Надейся

Узкая улочка, пролегающая между двумя, пожалуй, никому не интересными доходными домами одного безызвестного господина, казалось, никуда толком не вела. Жёлтые, облезлые стены навевали лишь тоску, это подкрепляли слякоть под ногами и крайне неприятное ощущение того, что температура как бы не выше и не ниже нуля, что создавало поистине отвратительную атмосферу: всё вокруг казалось мерзким; облака, почти полностью закрывающие болотного оттенка небо, давили сверху довольно ощутимо; снег, грязный, отвратно чавкающий под подошвами ботинок… Всё это место в совокупности с погодой вызывало если не отвращение, то отторжение.
В голове Юрия была тяжкая дума. До вступления в новую жизнь оставалось каких-то три месяца, так как успех на экзамене являлся единственным возможным путём для дальнейшего существования. Иначе – нищета и смерть.
Нет, Юрий ничуть не преувеличивал свои вероятные бедствия, ибо он решительно ничего не умел. Буквально. Сиречь приколотить досочку к другой досочке есть не самое сложное занятие, однако на этом особо долго не проживёшь. Он искренне надеялся, что университет даст ему хоть какую-нибудь лазейку, чтобы не сдохнуть с голоду и холоду.
Одно обстоятельство несколько радовало Юру. Он был решительно один. Совершенно один.
Ни родни, которая могла бы упрекнуть его.
Ни лживых и хитрых лиц, находящихся рядом ради собственной выгоды. Обычно люди их называют «друзьями».
Ни семьи, хотя откуда ей взяться, которая бы только тяготила его. Ему и так было крайне тяжело.
В его мыслях копошились самые разные идеи, одни пугали и тут же исчезали за невозможностью исполнения, другие же застревали будто бы надолго, пытаясь навязаться, прицепиться, но тоже моментально улетучивались, как грязные снежные хлопья, вылетевшие из поля зрения. Чёртов снег начинал злить Юрия своей вездесущностью.
«Когда уже весна… Хотя Я не думаю, что мне вообще стоит ждать её».
Резкое чувство того, что он думает явно не о том, что нужно, остановило его посреди дорожки. По спине пробежали мурашки, странно болезненно, словно лапки этих насекомых были раскалены добела. Юрий был сильно удивлён своими мыслями – уверенность в относительной стабильности своего положения полностью пропало, и то, что не так давно радовало его, а именно его одиночество, вдруг представилось живой картинкой собственной смерти.
Канава.
Кровь.
Куртку, разумеется, сняли. Не брезгуя.
Для таких в морге никто не позовёт на опознание. И так понятно, что никому он не известен.
Так и останется он лежать. Может, пойдёт на корм студентам мединститута.
Совершенно никому не нужный. Да и кому нужен хладный труп человека, который и при жизни ничем интересным не являлся.
Неудивительно.
Горький ком подступил к горлу. Стало внезапно жаль самого себя.
Идея, которая посещала его холодными ночами, виделась всё явственнее и осуществимее.
Юрий потянулся.
К ножу. У него было довольно длинное и на удивление острое лезвие. Это подойдёт.
Раз Я не приношу пользы, принесу покой. Хотя бы себе. А вы суетитесь в своём мирке дальше.
Я выше этого. И Я докажу это.
Он осмотрелся. Навстречу шла странного вида особа.
Её словно шатало. Лица издалека видно не было.
Ей явно была нужна помощь.
Он уверенно ступал к ней. Может быть, действительно придётся сделать для неё что-то.
Приблизившись, девушка на вид лет шестнадцати, очевидно, пьяная или накачанная какой-то дрянью, больно схватила Юру за запястья и бессвязно промямлила нечто. Её взгляд, устремившийся снизу вверх, выражал сильнейшую боль, неясно, душевную или физическую, и искренне старался вызвать жалость.
Но у Юрия он вызвал лишь страх и омерзение. Он с силой оттолкнул её, скинув в снег, смешанный с грязью.
Она, оказавшись в горизонтальном положении, не сильно удивилась этому факту. Она была занята размазыванием по своей беспристрастной и неподвижной физиономии земляного цвета жижи.
Не пытаясь встать.
Как это низко. И жалко.
Тело девушки обмякло, но через несколько минут Юрий заметил идущего по дорожке специфически одетого мужчину.
В этот момент ему тут же стало всё ясно.
Он поспешил уйти. Такому, как он, тут делать нечего.
Чувство, посетившее его так резко и недавно, не отпускало.
Пора заканчивать. Но не здесь… И не так!
Я выше этого.
Это жалко. Я не хочу быть, как они.
Они убегают от жизни. Боятся или не выдерживают.
И считают, что так и должно быть.
Это… Ужасно.
Я не один из них.
Я не готов опускаться столь сильно.
Я… Я… Я выше. Я лучше них. И Я…
Докажу это!
…

Спичка догорела. В комнате было безумно холодно. Юрий тщетно пытался согреться, накрывшись дырявым своим пальто и стараясь хоть как-то разжечь очаг. Его трясло.
Лихорадка не так лечится.
Ему это было известно.
Но веселее не становилось.
Пальцы медленно отмерзали. Юра чувствовал это. Ясно чувствовал.
Он понял одну вещь. Но слишком поздно. Слишком поздно.
Может, он и мог бы сейчас греться в тёплом кресле. Если бы додумался раньше.
Учёба.
Учёба. Она предала меня.
Кто же мог подумать, что Юрий ни черта не вынесет из обучения. За которое пришлось заплатить.
Дорого заплатить.
Средств почти нет.
Он совсем озяб. И ослаб, что было много хуже.
Юрий и сам заметил, что не протянет долго. Особенно, когда он отчётливо услышал своё имя в разговоре о списке тех, кто непременно будет отчислен за ненадобностью и отсутствием выгоды для университета.
Выход есть отовсюду, знал он. Прекрасно знал.
Старый друг. Он поможет мне. Уверен, он не откажет.
Вот и он. Прямо в кармане.
Осталось немного, братец. Пара минут.

За окном погода не приносила никакой радости прохожим: мокрый, липкий снег ложился на землю и тут же становился далеко не белоснежным.
Всё вокруг казалось мерзким.
Мерзким, мелочным и суетным.
Какой-то озорной мальчик кинул в окно явно старого и прогнившего насквозь дома снежком.
Ответа не последовало, и пожав плечами, дитя побежало дальше, тихонько посмеиваясь над чем-то у себя в голове.