Его звали Мамочка

          Середина июня. Теплый солнечный день. Слегка запыленные, потёртые временем, ботинки устало шлёпают по дорожке аллеи. Лёгкий ветерок игриво шелестит листьями высоких тополей и клёнов. Яркое солнце, пробиваясь сквозь них, создаёт впечатление движения множества солнечных  зайчиков, весело прыгающих на асфальте, по деревьям, памятникам и крестам кладбища. Неугомонный стрёкот кузнечиков, звонкое пение малиновки, щебетание воробьёв - навевают иллюзию душевной радости вместо грусти и тоски.
  Прошлый раз - лет пять  или шесть тому, был здесь зимой. Стоял мороз, снега по пояс. Долго топтался по сугробам  в надежде отыскать могилки бабушки и отца. Как это не было сложно - нашёл. Обидно  - ехать за тысячи километров, а в результате…но, слава Богу, – удалось! Теперь  легче – лето…

 Живу за тридевять земель от города моего детства. Даже на могилки родных не каждый год приезжаю. Так сложилось.

  Медленно продвигался к широким  кладбищенским воротам, навестив могилки родных и близких людей. С грустными мыслями и тяжестью на душе посматривал по сторонам, изредка встречая знакомые имена и фамилии.
Прошёл  колодец, и что-то заставило меня свернуть с аллеи на узенькую тропинку между рядов могилок.


  Взгляд непроизвольно упал на мраморную плиту со знакомым до боли изображением и надписью Васильев Евгений Фёдорович 1908 – 1987 г.
В памяти всплыли далёкие и счастливые времена, юности.
  По окончании школы оказался на распутье - не знал, куда приложить силы для дальнейшей жизни. Вариантов было много.

  Попытаться поступить в медицинский институт. Как-никак два года с огромным удовольствием   занимался в кружке у профессора Бычкова на кафедре топографической анатомии и оперативной хирургии. Занятия с учениками школ для профориентации совместно со студентами проходили в "анатомичке".

  Едкий запах формалина, экскурсия по анатомическому музею, знакомство с секционным залом и подвалом, где клетки с подопытными животными.
  В результате трёх занятий  остались  из ста двадцати  желающих не более десятка, а к концу второго года - только трое.
 Благодаря деятельному участию Ивана Николаевича Бычкова научились многому. Нам даже доверяли заниматься препарированием, принимать посильное участие в научной деятельности кружка  и присутствовать на операциях...
Для  чего человеку даётся юность - период  фантазий, мечтаний и несбыточных надежд?
Правильно - натворить глупостей  вопреки здравой логике! Решил поступить в военное училище. В  результате время для сдачи документов в институт упустил.

  Вот и пришёл к Ивану Николаевичу за добрым советом с вечным вопросом «что делать?». К чудесному человеку, который свою жизнь  без остатка посвятил медицине. Войну, с 1941 и по 1946 год провёл в действующей армии ведущим хирургом медсанбата. Сколько спас человеческих жизней. Вернулся в родной институт, на кафедру. Трудно было бы найти специалиста, который лучше его разбирался в анатомии человека.

    ***
  Каких только легенд  ни слышал о докторе. Однажды летом, когда   возвращался  домой, по набережной реки Омки, два пьяных бандюгана привязались с целью поживиться деньгами.  Как ни пытался их урезонить Иван Николаевич, что по сравнению с ними, старый и чахлый! Что когда проспятся, будет стыдно за содеянное! Убедить так и не смог...

  Один из молодых наглецов вытащил из кармана нож, сверкнуло лезвие,… Что оставалось делать! Указательный палец старого хирурга резко ткнул одного и другого,… Убедившись, что у клиентов пульс прощупывается, выбросил в реку нож и побрёл к ближайшему телефону – автомату… Врач приехавшей скорой помощи оказался его учеником…

  « Иду мимо, смотрю, лежат двое… запах,  неприятный такой! Видимо, отравились. Ты там, Володя, в стационаре подскажи, что им просто необходимо сделать промывание желудка и кишечника. Иначе не спасти! Жёстко клизмить, клизмить! Только не задерживайся – минут через тридцать начнут приходить в себя!»  Снял шляпу. Вытер вспотевшую лысину и, усмехнувшись, двинулся домой.…К кому же было мне обращаться за советом, как ни к нему...

***
  Выслушал, меня подумал  и сказал: « Годик, голубчик, поработай, в институте,… определись,… Судьба сама подскажет…Хорошо бы  у нас на кафедре.  Через месяц – два, освободится должность лаборанта, приходи! Буду рад!

  Слушай, совсем забыл! Езжай к профессору Маслову на кафедру. Будешь там, в чистом халате работать… и формалином там не пахнет,… а потом жду у нас!» - улыбаясь, похлопал  по плечу.…  Так и оказался я на кафедре «Общей гигиены» лаборантом…

  « Встречай, Евгений Фёдорович, протеже друга и товарища - Бычкова! Вот в твоё распоряжение наш новый лаборант – Андрей Михайлович» - представил меня вошедшему в кабинет старый, но ещё крепкий дедушка, профессор Маслов Леонид Михайлович.

   Я наткнулся на строгий изучающий взгляд, от которого мурашки неприятно забегали по коже.  Худощавый, подвижный, с пробивающейся сединой на голове, аккуратно подстриженный, в отглаженном белоснежном халате доцент Васильев создавал впечатление сурового, не терпящего возражений непререкаемого авторитета.

   Ввел в курс обязанностей, вплоть до самых мелочей. Предельно ясно и понятно, уточнять не пришлось. Работа не пыльная и не сложная. Вовремя подготовить к практическим занятиям материальную базу. Найти и принести в аудиторию необходимые плакаты.

  Самым сложным было подготовить стационарные и переносные приборы для определения уровня радиации. Достать из тяжёлых  свинцовых контейнеров  стронциевые источники, образцы зараженного грунта, разложить по учебным местам, а по окончании проверить  наличие и уложить в контейнеры.

   Прав  Бычков -  работа чистая и аккуратная, ни запаха формалина, ни крови, ни грязи – работай, трудись и радуйся жизни! Претензий никаких.  Свободного времени предостаточно. От безделья и тоски, скальпелем красиво заточил  карандаши на письменных столах во всех кабинетах кафедры, подремонтировал плакаты.…  Вот тогда и состоялся разговор по душам с Евгением Фёдоровичем. «Что, брат, тоскливо, неинтересно?  Сейчас бы скальпель в руки… и сеять доброе  и светлое. А здесь что? Санитарно-гигиенический факультет. Все ходят чистенькие, в белых хрустящих халатах – смотреть противно! Так?

  А, знаете ли, молодой человек, чтобы было с нашим родным городом, если в пятидесятых не решили вопрос о развитии канализации и сточных вод  именно врачи- гигиенисты? По глазам вижу – угадали! Утонул бы Омск, в чём уточнять не будем!

  А известно ли о вспышке эпидемии холеры, малярии, сыпного тифа, сибирской язвы, кишечных инфекций. Конечно, нет, об этом в наше время никто не вспоминает. Четыре года возглавлял эпидемические отряды на территории Сибири и Омской области наш всеми уважаемый дед - Леонид Михайлович Маслов. Сколько благодаря работе его и других наших коллег было спасено людей!

  Вот вы недавно с аспирантом Родькиным Виктором Петровичем катались на завод «Синтетических моющих средств» Проводили замеры от  температуры тела у рабочих до процентного содержания стирального порошка «Лотос» в окружающем воздухе. Зачем? Чтобы Витя кандидатскую защитил?

  Так - то так,  -  да не совсем так! Он создает условия для подопытных крыс, как у рабочих – содержание порошка  в воздухе, температуру окружающей среды… добавляет   в пищу.… И крысы не выдерживают,… Погибают…

  А люди на этом предприятии работают десятилетиями,…дышат через респиратор… Им, оказывается, за вредность  никакой доплаты  и  никаких льгот не положено, потому как завод относится к Министерству пищевой промышленности.  Разве может быть какое- то вредное производство в пищевой промышленности? Вот и приходится доказывать не на словах, а еще и с помощью науки! Какую пользу  Родькин этим принесёт! И для науки, и для людей. А ты ему помогал – значит и твоя капелька добра здесь есть.  Вот так - то!

  Само  собой  настроение  поднялось, и работа показалась не такой грустной и обыденной. Студенты побаивались Евгения Фёдоровича. На занятиях тишина. Никто не осмелится ни чихнуть, ни стулом скрипнуть. Ещё бы! Опыт работы на кафедре, начиная с 1938 года.…Это о многом говорит! Сколько профессоров и доцентов добились  ученых степеней благодаря тому, что ещё студентами занимались в его научном кружке.

***

   У Васильева как у любого преподавателя  было прозвище. Оно здорово отличалось от других. Сколько  не пытался узнать у студентов, почему именно « Мамочка», так ничего и не добился.
 - Мамочка и всё!
-Почему, не знаю.
- Так до нас называли, и мы поддерживаем.
-Традиция такая! Мамочка и всё!»

  Так это и осталось бы в секрете, если бы не тетя Люба - мамина сестра, окончившая в 1944 году наш институт. Узнав, что работаю под началом Евгения Фёдоровича, радостно воскликнула: «Мамочка! Живой! Слава Богу! Чудесный, хотя и строгий человек! Сильно болел, рвался на фронт,… но кто его с такими легкими, отправит!

  До войны принимал участие в отрядах по ликвидации эпидемии, заразился сам, переболел – вот и последствия такие. Жизнь посвятил науке, как монах Богу. Единственно близким человеком была старенькая мама. Не помню такого занятия, где бы  ни помянул о ней хотя бы мельком.

  « Смотрите, какой чудесный рисунок на носовом платке вышила моя мамочка! В таких случаях, мамочка говорит…» Вот и прилипло к нему прозвище «Мамочка».

  Но строгий! Все его опасались! Посмотрит  колючим взглядом, и сердце в пятки проваливается! Успокаивает: « Что же это Вы милочка так волнуетесь! Успокойтесь, подумайте!»… а в голову ничего не лезет. Один зачёт, помню, трижды  сдавала…

  Время пролетело.  Сомнения прошли, и судьба  всё расставила на места. Выбор, к великому удивлению родителей,  снова остановил на военной службе. Прошел медицинскую комиссию. Знал  о дате и времени прибытия в военкомат для дальнейшего следования в танковое училище. Написал заявление, получил на руки трудовую книжку, попрощался на кафедре. Единственного,  кого не видел, так это Васильева - расхворался и дней десять не появлялся на работе.

  Пришлось заехать к нему в гости. Дверь открыл хозяин. Бледный, худющий, измотанный болезнью, нос заострился, лицо, как простынь белое и измятое. Рад моему приходу.   
  Подоконники  и пол вдоль стен заставлены кактусами.  Осторожные, не любящие касаний  растения  от маленьких тоненьких  до огромных,  упирающихся в потолок. Усыпаны колючками, некоторые мягкими как пушок, другие – длинными,  острыми.

  Я слышал, что кактусы цветут.  Но таких восхитительных, сочных и ярких цветов увидеть не ожидал.  Евгений Федорович заметил  удивление…

   «  Когда – то мамочка безмерно любила эти цветы. Я старался при всякой возможности, покупать и тащить домой.  Потом это вошло в систему,  может, переросло в  болезнь. Теперь до конца жизни».

  Услышал  что зашёл попрощаться, долго ругал и убеждал в неправильности выбора…Смотри-не ошибись! Ты рождён для белого халата!

  « Люди часто ошибаются,  поступают, учатся, оканчивают институт, а потом, сталкиваясь с трудностями профессии,  понимают, что не на своем месте…надо бы уйти, освободить,… но как это сделать? Остаются, трудятся – а вместо пользы один вред!

  Захворал  тут на днях,…что  болит и как лечить, давно знаю,… Но по закону надо  бюллетень выписать. Вот и потащился к участковому врачу. Иду по коридору поликлиники,… все мне: « Здравствуйте, Евгений Фёдорович»! Основная масса медиков в нашем меде училась. И меня с колючим характером, наверняка,  помнят! Приятно, конечно. Можно было к заведующей зайти, поболтать и документ выписать…

  Но  пошёл к участковой. Очередь занял, просидел полчаса. Захожу, а она в мою сторону даже и не смотрит… « На что жалуетесь, что  беспокоит?» (Как робот),…  молчу,… Она с медсестрой разговор о цветах завела.…
  Вот тогда  вопрос задаю: «  Где вы, милочка, учились?». Только взглянула – узнала и в слёзы: « Простите, Евгений Фёдорович! Только заведующей не говорите!».

А на кого жаловаться – только на себя! Ведь я  учил и элементарной врачебной этики  не привил.

  Мне, в юности, вдалбливали педагоги, которые образование ещё до революции получали…
  «Больной зашёл - не поленись, встань, руку подай, в глаза загляни человеку  улыбнись, дождись ответной улыбки, а потом уже спрашивай.  Ты о чём подумал? О культуре поведения? Только не в этом дело, хотя это тоже немаловажная деталь…

  В глаза заглянул – белки жёлтые – проблемы с печенью, возможно желтуха. Мешки под глазами - почки больные. Синева под ногтями на руках – смотри сердце. Одним краем рта улыбнулся – инсульт. Пока на стул сел, а ты уже и так про него всё знаешь. Не было тогда такой аппаратуры, а вот врачи были. Те врачи, что по зову сердца.…
 
  Жаль, конечно,  расставаться. Ну, да видно, там тоже такие нужны.… Только в одном уверен – будут тебе ещё долго сниться белые халаты, и не один раз обо мне и о Бычкове, вспомнишь.…  Допоздна засиделся  в гостях. Узнал много. Привычка жить в одиночестве породила скрытность характера.  Редко с кем делился воспоминаниями прошлого из  личной жизни,… а там было столько интересного!

   Высокообразованный, культурный, в дружеских отношениях с сестрой А.П. Чехова Марией Павловной, со многими артистами омских театров. Переписывался с О.Л. Книппер-Чеховой. Письма бережно хранил в шкатулке в письменном столе.

  Я держал в руках письмо, пожелтевшее от времени, за подписью  Книппер-Чеховой: «Наконец-то я собралась написать Вам,  хотя бы несколько строк, добрый доктор Евгений Федорович…»

Письма знаменитой великой балерины  Плисецкой, композитора Щедрина...

Сидел и с  удовольствием слушал хриплый голос Евгения Фёдоровича: «В детстве домик Антона Павловича в Ялте, для меня, был родным. Мама была очень дружна с Марией Павловной, и потому каждое лето проводили там. Хорошо  знаком с семьёй Антона Павловича. А с ним самим познакомиться не удалось - родился на четыре года позднее  его смерти. Чудесная семья, наидобрейшие и талантливые люди.

  Мария Павловна серьёзно занималась живописью, была знакома с такими великими художниками как Левитан, Коровин, Серов,  даже училась в Строгановском училище... Она все свои силы положила на организацию в Ялте музея»…

   Заболтались так, что уходить не хотелось.… Пересмотрели старинные фотографии, пожелтевшие от времени письма великих знаменитых людей.

  Увидел на столе раскрытый альбом с  яркими пейзажами. Смотрел и не мог оторваться от  чудесных картин. Заглянул на обложку и прочитал – великий русский художник Фёдор Васильев…

« Неужели Ваш отец?». Евгений Фёдорович улыбнулся: « Конечно, нет! Там же стоит период его жизни. Он умер в 1873 году, а я родился только в 1908.

  Это любимый художник Марии Павловны, кстати, она  этот альбом с иллюстрациями картин и подарила в конце сороковых. Похоронен художник в Ялте. Когда там бываю, всегда хожу почтить память на его могилку.
 
  Близких родственников никого не осталось - только племянница. Так что и поговорить - то не с кем.
  Даже кота завести  не могу.  Только с кактусами и разговариваю. Говорят, что все прирученные подопечные внешне походят на  хозяев. Есть, интересно, что-то общее у меня с друзьями?»- спросил, улыбаясь, Евгений Фёдорович, проведя ладонью по небритой щеке...
 
 Я посмотрел на бледное, измученное болезнью лицо, покрытое серебряной щетиной, и утвердительно кивнул…

  Действительно, кактус, на котором мы замечаем только одни колючки, и не догадываемся, что внутри его хранится кладезь доброты и свежести. Может, потому их цветы  так ярки и нежны …

  Когда в обыденной жизни сталкивался с медиками омичами,  обязательно спрашивал про Васильева.

  Смотрели на меня озадаченно,… но стоило  назвать прозвище «Мамочка» - широко улыбались: « Ну как же, знаем, жив курилка – до сих пор строжится!

Низкий Вам поклон  и светлая память, добрый доктор Евгений Федорович!

  Слегка запыленные, потёртые временем ботинки устало шлёпают по дорожке аллеи к выходу.  Яркое солнце, пробиваясь сквозь листья, создаёт впечатление движения множества солнечных  зайчиков, весело прыгающих на асфальте, по деревьям, памятникам и крестам кладбища…