МИКС

               

      Леонард был владельцем картинной галереи. Вся его жизнь сводилась к поиску и обретению очередного шедевра. Обширные связи и солидный счет в банке позволяли проникать в самые закрытые и недосягаемые тайники частных коллекций. С годами он стал одержим в своем извечном поиске и жажде обретений, но ни одно из них уже не доставляло радости, не будоражило, не волновало как в былые времена. Портреты, пейзажи и натюрморты обживали все новые вертикалям его галереи. Бывало, он гордился своими обновками, порой не мог поверить в удачу, в тот факт, что стал обладателем очередного шедевра. Но чаще всего ему делалось тошно от прозаичности священного по сути процесса вторжения за непостижимую грань. Его коллекция внушала уважение, а иногда почти благоговейный трепет. И новички, и знатоки бывалые взирали с завистью на дивные сокровища, грустившие на стенах, в отсутствии любви и внимания со стороны их владельца. Что искал этот беспокойный и страстный человек? Он и сам толком не знал, не мог пока понять, и лишь во сне, порой, громко стонал, повторяя чье-то забытое имя, водя в пустом пространстве трепетной рукой.

      Свершилось враз, как сильнейший разряд, как затмение, шторм среди полного штиля – он обнаружил то, о чем мечтал неоднократно,  о чем стонал и бредил по ночам. Он узнал ее сразу, но долго не верил, ходил взад-вперед, потрясенный, смущенный, не зная, что делать и как отнестись к столь вызывающему полотну. Оно не походило ни на что, хотя исполнено была классически -традиционно. О да, придраться было не к чему – перед ним был мастерски написанный и вдохновенно исполненный микс: то ли пейзаж, то ли портрет, то ли натюрморт. Впервые в жизни он не смог определиться с жанром, и в то же время каждой клеткой ощущал присутствие шедевра. Его мятущееся "я" подсказывало, что поиск окончен, и нужно лишь остановиться, разглядеть….
       Он подошел к холсту и начал изучать его с дотошностью эксперта: детали выписаны виртуозно, сюжет прекрасен, облик безупречен, но что-то мешало постичь полотно целиком. И тогда он сделал лучшее, что мог – он отошел на метр и замер в восхищении.
      Так, не приближаясь и не отступая, он простоял довольно долго, не позволяя себе думать и оценивать, а только постигать и втягивать все то, что явилось ему столь независимо и вдохновенно. Летели дни, столетия, эпохи, он шаг за шагом приближался к цели в почти ребяческом порыве дотронуться рукой, и с каждым шагом  погружался, ощущал себя частью картины, такой родной, такой далекой.…

      И вот настал великий день, когда он увидел шедевр целиком. Все мазки и детали сложились в единое целое, в то непостижимое и вдохновенное, что делает холст полотном.
      Еще не веря собственным глазам, он двинулся навстречу неизвестному, необратимому в своей судьбе. Кажется, он даже закрыл глаза,  пытаясь впервые в жизни отдаться на волю эмоций, поверить в отчаянный зов изнутри.
Это движенье вперед было потрясающим и бесконечным, и он уже не понимал, летит он к звездам или стремительно падает в бездну…. Опомнился, когда ладонями уперся в холодный шершавый холст. Открыл глаза и обнаружил, что находится внутри картины.
- Впервые в жизни я не знаю, что делать. Я – смертный, а ты жила вечно. Прости мое непроизвольное вторжение!
      Вокруг него происходило что-то важное, доброе и бесконечное, совсем не похожее на прежний будничный уклад. Событием здесь было все: шум ветра, кровь, стучавшая в висках, дыхание, движение ресниц, все то, что делает открытым и ранимым.
      - Я готов умереть, чтобы остаться здесь навечно! Не прогоняй меня отсюда! – взмолился он и тут же осекся, не понимая, как себя вести. Ему вдруг стало очевидно, что все это время  картина молчала, а говорил исключительно он!
      Мысль огорошила и выплеснула из картины в пустую серую реальность. Он опустился на колени, закрыл лицо дрожащими руками. Плечи его сотрясались, в груди все клокотало и рвалось, хотелось в кровь разбить костяшки пальцев об этот гордый бесполезный лоб.
- Господи, ну не понимаю я этой живописи, ну не знаю я, из каких безрассудств она состоит, но, видит Бог, я могу оценить ее и вижу, как она прекрасна!
Он содрогнулся и затих, прижавшись щекой к ледяному багету.
- Встань с колен! -  Ощутил он движение ветра. - Я помогу тебе увидеть.
      Мелодичный звон заполнил все его существо. Он и не думал сопротивляться, только поднялся на ноги, доверчиво закрыл глаза и тут же ощутил чье-то теплое прикосновение, как будто пальцем провели по сонным векам.
      - Это не слабость, это новый путь! – Зашумел недалекий прибой.
     - Куда? Куда он ведет? – Заволновался Леонард и тут почувствовал, как две горячие слезы скатились по его щекам. – Благодарю тебя за эти слезы!
      Он медленно открыл глаза и не узнал привычный мир, такой отныне солнечный и щедрый, и вдохновенный, как порыв души. Событием здесь было все: биенье сердца, кровь, стучавшая в висках, и вдох, и выдох, и движение ресниц, но главным событием здесь была Жизнь, сиюминутная, ежесекундная, сотканная из образов и звуков, желаний, чувств, оттенков и цветов.
      Теперь Картина оставалась лишь картиной, шедевром сделалась сама Реальность….