплую Вероникину шею, пока она мокрыми руками рассовывает по банкам всякие овощные и грибные компоненты.

   " Завтра же с утра отправлюсь домой," - решил я. - " С деньгами или без! А баня как раз на руку - поеду чистым ".

   Набрав до самого верху воды в котёл и уложив коротенькие поленья в печь, весь погруженный в мечтания о неожиданном приезде к своим домочадцам, я стал поджигать топливо, но дрова только дымили и затухали.

   Давно не топили, решил я. В этот момент на моё левое плечо легла изящная девичья ручка. Я был уверен, что эта ладошка доброй Наташи, которая взялась меня опекать, и не оборачиваясь, пожаловался:

   - Не хочет разгораться, мерзавка!

   - Эх, ты, кочегар!  А сказали - деревенский... - ответил мне низкий грудной голос.- Вьюшка-то закрыта!

   Вьюшка, действительно, была закрыта, а голос принадлежал девушке Тоне, главной в небольшом, но дружном коллективе.

   Она прижалась к моей шершавой от засохшего плиточного клея " спинке минтая " своими налитыми грудями. Они были упругими, как мячики для тенниса.

   - Что ты делаешь, Антонина!? Я ведь ещё в робе - испачкаешься...

   - Ничего, мы тоже не из графьёв. Отмоемся!- жарко задышала мне в ухо запахом "Амаретто" девушка Антонина. Выпили уже без меня, понял я. А девушка настойчиво продолжала, видимо, отрабатывая установку Марата:

   - Давай снимем куртку - рубашка ведь у тебя под ней чистая!

   Она ловко стянула с меня замызганную куртку и запустила правую руку в прореху рубашки между пуговицами, а левой бегло, как баянист, пробежала по пуговкам, оголяя мне грудь и живот.

   Мне оставалось только дивиться её профессионализму и отдаться в ведение искусных ручек, но от преждевременного падения и двойной измены спасла щекотка.

   Я засмеялся и вывернулся из восхитительно искусных цапок жрицы любви.

   - Перестань, Тоня! Я ещё не готов к таким процедурам.

   - Не готов? Значит, тебе надо срочно клюкнуть вина!

   Глаза у неё были вызывающе наглые и задорные.

   - Надо прежде печь запалить.

   - Так запаляй!

   Она продолжала стоять, покачиваясь и демонстрируя выглядывающие из растёгнутого ворота яблоковые груди.

   - Какие у тебя перси! - не удержался я.

   - Персики? - охотно откликнулась дева. - Хочешь посмотреть?!

   - Не сейчас!

   Я взял её за плечи и развернул на 180 градусов.

   - Пожалуйста, ступай к столу. Я скоро приду.

   Стоило мне отпустить руки, как она тут же повернулась обратно.

   - Так может Наташку к тебе прислать, раз я тебе не нравлюсь?!- с заметно  обиженной ноткой в голосе спросила она.

   Мне стало неловко.

   - Почему не нравишься? Ещё как нравишься! Я сам себе не нравлюсь.

   - А что так?

   - Да так... Гнусный я тип.

   - Ну-у!.. - она продолжала стоять, не желая уходить и не зная что сказать. До меня дошло, что ей не хочется так рано появляться на глаза Марата, который взял её " в нагрузку ".

   Я пододвинул ей табуретку.

   - Посиди со мной. Как разожгу - вместе вернёмся к столу.

   Девушка повеселела. Усаживаясь, она с нескрываемой намеренностью дважды перекинула ноги туда и обратно, так что я не смог не углядеть цвет её трусиков.

   - Ars amandis! - с досадой сказал я, будто выругался.

   - Что?

   - Дрова толстовастенькие! И бересты как назло нету!

   - А вот! - она углядела и вытащила из темного угла маленький топорик.- Ты натеши щепок и всё у тебя загорится.

   - Спасибо. Какая ты глазастая и хорошая.

   - Так значит я тебе нравлюсь?

   - Я же сказал.

   - Тогда дай мне сигаретку!

   - А я не курю.

   - Почему?

   - Так... не нравится. Как выкуришь сигарету - потом во рту будто кошки накакали.

   Она не ответила. Я посмотрел на неё и встретился с недоверчивым взглядом, исполненным лёгкого презрения.

   Мне стало совестно за свою стерильную непорочность.

   - Лучше сто грамм накатить, чем выкурить сигарету! - громко продекларировал я, чтобы реабилитироваться.

   - А-а! - обрадовалась Тоня. - Так ты алкаш?!

   - Вроде того, - ответил я, тоже радуясь от того, что сказал приятное.

   - Мой муж тоже алкашит,- доверительно сказала она, наклонившись ко мне как к ставшему близким человеку. - Все работяги алкаши, особенно, когда работы нет.

   - Муж? А сколько тебе лет?

   - Двадцать четыре. А что?

   - Я думал лет восемнадцать-двадцать.

   - Из нас только Машке восемнадцать.

   - А Наташке? - разговор стал меня заинтересовывать.

   - Наташка где-то посередине между нами. Точно не знаю. 

   - Она тоже замужем?

   - Нет. Не успела ещё. Бери, если хочешь. Она тебя отучит пить.

   - Спасибо. Я подумаю.

   - А вот я не могу своего отучить.

   - Почему?

   - Сама люблю выпить.

   - По тебе не скажешь. С виду свеженькая.

   - Это до поры до времени. И потом - макияж. Ты меня не видел умытой.

   - А ты не умывайся. Ходи всегда так.

   - Зачем же ты тогда баню растапливаешь?

   - Это я для себя. Больше недели не мылся.

   Пока мы разговаривали всякую ерунду, дрова разгорелись и печка вдохновенно загудела.

   Антонина встала с табуретки и, сладко потянувшись, спросила с подтекстом:

   - Ну что - пойдём? Или?..

   - Пойдём без или. Не беспокойся, я дам понять Марату, что рандеву прошло на высшем уровне.

   - Ты красавчик! Хочешь, я тебе робу постираю?

   - Не надо. Я сам. Зачем тебе ногти ломать?

   - Ты дважды красавчик!.. Нет, ты красавчик в квадрате!

   - Давай уж лучше в кубе?! Чего мелочиться?

   - Ну давай!

   Она обхватила меня рукой, и в дом мы вернулись, будто слившиеся в экстазе.

   Марат в это время царил над пиршественным столом как  пушкинский Вальсингам. Завороженные девушки внимали ему, почти не притрагиваясь к закускам. А выпито было, судя по наполовину опустошённым трём бутылкам, уже изрядно.

   Особенно усердствовала третья девушка, самая юная из всех, по имени Маша. Наташа, напротив, только пригубляла.

   Она демонстративно нас не заметила, когда мы с Тоней подошли к столу.

   Хозяин пира сделал широкий приглашающий жест и вопросительно взглянул на меня, дескать, каково, брателла, угодил ли я тебе?

   Я показал большой палец. Марат удовлетворённо кивнул, радуясь, как добрый политик, исполнивший данные народу обещания, - всё лучшее людям!

   Речь свою он не прекращал, по обыкновению своему хвастаясь безудержно. Однако, на этот раз хвастовство его с большой долей привирания показалось мне в высшей степени совершенным, и я слушал, не перебивая, наслаждаясь, как художественным выступлением.

   Он много ездил, сопровождая своих зрелых дам в заграничных вояжах, и теперь рассказывал нам о незнакомых и невероятных вещах и впечатлениях, удивляя нас как заморский гость удивлял виденным простодушного царя Салтана и его окружение.

   Впрочем, слушал его я недолго. Скромно подкрепившись и не злоупотребляя алкоголем, не прерывая речь оратора и не фиксируя на себе внимание слушательниц, я выскользнул из дома, чтобы проверить  баню.

   Вода в меру согрелась - так, как мне и надо было, и не дожидаясь большого жара, я плотно закрылся, не забыв закинуть крючок. Всё необходимое в бане было - даже большой кусок хозяйственного мыла, которым я усердно прошоркал свою пропитаную потом и задубевшую от производственной грязи робу.

   Это же мыло употребил на себя, стесняясь притрагиваться к дорогим шампуням и гелям. Пока я мылся, кто-то из девушек карябался ко мне, но кто именно, я не понял, потому что дверь была толстая, а открывать я не стал, отбрехавшись, что скоро выйду.

   Я был уверен, что это была настойчивая Тоня, и приятно удивился, когда увидел по выходу из парной сидящую в предбаннике уютную и малопьющую Наташу.

   Сомневаясь в уместности своих действий, я прикрылся постиранной одеждой и, пройдя к вешалке, стал торопливо одевать чистое.

   Наташа, пожелав мне лёгкого пара, весело наблюдала за мной.

   Перехватив мой виноватый взгляд, обращённый к ней, она благосклонно разрешила:

   - Одевайся, одевайся! Никто же тебя не неволит.

   - Спасибо. Как там пир?

   - Пир в самом разгаре. Машка перепила.

   - Чего так?

   - Да вот так. Первый раз в первый класс. Переволновалась.

   - Мне она показалась тёртой, похлеще Тони.

   - Это она от нервов. Зря мы её с собой взяли.

   - Её же Марат выбрал.

   - Я вообще. Не её это дело. Она ведь умница.

   - Да? - удивился я. Мне она показалась дура дурой. Но озвучивать своё впечатление я не стал.

   - Она ведь студенткой стала. Деньги нужны на учёбу.

   - А родители пьяницы...

   - Почему пьяницы? Нормальные родители. Просто деньги им перестали платить на работе.

   - А где они работают?

   - Ты всё равно не знаешь. Это далеко. В Комсомольске.

   - Который на Амуре? - обрадовался я.

   - Да. Был что ли там?

   - И был, и купался. Я наши города больше по рекам и водоёмам запоминаю.

   - И как тебе наша водичка показалась?

   - Водичка как в Оби - мутноватая от песка,  но свежая. А вот на Волге вода какая-то неживая, хоть и более прозрачная.

   - На ней городов много.

   - Да. Так много, что берега за пределами них в летний сезон все в человеческих фекалиях.
   
   Наташа замолчала, видимо, не желая поддерживать разговор в этом направлении. Тогда я сам задал вопрос:

   - А ты тоже из Комсомольска?

   - Мы все оттуда.

   - Понятно. Комсомолки-доброволки... А почему так далеко забрались?

   - Чтобы знакомых на работе не встречать.

   - Но есть же и поближе большие города: Хабаровск, Владивосток.

   - Во Владике большая конкуренция  и всё под криминалом, а Хабаровск слишком близко.

   " Ничего себе близко!" - подумал я - " Пилить и пилить по " железке ". Впрочем, по российским масштабам, действительно, близко."

   - А у Тони есть дети?

   - Двое.

   - С отцом?

   - С дедушками и бабушками. Отец у них ещё тот раздолбай. Хотя раньше, говорят, был отличный токарь - уникальные детали вытачивал.
   
   Про саму Наташу я не стал спрашивать. Не хотелось усугублять накатившую вдруг грусть.

   Разговор возобновился по её инициативе.

   - Мы покурили с Тоней и переговорили. Она говорит, что ты не настроен...

   Я хотел возразить, что настрой на неё остаётся в силе. Но она продолжала:

   - От Машки толку уже не будет. Она может по пьянке устроить скандал, ей сейчас море по колено, а нам это не нужно.

   - Боитесь, что испортит имидж фирмы?

   - Да. Ты молодец - всё понимаешь. У нас к тебе просьба - забери её к себе.

   - То есть?

   - Уединишься с ней на втором этаже. Вроде как бы она будет работать, а на самом деле мы её уложим спать.

   - А меня тоже уложите спать?

   - Мы тебе оставим телефон. Будешь в городе - милости просим за бесплатно...

   Я задумался. Спать мне совсем не хотелось. Но и отказать девушкам в помощи я не мог.

   Со стороны теремка раздался шум - крики и звон посуды.

   - Началось! - сказала встревоженно Наташа и мы поспешили к дому.

   Но скандала как такового не было. Бедная Маша метала из открытого окна в сумеречную темноту опустошенные после еды грязные тарелки. Марат такому самовыражению не мешал, а только смеялся, громко подбадривая восклицаниями. Наверное, он это воспринимал как что-то вроде праздничного фейерверка и звона литавр.
 
   Общими усилиями удалось угомонить разбушевавшуюся девушку и вручить её мне. При этом Марат не преминул сказать, что отдаёт мне лучшее, что имеется.

   Я скупо поблагодарил его за щедрый подарок, захватив с собой бутылку водки, которую выпил один, без закуски и человеческой поддержки - в комнате на втором этаже у изголовья спящей красавицы.

   Пару раз забегали Наташа и Тоня, интересуясь как там их младшая подруга. Последняя крепко спала, иногда вздрагивая во сне.
   Мне не пришлось с ней перемолвиться ни одним словом...

   Проснулся Я раньше всех. Болела голова, подступала к горлу тошнота. Но нравственных мук, какие обыкновенно бывают во время тяжёлого похмелья, я не испытывал.

   Усиленно напрягая мозги, я пытался вспомнить что-нибудь такое, в чём мог бы себя упрекнуть и укорить, но ничего не получалось. Никого я не оскорбил, никаких безобразных действий не совершал. С Маратом у нас столкновений не возникало. Как в старом кукольном фильме-сериале из детства он был Шустриком, а я Мямликом, то есть были на разных полюсах активности и только дополняли друг друга.

   Одним словом, ощущения падения не было. Напротив, появилось ощущение некоторого взлёта - после очистительной бани и общения с вполне милыми девушками, вынужденными по своему вести борьбу за существование.
   
   Можно и мне жить дальше. Только вот голова и подступающая волнами тошнота...

   Я отыскал глазами недопитую бутылку водки и вылил остатки в гранённую стопку классического образца. Получилось в аккурат с краями. Осторожно, опасаясь разлить содержимое, и преодолевая нежелательную реакцию протестующего желудка, я вылил водку в себя и на минуту застыл, прислушиваясь к возникшему движению внутри организма.

   Вроде бы ничего. Вот только закусить нечем. Девчонки не догадались мне чего-нибудь принести.

   Тогда я взял лежащую безвольно на подушке млечно-розовую лапку Марии и занюхал тыльной стороной ладошки вместо закуски. Подумав, поцеловал тоненькие нежные пальчики, как бы совершив обряд прощания с ней и другими, не в силах изменить их нынешнюю жизнь в лучшую сторону.
 
   
   
      
   
   
   
   
   
    
 

 
   
    -