Велосипед

Велосипед

Когда я окончил второй класс, летом мы поехали с мамой к бабушке, ехали долго, сначала летели на самолёте, потом ехали на автобусе, а потом ещё шли пешком через большой яблоневый сад, шли так долго, что я даже устал.

По приезду бабушка, как увидела меня, так и стала охать:
- Мой унучек, жалкенький, какой же ты худенький, поди изголодался совсем в городе, мамка и папка совсем не кормят.
И давай меня тискать, обнимать, целовать, еле я вырвался.
- Мама перестаньте, пожалуйста.
Возразила моя мама, она с бабушкой, на «Вы».
 – Мальчик просто растёт, и ещё гоняет везде, вот и худой такой.

Но бабушка отмахнулась двумя руками, и сразу напекла нам вкусных пирожков с вишней, сладких хрустиков, и давай кормить меня, села рядом, смотрит на меня, охает и вздыхает, качает головой, еле я вырвался, налопавшись, я сразу рванул во двор, где ждали меня Лара и Вася, мои двоюродные брат и сестра.

Вася сидел на велосипеде, синего цвета, с широкими протекторами, с шипами, ручным тормозом, велик еще пах резиной и свежей краской. И Вася, довольный, сидел на нём, раскачиваясь вперёд-назад, как перед стартом, а Лара, которая хоть и старше на год, тянула велосипед за руль, и просила:
- Дай покататься, Вась, а, ну, дай покататься.

- Привет! – бросил я, сбежав по ступенькам крыльца. - Классный, - кивнул я на велосипед.
- Ага, ничего так.
Вася даже приподнялся в сиденье от гордости.
- Мальчики, айда, покажу вам что-то, - предложила Лара, чтобы обратить на себя внимание.
- Ну, чего ещё? – недовольно спросил Вася. – Новую куклу покажешь, что ли?
- Нет, нет, у крольчихи нашей малыши родились.
- Где, покажи?

И мы рванули к сараю, который стоял у огорода.
За сараем в двух больших клетках жили кролики. И в одной под пушистой, длинноухой крольчихой, с раскосыми красивыми глазами, попискивали малыши. Она их прятала, поэтому, сколько мы не крутились, так ничего и не увидели.

Мы заглянули на огород, но там было мало интересного, только высокая молодая кукуруза стелилась под ветром в балке, которая спускалась к горизонту, где насадили подсолнух.

Мы погоняли ещё в кукурузе, поиграли в прятки, а потом вернулись во двор, взяли велосипед дяди Коли, маминого брата, и погнали кататься по станице, мы с Ларой – на большом взрослом, а Вася – на своём, детском.

Станица, где живёт бабушка, конечно, большая, и здесь много хороших асфальтированных дорог, но по ним гоняют машины на большой скорости, а велик у дяди Коли большой, взрослый, на него так просто не влезешь, рама высоко, поэтому мы приноровились кататься на педали. Поставишь правую ногу на педаль, а левой отталкиваешься, разгонишься, и давай нестись по колее просёлка прямо возле домов, ныряя в рытвины, которые наделали грузовики и трактора.

Боже, как это было здорово! Ветер в лицо, даже щиплет в носу, глаза слезятся так, что свет от солнца сиреневый, особенно, если катишь с горки…
- Лёвка, стой! Да погоди ты! – кричит Вася, пытаясь догнать меня.
Но ты несёшься вперёд, не оглядываясь, кто тебя остановит, куда там, взрослый, тяжёлый велосипед, так и ныряет в колее, а потом взлетает – и вновь падение – и вновь взлёт – как на качелях.

Утята появились неожиданно, сразу за поворотом, когда колея круто повернула, а потом нырнула между высоченными тополями, которые здесь росли очень близко друг к другу.

 Утята были такие маленькие, рыженькие, пушистые; они шли за мамой-уткой на пруд, который блестел слева между яблонями.

Я их заметил в самый последний момент, когда уже повернул, и тормозить времени почти не было, успел выставить ногу, попал ей в выбоину, и полетел прямо через руль вверх тормашками, успел ещё только заметить красные носики утят, и как они прыснули в стороны. А потом в глазах вспыхнули яркие звездочки, и на мгновение стало всё красное, а потом радужное, но я быстро поднялся, всё обошлось, только ладони и колени ободрал до крови, а так ничего. Но самое плохое было то, что переднее колесо велосипеда было погнуто, стало «восьмёркой».

- Что тебе будет? – Прижала испугано руку ко рту раскрасневшаяся, запыхавшаяся, Лара.

Она подбежала первая, потому что бежала наперерез, прямо через выгон.
- Та, ничего, - всё обойдётся, - храбро заявил я, рассматривая содранные до крови колени и локти, - хотя настроение у меня, по правде говоря, было кислое.
- Ага, как же, дядя Коля тебе скажет теперь! - бросил Вася, подкатив к нам.

Во двор мы зашли тихо, и также тихо вошёл я в бабушкин дом.
Уже вечерело, из дома доносились громкие голоса.
За столом собрались почти все наши родственники: дядя Коля, мамин брат родной, и дядя Вася, муж маминой сестры, мамы Лары и Васи.

Когда я вошёл, бабушка охнула, мама приподнялась, а все онемели, наверное, выглядел я не очень, и только тётя Лида сразу подошла и обняла меня.

Ну, потом меня мазали зелёнкой, слёзы наворачивались, но я терпел.

- Ты что наделал? Ты посмотри на себя! Нет, этот мальчишка просто несносный, три дня теперь сиди дома, и носа на улицу не показывай – это тебе наказание!
Мама ещё хотела меня ругать.
Но Лара, которая ещё стояла в дверях, тихо сказала:
- Не ругайте Лёвку, пожалуйста, он утят спас.
И тогда я, сбиваясь, рассказал, как было дело.
А дядя Коля, погладил меня по голове, поднял над собой, и даже поцеловал и сказал маме:
- Перестань, твой сын герой, и за это ему полагается награда.

Нас посадили в дальний конец стола, насыпали дымящегося пюре в тарелки, дали по чашке молока и миске клубники, и пока мы всё это уплетали.
Взрослые ещё долго и громко обсуждали мой перелёт и о чем-то спорили. Я слышал часто слово «своенравный» и «непослушный» и понимал, что это они говорили обо мне, и ещё ниже склонялся над тарелкой, а Вася и Лара только шмыгали носом и зыркали на меня, и уплетали за обе щёки.

А на следующий день дядя Коля подарил мне новенький, тёмно-красный велик, как раз для меня, ещё лучше, чем был у брата Васи, разборной.
Велосипед можно было сложить, и забрать потом с собой, и он был даже на вырост, потому что там поднималось сиденье, и руль.
- Вот, это тебе, - сказал дядя Коля. – Катайся теперь, сколько хочешь. Здесь есть и ручной тормоз, и ножной.

Вася даже надулся, и завидовал мне, и даже на следующий день целое утро не разговаривал со мной, но я дал ему прокатиться, и он повеселел, хотя и сказал, что его велосипед всё равно лучше. Но мне было всё равно, я давал ему кататься ему и потом, и Ларе давал кататься…

Всё лето, пока мы были у бабушки, я  носился по улицам станицы на новом велосипеде, я даже и по трассе гонял, и не боялся, когда сзади сигналили машины.

Я поднял сидение и руль, как меня научил дядя Коля, потому что я же был старше, чем Вася и Лара, на целый год, весной мне исполнилось девять.

И хотя иногда мне приходилось тянуться за педалью, всё же ездил я намного быстрее, чем они, и мне было так хорошо и здорово, что я даже расстроился, когда пришло время возвращаться домой, и я совсем не хотел уезжать!

В последний вечер, перед отъездом, я спрятался на огороде, в подсолнухах, и сидел там один. Я слышал, как во дворе Вася с Ларой звали меня, искали, но не хотел выходить из своего укрытия.

Я слышал, как за спиной возятся у меня уже большие крольчата. Оранжевый закат пылал над курганом, который высился вдали за балкой, и мне было странно, и так необычно, что я чуть не расплакался, когда горячий комок подкатил, застрял в горле, и я не смог его переглотнуть.

А когда нас провожали на следующее утро, бабушка расплакалась и поцеловала меня в лоб, и ещё стала нас крестить чего-то, когда дядя Коля посадил нас с мамой к себе в кабину грузовика.
А перед этим ко мне подошёл Вася  и вложил мне в ладонь монету, которую ему удалось сохранить после нашей экспедиции в курган.
Мы неловко обнялись и он уткнулся щекой о моё плечо, повернулся и пошёл во двор, а с Ларой мы не стали обниматься, она не захотела выходить из дома, а стояла в окне, и тёрла глаза.

А когда мы поехали, я выглянул в окно кабины, и долго ещё смотрел, как тётя и бабушка махали нам на прощание вслед, пока мы не выехали с просёлка на шоссе, и только потом они исчезли из виду.