Маразмы
Однажды Похлёбкин открыл, что водку изобрёл Менделеев. Химики удивились и говорят: «Дурак ты, В.В.! Ничего похожего Менделеев не изобретал». И стали писать на всех заборах: Похлёбкин - дурак! И подпись - химики. А Вильям Васильевич только усмехался в бороду. Он знал, что химики скоро в Сибирь поедут, а народу откроется Правда - водку изобрёл Менделеев!
В коридорах власти столкнулись как-то Ленин и Хрущёв. "Клапштос", подумал Сталин.
Толстой любил Куприна, а Куприн любил выпить. Бывалыча, накушается водочки, напишет рассказ - и к Толстому. Толстой прочтёт, крякнет, закусит и спросит по обычаю,
- Это триста, Александр Иваныч? А Куприн ему,
- Какие триста, Лев Николаевич! Это полштоф!
- Ааа..., - кивает Толстой, - жизненно.
Пушкин любил подпрыгивать. Бывало, поведёт какую-нибудь даму в лес, посадит на ветку повыше и давай за ней подпрыгивать. Дама трепещет, ножками сучит, а Пушкин смеётся радостно и подпрыгивает. А Наталье Гончаровой надоело на ветках сидеть, насажала она репьёв на юбки и в оборки спрятала. "Погоди же, Сашка, сукин сын", думает. Вот пришли они в лес к заветному дереву. "Саша, может не надо?" просит Натали. Куда там! Пушкин -хвать её, на дерево посадил и давай подпрыгивать. Кудрями то за репейник зацепился, бьется Пушкин, а из - под юбок выбраться не может, не до смеха ему. "Отпустите меня", кричит, "Наталья Николаевна, душенька, за ради Христа!". "Женишься - отпущу" хохочет коварная Гончарова. "Женюсь, женюсь!" стонет Пушкин. Ну, Натали знак подала дворовым в кустах, ослобонили они поэта, барышню с дерева сняли и повезли парочку в репьях прямо под венец. С тех пор Пушкин не подпрыгивал больше.
Пушкин любил ножки, а грудки - не любил. Бывало, подадут ему в Грузии чахохбили, а он спрашивает, из ножек? Ему говорят, как можно, дарагой, из цельных свэжих курочек, только что бэгали! А Пушкин тарелку хватает, и - в окно! Сами ешьте своё свэжее, нэдотёпы! - кричит. Крут был Пушкин, все его в Грузии боялись.
Приходит как-то Есенин к Маяковскому. «Проходи, Серёжа, садись, эх ты, корова", говорит Маяковский ласково. Обиделся Есенин, "Муу!" - кричит и рогами как даст Маяковскому! Так они и поссорились.
М. Горький любил птиц, а пингвинов не любил. Потому что они летать не умеют. И решил писатель их перевоспитать. Набрал пингвинов, написал химическим карандашом на каждом - "буревестник", залез на стремянку и давай их оттуда сбрасывать. Не летят пингвины, что ты будешь делать. Тут к Горькому Шаляпин зашёл, видит - совсем замучился Горький и говорит ему
- Алёша, надо к ним моторчики приделать, вот тогда полетят, никуда не денутся.
- Эврика! - обрадовался Горький.
А тут как раз Андреева заходит, Горький и говорит ей со стремянки
- Маша, смотри, что Федя придумал - надо к пингвинам моторчики!
Оглядела Мария Фёдоровна комнату, выдохнула да как закричит
- Вон из дома! Оба! И "буревестников" своих забирайте, ироды!
Так и не удалось Горькому пингвинов апгрейдить.
Михаил Александрович Шолохов написал «Тихий дон», перечитал и говорит: «Неужели это я написал, даже не верится!» А мимо Серафимович проходил, услышал Шолохова и говорит: «Кто же ещё? Ты! Молодой да ранний». И по полевой сумке Шолохова похлопал дружески. После этого Шолохов больше не сомневался.
Александр Грин посмотрел фильм по своим произведениям и говорит: «Романтично! Аж до алых соплей. Неужели я так пишу? Ужас!» А режиссёр фильма ему говорит: «Не то страшно, как вы пишете, Александр Степанович, а то, как мы вас читаем». Махнул Грин рукою и пошёл дальше писать.
Однажды встретились в кафе Моцарт и Сальери. Сальери кричит радостно: «Моцарт, я угощаю! Кофе взять?». А Моцарт грустный какой-то, вялый, говорит: «Ну возьми». Сальери взял два кофе по- венски, яду подсыпал незаметно, сидит, ждёт. Моцарт в чашке помешал да и говорит: «Не хочу кофе, чаю разве?». Сальери чай заказал, яду подсыпал незаметно, пей, говорит, дружище, угощайся. Моцарт взял чай: «Грузинский что ли? - говорит. Не, друг, ты мне лучше воды сельтерской возьми, жарко, пить хочется». Сальери кричит: «Воды великому Моцарту!» Приносят воду, Сальери яду подсыпал незаметно в стакан, подаёт Моцарту, говорит: «Хорошая водичка, холодная, пей, Вольфи!» Моцарт говорит грустно: «А ко мне сегодня Чёрный Человек приходил, я реквием написал, вот и партитура при мне,.. не хочу я воды, друг Сальери! Ты мне лучше торта кусок возьми и мороженое с клубничным сиропом». Сальери взял и то, и другое, а яд - то у него кончился. «Знаешь что, Моцарт, - говорит Сальери, - подавись ты своим тортом, нехороший ты человек и вести себя не умеешь!»
Свидетельство о публикации №218041401891