Мой курсантский взвод

               

    Чем ближе финиш жизни, тем чаще вспоминаются молодые годы. Нередко вспоминаются годы, проведенные в стенах Пушкинского радиотехнического училища. Между собой в шутку мы называли его Пушкинское конно - спортивное с радиотехническим уклоном училище войск ПВО страны. Так мы говорили потому, что в училище наиболее распространёнными видами спорта были «лошадинные»: летом кроссы на 3 километра, а зимой лыжные кроссы на 10 километров. Дело в том, что в училище не было условий для развития других видов спорта. Наш военный городок – бывшие казармы кавалерийской части, построенные ещё в петровские времена. Поэтому наш спортзал был когда-то конюшней. Отопление в нём, как впрочем и во всём училище, было печное.  Кубатура спортзала была огромной, а печь одна. Топи её хоть с утра до вечера, тепло в зале не станет. Поэтому чаще и проще всего проводить занятия на свежем воздухе. Кроме кроссов была ещё полоса препятствий, где сравнительно легко можно было заработать второй спортивный разряд.
   
    Дело в том, что училище было коллективным участником конкурса на лучшую  в  Вооружённых Силах спортивную работу. В клубе училища много лет стоял первый Приз Министра обороны за лучшую работу на этом поприще. Рядом стоял Приз Командующего Ленинградским Военным округом за эти же достижения. Поэтому каждый курсант за три года учёбы был обязан заработать хотя бы второй разряд по любому виду спорта. Легче всего это достигалось на полосе препятствий летом и на лыжном кроссе зимой.  Считанные минуты напряжения на полосе препятствий -- и желаемый результат получен. С лыжами было намного сложней и хлопотней. Выбирали для этой цели время уже практически весной, когда днём снег бурно тает, но по ночам ещё держится минусовая температура. Курсанты, желающие заработать вожделенный второй разряд по лыжам, с вечера готовили лыжи, спортивные костюмы, укладывали лыжи под кроватью, записывались у дневального на досрочный подъём и раненько утром направлялись к проходной училища. Там ждал автобус с судьями. На нём везли в один из городских парков, где была уже накатанная лыжня. Давался старт  и «кони» помчались. Потом на автобусе же – в училище, быстрое переодевание и дальше – по распорядку. Хорошо, если удавалось достичь желаемого с первой попытки. Чаще всего приходилось проделывать эту процедуру много раз. Кто-то так и не сумел выполнить заветный норматив,  довольствовался  третьим разрядом. Но таких было немного. Небольшое отступление: в разгар зимы приходилось подбирать смазку, ловить хорошую погоду, а весной по утрам лыжня представляла собой ледяную корку и ничего подбирать не надо. Нужно было работать не столько ногами, сколько руками. Лыжи сами катили по льду и нужно было только как следует толкаться  палками .  Во  взводе  из 23..25 человек только 3..4 человека к выпуску так и не смогли осилить второй разряд. Человек 10..13 зарабатывали первый разряд, остальные удовлетворялись вторым.
    Вот такой ценой давался Приз Министра обороны. Председателю спорткомитета Министерства требовалось минимум усилий, чтобы этот приз нам вручить. По этому поводу бывало построение училища, Кубок выносился из клуба училища на плац, зачитывался Приказ Министра обороны и нам его опять вручали. При этом Председатель спорткомитета говорил, что он к нам приехал после вручения приза за второе место Житомирскому училищу. Житомирцы обещали, что в следующем году призы поменяются местами. Но, сколько я учился в училище, первый приз неизменно стоял в нашем клубе.

       Город Пушкин маленький город, но в нём находилось три военных училища, два средних и одно (военно-морское) – высшее, один институт (сельскохозяйственный) и какие-то техникумы. У моряков в Александровском парке размещался научно-исследовательский институт. Вот такое насыщение наукой было в нашем городе.

      До Великой Отечественной войны наше училище располагалось в Ленинграде. На время войны училище эвакуировали в глубокий тыл. После войны училищные квартирьеры были удивлены, когда обнаружили, что законное место училища оказалось кем-то занято. Ленинградские власти предложили представителям училища выбрать по своему усмотрению любой подходящий военный городок в Пушкине. Больше всего понравился городок, где потом разместилось военно-морское училище: он располагался рядом с Екатерининским парком, был ближе к центру города и по размерам хорош. Единственное, что не устроило наших квартирьеров, разрушения зданий были столь значительны, что нам самим не осилить их восстановление. Поэтому выбрали городок тоже на бульваре им. Киквидзе, но в конце его. Кстати, долгое время потом размеры военного городка стали препятствием, чтобы перевести училище в ранг высшего.

    В училище было два дивизиона и располагались они в двух трёхэтажных зданиях, расположенных друг напротив друга. Наша батарея располагалась на втором этаже второго дивизиона. Командовал батареей майор Валиканов. Если у майора головной убор был надвинут на нос, то лучше всего не попадайся ему на глаза, если на затылке, то настроение у майора прекрасное и к нему можно обращаться с любыми просьбами – не откажет.
    Командиром моего взвода был капитан Глотов, человек из Сибири, тёртый жизнью, отличный стрелок. Он на первых порах моей учёбы как - то сидя в курилке заставил меня показать как я буду отдавать команды своему будущему взводу.  Меня это сильно смутило и я долго не мог произнести команды так, как требовалось. Вокруг сидели мои товарищи и при них надо было стать «артистом» и командовать. Команды состоят из двух частей: предварительной и исполнительной. Предварительную нужно произносить протяжно и медленно, так, чтобы все в строю поняли, что от них требуется. Например, чтобы повернуть строй налево, необходимо произнести «нале-е-е» и в итоге все в строю уже понимают, что им предстоит повернуться налево, хотя команда ещё и не закончена. Исполнительная команда подаётся, как залп: коротко, отрывисто и очень громко, чтобы все дружно и мгновенно реагировали на команду (как спортсмены по сигналу стартового пистолета одновременно срываются к финишу). Я долго и многократно повторял сидя в курилке команды, но капитану Глотову всё не нравилось, как я командую. В конце концов что-то начало получаться и он милостиво закончил мучить меня. Но этот урок я запомнил с первого раза и во всей своей последующей службе он мне помогал.

     В начале моего обучения в училище была такая система формирования батареи: в батарее было шесть взводов, по два взвода каждого курса. Сержантами в наш взвод были назначены курсанты выпускного третьего курса. Правда, один сержант был всё -таки у нас свой. Дело в том, что с нами поступил учиться старший сержант Могила Анатолий Фёдорович. У него родители погибли в Великую Отечественную войну, его воспитывали дед и бабка ( видимо, по матери) Подколзины. Он давно заканчивал школу, служил в армии, готовиться к поступлению не было возможности и на вступительных экзаменах по всем четырём предметам получил двойки. Но командование училища поступило очень мудро и решило «принять условно». Я такого никогда и нигде больше не встречал. Так вот одним из наших сержантов – командиров отделений стал старший сержант Могила.

      Все курсанты по команде «отбой» ложились в кровати спать, а Толя брал школьные учебники и шёл в ленинскую комнату навёрстывать забытое. Дело в том, что преподаваемый нам материал,  например по высшей математике, основывался на школьной программе. И если ты не знаешь чего-то из школьной программы, то тебе непонятно всё то, что на неё опирается. Поэтому у Анатолия получалось так, что он ничего не мог понять на лекциях из-за пробелов в школьной программе. А материал в училище двигается дальше: теперь последующие темы опираются на знания, полученные уже в училище, а раз ты не понял предыдущий материал, то тебе не понятен и последующий. И это нарастает, как снежный ком. Поэтому на занятиях на первых порах Толе преподаватели ставили при опросе тройки, хотя  его ответы не тянули даже на тройку. Но, чтобы не ронять авторитета сержанта перед его подчинёнными, ему двоек не ставили.

     Но прошло несколько месяцев учёбы в таком режиме и у Толи сначала стали появляться уже заслуженные тройки, а потом стали появляться и четвёрки. В итоге первый курс он закончил уже без троек. Вот что делает упорство и желание учиться.

     Ещё два сержанта в нашем взводе были курсанты третьего курса. Моим командиром отделения был сержант Матросов, заместителем командира взвода стал сержант Онищенко.

     В самом начале моей учёбы произошёл курьёзный случай, определивший мою судьбу на первом курсе. В какой-то день сентября меня из класса самоподготовки вызвал к командиру батареи дневальный. Я направился в казарму к комбату. По пути вспоминал все события последних дней и думал: «что же я натворил, что меня вызывает комбат? Вроде бы причин вызывать меня у него нет, но он же вызывает! Что - то я упускаю и не могу понять, чем я провинился?» В таких раздумьях подхожу к кабинету комбата, открываю двери и сходу рапортую: «товарищ майор, курсант Исаев по Вашему приказанию прибыл». Я не обратил внимания, что сбоку от стола комбата сидел какой-то офицер. Комбат между тем, не дав мне до конца отрапортовать, говорит: « Здесь присутствует офицер, старше меня по званию. В таких случаях нужно у него спросить разрешения обращаться ко мне. Вы что, не знаете это?» Тут я глянул и обомлел: этим старшим по званию  был…мой отец. Нужно было обращаться к отцу не «папа», а «товарищ полковник». У меня язык прилип к нёбу и не поворачивался прилюдно назвать своего отца «товарищ полковник». Видя моё замешательство, кто-то из них смилостивился и позволил неформальное общение.

     Оказалось, что отец приехал в Пушкин в наше училище в командировку. Вот он и выкроил несколько минут, чтобы пообщаться со мной и узнать, как я привыкаю к новым для себя условиям жизни. Дело в том, что в Минском высшем инженерном радиотехническом училище ( МВИРТУ) решено читать новый курс – автоматизированные системы управления ( АСУ), а такой курс читают в Пушкинском училище. Вот командование решило послать в Пушкин отца, чтобы выяснить какой кафедре читать этот курс. Нужно было ответить в результате командировки на вопрос: технический это курс или тактический. Отец бегло ознакомился с курсом и доложил командованию: курс технический. Командование ему и говорит: « Прекрасно, вот Вы и будете его читать». Отец взмолился : «Но ведь я не знаю его». Ему в ответ: « Всё равно в училище вы знаете о нём больше всех, Вам и читать». Вот в сентябре отцу пришлось вторично ехать в Пушкин и основательно изучать курс АСУ, чтобы потом написать конспект лекций по курсу для курсантов МВИЗРУ и вести этот курс. Конспект для курсантов ПРТУ не годился в этом случае, так как Минское училище инженерное и глубина освоения в этих училищах разная. Вот такими превратностями судьбы мне пришлось на отца посмотреть другими глазами.

      Отец побывал в нашем училище и уехал в Минск, а я и майор Великанов остались в Пушкине. И тут началось… Комбат вызвал сержантов моего взвода и проинструктировал их, чтобы они не оставляли без внимания ни одной моей оплошности, сразу докладывали комбату о всех моих промахах. И сержанты, особенно Матросов, обеспечили мне «сладкую жизнь». Матросов по пятам ходил за мной, проверял хорошо ли я заправил кровать, не храню ли в тумбочке лишние вещи, правильно ли они в ней разложены, отглажены ли мои брюки, блестят ли сапоги, заправлена ли моя шинель на вешалке. Шагу мне ступить стало невозможно без контроля со стороны сержантов.

    Но к моему счастью на втором курсе всё изменилось. Во-первых, комбатом стал капитан Александров ( бывший командир батареи обеспечения училища), майор Великанов стал преподавать курс связи. Во-вторых, батарея стала батареей одного курса. Поэтому сержантами стали наши же курсанты. Моим командиром отделения стал один из лучших моих друзей Александр Поляков. Родом он из Мончегорска, что под Мурманском. Физически очень развит и стал чемпионом училища по бегу на 100 и 200 метров, по прыжкам в высоту и был силён во всех видах спорта, кроме плавания. По волейболу у него был первый спортивный разряд, участвовал в областных соревнованиях. Но плавать нужно было всё-таки уметь, так как для получения значка ВСК (военно-спортивного комплекса) требовалось сдать норматив в плавании на 100 метров. Ну негде было в суровом климате севера найти речку или озеро, где можно было поплавать. Это в наше время на каждом шагу есть бассейны, тренеры и тебя в два счёта научат плавать. Жалко было смотреть, как наш прославленный спортсмен сдавал норматив по плаванию. Бассейн был оборудован в Нижнем парке города и там Саша, держась за бортик, передвигался эти несчастные 100 метров.
      Самым лучшим моим другом был Шамиль Мустафович Бикулов. Родом он из Харькова. И мать, и отец были военными медиками. То ли его брат вместе с женой, то ли сестра с мужем были тоже военными медиками. И как Шамиля занесло в радиотехническое училище – уму не постижимо. Был он огромного роста, немножко неуклюжий или делал вид, что неуклюжий. При таком росте и его габаритах это было естественно. И при всё этом он был красавцем.

     В друзьях у меня был Виктор Лиманец, прекрасный лыжник и от него я впервые услышал о таком виде спорта, как биатлон. В отличие от современных спортсменов, использовал он не специальную винтовку, а штатный свой карабин с штатным ремнём крепления. Ну и лыжи были обычные. Только результаты у Виктора были необычны. Однажды зимой он на спор пролежал у открытой форточки всю ночь, не укрываясь одеялом. Правда, потом кашлял, простудился всё таки, но спор выиграл. Слышал, что впоследствии он стал политработником.

     Хочется особо вспомнить об Эдике Хмельницком. Уже при знакомстве он сказал, что «на гражданке» его все называли «Шпротом». Я думаю, что так его называли из-за маленького роста. Был он «шустрый , как веник» и заядлый курильщик («Стрелял» у каждого встречного-поперечного, получки у него хватало, чтобы самому покупать сигареты дня 3…4. При этом в эти дни он всех угощал, как бы расплачиваясь за те дни, когда «стрелял»). Больше всего на свете он не любил пожарников. Дело в том, что его любимую девушку отбил у него курсант пожарного училища.
     Много хороших ребят было в нашем взводе, но отличался он от всех других склонностью к спорам. Причём спорили у нас серьёзно. Со спорщиками все мы знакомы с детства. Мало ли кто и о чём спорит. Часто спорщики так и остаются со своими убеждениями и спор ничего не меняет во взглядах. Но только не в нашем взводе. У нас если спорят, то докапываются до истины в любом случае. Так что в нашем «споре действительно рождалась истина». Например, поспорили как-то где захоронен Кутузов. Эдик Хмельницкий говорит, что видел могилу Кутузова в Польше, там служил его отец. Другой говорит, что он покоится в Казанском соборе в Ленинграде. Ну и кто прав?. Написали в «Красную звезду». Пришёл ответ: «Смотри нашу газету № такой- то за такое - то число. Там ответ на ваш вопрос». Пошли в библиотеку, нашли нужную подшивку, прочитали указанную заметку, а там написано, что в Казанском музее хранится сердце Кутузова, а сам он похоронен в Польше. Чтобы окончательно убедиться в этом поехали в Ленинград, пошли в Казанский собор, там  отыскали  какого-то научного сотрудника и он всё подтвердил. Вот так была поставлена точка в этом споре.

      Другой случай: Валерий Акимов как –то заикнулся, что у них в Петрозаводске выпускают гусеничный трелёвочный трактор для лесного хозяйства. А я ему добавляю, что до Петрозаводска этот трактор делали на Минском тракторном заводе. Валера стал со мной спорить и не соглашаться с таким утверждением. А я это знаю совершенно точно, так как работал на МТЗ до армии и видел эти трактора на заводе. Как решить, кто прав? Пишем письмо на Онежский тракторный завод с нашим вопросом. И каково же было наше удивление, когда нам пришёл ответ от главного инженера завода, где подтвердилась моя точка зрения. Сколько забот у главного инженера! Но он нашёл время, чтобы ответить двум балбесам из ПРТУ.

     Валера Акимов запомнился мне ещё одним случаем. Он высказал как-то мысль, что любой работающий ворует на своём производстве: если он работает на складе, значит тащит со склада, если работает в магазине, значит ворует в магазине, если работает на заводе, значит тащит с завода и так далее. Даже если работает не на производстве, то всё равно ворует ( книги, тетради и что угодно ещё). Тут у нас в классе поднялся такой гвалт! Многие возмущались таким высказыванием Валерки. Но немало курсантов полностью с ним согласились. К единому мнению не пришли, но много лет спустя я понял, как Валера был прав. И понял, что он был к народу гораздо ближе меня.

       Ещё одним сержантом в нашем взводе стал Сашка Андреев. Высокий и худой, с огромным аппетитом. Но сколько он ни ел, на его фигуре это не сказывалось. Однажды на спор съел ужин всех четверых, сидящих с ним за столом. На ужин была селёдка с картофельным пюре  «типа «размазня». Позже я понял, почему в армии картофельное пюре имеет вид «размазни». Дело в том, что повара обязаны выдавать порции определённого веса, а при чистке картошки получается много отходов и если варить как дома, то нужного веса на выходе не получить. Чтобы получить нужный вес порции, в картошку добавляли воду. Обычно после возвращения в училище из отпуска первые дни после домашней пищи ничего в горло не лезло. Эту «размазню» я тоже всегда оставлял и на ужин в такие дни только пил чай с белым хлебом. Сашка же Андреев мог запросто съесть  четыре наших порции и пошёл выпросил ещё три порции на раздаче. В итоге в тот вечер он съел семь порций. Наш однокашник Ваня Волков ( из Вологодской глубинки) за один год жизни в училище поправился на 17 килограмм. Так что ему курсантская еда пришлась даже очень «ко двору».
    Наш Андреев был неплохим бегуном, учился неплохо, но особо ничем не  отличался.  Удивил он меня много - много лет спустя. Это произошло в городском посёлке Костерево Владимирской области. Я служил там в зенитно-ракетном полку заместителем командира технического дивизиона по вооружению. Название полка заслуживает того, чтобы я его назвал:  «Краснознамённый орденов Кутузова, Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Бобруйско-Берлинский Гвардейский зенитно-ракетный полк войск ПВО страны». Жилой городок нашего полка располагался вместе с Центральными офицерскими курсами повышения квалификации. На этих курсах нередко проходили всевозможные сборы разных категорий офицеров и командования зенитно-ракетных войск (зрв). Такими сборами руководил обычно командующий зрв генерал-полковник Гуринов. Наш полк при этом часто оказывался полигоном для просмотра всяческих новаций на этих сборах. В какой-то момент проводились сборы политработников в учебном центре и в наш полк прикатил целый автобус политработников. Он заехал на нашу техническую позицию и направился прямиком к сооружениям, где хранились ракеты полка. Я в этот момент исполнял обязанности командира дивизиона. ( Командир дивизиона на всякий случай в таких ситуациях куда-то исчезал, оставляя меня за себя). Поэтому я должен был встретить командующего зрв и доложить ему по установленной форме. Я встречал его при въезде на нашу позицию. Автобус же просвистел мимо меня по направлению к хранилищам ракет. Я бегом направляюсь к приехавшему автобусу. При приближении к хранилищам я увидел, что стоят в кружок офицеры и генералы, а в центре кто-то объяснял что-то окружающим. Среди обступивших командующего был и наш командир полка. Он стал мне жестикулировать и показывать куда мне нужно направляться для доклада. Цепочка разомкнулась, пропуская меня к командующему.  Я подошёл к командующему и доложил ему по установленной форме. Командующий сказал, что прибывшие хотят посмотреть как хранятся ракеты.  Ворота сооружений не были на замке и некоторые офицеры стали самостоятельно пытаться открыть ворота. Ворота были огромных размеров и чтобы персонал мог легко входить в сооружение, в воротах предусмотрены были калитки. Политработники видимо не часто сталкивались с таким устройством и когда одни пытались открыть ворота, другие в то же время открывали калитку в воротах и воротами придавили одного из открывавших калитку. Я подскочил к «пострадавшему» и помог ему войти в сооружение. В этот момент кто-то сзади похлопал меня по плечу и произнёс: «Вадим, не падай». Я обернулся  и обомлел – передо мной стоял подполковник Андреев. Рядом с ним был какой-то генерал. Я разговорился с Андреевым и выяснил, что он служит в Архангельской армии, а генерал – начальник политотдела армии. Приехали они на сборы в ученый центр. С тех пор я Андреева  больше не видел и о дальнейшей судьбе его ничего не знаю.
      Однажды ещё в училище Сашка преподнёс нам с женой «суприз»: он привёз на частную Розину квартиру машину дров. Дело в том, что в училище на территории нашего военного городка был стрелковый тир. Устроен он был так, что стреляли мы в уложенные до самого потолка брёвна, торцами к стреляющим. За много лет брёвна пришли в трухлявое состояние. Решено было поменять их на новые. Андреев где-то пронюхал про это и решил сделать «доброе дело». Напросился быть старшим машины, которая должна была вывозить эти брёвна, и привёз их нам для топки печи. Не учёл Сашка только того, что брёвна были действительно трухлявые и нашпигованы пулями. При попытке распилить эти брёвна пила  втыкалась в пули и быстро тупилась. Короче говоря, брёвна эти годились только для свалки. Но важен жест и желание чем-то помочь. Мы с женой оценили эту заботу.


      Вспоминаю иногда Виктора Караченцева. Он не был моим близким другом, но относились мы друг к другу с симпатией. Виктор был сиротой и рос в детдоме. После детдома он служил солдатом в Московском округе ПВО и на соревнованиях по боксу стал чемпионом округа. Если память не изменяет мне, то у него был первый разряд по боксу. Запомнился он мне ещё и потому, что на третьем курсе был у него на свадьбе в Ленинграде. Поразила меня красота его молодой жены. Наверно, во всём Ленинграде не было никого красивей неё. На свадьбе был почти весь наш взвод. Было шумно и весело и в какой-то момент я заметил, что мои соседи по застолью наливают мне в бокал «ерша» -- по чуть-чуть из каждой бутылки.  Я сделал вид, что этого не вижу и к удовольствию моих соседей при очередном тосте осушил свой бокал. Я был уверен в себе и думал, что свалить меня ничто не может. Это я и хотел продемонстрировать моим коварным сослуживцам. Но через некоторое время я почувствовал, я что переоценил свои возможности. Мне стало плоховато и я вышел из-за стола и направился на лестничную площадку. Там я увидел, что в доме есть лифт. Я давно не пользовался лифтом и решил покататься. Через какое-то время катание мне надоело и я вернулся на свадьбу.  Не помню от кого я позже узнал, что Витя Караченцев закончил Военно-медицинскую академию в Ленинграде и стал прекрасным хирургом. Глядя на его пухлые пальцы, никогда не скажешь, что это пальцы хирурга. Я между тем этому известию не удивился, так как мой кузен Николай Павлов был прекрасным стоматологом с такими же пухлыми пальцами. И как он умудрялся что-то делать во рту своих пациентов? Логичней было бы, если бы их пальцы были как у пианиста.

       Во взводе дружил я с двумя друзьями: Борисом Чирковым и Вовкой  Смоляковым. Объединяло их то, что оба писали стихи. И делали это зачастую прямо на занятиях. Мы втроём посылали друг другу записочки в стихотворной форме. В стихах были  юмор и ирония. Так мы развлекались. А вообще то по моему конспекту видно было, когда я засыпал. Сколько себя помню, я в армии всегда хотел спать. Дело в том, что по распорядку дня на сон отводилось ровно 8 часов. Но по команде «Отбой» в казарме обязательно кто-то шептался, травил анекдоты и время от времени раздавался хохот, кто-то ворочался в кровати и при этом раздавался громкий скрип. Спали мы на двухярусных кроватях. Верхний и нижний договаривались: пол года один спит снизу, пол года – другой. Пока все угомонятся, проходит как минимум пол часа, а то и больше. Под утро сержанты поднимаются раньше общего подъёма и ты уже тоже проснулся. Вот и получается, что спишь семь часов, а не восемь. А если ты загремел в наряд или в караул, то спишь ещё меньше. По этой причине всегда хочется спать. Спал я даже на всех постах училища. Но спал я чутко и за три года учёбы не попался ни разу. Самым опасным в смысле сна на посту был пост в корпусе со столовой. Там с одной стороны здания была столовая, кухня, а с другой стороны были на третьем этаже учебные классы и секретная комната. Вот её и предстояло охранять. Вдоль стены проходил дымоход и было очень тепло. Прислонишься к этой стене и так хорошо становилось. Сразу клонило в сон и ноги подгибались. Невольно сползал на пол. Вот так и попался мой однокашник Коля Николаев. Начальник караула лейтенант Надежко взял разводящего, меня и мы отправились проверять посты. Когда зашли в здание, где был этот злополучный пост, я начал на всякий случай спотыкаться, греметь сапогами, громко топать, задевать карабином перила, лишь бы шума было побольше. Но всё напрасно: когда мы поднялись на третий этаж, перед нами была живописная картина – поперёк коридора лежал Николай, рядом с ним на полу лежит карабин. Николай сладко посапывал. Надежко поднял карабин, передал его разводящему и ударом сапога по подошвам Николая стал будить его.  Николай медленно поднялся, вид у него был, конечно, растерянный и виноватый.  После этого лейтенант приказал мне принять пост, а Николаева снял с поста и увёл с собой. Николаева этот сон привёл к отчислению из училища, хотя учились мы тогда уже на втором курсе. Все во взводе переживали за Колю. Но ничего не поделаешь.

     Я умудрялся даже спать на первом посту – у Знамени училища. За стенкой поста находился дежурный по училищу, который прекрасно слышал как скрипят половицы под ногами часового. Я умудрялся без скрипа присесть на ступеньку, карабин расположить между ног и так, сидя, спал. Часовому тоже было слышно, как ходит за стенкой дежурный по училищу или его помощник. Пока дежурный идёт посмотреть, как я несу службу, я успевал быстро подняться и занять подобающее положение.

       Запомнился мне случай, когда я стоял на посту, где хранилась  автотехника училища.  Была холодная зима, когда даже наши сибиряки кряхтели: лучше переносить минус сорок в Сибири, чем минус пятнадцать в Питере. А в тот раз было не – 15, а все -25.. 30 градусов. Поэтому на шинель сверху одевали тулуп, лицо закрывали перчаткой, подоткнув её под клапанами ушанки. Так что вне одежды были только глаза и нос. Ни ветер, ни влага, ни мороз были не страшны.  Прошёлся я по посту, вокруг сугробы, сверху звёзды, луна. Я плюхнулся на спину в сугроб. Красота неописуемая. Звёзды блестят и невольно задумываешься о других мирах, о строении вселенной. И не заметил, как заснул. Но проснулся я, как всегда, во-время, отряхнулся и встретил смену как положено. А вот мой одноклассник Костыгов почти попался. Опять же я был взят при проверке постов на случай, если придётся менять часового. При появлении посторонних возле поста, он обязан был окриком «Стой! Кто идёт?» остановить приближающихся. В нашем случае окрика не было. Мы беспрепятственно прошли на пост, обошли его, но часового не обнаружили. Очевидно, что он затаился в кабине одной из машин и крепко там спит. Но была ночь, темно и ничего не видно. Мы направились ко входу поста. И тут вдогон нам слышим: «Стой! Кто идёт?» Начальник караула возмутился: «Мы уже всё прошли. Где ты пропадал?» Костыгов стал оправдываться, утверждать, что он был на посту. Но, как говорится: «Не пойман – не вор». Таким образом, Костыгов избежал участи Николаева.
    Но самый интересный, с моей точки зрения, случай произошёл в нашем карауле, когда в космос полетел первый житель Земли – Гагарин. Утром кто-то из бодрствующей смены отправлялся в казарму за свежими газетами, письмами. Когда принесли газеты в караул, началось всеобщее ликование. Все повторяли новое для нас имя: «Гагарин, Гагарин, Гагарин». На шум в общей комнате выползли караульные отдыхающей смены. Среди них были солдаты. Дело в том, что два поста в училище были солдатские, остальные – курсантские. Когда солдатам объяснили, что запущен первый в мире космонавт по фамилии Гагарин, наш советский… Солдаты разочарованно пробурчали: « А мы думали – завтрак принесли», развернулись и пошли досыпать. Мы, курсанты, остолбенели. Такой реакции мы не ожидали. Как будто на нас вылили ушат холодной воды.
    
    Борис Чирков до поступления в наше училище учился на втором или даже на третьем курса ленинградского политехнического института, но был отчислен за драку. Борис отправился в Одессу, где его через какое-то время призвали в армию и предложили учёбу в ПРТУ. Так как он в институте уже прошёл курс высшей математики, физики, то в училище учёба давалась ему легко. На занятиях по автоматике он поправлял преподавателя, задавал ему неудобные вопросы. Но преподаватель майор ( фамилии не помню) быстро отучил Бориса задавать вопросы. Когда Борис в очередной раз поднял руку и попросил разрешения задать вопрос, преподаватель обратился к аудитории: « Кому ещё непонятно?» Взвод промолчал. «Вот видите, всем кроме вас это понятно. Я вам ставлю двойку, чтобы в следующий раз было понятно. Вы, очевидно, невнимательно слушаете, потому и непонятно». И Боря перестал задавать вопросы. Борис закончил училище лучше всех в нашем взводе и ему прочили большое будущее, но я не имею  никакой информации о его дальнейшей службе.

       В училище действовал порядок, что получивший по любому предмету двойку, не имел права ходить в увольнение, пока двойка не будет исправлена.

      Хорошим моим товарищем в училище был Геша Казаков. Он был коренным ленинградцем. До училища жил на Петроградской стороне. Там у него в гостях я с моей женой однажды побывали. Отец Геши трудился в военно - воздушной академии имени Можайского. Жене запомнилось это посещение тем, что привелось полакомиться отменными маринованными беленькими грибочками. Геша запомнился ещё по выпускному вечеру нашего взвода в Павловске. Начальник нашего училища разослал своих офицеров во все рестораны, кафе и столовые города Пушкина, чтобы они не соглашались предоставить свои помещения для проведения наших выпускных гулянок. Поэтому мы нашли такую возможность в Павловске. Пушкин перетекает незаметно в Павловск, как и наоборот: Павловск – в Пушкин. Границу между городами трудно найти, потому что её не существует. Вечер прошёл отлично, было много тостов, много воспоминаний, но мы все понимали, что мы прощаемся навсегда. Большинство своих товарищей я действительно тогда видел в последний раз.

      После вечера я, моя жена Роза, Гешка Казаков и Эдик Хмельницкий (Шпрот) отправились пешком к нам домой. Роза снимала комнату недалеко от нашего училища. Гешка и Роза сняли туфли и шлёпали босиком (натёрли ноги новой обувью). С трудом разместились в одной комнаты все, кроме Эдика. Ему поставили в коридоре раскладушку. Утром, как рассказал потом Эдик, он проснулся оттого, что кто-то облизывал ему лицо. Он открыл глаза  и увидел огромную овчарку. Это была собака хозяев дома.

     Через пару лет после выпуска мы с Розой побывали у Здика Хмельницкого под Наро-Фоминском, где он проходил службу. Он был уже женатым офицером.
    С Гешкой Казаковым и Володей Смоляковымя встретился в Харькове при поступлении на факультет руководящего инженерного состава ( ФРИС ). Там же в Харьковской академии я встретил своего бывшего сержанта , а ныне преподавателя подполковника Матросова, но оба сделали вид, что мы не знакомы. Моим руководителем дипломной работы стал подполковник Лазарев, с которым я учился в ПРТУ в одной батарее. Только он был на курс старше.

   В Харькове же я встретил моего однокашника Николая Паршина. Он мне очень помог при составлении программы для ЭВМ по моему диплому. Это было обязательное требование, чтобы кусок проекта был связан с программированием и какой - то кусок просчитывала ЭВМ. Хорошо помог всей наше группе Николай Куликов в сдаче экзамена по своему курсу. Коля учился в параллельном взводе в ПРТУ. Встречал я несколько человек из моих однокашников по Минскому училищу.

    На первом курсе однажды произошло в нашей батарее ЧП. Дело было в воскресенье сразу после объявления подъёма. Во время одевания вдруг один из курсантов воскликнул: «Ребята, у меня деньги пропали». Буквально через несколько секунд  ещё один курсант воскликнул: «И у меня пропали деньги». Когда через мгновение ещё один курсант воскликнул : «Ребята, хотите верьте, хотите нет, но и у меня кто-то деньги спёр». Эта новость быстро дошла до старшины и было решено, пока никто из казармы не выходил, найти вора. Старшина скомандовал : «Всем в нижнем белье – в ленинскую комнату!» Двери изнутри казармы были закрыты черенком швабры, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти из казармы. Был организован некий комитет и начался повсеместный досмотр личных вещей, тумбочек, переворачивали все постели. В одной из постелей нашли под нижней  простынью  носок, набитый деньгами. Быстро установили хозяина постели. Им оказался курсант нашего взвода Ч. Когда нам сообщили об этом, сначала практически никто не поверил в это. Какое-то недоразумение. Ч. Был известен своей общительностью, весёлым нравом, весельчаком и балагуром. Приехал он поступать в училище из Баку, где проходил службу его отец – полковник.Все знали об этом и тем более трудно было поверить, что в такой семье растёт вор. Тем не менее, когда пришли в батарею офицеры, им доложили о случившемся. Доложили комбату, командиру дивизиона командованию училища и в итоге Ч. был отчислен из училища. Через некоторое время в батарее произошел ещё один случай воровства курсантом второго курса. Его тоже отчислили. После этого подобного за всё время учёбы не происходило.

     Но на этом наше знакомство с Ч не закончилось. Когда мы после летних  каникул  второго курса  приехали в училище, чтобы продолжить учёбу на последнем третьем курсе, то удивились, что на первый курс вновь поступил
Наш старый знакомый Ч. Но не прошло и нескольких месяцев учёбы, как сержант Ч. вновь был отчислен из училища. Сержантом он стал видимо потому, что по сравнению с остальными курсантами был «старожилом» училища и послужил солдатом в армии. На этот раз его отчислили за пьянство. Пришёл их увольнения, как тогда решили, пьяным. «Выдал» его другой сержант его взвода.
     Но и эта моя встреча с Ч. не была последней. В свой первый офицерский отпуск приехал я к родителям в Минск и однажды нос к носу в городе столкнулся с лейтенантом Ч. Володя на радостях предложил раскурить папироску с гашишем и потом вдарить по пивку. Делалось это так: вытряхивали из папиросы табак смешивали его с гашишем и вновь заправляли папироску. Я никогда ранее не пробовал гашиш и мне это было интересно – посмотреть, как он подействует на меня. Дело в том, что  ещё на первом курсе Володя угощал наших ребят гашишем, а многие наблюдали за поведением накурившихся. Это было забавное зрелище. Видимо в Баку с гашишем не было никаких проблем и кое-кто пристрастился к этому зелью.
После пивка мы с Володей отправились гулять по городу. Да, он рассказал, как он всё-таки стал лейтенантом. Дело в том, что в нашем и других училищах организовали ускоренные девятимесячные курсы для быстрой подготовки офицеров. Мы, курсанты нормального училища, называли слушателей этих курсов «абортниками». Не знаю, почему. Вот такие курсы и закончит Ч и всё-таки стал лейтенантом.
     Во время прогулки с Ч. я заметил, что у меня поднялось настроение, проблемы куда-то исчезли. Голова как будто окутывалась туманом. Происходило это волнами. При очередном просветлении я обнаружил, что не отдаю никому честь, в том числе старшим офицерам. Я с ужасом подумал, что любой из них мог меня задержать и отправить в военную комендатуру. Я начинал приветствовать всех встречных офицеров, затем меня накрывает новая волна дурмана.
       И вот только сейчас при написании этих воспоминаний я подумал, что Володю и в училище накрыла вот такая же гашишная волна, он плохо соображал и совершил кражу. Когда его отчислили вторично, возможно опять же, он был не в алкогольном, а в наркотическом опьянении. Т.е. Вовку губила страсть к гашишу, а может быть и к более серьёзному наркотику.

     В своём взводе я был единственным женатиком. Это – отдельная история. Не буду здесь о ней говорить. Когда я учился на третьем курсе в Пушкин приехала моя жена – Роза – и поселилась недалеко от училища. В мае 1963 года она родила дочь Анну. О том, что Роза лежит в роддоме, знало моё командование, вплоть до начальника училища генерала Койпиш. Когда настало время выписки Розы из роддома, вызвал меня к себе начальник училища и говорит: «Поздравляю с рождением дочери. Сегодня можете забрать жену и дочь из роддома. Поэтому предлагаю вам зайти в автопарк, получить мою машину «Победа» и располагайте ею по своему усмотрению весь день». Генерал упомянул марку машины, потому что были у генерала и другие служебная машины -- «Волга»--для представительских поездок и уазик -- для полевых и боевых целей.

    Я так и сделал: получил машину, заехал на рынок, приобрёл цветы, подарки медицинскому персоналу и поехал в роддом, встретил жену с дочкой и на «Победе» отвёз их домой. Как дальше пользоваться машиной мы не придумали и потому отправили водителя в автопарк.
    Случай был уникальным, потому и запомнился на всю жизнь.
А вообще, необычных случаев за время учёбы было много и чтобы описать подробно, нужно писать роман, а не рассказ. А писать роман требуются годы,  быстро это не делается. Сейчас те годы вспоминаются с умилением. Видимо не только потому, что мы тогда были очень молодыми и стояли в начале своего пути, но и время тогда было намного лучше и спокойнее нынешнего. В стране ещё был социализм мы «строили коммунизм».
  31.03.2018 – 4.04. 2018.
Редактировал Комиссаров Ю.С.