Пара барбарисок

В детстве я представляла себе ангела в виде человекообразной птицы в белых перьях. Или в виде пухлого голого младенца.
Но однажды я встретилась с ангелом в реальности. Тот был без крыльев. И вообще, это была «она». И все-таки это точно был ангел, прямо с Неба.
...Решили собраться на годовщину смерти бабушки моего мужа, прабабушки моей дочки. Вся семья должна к вечеру съехаться в Северск. Это в часе езды на автобусе от Томска.
С утра полно дел. Наш приходской активист организовал массовое посещение приемника при детской комнате милиции. Забрав из церковного подвала пожертвованные детские вещи, по пути накупив каких-то сластей, мы принесли все это в приемник.
Разнокалиберных детей, жалких, бледных, конечно, скорее интересовало печенье, чем бодрые религиозные песни под гитару, которые затеял наш вдохновитель всей этой благотворительности.
Зато воспитательницы были нам душевно рады. Женщина постарше раздала каждому из нас по паре конфеток:
- Умер наш начальник, очень хороший человек, царствие ему небесное. Помяните его душу!
Машинально сунув конфетки в карман, я забыла о них.               
После обеда мы с дочкой отправились в Северск.
По дороге молчали, по отдельности вспоминая бабушку Лену.
...Это была удивительно добрая и мудрая женщина. Она вырастила моего мужа, а потом - Инну.
Как душевно было у нее в маленькой светлой квартирке: по стенам пейзажи покойного мужа, над кроватью старинная икона Богородицы, в шкафу за стеклом куча миниатюрных статуэток – фарфоровых, стеклянных, деревянных. Кружевные салфеточки, вышитые крестиком картины, вязаные крючком монастырские полотенца, выцветший коврик с лебедями. Масса старорежимных вещей, за каждой из которых стоит по эпохе. На балконе в ящиках астры, настурции и даже помидоры, в мелких, как вишенки, плодах.
Удивительно, но бабушка всегда могла накормить любое количество гостей. В любой кризис и перестройку. Меню тоже было морально устаревшим и неизменным, как в советской столовке: бардовый борщик с ложечкой сметанки, гречка с котлеткой под рыжей подливкой и компотик на третье. Или кисель. Или чай - стакан обязательно в серебряном подстаканнике! - со смородиновым вареньем со своего огорода. До чего же все было вкусно!
Бабушку не застать врасплох. Она словно находилась в постоянной боевой готовности к приходу гостей. Родственники обожали ее дом: без предупреждения и повода заходили то сын с невесткой, то внук Дима с женой, то внук Саша со мной и с Инночкой. Бабушка Лена всех встречала-привечала.
Бывало, зайдем на пять минут, останемся на вечер, и ребенок уже не хочет уходить от бабушки.
- Оставьте на ночь, – просит бабушка Лена.
И радостный ребенок уже прыгает по дивану – у бабушки все можно. И гостит с неделю, не хочет никуда уходить. Приезжаем за дочкой – та в новом платье: бабушка сшила.
- Вы же не оставили запасной одежды, пришлось сшить из моего старого платья, – ворчит бабушка для порядка.
А платье темно-коричневое, в мелких «огурцах» - старомодный такой рисунок. Довольно странно выглядит пятилетний ребенок в старушечьем платье с длинными рукавами, но Инне нравится, ведь бабушка сшила.
- Чем занимались? – спрашиваем.
- Гуляли. В магазин ходили. Рисовали вот этот кувшин.
И впрямь на круглом столе, покрытом скатертью, - глиняный кувшин с астрами, примерно как на картинках, что выставлены на оконных стендах местной «художки», - а под ним два мокрых рисунка акварелью, Инкин и бабушкин. Плохо получился у бабушки кувшин, косой, кривой весь  – не умеет она совсем рисовать. Но не в этом дело. Взрослый человек все бросил, уселся рядом с ребенком с кисточкой! Дорогого стоит.
А еще они сшили Мишке Саше платье. Заметив, что ребенок пытается замотать плюшевого зверя в какие-то лоскутки, бабушка скроила Мишке Саше настоящее платье, раскрыла машинку "Зингер", сострочила кусочки. Смотрю – даже швы с изнанки обверложены. Ну и ну!
Из садика Инну тоже забирала бабушка. Приведет домой, посадит за стол, нальет борща, а сама сядет рядом, подопрет подбородок рукой:
- Ну, рассказывай.
И девочка рассказывает, болтая ногами под столом. Во что играла, с кем подралась, что воспитательница сказала. Много всего разного в трудной детской жизни. А бабушка слушает, и серьезно так, не перебивает. Ведь счастье – это когда тебя понимают.
...Бабушка Лена умерла легко. Вышла в магазин и упала на улице. Больше так и не пришла в сознание.
«Вот и кончилось у Инны счастливое детство, - подумала я на похоронах.- Кто еще ее так выслушает, сошьет Мишке Саше платье…»
Прошел  год, и Инна научилась жить без своей бабушки. Стала молчаливой и грустной. У родителей куча своих житейских проблем, не до ребенка.
...Мы с трудом влазим в «сороковку». Автобус, как всегда, переполнен. Я еду, стоя буквально на одной ноге.
- Давайте сюда ребенка, - предлагает какая-то пожилая женщина и сажает Инну к себе на колени.
Но самое трудное еще впереди.
Это закрытый город, «почтовый ящик», «заграница наоборот». При въезде в город есть контрольно-пропускной пункт. Обычно все пассажиры выскакивают из автобуса и наперегонки бегут занимать очередь в пропускные кабинки. Там военизированные тетки проверяют пропуска, и все опять торопятся на новый штурм своего автобуса. Для кого как, а лично для меня это стресс. Автобус тем временем въезжает в зону через специальные ворота, и там его обыскивают солдаты с автоматами.
Хорошо хоть, что для старых и малых делают исключение: им не надо выходить из автобуса, достаточно предъявить пропуска прямо в автобусе.
- Оставьте девочку со мной, – говорит старушка.
Я только рада. Выскочив из автобуса, я оборачиваюсь ... и в изумлении останавливаюсь, вместо того, чтобы бежать. Обе машут мне в окошко. Мне вдруг показалось, что Инна сидит со своей любимой бабушкой Леной, как бывало раньше...
«Да ладно: все старушки в серых пуховых платочках одинаковы. Наваждение какое-то», - и я спешу на пропускной пункт, на ходу нашаривая паспорт в сумке.
Обратно влезть в автобус еще сложнее. Я зависаю где-то на подножке. А та бабушка мне кричит, чтобы я не беспокоилась, и что она на нужной остановке мне передаст девочку. Едем. Смотрю, обе уже весело болтают друг с другом, чему-то смеются.
А когда мы наконец выходим на нашей остановке, бабушка кричит в открытое окно автобуса:
- Инна, Инна!
И машет нам рукой, пока автобус не скрывается из виду.
Инна разжимает руку и показывает мне две барбариски:
- Она меня угостила…
Вспомнив что-то, я сую руку в карман и оттуда достаю ... в точности такие же две барбариски. Даже бумажки такие же! Конфетки с «того света»...
- По-твоему, кто это был? – спрашиваю у дочки.
- Бабушка… - отвечает та без тени сомнения.
Идем на поминки. Покосившись на Инну, замечаю, что она плачет. Только уже не по-детски - это когда кривится рот, - а по-взрослому, беззвучно, не меняя выражения лица, просто слезинки катятся одна за другой.
И я поняла, что дочка выросла.
Томск, 1994