Преодоление. Часть 1. Прыгуны. Глава 1. Сафрон

                Предыдущая глава http://www.proza.ru/2018/04/11/732
 
                Тула. Зареченский район. Вечер 25мая 1999 год

              — Мужики! — строгим жгучим басом проголосил Сафрон, пролезший через наскоро проделанный лаз, за остальными прыгунами. Выпрямившись, он отряхнул подмокшую одёжу и незлобиво оглядел толпящуюся разновозрастную ватагу сподвижников.  Мужчины и мальчуганы впотьмах, как подслеповатые, изучающе разглядывали гнетущую пространность. Голая неоштукатуренная поверхность огромного здания навивала апатию. Всё было приготовлено к широкомасштабной отделке внутренних клетушек, выполнению строительно- монтажных работ. Стены и перегородки (усеяно!) испещряли вдоль и поперёк временные сооружения, так называемые — «леса», возведённые из вертикальных стоек, поперечин, рам, опор, настилов и другой лабуды. Разрозненно и захламляюще стояла пара деревянных козел. В бездверном закутке, коряво растопырившись, томилась электромеханическая бетономешалка. Посерёдке, валялись в хаотическом ворохе: кирка, кувалда, ломы, двойной нулёвый комплект штыковых и совковых лопат, какие-то арматурины (различных толщин и длин) и что-то ещё.

          Обведя взором хозяйство и убедившись, что присутствующие его слушают, здоровяк внятно и с расстановкой изрёк предостережение:

              — Сразу предупреждаю, чтоб никаких проблем тут никто не создавал для хозяина этого дивного чертога. Сами должны понимать, немаленькие. Ему стоит токмо заявление накатать и всё — баста!..

          Он проронил умоизлияние, поведя плечами и головой, пару раз качнув ею из стороны в сторону, как бы разминая шейные позвонки, пристально вглядываясь в толпу, нечто спрашивая: «Будут возражения или может, какие другие предложения?» Тем временем снаружи, тарабаня по металлической кровле, по стенам домища, но особенно по полиэтилену оконных проёмов дробным грохотом вовсю дубасил проливной дождь. Словно отвергнутый, он раздосадованный просился настойчиво и неугомонно в дом.

              — Да ладно, Сафрон! Чё заране-то каяться да плакаться? — насмешливо, больше для куража пробурчал из толпы мужичишка.

              — Штурман, я погляжу, ты и деляга! — гаркнул здоровяк, домовито двинувшись полным шагом вперёд, протискиваясь сквозь начавшую разбредаться гурьбу. Стараясь выглядеть беззаботным, но и с немалым апломбом он заметил. — Линейщиков тебе мало, так ещё из трёшки ментов подавай. Да? Уверяю, они тут как тут возникнут. Дело по краже али хулиганочке заведут. Вмиг артелью подключатся, быстренько похабщину к нам подвяжут. Ну, а опосля, сами делайте выводы. Как говорится: «Ждите отраду на перроне». А нам это лишний раз, надо?!

          Проговорил он эти слова специально громко, отчётливо выговаривая каждый слог так, чтобы его услышали все и даже те — кто значительно отдалился.

              — Чего тут брать-то! Кому оно надо? Верно, братва?! — вполслуха, но и насмешкой парировал всё тот же мужичишка, которого здоровила окрестил Штурманом. Это был низкорослый, худощавый, бородатенький индивидуум — одного возраста с Сафроном. Не заприметив ни малейшей сторонней поддержки, он ещё пуще стушевался. В его заискивающей движухе въяве проклюнулось сожаление, что вотще ввязался в брехаловку с авторитетом, но ради амбиций он нарочито звучно (ажно с рыком!), очищая носоглотку, смачно схаркнул и, растерев харковину ботинком, заторопился вглубь пристанища.

              — Во-во и я также мерекаю. — Жизнерадостно гремел здоровила. — Так что, братата, сидим тут все тихо, аки мышки и ничего не трогаем … — и уже пройдя в одну из клетушек, вдохновенно озираясь там, будто в музее, куда громогласнее добавил, — а тем более ни аза не прихватываем с собой. И окурки не оставлять!

          Одобрительно кивая и отмахиваясь, куча толпившихся тел, рассасывалась и разбредалась по храмине; кто-то задорно поддакнул, кто-то присвистнул мимоходом, кто-то насмешливо хихикнул по поводу слова «мышка», включая в значение произнесённого словечка собственный подтекст, а кто-то, молча нечленораздельно жестикулируя, думая о своём сокровенном, брёл, копотливо ища, куда бы можно было поудобнее присесть, а то лучше и прилечь, дабы хорошенько обмозговать предстоящую очередную задачу-максимум.

          Люди благословенно размещались в затхлой теплоте, выискивая для шмотья нешибко маркие места, стремясь нашарить пусть кратковременного, но всё-таки малюсенького комфорта, воеже предоставить хотя бы простейший «предбоевой» отдых конечностям. Человек двадцать, (а может и более) ожидали очередного прохода товарного состава. Вовсе не заботясь о дозоре, прыгуны врассыпную стояли, сидели или даже полёживали по всему дому: кто, где, на чём — неважно. Это был уже отлаженный процесс. Все знали, что, когда наступит час активации, когда появится еле ползущий поезд — тяжкий и натужный гул будет слышен задолго до его появления. Считай, по всему Заречью громовым рёвом он предуведомит о своём приближении, и найдётся предостаточно времени занять необходимую позицию. Обычно они ждут товарняки на улице, непосредственно под путепроводом, но на этот раз пронизывающий ветер и яростный ливень с захлёстыванием заставили их поискать убежище понадёжнее. Проливной дождь, который собственно и загнал эту разномастную братию сюда, под крышу этого строения, хоть и оказался стремительным и необычайно мощным, однако представился и до недоразумения кратким. Через пять-десять минут, как говорится «Бобик сдох» и теперь лишь пристыженно «пылила» лёгонькая паршивенькая морось. Вчера, средь бела дня, под "их" мостом училилась стрельба -- кто стрелял, каков "пироэффект" никто не знал, но, говорят, были раненные и убитые. Приезжало семь "скорых карет".

          Сафрон. Почему именно — «Сафрон»?

          Такая мозголомка вряд ли кого донимала. Никто толком не знал: имя — это или погоняло?  Но так его именовали все, кто был с ним знаком. Этот индивидец был весьма крупный мужик, с добрыми серыми глазами, спортивного телосложения, хотя уже и с брюшком. К тому же он был одним из тех старших по возрасту представителей, среди этого сборища людей, которые пользуются не только всесборным признанием, но и бесспорно предилекцией всех возрастов. И авторитетность его утраивалась фактом, ибо в своё время меж прыгунами пробежал достоверный слушок, якобы он на заре туманной юности, служа в армии (будучи срочником), воевал в Афганистане. Даже награды имеет. Я намеренно повторюсь. Как бы там ни было, но этот самый Сафрон по воле безмолвного чаяния большинства, являлся в данном обществе, хоть и никем не утверждённым, а всё-таки общепризнанным смотрителем. Причём негласно провозглашённый надсмотрщик был всегда рассудительно-спокойным, всегда соблюдающим справедливый ещё совдеповский рабоче-крестьянский моральный кодекс. Тот самый незабвенный нравственный канон, где абсолютно на равных, все: как слабая сторона, так и сильная. Где, в общем-то, сила, наглость и материальное превосходство ультимативно не являются преимуществом для решения спорных вопросов. Он, по собственной инициативе зачастую вникая в суть проблем взаимоотношений, решал их своим ключевым словом. При всех обстоятельствах в основном сообразуясь с мнением большинства, ибо интуитивно улавливал его порыв, а большинство (в чём он был уверен), как водится, чаще бывает право. В связи с этим, вполне законно пользовался всеобщим уважением.

                Привокзальный район города Тулы. Тот же вечер.

          «Москва». Голгота и колобродица. Он первый раз в этом ресторане. Да что там! Костромин Герман Витальевич, даже в городе этом впервые. Здесь никто его не знает и это — плюс. Сам он родом из захолустья. Причём из такой глухой провинции, что и упоминать «обломно». Из глубинки, почитай из медвежьего края! Когда-то каждым божьим днём, ещё в детстве, в далёкие шестидесятые … он, одолевая шесть километров на лыжах, один, через заснеженный лес, добирался пешком до школы. Сегодня подумать смешно. Пацан мечтал стать космонавтом. Нынче это слышится уморно! Будучи мальчишкой, он добросовестно учился, и их старый сельский учитель, передвигавшийся на костылях, одноногий Сергей Николаевич (ветеран Великой Отечественной), даже частенько приводил его в пример другим школьникам, дескать, вот каким должен быть советский человек, стремящийся к мировой победе коммунизма. Потом служба в армии … Афганистан … сверхсрочка … разведшкола и разведгруппа … гвардии прапорщик … контузия … комиссование и — инвалидность.   

          А сегодня он Лимонадный Джо. Киллер. Которому позвонили через «нужных» людей и через час он уже был в аэропорту. Фотографию жертвы и три фотографии телохранителей прислали по факсу, конкретика и детализация были обговорены по скайпу. Но он сразу решил всё сделать по-своему (в военном искусстве он амбидекстр и гордился совершенством навыков) … и вот он здесь, в этом «перворазрядном» заведении. Да нет! С его внешностью можно было бы быть кем угодно: от клоуна до рыболова и от повара до слесаря-сантехника — но только не быть профессиональным убийцей!

           Отделяя зёрна от плевел, много всякой подноготной промелькнуло в голове Лимонадного Джо перед тем, как он под столом заслал патрон в патронник своего верного товарища, «ТТшника» с глушителем. Ожидаемо загромыхал оркестр. Всё на мази! он мухой вымахнув из-за стола и пересекши зал с ломанувшимся людом на танцульки, воспользовавшись суматохой, улучая споспешествующее месторасположение и не направляя ствола, а от бедра произвёл четыре метких выстрела и — бесстрастно вперевалочку удалился. Никто ему не воспрепятствовал. Ни отдыхающие, ни обслуживающий персонал ресторана не заметили его трюка и продолжали в неведенье развлекаться и обслуживать клиентуру. Все четыре пули достигли нужной цели с нужным результатом.
 
                Глава 2. Бормотуха: http://www.proza.ru/2018/04/13/860