Счастья в бедности не бывает...

    -Ксенька, Ксенька приехала! — скашивая острыми коленками заросли крапивы, вопил во все маленькое горло соседский мальчишка, Филиппок.
    Так, прозвали ВаськА, за любопытный, пронырливый характер. Ни одного значимого события в леспромхозе не происходило, о каком не оповещал первым из всех именно он. На роковом отрезке для пятилетних тоненьких ножек пути, оказались густые заросли крапивы. Их вполне  можно было обогнуть, то есть, спокойно пройти к дому по камушкам, со знанием дела выложенными хозяином, и любовно выкрашенными в белый цвет — хозяйкой, но какой там...  этому только напрямую пробираться доставляло удовольствие.

    - Филиппок, ты, что  так кричишь?! Посмотри, как изодрал ноги крапивой, иди  я тебе смажу их, бедолага непоседливая.
    -Так, ваша  Ксенька приехала, — не унимался…
    -Какая это Ксенька?! 
    -Ой, это ты, что же, Ксюшу мою так называешь?! – не веря ушам и мальчишке…
Из материнской груди наружу рвалось сердце…
    -А, где, где ты её видел-то?! – засуетилась Мария Петровна, а лицо её покрылось румянцем, цветом неожиданного счастья…
Может, и не привирает, может, и вправду, приехала! Уж целый год не видела свою единственную любимую дочь... Сыновья-то все рядом. Определились, а вот младшенькая, ещё учится, и, кажется, тоже на пути определения... В прошлый раз, по телефону, все время, запинаясь, говорила, что есть новость, но вслух, ещё боится озвучивать: "Потом, потом, мама! Ты первая все узнаешь... Я пока... Я сама должна ещё всё осознать...- успокаивала мать, отнекиваясь.  - Серьёзная девчонка получилась… Рассудительная – с нежностью и заботой вспоминала о дочери взволнованно".

    Филиппок  деловито задрал до самых трусов разорванные штанины и подставил остренькие коленки Марии Петровне, одновременно рассказывая:
    -Меня мамка послала за буханкой, а я по дороге в магазин,  зашёл к Петьке, дядьки Свирида, который сын. У них кошка окотилась. Петька сказал, что ему нужны пятьдесят рублей, и предложил купить котёнка. Он так смешно лизал меня в лицо, ну, я и купил его за пятьдесят рублей. Вот, — бережно достал из-за пазухи маленький рыженький комочек…
   -Ну, надо же, прямо под цвет волос подобрал, — подумала с улыбкой Мария Петровна, погладив по рыжей взлохмаченной шевелюре милого мальчонку. - Ой, ты его едва не придушил! — забеспокоилась…
   -Да, нет! Я его берег... Вот, — с любовью поглаживая котёнка, продолжал Филиппок… - А ваша Ксенька…
   -Да, что ты её так называешь?! Какая ж она Ксенька?! — пыталась шутливо возмутиться, но тут к дому лихо подкатила чёрная легковая машина.
Из неё выскочила стройная девушка и бросилась к матери. Мария Петровна едва тихо вскрикнула и, обхватив дочь обеими руками, разразилась рыданиями. Так, они простояли несколько минут...   Машина тихонько отъехала, а Филиппок поплёлся держать отчёт перед матерью: з а хлеб не купленный, котёнка и ободранные коленки.

   -Глаза-то грустные, опустошённые,— с беспокойством оглядывая дочь со всех сторон, определило материнское сердце, и как позже выяснилось – безошибочно.
   -Мама, ты сейчас ни о чём не спрашивай... Вижу, что не терпится засыпать вопросами…
   -Да, нет, доченька, — Мария Петровна, немного обидевшись, парировала любя. Ты, видно, успела забыть... Я ведь и не задаю вопросы вам, пока все сами не рассказываете…
   -Да, да, мамочка! Прости! Это мне, отчаянно хочется прижаться к тебе и все рассказать, но, главное... понять. Понять, как научиться жить дальше, — Ксюша, закрыв лицо руками, села на любимую скамеечку под сосной, и не замечала, что к ней подошёл оленёнок Гоша и тыкается носом.
Его, раненного браконьерами, в прошлом году вместе с отцом они нашли в лесу.  У Марии Петровны внутри все окаменело…  Не…  неуж…
   -Неужто беременная?! Но, тут же, испугавшись своего глупого волнения, заулыбалась, отмахнувшись от чёрной мысли… 
   -Ксюшенька, хочу тебя предупредить и успокоить, если ты о ребёночке... так и не мучайся. Мы с отцом об этом только и мечтаем. Нам же все одно: с мужем ли, без мужа…  Лишь бы он был… — суетливо успокаивала дочь, казнясь за первоначальное переживание по этому поводу...

   Ксения подняла голову и пристально посмотрела на мать…  Потом расхохоталась заливисто, как могла только она, когда ей весело. Её заразительный смех раскатился по всему лесу и посёлку.
   -Мам! Ты что? Ну, понапридумала! Я, чья дочь-то?! Ваша: твоя и папкина. А вы у меня кто?! Лесные Человечищи-и! А не какие-то там — мелкие человечки.
У Марии Петровны, словно какая-то пружинка отпустила сердце, и тут же напряглась хотя с внуками уже грустно было расставаться, пусть даже в мыслях, но, с другой стороны... вроде все в порядке, раз так смеётся…
   -Ладно, мама. Хочу твоих вареников с вишней и мочёных яблок с арбузами. А, папа где?
   -Ой, а папка-то наш за наградой поехал.
   -Наградой?! Какой наградой?! – удивилась и одновременно обрадовалась.
 
   Ксюша самозабвенно любила отца: мужественного, сильного человека. У Георгия Ивановича косая сажень в плечах и открытый острый взгляд, если он пристально на кого посмотрит, так тот и под землю может уйти от страха, коль чувствует за собой вину. Браконьеры больше смерти боятся лесничего. Спят и видят, как бы от него избавиться. Когда мама   говорила о своем муже, её лицо выражало свет   женской  любви  и гордости:
   -На прошлой неделе вместе с участковым леспромхоза,   ваш отец арестовал целую банду приезжих браконьеров. Причём – высокопоставленные шишки какие-то там. К тому же ещё ухитрились устроить пожар, и едва не пострадал заповедник с маленькими олешками, которые осиротели, оставшись без родителей. Лесничий сам пытался погасить, пока ехали пожарные, а потом пролежал целый месяц в больнице… Ожоги, и бревном перебило ногу. Ну а теперь вот, его вызвали в область за наградой. За мужество и гражданскую принципиальность. Братья-то твои в это время были на лесосплаве. Лес отправляли по Шилке. Собрали по всему леспромхозу неравнодушных мужиков и решили создать деревообрабатывающий комбинат в посёлке… Скооперировались все вместе, и уже документы подали на оформление. 
   -Мама, а что, и Петруша тоже с ними на сплаве?! – удивлённо спросила Ксения. А как же, он ведь… 
   -Ох, Ксюша, ты и не представляешь, что мне тут пришлось пережить! – смеясь и одновременно охая, вспоминала мама.
Ксения заволновалась, но Мария Петровна успокоила:
   -Да, ты не волнуйся, все обернулось как нельзя лучше. Твои- то братья-близнецы навели, как они говорят — порядок, в танковых войсках.  Когда Алексей и Никита вернулись из армии, Максим уж поступил на службу в МЧС, а за Петром – то приглядывала одна я. Отец, сама знаешь… Его звери в лесу чаще видят, чем я. Так вот они мне и объявили, что, мол, кончилось твоё время, Мария Петровна! В трухлявый пень превратила Петра, своей материнской жалостью. Бледный, как поганка, даром что живёт в лесу. Двигаться ему надо.  Я, собралась было, открыть рот, чтобы напомнить им о его неподвижности, так они вместе с отцом, так на меня зыркнули, что я тут же его и прикрыла, присев. Батя твой, потом чуток сжалился… Подошёл, обнял за плечи и говорит: "Отдохни, родная! Ты уже, итак, навозилась  с ним  по больницам, да по санаториям… Пускай теперь мужики все в свои руки берут".
 
   -Ой, Ксюшенька, что тут началось! Эти изверги постелили на медвежью  шкуру клеёнку, а поверх насыпали снега и туда Петра в одних трусах, да давай его растирать… Итак, каждый день… Я уходила, чтобы не видеть ихнего  изуверства. А через месяц и того, хлеще... Братья его обливают зимой холодной водой, растирают и таскают из бани в сугроб, из сугроба в баню…  Так, ты знаешь, Петька — этот паршивец, ржал, как конь… Зарозовел весь-то…  Сча-а-а-стливы-ый! Ему мои-то «оханьки», да «аханьки» не нужны, оказались теперь... С чаёчками да тёплыми носочками, а вона чего ему надобно было! Натащили целый двор железяк каких-то, и сами их тягают: вверх и вниз, и этого приохотили.
Так, вот хоть Петр, твой младший из братьев – инвалид колясочник, но старшие браться его не оставляют ни на минуту в покое. По полной загружают — это они так любят говорить. Не щадят и себя… Оно ведь не так-то просто повсюду возить с собой колясочника, а тот только хохочет во все горло. Ну, я совсем разболталась… Сама, поди, все потом узнаешь и увидишь. Через месяц будут твои братья дома. Доченька, ты пока займись мочёными арбузами, помнишь, где они обитают, а я баньку налажу…

   "Да, банька у них всем банькам – банька", – ласково взглянув на мать, подумала Ксюша.
Отец её строил по каким-то там Финским проектам. Он когда-то ездил на конференцию по лесничеству в Финляндию, и у своего нового друга парился в бане. После этой парилки — буквально заболел такой же идеей. Ему прислали из Финляндии оборудование и вот теперь — это гордость семьи. С наступлением ночи, женщины – мать и дочь, в обнимку, лежали на большом топчане и разговаривали. На нём помещалась обычно вся семья. Он был устлан хорошо выделанной медвежьей шкурой, а сверху настилали большую рубленую холстину и отдыхали после баньки. Тело излечивалось от всех недугов медвежьей энергетикой, исходящей из шкуры. Топчан срубленной отцом специально для валяния всей семьи после баньки… А, тут же, рядом с топчаном – аэродромом стоял столик широкий с аппетитными арбузами из кадки и яблоками. Мужчин сейчас нет, и мяса не хочется, а будь они дома, так здесь бы было… У-у! Да-а!

    Марию Петровну  точила непонятная червоточинка, омрачающая приезд дочери…  Ожидание чего-то такого, отчего пульсировала боль в сердце матери…
    -Мама! Я, кажется, люблю… Нет, не кажется, а люблю, — как бы убедившись в точности определения этого состояния, обыденным голосом, без намёка на торжественность объявила о высоком чувстве дочь.
   -Так, это же, хорошо, доченька, но почему с такой тоской в голосе мне это говоришь?!
После затяжной паузы, измучившей мать, Ксения продолжила…
   - Отец Егора, академик… Кардиолог с мировым именем… Две недели тому назад он пригласил меня познакомиться с родителями… Я не хотела… боялась хотя мы встречаемся уже год, но поцеловались только через полгода... в мой день рождения. Знаешь, как он надо мной трясётся,  просто пылинки сдувает. Говорит, что бережёт для себя. Нет, тогда, он ещё не собирался делать мне предложение, но говорил:"Родители должны знать, что есть ты, и никакая другая мне не нужна".
Я почувствовала, что он что-то не договаривает, но поддалась на уговоры и поехала. Мне, ведь тоже никто не нужен, кроме него.     За обеденным столом  меня давила ужасом молчаливая напряжённая обстановка… Просто кусок не лез в горло… От волнения, я пролила себе на платье красное вино, и немного на скатерть… Юрий Александрович посмотрел на жену так, будто этого они и ожидали, а Егор сразу заволновался… Потом он пытался объяснить это волнение, дескать, оно было вызвано тем, что он понимал, как на эту маленькую незначительную оплошность отреагируют родители. Уговаривал  не  обращать внимания,  говоря:"Понимаешь, Ксюша? Постарайся их понять и простить… Два года назад они потеряли любимую дочь, а я сестру. И вот я остался у них один. И все свои помыслы направили только на моё благополучие. Тема стара, как мир. Отец все уже для меня определил. Моё будущее расписано по минутам: и обучение, и работа, благосостояние, а тут возникла ты…   -Но почему же ты об этом раньше не говорил?  - Потому что ещё не знал, кто ты для меня. Теперь вот убедился окончательно: ты моё будущее и настоящее - вспоминал их разговор с Егором, а глаза выражали такую грусть, что у матери сердце холодело от боли  за дочь". 

   -Когда мы прощались, — продолжала Ксюша, — мать попросила Егора, что-то там ей помочь подержать, а отец, глядя пристально мне прямо в глаза, сказал:  "Вы, Ксения, бесспорно красивая девушка, но я должен сказать, что счастья в бедности не бывает. Поверьте, я знаю, о чём говорю. Да, можно слышать, что бедность не порок и прочее. Но не порок для других... Для меня же и моей семьи — это неприемлемо. Поэтому сын наш должен связать свою жизнь с девушкой из состоятельной семьи, чтобы ничто им не мешало творить с увлечением в выбранной профессии, не задумываясь о куске хлеба. Надеюсь, вы умная девушка и все прекрасно понимаете. Всех вам благ. Кажется, там где-то на Алтае у вас брат инвалид, так и всей вашей семье желаю терпения.  Смею надеяться, что вашего имени больше не назовут в моей семье" - это все он мне говорил, пока Егор, что-то там помогал матери.
Думаю, они устроили так специально, чтобы без него мне все это сказать. Надолго задумавшись, тяжело вздохнула и продолжила…
   -Я Егора попросила пока не приходить в общежитие ко мне. Сказала, что мне необходимо готовиться к экзаменам, а он отвлекает. Мама, но я совершенно ничего не могла запомнить… Мама! Мама! Меня так унизили... Никогда ещё не ощущала себя так ничтожно... Как червяк, на который просто наступили, и его нет… Главное, мне показалось – он всех вас, моих любимых людей унизил. Я всегда себя ощущала сильной, уверенной, а после это разговора мне показалось, что мы все зря живём на этой земле… Она не для нас… Не для таких, как мы. Зачем от так странно спросил меня: "У вас, кажется, отец лесничий, и брат-инвалид?"  — неожиданно вспомнив, продолжила Ксения. -Я не поняла к чему это?! Добить, окунуть душой в грязную лужу, подчеркнуть моё ничтожество в сравнении с их сыном?! Неужели он не понимал, что мне, итак, уже больно, стыдно, и ещё много страшных чувств, убивающих все светлое в сердце?! Мама, он же врач-кардиолог?! Как, как так можно с людьми?! За что?! Мама, я взяла академический отпуск… Не могу больше находиться в Москве… Ноги не несут в университет. Мне все время кажется, что все об этом происшедшем знают и насмехаются надо мной… Мама, мне теперь нужно научиться жить... дышать без Егора. Я ему позвонила и сказала, что не люблю его… Выхожу замуж и уезжаю… Он чуть с ума не сошёл у телефона, а я не могла это слышать и положила трубку.
   -Доченька! - Мария Петровна обняла Ксюшу и…
   -Мама! Пожалуйста, не говори сейчас ничего… Сегодня хотя бы... Очень хочу спать. Не сплю уже несколько дней. Папа, когда приедет?
   -Так, сегодня вот должен. Ночью вроде. Его привезёт сосед, он как раз будет на станции. Так, а если Егор тебе позвонит?
  -Нет,  не сможет. Я поменяла симку, а адреса он не знает. Спокойной ночи.
Ксения поцеловала мать и ушла в свою комнату.

  Проснулась среди ночи от какого-то стука… Мельком посмотрела на ходики – четыре часа утра… Вдруг издалека услышала обрывок разговора отца с матерью...
   -Значит, говоришь, не бывает счастья в бедности? – басил отец.
У Ксюши защемило сердце от любви к отцу, и желания броситься ему на шею… Но интонация их разговора с матерью остановила её… Она почувствовала всем дочерним чутьём, как сильно отца зацепило мамино сообщение.
   -Так, не я это говорю, а тот академик, — оправдывалась мать…
   -Э- эх, мать! Это ведь смотря, что этот бестолковый Московский народ считает бедностью. Я так думаю, что бедность — это когда в мозгах такие проблемы, как у них. Наш Максим меня бы поддержал, как-никак он у нас психолог. Бедное мышление, то есть узкое соображение — это самая настоящая бедность. Оно им не позволяет быть счастливыми.   Деньги, богатство материальное, что им всем даёт? Ни-че-го! Глаза пустые, сердца израненные, головы забиты всякой материальной ерундой. Не могут радоваться от всей души: ни детям, ни увлечениям, ни друзьям. С природой, так, вообще, не якшаются. Родных: мать и отца не признают. Что им остаётся? Дырка от бублика. Пустота кромешная в душах. Вот она где БЕДНОСТЬ непролазная.  А мы! Что мы? Нас окружает вон, какая природа. Она же и кормит. А как мы все любим, друг друга. Мы  глотку перегрызём за каждого из нас. У всех есть интересная работа, увлечение. Вон наши сыны, только пришли из Армии, и уже задумались, как жить дальше. А счастье, так оно ведь многолико. Из всего этого состоит. Что-то одно из счастья захворало, другие его стороны поддержат. Подхватят в критические моменты... итак по кругу. Счастье, оно ведь, как круг, поделённый на сегменты, в которых хранится все, из чего состоит жизнь. Один захворал, другие подлечат. Так-то! Все давай спать. Пожалеть надобно того академика с его понятием — счастье. Это он бедный. 
   -Так, может, он не такой уж и плохой… За сына своего ведь переживает, — мать пыталась найти хоть что-то положительно-оправдательное в людях, обидевших дочь. -Вот ведь и Максим наш мог бы после университета зацепиться в Москве… Ему же предлагала эта... его девушка, Нина, кажется. Кто-то там мог им помочь.  Свой кабинет открыть и приёмы, что ли, вести...
   -Мать! Ты все никак не успокоишься. Максим правильно тогда рассудил. Не имеет он права копаться в психике людей одними знаниями, приобретёнными в университете. Должен прежде ближе познакомиться с ней на практике. Вот и пошёл он в МЧС психологом, а она, его не поддержала. Кстати, мать, он тебе тогда рекомендовал почитать "Драматическую медицину", чтобы ты ликвидировала свою материнскую близорукость и хоть немного понимала, чем занимаются твои дети?! Так, ты читала? – смеясь, спрашивал отец.
Ксения почувствовала по интонации голоса, что он в это время обнял маму.
    -Да, ты же мне кости поломаешь, медведь, — с любовью шикала она в ответ… Читала про Коха... Туберкулёзную палочку выявил. Сам себя заразил, чтобы испробовать на себе вакцину против туберкулёза, и сам заболел…
    -У-у-у! Мать! Так, ты у нас теперь похлеще того горе-академика будешь! Кстати хоть он и кардиолог, а сердце у него нечувствительное, иначе б знал, что заботясь о благе сына, нельзя убивать нежное сердце девочки. Походя, втаптывать в грязь её мечту о нормальной, счастливой жизни.  Хренов кардиолог! — заключил отец. Ну а этот отпрыск, если любит – найдёт. Разгребёт весь свет и найдёт, а коли не любит… Цыц мне! Об этом больше ни слова в доме. Ещё и при братьях.

    У Ксении от слов отца совершенно прошёл сон. Она буквально физически почувствовала, как унижение отпустило маленькое сердце, а вместо этого ощущения появилась щемящая жалость к Егору. Даже показалось, что он достоин именно того счастья, о котором говорил её любимый отец. Ведь она его и полюбила за эти качества, о которых с таким достоинством говорил он. Повторила дважды про себя эту фразу, испытывая невероятную гордость за отца, и семью.

    Петух заливался так, словно специально готовился поразить воображение любимой девчонки. С Петькой у Ксюши давнишняя любовь. Их с петухом  называли «н е разлей вода». Он всегда ходил за ней по двору, как хвостик, а когда она садилась к отцу в машину, то залетал на капот и его не могли никак согнать.
   -Папка!
   -Доченька!
На этих восклицаниях закончились все приветствия отца и дочери. Он схватил её в охапку и закрутил по комнате.
   -Доченька! У меня возникло твёрдое решение. Ты едешь в Финляндию к моему другу... Помнишь, Хансена,  помогал мне баньку делать? Они уже давно нас приглашают, но я сейчас никак не могу оставить без присмотра лес. Мои пятнистые олешки готовятся для отправки в Европу, и я должен контролировать этот процесс, чтобы не взяли больных, слабых малышей. Через неделю улетаешь. Там развеешься, отдохнёшь. У него четверо детей почти твоего возраста. Чуть, правда, постарше. Поедешь с матерью. На недельку или две, как получится. Возражения не принимаются. Отец все сказал, — он поцеловал в голову дочь и вышел из комнаты.

                Прошел месяц...

   -Ай, яй, яй! Кто приехал?! Мои милые финочки явились! — отец схватил своих женщин в одну охапку и почти понёс в машину. - Ну, как, отдохнули?
   -Спасибо, папа! Ты  правильно сделал, что отправил нас в эту замечательную, дружную семью. Я там много передумала и поняла.
Мать лишь молча все время улыбалась, нежно разглядывая мужа. Не исхудал ли? Когда подъехали к дому, им навстречу со всех ног нёсся Филиппок... 
   -Ксенька, Ксенька! Мария Петровна, а к ва-а…— но ему не дали договорить, потому что из бани вывалились гурьбой, раскрасневшиеся братья, во главе с двумя экзотическими личностями.

   Впереди всех выступал Егор и его отец-академик -   оба в банных цветастых халатах Марии Петровны и Ксюши. На головах у них красовались войлочные финские шляпы, а из-под халатов кокетливо мелькали красные трусы в белый горошек.

  -Ксения, простите! Простите меня, старого дурня! Потом вам Егор поведает, как мы вас долго разыскивали, но нашли, как видите... Да разве это, главное?! Ксения, у тебя необыкновенно красивая семья! И счастливая! Да, со всей очевидностью я теперь вижу, в каких надёжных руках будет мой сын, если ты, конечно же, возьмёшь его... — он извиняюще приобнял девушку за плечи.
Вместо ответа, Ксения, барахтаясь в объятиях братьев, любовно прицыкнула на Егора.
   -На кого ты похож?! Иди, оденься... Мама тебя первый раз видит, а ты тут...
Егор счастливый улыбался всеми горошинками на жизнерадостных трусах.






Audio — сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор — sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
https://poembook.ru/id76034