Бабушка

     Бабушка умирала долго, врачи уже не могли прощупать печень, а вот сердце оказалось здоровым, и только благодаря ему она продолжала жить, вернее, почти пять дней находиться между жизнью и смертью. И ведь всю свою сознательную жизнь я твердо знала, что бабушку нельзя нервировать, потому что у неё больное сердце. Она пила сердечные лекарства горстями и стаканами. В доме постоянно витал запах корвалола и валерьянки.

     Бабушка лежала в больнице, а я сидела на табуретке возле её кровати и пыталась хоть как-то облегчить её мучения. Она уже ничего не ела, лишь только иногда шептала: "Пиииить". Но и пить она уже не могла, я просто смачивала ей губы влажным полотенцем. Подошла медсестра и сказала, что главврач просит меня зайти к нему. Когда я зашла в кабинет главврача, он сочувственно сказал, что, увы, но медицина бессильна. Из его короткой лекции о гепатите я поняла одно: именно злоупотребление лекарствами привело к тому, что бабушка погубила свою печень. В конце своего монолога он попросил меня забрать её домой, мол,по правилам я не могу находиться в гепатитном отделении, а персонала по уходу им не хватает, да и вообще человеку приятней умирать в кругу семьи. На мой вопрос, как же я повезу лежачую больную, он сказал, что предоставит нам машину скорой помощи и санитара.

     Хорошо, что Вовка, мой дражайший супруг, находился под окном больничной палаты. Мы приехали в больницу на мотоцикле и сейчас он покорно дожидался меня, сидя на лавочке и читая газету. Я спустилась в больничный двор и подошла к нему. Коротко объяснив ситуацию, попросила его быстрее ехать домой, проветрить бабушкину комнату и застелить постель свежим бельем.

     Целых три дня мы по очереди дежурили возле умирающей. Больше всего я боялась, что бабушка умрет у меня на глазах, но на третью ночь, когда я отдыхала, Володя разбудил меня и сказал, что бабушки больше нет.
 
     Вот, сколько уж лет прошло, а я так всё четко помню. Как мой муж бегал по соседкам, упрашивая их прийти и помочь обмыть покойницу. Но откликнулась только одна незнакомая старенькая женщина. Мне муж запретил входить в комнату, видя моё полуобморочное состояние и понимая, что от меня все равно никакого толку не будет. От старой женщины, согласившейся на помощь, толку было примерно столько же, но она хоть могла подсказать, как проводить ритуал омовения тела.  Пришлось моему мужу самому обмывать и обряжать бабушку.
    
     А на следующий день он мотался на мотоцикле по городу, сначала в ЗАГС за свидетельством, потом на кладбище - заказать могилу, а на обратном пути оповестил родственников умершей. У бабушки было три брата и одна сестра. Странно, но в нашем доме их никогда не было. Лишь младший брат, дядя Лёня, довольно часто к нам захаживал со своей очередной женой. Остальные два брата были старше бабушки и считали её гордячкой и барыней.
      А её единственная сестра, тетя Соня, у которой только официальных мужей было семеро, вообще бабушку ненавидела. Но зато какой спектакль она устроила во время панихиды. Она заламывала руки и рыдала навзрыд, пыталась упасть в обморок, но, видя, что братья, племянники и все, кто мало-мальски её знал, смотрят на неё с веселым изумлением, она резко вышла из образа любящей и страдающей сестры, и направила свой гневный взор на меня и моего старшего брата Саню.

     "Это вы, - кричала она, срываясь на визг. "Это вы её погубили!". Ну тут уж дед Семён, самый старший из братьев, не выдержал, встал и гаркнул: "Закрой пасть, дура!". Тётя Соня схватилась за сердце, и её новый муж усадил её на скамейку. Однако, какие тайны королевского двора! Чуть позже к нам подошел дед Семен и объяснил ситуацию. Вражда между двумя сестрами началась очень давно. Им было: одной 18, а другой (Сонечке) 17 лет. И обе они были влюблены в одного молодого офицера, который всё-таки выбрал Шурочку, мою бабушку.

     Во время гражданской войны он воевал на стороне белых и был убит незадолго до того,как Шурочка родила ему сына. Но этому ребенку суждено было прожить всего лишь три месяца. Шурочка и её сын заболели тифом. Малыш умер сразу, а ей удалось вылечиться. После больницы её забрали к себе родители, где вместе с ними жила тётка Соня, тогда еще незамужняя барышня. Хотя жених был. Иван - красный офицер, красавец и очень образован. Сонечка была от него без ума. Но тут опять на её пути встала эта наглая сестрица-разлучница, Шурочка.

     Стоило Ивану увидеть эту бледную, коротко стриженную и худющую девушку, как он без ума влюбился в неё и вскоре сделал ей предложение. Ах, как же Сонечка была зла на свою коварную сестру и как же она её ненавидела. А тут еще у моей бабушки обнаружился талант. Пока её муж воевал, она в составе агитбригады выступала перед красноармейцами: пела, читала стихи и монологи из спектаклей. Пользовалась огромным успехом, и этого Сонечка тоже не могла ей простить.
 
     Она всё же вышла замуж, и даже не один раз, но по какой-то причине все её мужья как-то быстро умирали. Кстати, дед Семен рассказал, что на их похоронах она также устраивала душераздирающие сцены, казалось, именно роль безутешной вдовы была её призванием. Мужчина, который пришел вместе с ней, был её седьмым мужем. "Официальным", - сказал дед Семен, и многозначительно подмигнул.

 ***
     Похоронили бабушку на участке, где уже были могилы двух её дочерей, одна из которых была моей мамой. Единственный бабушкин сын был похоронен в братской могиле в Краснодарском крае. А могила её мужа, была ли она вообще... Его расстреляли накануне войны, как врага народа и, скорее всего, похоронили в общей могиле. По всей нашей улице, чуть ли не в каждом доме были такие "враги".

     Возвращаясь к автобусу, мы услышали громкие, показавшиеся знакомыми, причитания. Ну, конечно же, это была тётка Соня. Она стояла на участке с шестью могилами и рыдала, уткнувшись в плечо своего очередного и пока еще живого мужа. Участок был довольно большой и, окинув его взглядом, я прикинула в уме, сколько же еще поместится на нём тёти Сониных мужей. Но она умерла в том же году, вслед за моей бабушкой. Детей у неё не было. Зато она была очень богата. Умершие мужья обеспечили ей безбедную жизнь. А все её богатства достались последнему мужу, с которым она прожила менее года, этому мужичку с пугливыми глазами и блеклой внешностью. Правда, он был лет на двадцать моложе своей супруги.

     Автобус подвёз нас к дому. Во дворе уже были накрыты столы. Какие-то женщины сновали туда-сюда, накрывали на стол и хозяйничали на нашей огромной кухне. Я вопросительно посмотрела на брата, он пожал плечами,- мол, сам не знаю, кто они такие. Я почувствовала себя совершенно чужой среди этих людей, большую часть которых я видела впервые. Сильно, до тошноты разболелась голова и я пошла в дальнюю комнату, чтобы хоть немного побыть в тишине и прохладе. Прилегла на кровать и попыталась немного вздремнуть, но одно за другим нахлынули воспоминания.

     Бабушка была сложным человеком. Не помню, чтобы она меня когда-либо целовала или гладила по голове, но я всегда чувствовала её любовь. Она не позволяла мне делать что-то по дому, шила мне красивые наряды, баловала меня всякими вкусняшками, но взамен требовала, чтобы я училась только на "отлично" и чтобы в музыкальной школе тоже была самой лучшей. Она была непревзойденным мастером читать длинные нотации, но перед сном мыла мне ноги и, уложив спать, тайком крестила меня (на всякий случай, хотя считалась атеисткой). Не менее одного раза в месяц мы с ней посещали драматический театр и для меня оставалось загадкой, почему у бабушки, даже если спектакль был комедийным, в глазах стояли слезы.

     В местном дворце культуры был отличный оркестр народных инструментов, которым руководил замечательный музыкант-виртуоз Юрий Меденцев. Когда бабушка прочла на стене магазина, что во дворце культуры будет проводится конкурс на место солистки в этом оркестре, она за руку привела меня в зал, где сидела отборочная комиссия. Мы с ней попали в тот момент, когда конкурс уже закончился,  да к тому же им была нужна взрослая певица, а не тринадцатилетняя девочка. Но, решив, что от этой солидной и напористой дамы им так просто не избавиться, они согласились меня прослушать. Я запела "Санта Лючию" и оркестр тут же подхватил. Акустика в зале была изумительная, пелось свободно и легко. Отзвучали последние аккорды, и бабушка с нескрываемым торжеством посмотрела на жюри.

     Меня спросили, могу ли я петь народные песни, на что я ответила отрицательно. Дирижер оркестра, спустившись в зал, о чем-то спорил с членами жюри. Наконец было принято решение, что в оркестре будут две солистки: я и молодая женщина, поющая народные песни. С тех пор и началась моя "концертная деятельность". Раз в неделю концерт в ДК, концерты на предприятиях, а также конкурсы. Получив первое место в региональном конкурсе, проходящем в Ростове-на-Дону, мы получили право участвовать во всесоюзном конкурсе художественной самодеятельности. Конкурс должен был состояться в Москве через три месяца.

     И всё это время бабушка сопровождала меня на репетиции, ездила с нами на шефские концерты и конкурсы.  Юрий Иванович давно уже смирился с присутствием моей "телохранительницы" и даже подружился с ней. Они оба видели во мне воплощение своих честолюбивых планов. Но я их очень сильно подвела.

      Прямо накануне поездки в Москву у меня началась ломка голоса. Это была катастрофа для бабушки, Юрия Ивановича и оркестра из двадцати человек. Но в первую очередь пострадала я. Я не могла понять, как, еще вчера дивно звучавший голос, вдруг, стал хриплым, неподатливым, постоянно срывающимся и, переходящим в кашель. Мне казалось, что я навсегда утратила этот чудесный подарок судьбы.

                (Продолжение следует)