Глава 4. Лола

Теплая ночь, слегка ветреная, но сухая, безоблачная, спокойная. Незнакомые запахи. Непривычные, непонятные звуки. Яркие краски вместо однообразной серости.
Я с удивлением таращился на все вокруг - на живые деревья, на широкие пружинящие тротуары, на невысокие разноцветные здания, на витрины, заполненные разными разностями, на мигающие предупреждающим желтым светофоры и гладкие, будто шелковые дороги.
Никого вокруг. Только легкий ветер рядом со мной на пустом тротуаре. Светло, несмотря на темноту ночи.
По всему городу горели фонари и сотни матовых лампочек под рекламами, вывесками и витринами.
Я пошел наугад, стараясь унять восторженную дрожь. На первом же перекрестке нашелся светящийся стенд с картой, по которой удалось легко и быстро понять, в какую сторону идти.
Улицы в Нью Вашингтоне расходились от центра лучами, пересекаясь множеством парков и скверов. Столько зелени я не видал за всю свою жизнь.
Деревья росли везде - на тротуарах, среди огороженных цветочных клумб, во дворах низеньких пестрых домиков, на аллеях многочисленных парков. Все зеленые, яркие даже в предрассветной темноте, шелестящие на теплом ветру пушистой гривой веток, склоняющиеся над моей головой живым занавесом.
Судя по карте, бабуля усатого водителя жила на самой окраине, в многоквартирном доме. Чтоб попасть туда, пришлось обойти почти половину города.
И я шел, минуя таинственные темные аллеи парков, которые раньше видел только в Сети, проходя по пустым тротуарам, разглядывая окна и вывески. Небо потихоньку начинало светлеть, окрашиваясь с одной стороны в такой удивительно нежный розовый. Звезды бледнели, ночь уступала новому дню.
Первому моему дню на верхней Земле.
Из ближайшего дерева раздались странные мелодичные звуки. Я остановился, прислушиваясь, и вгляделся в листву. По веткам прыгал маленький пушистый комок на тонких ножках... Птица! Точно как в учебнике земной зоологии!
Единственными пернатыми, пережившими войну внизу, были вороны. Огромными стаями они кружились над свалками, заслоняя и без того темное небо. А тут…
Из каждого дерева, из каждого куста тут и там раздавалось разное птичье пение. Чем светлее становилось небо, тем больше птиц появлялось вокруг.
Глазея по сторонам, слушая птиц и невольно улыбаясь, я медленно шел по сонному городу, теплый ветер трепал меня по давно не стриженным волосам, распахивал куртку, нес в лицо звуки и запахи этого незнакомого, но совсем не страшного верхнего мира.
Когда из-за плоских крыш и верхушек деревьев вынырнул желтый пузатый краешек, я уже стоял у нужного дома, робея, боясь заходить.
Дом был двухэтажным, длинным и низким, как чьей-то мощной рукой приплюснутым. К подъездам вели мощеные камнями дорожки. Под окнами тихонечко жужжал, подравнивая газон, похожий на ведерко с колесами робот-садовник.
Рассудив, что нужная мне квартира может быть только в первом подъезде, я подошел к дверям и остановился, колеблясь. Будто подбадривая меня, затылок и спину коснулось внезапным мягким теплом. Я обернулся, в который раз за сегодня замерев в восторге. Огромный, оранжевый, как апельсин, яркий диск медленно, заспанно выползал из-за крыш, покрывая золотом кусты, дома и тротуары. Свет заполнил меня до краев, внутри что-то отзывалось ему эхом, тихим, но приятным.
Настоящее Солнце. Больше никаких дождей.
По дороге проехала первая машина, шелестя антигравом. Маленькая и цветная, вовсе не похожая на бензиновые и электрические развалюхи с нижней Земли. Из дальнего подъезда выбежал мальчишка-подросток с унициклом в руках. Запрыгнув на него, он резво покатился вниз по улице. По тротуару на другой стороне дороги прошла пожилая женщина, большой белый пес у нее на поводке залился на промчавшегося мимо мальчишку радостным лаем. Пушистый, как огромный ватный комок, он тоже ни капли не походил на облезлых страшных собак снизу.
Тут все другое. Я смог, я сбежал. Прожить тут целый год и поступить в Академию - теперь это выглядело совсем уж простой задачей! Ведь в таком солнечном городе совершенно точно не может случиться ничего плохого.
Все страхи, обиды и злость я был готов оставить внизу. Потому решительно повернулся к дверям и нажал кнопку с номером квартиры бабули.
***
Дверь распахнулась раньше, чем я ожидал. На меня из подъездного сумрака выглянуло круглощекое загорелое лицо с огромными темными глазами.
- Ты так до-олго! - протянул человечек высоким голосом, выглядывая сильнее. На солнце показались черные кудряшки с красным бантиком в районе макушки. - Всю ночь тебя жду-у, еще даже спать не ложилась. Да, не ложилась!
Кудрявая большеглазая девочка надула пухлые губы и укоризненно посмотрела на меня
Я машинально насупился в ответ.
- А чего ты с порога меня ругаешь? Я вообще тут пешком шел, устал совсем!
Девочка тут же вскинула брови.
- Ой, прости, давай, давай, пойдем домой! Бабуля еще спит, конечно... ну, она всегда долго спит.
Девочка посторонилась, впуская меня в подъезд. Поднявшись за ней по металлической гулкой лестнице на второй этаж, я прошел по темному коридорчику, мимо десятка разномастных дверей. Толкнув последнюю из них, девочка заулыбалась. Из-за двери пахнуло чем-то сдобным и приятным.
- Тут мы и живем, - сказала девочка весело, пропуская меня вперёд. - Будь как дома, не стесняйся!
Я вошел, оглядываясь по сторонам, и осторожно опустил на пол сумку.
- Эй, а почему у тебя только одна рука? - тут же выпалила моя новая знакомая, рассматривая меня с любопытством.
- А почему ты такая маленькая и глупая? - не удержался я.
Девочка захлопала ресницами.
- И вовсе не глупая! Сам дурачина! И грязнуля, посмотрите какой! Выглядишь так, будто в луже валялся.
- Ну, я итак валялся, - ответил я, чувствуя, что сил спорить уже не осталось. Здесь, в безопасности, в месте куда менее будоражащем, чем под удивительным солнце и небом, я заново ощутил усталость последних дней.
Девочка махнула на меня рукой и убежала куда-то в комнаты. Оставшись один, я сонно огляделся по сторонам.
Вот она, квартира бабули.
Потолок тут был низким, а окна наоборот, длинными, вытянутыми. Наполовину прикрытые древними тканевыми шторами, они выходили на улицу, по которой я сюда пришел, потому солнце уже вовсю заглядывало в них, заливая светом старинную мебель, вышитые подушки и фотографии на стене. Самые обычные, плоские цветные картинки, без голограмм и объема. С самой большой улыбался красивый мужчина, смуглый, белозубый, с шапкой черных кудрей, рядом стояла круглолицая женщина с огромными темными глазами. На руках они вдвоем держали крохотную девочку в розовом платье.
Большего я рассмотреть не успел. Повзрослевшая девочка с фотографии уже вернулась, неся перед собой стопку полотенец и какую-то одежду.
- Возьми, пойдем в ванную, - требовательно сказала она, впихивая полотенца мне в руку. Потом нахмурилась, задумавшись. - А у тебя, ну... Получится вымыться самому?
Этот вопрос смутил меня, заставив уши гореть красной краской.
- Конечно, - буркнул я, глядя в стопку полотенец. - Без проблем.
Девочка пожала плечами, видимо, не находя в этом ничего смущающего.
- Если тебе что-нибудь нужно, то я во всем помогу, правда-правда! Меня, кстати, Лола зовут. Ты Джейк, да?
- Ага, - все еще чувствуя смущение, пробормотал я. - Очень приятно… Ладно, веди уже в ванную!
Мыться одной рукой оказалось и вправду сложно. Я тер кожу мягкой губкой, поражаясь тому, что горячая вода не кончается за пару минут. Отросшие волосы торчали грязными клочьями, мне пришлось трижды промыть их с шампунем, чтоб вода после них стала прозрачной.
Вылезя из ванны, я встал перед зеркалом, разглядывая свое отражение.
В собственных глубоко посаженных зеленых глазах я все еще видел кого-то чужого и взрослого, да и вся внешность в целом не особо напоминала прежний мой вид.
Тетка всегда стригла меня коротко, рассуждая, что мальчикам иные прически ни к чему. Сейчас мои мокрые волосы закрывали уши и щекотали шею, на концах свиваясь в колечки. Упитанностью я, конечно, никогда не отличался, но за последние несколько недель щеки мои совсем ввалились, а кожа на скулах натянулась, как у мумии, которую я видел однажды на картинках в Сети. На плечах и ребрах желтели синяки, видно остались от падения в реку. На левом локте саднила содранная кожа.
И рука. Ожог почти прошел, но швы еще выступали красным на тонкой розовой кожице культи. Я пошевелил обрубком, отозвавшимся тупой ноющей болью. Закрыв глаза, я легко представил, как болит моя несуществующая правая рука целиком, от культи и до самых кончиков пальцев.
Но теперь эта призрачная боль стала куда слабее.
- Ты жив там? - взволнованно спросила из-за двери Лола. - Все в порядке?
- Отлично все, - ответил я, пытаясь натянуть выданные мне шорты и майку. Получалось плохо и медленно, я чертыхался, но помощи в таком деле ни за что бы не попросил.
В конце концов мне удалось одеться, и я вышел из ванной, пытаясь сохранить максимально спокойное лицо.
Лола широко улыбалась мне.
- Вот, совсем другое дело. Когда ты чистый, то такой красивый! - сказала она, снова заставляя мои уши гореть огнем, а все спокойствие сводя на нет.
Смущенный и взъерошенный, с полотенцем на плечах, я залез в глубокое кресло и получил в руку кружку с дымящимся чаем.
Тишина. Чистота. Тепло. Спокойствие.
Можно никуда больше не идти и ничего не бояться.
Лола села в кресло напротив, поджав тонкие ноги в цветных колготках. Она зевнула и подложила под щеку вышитую подушку.
- Все позади, теперь все будет хорошо, - сказала она, будто мысли моя читая. - Скоро проснется бабуля... Ну, и я пока подремлю…
Я допивал чай, уже сам чувствуя, как разморило меня в тепле и уюте. После всех страшных, холодных часов и дней пути, после мрачных лет под тяжелым серым небом, больше всего мне теперь хотелось уснуть и остаться в этом кресле навсегда.
Лола спала, утренний солнечный луч гулял по ее смуглой щеке, чертя золотистые полосы. Я наблюдал за ним, закутавшись в огромное полотенце, следил, пока луч не пропал в завитках ее черных волос, а потом и сам не смог больше бороться с дремотой и уснул, свернувшись в кресле клубком.
Когда мы проснулись, солнце стояло уже высоко. Я все пытался мимоходом выглянуть в окно и поймать побольше его непривычных ярких лучей, заставляющих щуриться и чихать.
Едва выбравшись из кресла, я осмотрел свое новое место жительства.
В квартире было три комнаты - одна проходная гостиная с кухней в углу и две маленькие спальни, Лолы и бабули.
В комнате Лолы был завал из мягких игрушек. Я заглянул туда только мельком, стесняясь вторгаться в личное пространство.
Поздним утром, уже ближе к полудню, я познакомился с бабулей. Лола осторожно приоткрыла дверь в ее комнату и шепотом позвала меня внутрь. На кровати под толстым пуховым одеялом лежала маленькая сморщенная старушка. Ее черные глаза казались намного моложе ее лица.
Бабуля давно не вставала с кровати. По словам Лолы, врачи уже ничего не могли поделать, она была просто слишком старой.
Оглядев меня с ног до головы, бабуля цокнула языком и покачала головой, а потом ласково улыбнулась.
- Тощий ты такой, лапушка, - сказала она скрипучим голосом, таким же старым, как она сама. - И бледный.. солнца-то нет на Земле больше, вот и бегают детишки рахитичные... Маленькие, хилые наземные детишки.
- Вы тоже не больно хорошо выглядите, - обиделся я, сочтя ее слова оскорбительными. - Так что кто еще из нас хилый!
Лола возмущенно засопела за моей спиной. Бабуля же только заскрипела тихим смехом.
- Палец в рот не клади тебе, - с каким-то удовольствием сказала она. - Будет кому теперь Долли защищать в школе. Я рада, что теперь у меня есть еще один внук, а у Долли – брат.
После знакомства с бабулей, Лола накормила меня тушеной картошкой с красной фасолью. Я неуклюже пытался справиться со своей порцией, а она, глядя на это, подошла и поправила ложку в моих непослушных пальцах.
- Если тебе не нравится моя помощь, просто скажи, ладно? - попросила она, садясь напротив. - Но в этом нет ничего плохого. Сейчас я тебе помогу, потом ты мне.
- Станешь мне во всем помогать, я сам потом ничего не смогу, разве не так? - недоверчиво откликнулся я, возя по тарелке ложкой и не поднимая взгляда.
- Так я же не делаю за тебя, а только помогаю, чего ты, - кажется, искренне удивилась Лола. - Это совсем разные вещи. Раз помогу, второй, на третий ты сам справишься! Та же учеба, что в школе.
С такой логикой поспорить я не мог, потому просто согласился.
А к вечеру совсем освоился и перестал стесняться. Заглянул в каждый уголок квартиры, я потащил Лолу на улицу.
Одежду мою еще днем она постирала и даже погладила утюгом. Вещи, что были на мне во время падения в реку, вовсе пришли в негодность, потому пришлось одеваться в то, что осталось. Пуговицы на рубашке были для меня непосильной задачей, потому я благосклонно разрешил с ними помочь.
- В следующий раз сам смогу, вот увидишь! - пообещал я, когда с пуговицами было покончено. - Слушай, а Долли - это тоже ты, да?
- Да, Долли, Лора, Дора, это все варианты моего имени, но мне они не нравится, - ответила Лола, скривив недовольную рожицу. - А полностью - Долорес! Жуть, правда?
Она рассмеялась над своими словами.
Мы наконец вышли из подъезда. Лола прыгала по камням дорожки, легко помахивая руками.
Теперь солнце грело с другой стороны, выглядывая одним бочком из-за крыши бабулиного дома. Тени от нас были длинными, слабый ветерок трогал мое лицо прохладными пальцами, косые солнечные лучи путались в кронах деревьев, отражались зайчиками от окон, прятались в Лолиных кудряшках. Жмурясь и морща нос, она посмотрела на солнце, улыбнулась мне и заговорила обо всем подряд.
Мы шли по улицам, обходя медлительных взрослых, лавируя между велосипедами и унициклами, останавливаясь на перекрестках и переходя широкие дороги. Лола то и дело оступалась, путалась в ногах и запиналась на ровном месте, словно нарочно; глядя куда угодно, но не под ноги. Шагала она пританцовывая, отвлекаясь на птиц, людей и витрины магазинов, вертя головой, словно это ей, а не мне все было в новинку. Моя рука сама тянулась придержать ее под локоть, но я не решался.
Просто смотрел на нее, позабыв, что хотел осматривать город.
А Лола все болтала о школе, о подругах, об уроках и оценках. Здесь, наверху, в начальной школе учились в классах по двадцать человек, в каждом классе был свой воспитатель, который следил и помогал ученикам. Лола закончила третий класс, как и я, но училась, по ее словам, как попало, и мечтала поскорее закончить началку.
- Вот вырасту и буду журналистом. Хочу стать военным репортером! - азартно сказала она, когда мы остановились на большом перекрестке. - В средней школе, я уверена, будет не так скучно, как тут! У-у-у, тут настоящее болото! А вот поступлю на Луну-12, и папа будет мной гордиться!
- На Луну-12? - удивился я, испытав чувство дежавю. - В Академию Военно-космического Флота?
- Именно! - Лола вдруг уставилась на меня в упор, сдвинув брови и закусив губу, словно ждала осуждения. - И не говори, что это невозможно!  Там работает мой папа, он преподаватель. Он учит ребят географии и геологии. Я полечу туда после началки и буду тоже учиться у него!
Солнце опускалось за горизонт, она стояла под последними рыжими лучами, маленькая и решительная, сжав кулачки и с вызовом глядя на меня.
Папа… Кудрявый мужчина с фотографии?
Почему это так ее беспокоит? Волнение Лолы передалось мне, я задержал дыхание.
- Это же круто, - попытался я успокоить ее. - Между прочим, я сам собираюсь поступать в Академию. Там меня будет ждать мой знакомый. Можем теперь стараться вместе.
Сказал и выдохнул. Потому что она сразу поверила мне и заулыбалась. Эмоции на ее лице сменяли друг друга с невообразимой для меня скоростью.
Странная девочка, заставляющая меня переживать.
Мы возвращались домой, она продолжала болтать. Я успел услышать про то, как она относится к каждому из одноклассников, как боится какого-то Дылду, как дразнят ее другие девчонки за вечно грязные колготки и разбитые коленки. Про любимые игры и про канал в Сети, где можно смотреть мультики. Про уехавшую в Скай Нью Йорк подругу, с которой они учились вместе в первом классе. Про бабулю, которая оказалась вовсе не бабушкой Лоле, а дальней родственницей со стороны матери.
Только про самих родителей Лола не сказала ни слова.
Уже после заката, дома, сидя в кресле в полумраке гостиной, рассеянно слушая болтовню мультяшек из Лолиного личного комма, я дул на кружку травяного чая в руке и заново разглядывал фотографии на стене.
- Это твои родители? - спросил я, когда в очередном мультфильме Лолы пошли титры. Кружкой я указал на фотографию, заинтересовавшую меня еще утром.
Лола сидела ко мне спиной. В ответ она дернула плечами, не оборачиваясь, словно итак поняла, о какой я фотографии.
- Да, они. Папа работает на Луне-12, как я и сказала, я скоро с ним встречусь.
- А мама где? - подтолкнул я. - С ним, там же?
Лола не оборачивалась, но ее голос погрустнел.
- А мама умерла, когда я была маленькая. Папа уехал, она заболела без него и умерла. Не хочу больше об этом говорить.
- Я своих родителей не помню, - озадаченно сказал я, глядя на худенькую спину с укоризненно торчащими, как крылышки, лопатками. - Даже не знаю, как их зовут. Иногда мне кажется, что их и не было вовсе.
Лола быстро повернулась, глаза блеснули внимательно и жадно.
- Ну, так уж точно не бывает, чтоб дети без родителей рождались. Точно-точно. Так что, конечно, они есть… ну, были. А теперь ты один. И ты не переживаешь об этом? - затараторила она. - Не боишься, не скучаешь, не грустишь ночами один?
Мне пришло задуматься, чтоб ответить.
- Сложно скучать по тем, с кем не знаком, - в результате сказал я. - А бояться и грустить... Сначала, наверное, грустил. Но потом я привык.
Лола обхватила себя руками за плечи, будто замерзла.
- Не понимаю я тебя. Нельзя привыкнуть быть одному, - быстро сказала она.
- Ну, у меня была тетка, - возразил я.
- А у меня есть бабуля, - голос Лолы потеплел на градус. - Она хорошая, но я очень-очень скучаю по папе. По маме тоже, но с ней-то мне точно не увидеться больше. А папа обещал вернуться, но так и не прилетел. Потом я узнала, что теперь он работает в Академии. Я надеюсь, он действительно ждет меня там, и мы встретимся. Ой, ладно. Наговорила тут. Хватит болтать, пора спать!
Я не стал возражать, раздумывая над ее словами.
Меня устроили на диване. Лола застелила его чистой простыней, запихала одну из подушек в наволочку и вытащила из ящика в диване пушистое одеяло.
Лежа потом один, в темноте, я думал о ее словах, и только тогда понял, что она-то как раз не привыкла к одиночеству. И говорила об этом не просто так.
Если я с детства был сам по себе, то ей сперва дали родителей, а потом отняли.
Перед собой я как наяву вновь увидел ее худенькую спину и подумал о том, что девочка, взволновавшая меня с первых секунд, больше ни за что не должна грустить и бояться.
Держа этот образ в голове, я сжал в кулаке угол одеяла, проводя в сознании черту "свои-чужие". Первое имя, вписанное за черту было "Лола”.