МГЛА. Роман. Глава 13

                http://www.proza.ru/2018/04/11/1739


13

- Сань, зачем колоть дрова, когда их целая поленница? – спросил Разлогов.
- У меня на природе всегда столько дури, что не знаю, куда ее направить! – Сашка выдохнул, и березовое полено разлетелось на две половины. Он выпрямился, перекинул колун из руки в руку. – Вообще, полезно размяться на свежем воздухе. Сам попробуй.
- Я лучше на тебя полюбуюсь.
Разлогов сидел на крыльце островерхого бревенчатого дома, напоминающего терем. Здоровый парень в рубахе с закатанными рукавами колол дрова. В его широком русском лице и во всей фигуре было что-то богатырское. Каждый раз, когда Сашка опускал колун, волосы падали на лицо и закрывали глаза. Прическа Сашки очень шла ему, прямые русые волосы чуть-чуть не доходили до плеч.
Ветер зашумел в вековых липах перед домом, затрепетал в молодой листве, словно воробьиная стая. Ромашка бродила по саду, засунув руки в карманы короткой белой куртки. На ней были спортивные брюки и кроссовки, толстая пшеничная коса лежала на груди. Настя постояла возле широкой приземистой бани, выполненной в таком же полусказочном стиле, что и дом, и пошла к мужчинам.
Разлогов встал, потянулся. Он был в спортивной куртке и голубых джинсах.
- Как тебе здесь? – спросил он.
- Чудесно! Такая милая деревня… Я немного прошлась, здесь даже дышится совсем по-другому. – Она вздохнула. – У нас тоже был дом в деревне в Ивановской области, там жила бабушка; огород, коза, куры. Я очень любила ездить к ней на лето. Там так красиво. Сирень под окнами... скоро будет цвести. А когда бабушка умерла, дом продали. Я очень скучаю по нему. – Она повернулась, посмотрела, сузив глаза, в сизую даль за яблонями. - Спасибо, что вытащил меня сюда.
Разлогов обнял ее. Она прижалась к нему всем телом и подставила губы для поцелуя. Березовый чурбан крякнул под сашкиным колуном. Они повернулись.
- Ему бы косоворотку и штаны в полоску – вылитый былинный богатырь, – улыбнулась она.
Сашка как-то странно заморгал, то ли от Настиной сияющей красоты, то ли от такого сравнения. Он стоял с тяжелым колуном в руке, расправив плечи, и смотрел на нее, спрятав за волосами благодарный взгляд.
- Когда я тебя увидел, сразу понял, что делать тебе комплимент – глупо. Понятно, что ты их слышала больше, чем любая другая. Ромка говорил, что ты красивая, но, чтобы настолько… - Сашка развел руками.
Он сказал это с душой, ее щеки порозовели.
- Спасибо.
- Не думал, Сань, что ты так расквасишься, - засмеялся Разлогов.
- Это самый изысканный комплимент, - сказала Ромашка.
- Побольше выдержки, старина, - продолжал Разлогов.
- Рома, хватит!
Она ушла в дом и через минуту появилась на крыльце в телогрейке, подворачивая рукава.
- Тебе идет, - улыбнулся Разлогов.
- Телогрейка?
- Мы все здесь ходили в телагах, и девчонки, и парни.
- Ты очень русская, - сказал Сашка, с трудом отведя от нее взгляд, и стал собирать поленья.
Ромашка прошлась, покачивая бедрами, взяла лежавшую на груди косу и откинула назад. Мягкие трикотажные брюки липли как родные к широким бедрам. Сашка скользнул по ней взглядом. Она улыбнулась.
- По-моему, он втюрился в тебя, как мальчишка, - сказал Разлогов.
Ромашка засмеялась, от души, сверкнув крепкими ровными зубами, и снова пошла гулять по саду. Ей было хорошо; дыхание весны, много воздуха, ненавязчивое внимание двух мужчин... Сашка, с которым Ромашка познакомилась два часа назад, находился под впечатлением. Она была веселой и бодрой, держалась так, словно один из них ее брат. Казалось, они с Сашкой давно знакомы.
Когда баня была готова, Сашка объявил, что пора раздеваться, и ушел в дом. Разлогов и Ромашка направились в предбанник. Разлогов быстро разоблачился и сел на лавку, выставив угловатые в коленях и локтях конечности.
- Так и будешь сидеть? – спросила она.
- А что? – он почесал в бритом паху.
Ромашка разделась до трусов и обернула поверх груди простыню, свернула косу и заколола на затылке. Разлогов с удовольствием поглядел на ее круглые локти и впадины подмышками.
Пришел Сашка. Он как будто нарочно дал им время раздеться, быстро сбросил рубаху и спортивные штаны, оставшись в длинных узких трусах. Сашка был пониже Разлогова, но шире в плечах и массивнее, от шеи до голеней весь в узловатых рельефных мышцах. Грудь и спину украшали татуировки.
- Саш, тебе только палицы не хватает, - улыбнулась Ромашка.
Разлогов заметил, что она довольно внимательно разглядела его.
- А что означают эти татуировки? – спросила она.
- На груди коловрат – символ древних славян, а на спине бог Перун.
- Сашка - язычник, - сказал Разлогов.
- Да? – удивилась она.
- Это мои боги. – Он повернулся к ним и расправил грудь.
- Поэтому у тебя и дом, и баня в таком стиле?
- Да, - Сашка улыбнулся во все свое широкое лицо. – Ну, всем легкого пара!
В парилке Разлогов и Ромашка сразу сели. Она сняла с себя простыню и села на нее, расстелив на лавке. Сашка плотоядно посмотрел на ее грудь.
- А чем это так волшебно пахнет? – спросила она.
- Эвкалиптом.
Ее розовая кожа покрылась мурашками, соски встали, словно до них дотронулись холодными пальцами. Сашка схватился за ковшик, будто в нем было спасение, и плеснул на камни.
- Для первого раза недолго, - сказал он.
Когда они вернулись в предбанник, он налил всем троим пива. Ромашка снова завернулась в простыню, ее лицо порозовело. Сашка отпил несколько глотков и вышел покурить.
- Как тебе Сашка? – спросил Разлогов.
- Классный.
- Я хотел, чтобы он был в твоем вкусе.
- Мне нравятся такие, как ты или он. Не люблю дохлых. А чем он занимается?
- Стриптизер.
- Прикольно, – улыбнулась она.
- И трахает баб за деньги.
- Типа проститутки? Это ужасно! Трахать за деньги какое-нибудь страшилище или старуху, это недостойно мужчины.
- Его клиенты исключительно красивые женщины. И, разумеется, состоятельные.
- Это на их деньги он отгрохал такие хоромы? – усмехнулась Ромашка. – Красивым не надо платить, чтоб их трахали. Им самим за это платят.
- Просто мало кто умеет это как он.
- А ты откуда знаешь?
- Мы друзья.
- Наверное, вы здесь кучу баб оприходовали, - в ее голосе проскользнула обида.
- Он и без меня управляется, - Разлогов отвечал на колкие вопросы не задумываясь, твердо и четко, его глаза стали холодными.
- Честно?
- Деньги у меня есть и так, а для отношений мне нужны чувства.
- Знаешь, мне неловко. Как будто я тоже должна заплатить.
- Прекрати. Сегодня не тот случай. Ты же видишь, как он на тебя смотрит, ты вскружила ему голову, – он взял ее за плечи и повернул к себе. - Я уверен, что такой, как ты у него не было.
Разлогов лежал на животе, вытянувшись на полке во весь рост, и тяжело дышал. Ромашка сидела внизу. Сашка двумя вениками плавными движениями гонял по парной воздух. Горячие, но не тяжелые волны накатывали на их тела. Ромашка откинулась на стенку и закрыла глаза. Было и тяжко, и хорошо. Сашка шаманил над Разлоговым, двигая вениками от затылка до пят.
- Хорошо… Ох, хорошо, - бормотал Разлогов.
Ромашка вышла на улицу и захлебнулась свежестью. Тело наполнилось легкостью и томлением. Она поправила на груди простыню и посмотрела вокруг. Птицы щебетали со всех сторон, а человеческих голосов было не слышно. Дома казались пустыми, только тянуло дымком. Прохладный весенний вечер таял над землей, как туман. Пряная земля дышала. Ромашка улыбнулась.
За дверью послышались голоса мужчин. Красный, с прилипшими листьями, Разлогов вышел на улицу. Его мускулистая распаренная спина блестела. Он прошлепал мимо босыми ногами, поднял ведро и вылил на себя.
- Брр! – посмотрел на нее ошалелыми глазами и засмеялся.
- Я тоже обольюсь! – крикнула она, - только после парилки!
И прошмыгнула обратно. В предбаннике Сашка наливал пиво. Когда Разлогов, блаженный от удовольствия, плюхнулся за стол, Сашка спросил:
- Почему ты не женишься на ней?
Разлогов взглянул на него и тут же отвел глаза.
- Узнаешь, почему.

В парной было жарко, а ей - хорошо, она чувствовала, что можно поддать еще. Вязкие, цепляющиеся за кожу капли скатывались по телу. Ромашка дотронулась языком до плеча и ощутила немного солоноватый вкус. Она чувствовала себя очень здоровой, полной сил.
- Поддай-ка, - сказал Разлогов. – Теперь ее очередь.
Сашка глянул на Ромашку.
- Давай, - кивнула она.
- Ай, молодца! – Сашка плеснул на камни.
Она сняла простыню, постелила на верхней полке и широкими размашистыми движениями взошла наверх. В горячем тумане по липовым доскам проплыли тени. Она заметила, как Сашка упивался видом ее сильных раскрасневшихся бедер. Блеснув влажными боками, она легла лицом вниз. Крутые ягодицы расслабились.
- Снимай трусы-то, - сказал Разлогов.
- Да, лучше снять, - согласился Сашка.
Он застыл в ожидании с вениками в руках. Ромашка оттолкнулась руками от полки, села и, качнувшись влево-вправо, сняла трусы. Она сделала это, не поднимая глаз, как будто была в парилке одна, без смущения. И все же в ее мнимом и молчаливом одиночестве, в ее движениях, в опущенном лице, сдвинутых коленях можно было заметить стыдливость.
Ромашка легла. Сашка отчаянно посмотрел на ее крутую задницу и взмахнул вениками. Пошел жар. Она спрятала голову и руки под войлочной шляпой. Блестящее тело поплыло в пару. Сашка тряс вениками, и вместе с вениками трясся сам. Пошли ядреные шлепки.
- Так ее, так, - улыбался Разлогов.
Когда Сашка опустил веники, Ромашка перевернулась, неуклюже, как сонная или беременная, и закрыла глаза. Сашка посмотрел на ее набухшее тело, на груди, широкую полоску волос на лобке. Все в ней было идеальным, от лица до этой поперечной светло-русой полосы. Он не знал, как к ней подступиться.
Сашка хлестал ее и сам задыхался от жара. Она упорно терпела, поджимая обожженные горячим воздухом губы, но, когда перед глазами поплыли круги и зрачки ушли под веки, Сашка бросил веники и помог ей подняться. Даже оказавшись на улице, она не сразу пришла в себя. Разлогов обдал ее из ведра колодезной водой.
- Б…!
Ромашка вскинула на него глаза, словно хотела ударить. С ресниц падали капли, от тела шел пар. Она стояла в весеннем саду, недоуменная, горячая и скользкая, словно рожденная из прибоя. Разлогов захохотал, взял ее за плечи и увел в предбанник, обернул простыней, усадил за стол. Она закрыла глаза. Он поднес к ее губам кружку пива, но она отвернулась.
- Потом.
Разлогов ушел в парилку. Ромашка услышала шипенье воды на камнях, шлепки вениками и затем кряхтенье. Разлогов парил Сашку. Мысли были как полежавшее в воде мыло, на все было наплевать. Ромашка открыла глаза, сделала усилие, чтобы поднять руку, и выпила махом полкружки. Блаженство, как от прикосновения мужчины, наполнило ее до краев.
Сашка выскочил на улицу, послышался плеск воды и ядреное «Ухх!».
Когда Ромашка одевалась, Сашка, не мигая, смотрел на нее.
- У тебя листик к ноге прилип, - сказал Разлогов.
- Где? – она картинно повернулась и посмотрела на себя через плечо.
- Под попой.
Она взяла себя за одну ляжку, потом за другую.
- Чего ты мелешь?!
- Я – для Сани. Твои ноги сводят его с ума.
- Саш, ты чего? – улыбнулась она.
Сашка кивнул и заулыбался еще шире.
- Они же толстые, - Ромашка надела трусы и повернулась перед ним, показывая себя со всех сторон.
- Они идеальны.
- У меня слишком широкие бедра, и жопа здоровенная. Мне надо похудеть.
- Ты лучше всех, – Сашка помолчал и неожиданно закончил. - У тебя должно быть много детей.
Разлогов засмеялся.
- Я серьезно, - продолжал Сашка. – В тебе такая порода, что ты просто обязана ее продолжить.
- Да, порода у меня есть. Мой прадедушка был купец. Аким Иванович Баринов, – сказала она.
- Ты тоже Баринова? Купчиха! – сказал Разлогов и все трое засмеялись.
Она так и села за стол с голыми ногами, в трусах, свитере и носках. Уже за столом расчесала волосы и собрала в хвост. Разлогов сел с другой стороны, чтобы она была в середине.
- Дай руку, - попросил Сашка.
Ромашка протянула ему руку, голую до локтя. Он взял ее своей ручищей как в чашу, как будто собирался гадать, и поводил по ней пальцами. У нее была довольно широкая ладонь, но это не портило ее. Перевернул и поводил по тыльной стороне ладони, по смуглым пальцам с крепкими, покрытыми красным лаком ногтями.
- У тебя будут прекрасные сыновья. У тебя не худая бледная кисть с синими жилками и тонкими пальчиками, а красивая по-женски сильная рука, от нее веет теплом и здоровьем. У женщин с такими руками рождаются рослые и здоровые сыновья, – сказал Сашка.
Он поднял рюмку, Разлогов и Ромашка взяли свои.
- За богатырей и их матерей! – Разлогов выпил, запрокинув голову.
- За тебя, Ромашка! - Сашка вылил в рот содержимое рюмки, не сводя с нее глаз.
- Спасибо, ребята! – она тоже выпила и зажала рот тыльной стороной ладони, на глаза выступили слезы.
- Занюхай! Занюхай! – Сашка и Разлогов совали ей в нос черный хлеб и шашлык.
Она почувствовала, как в груди стало горячо, тепло разлилось по всему телу, она съела кусок шашлыка и засмеялась.

Ромашка не чувствовала себя пьяной и хорошо помнила, как они перешли в дом, в просторную комнату с низким потолком и большой кроватью. Казалось, что она смотрит на себя со стороны, как будто все происходит не с ней. Кровать была застелена, пахло деревом и чистым бельем. Сашка включил ночник, похожий на гриб, и комната наполнилась мягким желтовато-коричневым светом. Четкие очертания имело только то, на что был направлен взгляд, остальное тонуло в загустевшем по углам мраке.
Ромашка была благодарна им обоим за заботу, и все же испытывала стыд. Она села на кровать и стала разоблачаться. Разлогов помогал. Она видела, что у него дрожат руки. Он раздел ее догола. Ромашка сидела, уронив на колени руки, щурилась на желтый свет и улыбалась.
Она видела, что Разлогов и Сашка тоже немного волнуются. Растерянность Ромашки и нерешительность мужчин делали момент похожим на жертвоприношение. Как будто омовение в бане было нужно для того, чтобы положить эту юную, здоровую, совершенную по красоте женщину на ложе-жертвенник и умертвить ее.
Разлогов начал целовать ее; как будто извинялся и умолял. Сашка был рядом, из его узких трусов выпирал комок. Разлогов видел, как она смотрела на Сашкин комок, даже хотела потрогать его, но в последний момент ее рука двинулась в сторону Разлогова, видимо Ромашка подумала, что должна начать с него. Она взяла его за член, твердый как кол, и стала ласкать его, но смотрела при этом на Сашку, который выпячивал в ее сторону свои лопающиеся трусы. Уставилась на его выпирающий ком.
Разлогов поцеловал ее в губы, и она закрыла глаза. Сашка на время погрузился в старинный мрак своей избы. Продолжая целовать Ромашку, Разлогов мял ее грудь, а она гладила его член. Он сопел, его распаренное тело давило на нее, принуждая лечь на спину.
- Я боюсь, - прошептала она, как будто извинялась и просила все прекратить.
- Ну что ты, все нормально, - забормотал он дрожащим голосом, руки его тоже дрожали. Он боялся, что она передумает.
- Ты уверен?
- Конечно. Просто доверься мне, полностью, до конца…
Разлогов развел ей ноги и лег на нее. Ромашка привычно подчинилась его напору. Взяв за бедра, он вошел в нее, и почувствовал, как она сжалась. Разлогов никогда не возбуждался так сильно.

Ромашка нырнула в сладострастие как в закипевшее молоко, и оно сомкнулось над ней. Она задыхалась, как будто поднималась в гору, и даже не поняла, как у нее вырвалось признание.
- Я люблю тебя…
Это был такой миг, когда ей казалось, что все в ней слилось воедино, мысли, душа и тело. Оно и произнесло эти слова, как будто только для этого соединилось. Ее счастье было безграничным. Она не чувствовала ни капли усталости или тревоги…

Разлогов остановился, медленно, словно шланг, вытащил член и развернул Ромашку. Она снова увидела рельефный живот и лопающиеся от натяжения трусы. Кровать заскрипела под тяжестью Сашки, который стал, как гора, опустившись на постели на одно колено.
Разлогов упивался ее красотой, плавными линиями стана, пшеничными завязанными узлом волосами. Он видел, как его Ромашка положила руку на Сашкины трусы, и стала гладить его член, попробовала оттянуть эластичную ткань, чтобы вытащить его, но трусы оказались слишком узкими. Тогда она засунула руку снизу и достала его. Член оказался таким здоровым, что пальцы едва смыкались на нем. Ромашка оголила его до основания и высвободила из трусов мошонку, чтобы было удобнее.

Ромашка гладила его и любовалась, красная от стыда и удовольствия. Она ласкала другого мужчину, при этом на ней были руки Разлогова. Сашка сел на постель. Ромашка подняла ногу и, прежде чем опустилась, почувствовала, как в нее уперся член. Сашка заерзал, стараясь попасть куда надо. Она вправила рукой и медленно, преодолевая дискомфорт, опустилась. С Сашкой было плотнее, чем с Разлоговым, который в эту минуту напряженно следил, как она переживает эти по-новому сладостные минуты.
Она обхватила Сашку за шею. Упавшие на лицо волосы скрыли его глаза. Был виден только рот с пухлыми как у девушки губами. Она поцеловала его. Сашка казался производителем, которого вывели селекционным путем.
Разлогов оказался чуть ли не посторонним в их трио. Он взял Ромашку за плечи, и она обернулась. Голубые глаза, ставшие сейчас незнакомыми, смотрели в ее подпрыгивающее лицо. Его пальцы мягко проникли в нее сзади, потом вошло большое и глубоко. Как же классно он это делал, медленно и не прерываясь. Нижняя часть тела уже не принадлежала Ромашке, движение шло с двух сторон. Ее лицо говорило, что ей мучительно, невыносимо приятно. Она будто срослась со своими мужчинами. Сашка мял ее груди своими ручищами, но Ромашке было не больно. Она вздрогнула от толчка с двух сторон, по ней прошла судорога, и она со стоном повалилась на Сашку. Вид широкого зада с неровной дырой немного поломал Разлогову кайф.

Когда Ромашка пришла в себя, она подумала, что от секса стала еще пьяней. Она лежала на спине, ей хотелось просто разметать руки и побыть в невесомости, не ощущая никого и ничего, кроме себя. Но руки мужчин не отпускали ее. Она подумала, как это хорошо, когда тебя ласкают четыре руки.
Ее поставили на колени. Разлогов пристроился сзади. Ромашке хотелось замурлыкать от удовольствия. Она подняла голову и хотела обернуться, но тут что-то уперлось ей в лицо. Она даже не поняла, зачем открыла рот, наверное, просто успев за секунду понять, что хочет этого. Взяла в рот. Она знала, что на нее смотрит Разлогов, поэтому не открывала глаза. Задвигала головой. Ее все устраивало. Ей понравилось с двумя мужиками. Это был кайф.

Все трое старались, чтобы получить свое, работа сделалась напряженной. Разлогов видел ее красивую спину с ямочками над талией, широкие ягодицы, вздрагивающие от толчков, и лицо, повернутое к нему в профиль. И еще толстый как пивная банка член, который лез ей в рот, подталкиваемый мощными Сашкиными бедрами. Ромашка двигала головой, закрыв глаза. Ее лицо казалось нереально прекрасным. Разлогов понял, что ради такого момента он и хотел этого. Возбуждение достигло апогея.
Сашка нажал ей на затылок. Она вдохнула и взяла глубже. Разлогов почувствовал, что сейчас кончит. Сашка вынул, поводил по ее мокрым губам, и снова нажал, посильней. Она приняла еще глубже. И подавилась. Разлогов четко видел, как у Ромашки конвульсивно открылась челюсть, она вся вздрогнула, и рвотный спазм вытолкнул Сашку из глотки. Блестящий от слюны член застыл перед ее лицом, а она все давилась, изгибая по-кошачьи спину. Как будто у нее что-то сидело внутри и дергало за внутренности, выражая неудовольствие по поводу того, чем она занималась.
Но главное, – каким не то, что некрасивым или безобразным, а каким страшным стало ее лицо. Ее совершенное по красоте лицо, каким чудовищным оно было – как какая-то птица или рептилия, которой распороли брюхо, и она разинула пасть и подавилась от боли. Он так явственно это увидел, что протрезвел. Так бывает в фильмах про нечистую силу или оживших мертвецов, когда человеческое лицо внезапно превращается в бесовскую харю, или смрадный череп с лохмотьями кожи. Красивыми остались лишь волосы, как будто содранные с Ромашки и прилепленные к голове страшилища.
Ее вырвало. Мышцы выбросили струю отвратительной жижи, попав на Сашку и постель. Разлогову пришла мысль, что Ромашка сейчас напомнила его же собственный член, когда он кончал ей на лицо. Только эмоции были разные. Противоположные. Разлогова словно окатили водой. По спине пробежал холод, и сердце сжалось от омерзения, как будто он очнулся в переплетении чешуйчатых тел, копошащихся скользких туловищ. Он понял, что задохнется, если не выберется из-под них.
Ромашка сидела на постели, зажав рот рукой. Разлогов встал с кровати, несмотря на шоковое состояние, аккуратно, чтобы не дотронуться до нее – покрытой слизью рептилии. На трясущихся ногах вышел на улицу, глотнул воздуха, словно вынырнул из болотной жижи. Было холодно и тихо. По-зимнему мерцали звезды. Но ему казалось, что воздуха нет. Он задыхался.
Разлогов вернулся в дом, затворил дверь. В спальне горел свет. Ромашка сидела на краю кровати с вытаращенными глазами и открытым ртом. Она выглядела как умалишенная, как будто ее ударили по голове. Шумел чайник. Сашка в штанах и тапках суетился возле нее. Разлогов лег на кровать, отвернулся от них, вытащил из-под нее край одеяла и натянул на голову. Хотелось одного - забыться.
Он слышал, как Сашка, заботливый как мать, что-то приговаривал, успокаивая ее. Поил чаем. Ромашка отказывалась и тихо плакала, но потом стала прихлебывать из его рук маленькими глотками. Сашка уложил ее в постель, выключил свет и лег сам. Было душно, Разлогов не мог понять, то ли и в самом деле пахнет блевотиной, то ли кажется. Стало неудобно лежать, и он повернулся. Ромашка попыталась прижаться. Разлогову показалось, что она тянется к нему лицом. Как будто ему сунули чьи-то трусы. Он резко отвернулся.


http://www.proza.ru/2018/04/15/439


Рецензии