Рыжий конь

(диалог - воспоминание)
совместно с Еленой Гоголь


               
                "Конь рыжий – детство озорное,
                Он молод и неудержим..."
                Анатолий Плюйко
                "Кони жизни"
               
Е.Г.
   Как нельзя войти в одну воду дважды, так же невозможно повторить то время, когда мы были маленькими, мама молодой, а двор у старого дома – просторным. Летом мы до густых сумерек играли в «краски» (помнишь? - «я монах, в синих штанах, пришел выбрать краску…»), в «Барыню» («Вам барыня прислала туалет…»), «море волнуется» и другие детские игры. Упирающийся темной кроной в звездное небо ясень гудел при этом стройным хором майских жуков. Наступала ночь, и родители выкликали нас по домам. И Сережку Жилина, и Витьку Шапарова…а лучшей моей подружкой была Маша Машина. Дома она была, как Золушка: все время что-то мыла, убирала… Наша же главная работа была учиться. Все остальное, как получится. А помнишь ли ты, Толик, ее отца? Толик Машин ходил на костылях в неизменном своем ватнике и ругался: «Тысяча чертей и одна ведьма!». Как и отчего он стал инвалидом, не знаю. Но задатки определенные у него имелись, жаль не реализовались. Если не получалась задачка, мы шли к нему, и Толик смеясь разрешал проблему. А еще он любил читать.
   Зимой родители заливали для нас горку у забора, и мы самозабвенно катались на ней, нисколько не ленясь таскать наверх санки.
   Сейчас, будучи давным-давно вполне и вполне взрослой, я очень люблю читать воспоминания о детстве разных людей. Багрова-внука, Бунина и не обязательно известных сочинителей. Чем же столь привлекательны они?.. И почему свое детство я вспоминаю все чаще и чаще?.. Может, оттого, что там еще не было той боли, которую все мы - каждый свою приобрели с годами? Или оттого, что в те годы не жила рядом с нами ложь? Детство – нежная пора. Его надо бы особенно лелеять. К сожалению, мир земной так устроен, что и детям нередко приходится переживать трагические испытания. Война, сиротство… Кому-то и это выпало на долю. Многим, многим, к несчастью… Время от времени я вспоминаю детство своего единственного сына и – ах, как сожалею о том, что не вернуть, не исправить многие свои несдержанности, нервы, вдовство свое, так больно отразившееся на мальчике.
   Мое детство… Его делил со мной ты, дорогой мой, любимый брат. И никто больше. Нас было двое на всё про всё детское, на взросление наше. И в этот раз я пишу не книжку, а словесную мозаику наших воспоминаний, разноцветные осколки прошлого бытия.  Между ними может не быть логических связей. Просто текст, который произвольно ляжет на бумагу, будет следовать за сакраментальным «А помнишь?..». Если же к моей затее присоединишься и ты, у нас может получиться любопытный диалог. Кому он будет интересен? Прежде всего нам самим. Давно нет с нами наших любимых родителей, многих друзей, учителей… Вспоминая, мы как бы воскрешаем их образы. А, может, так случиться, что кто-нибудь из молодой поросли наших родичей откроет  эти страницы прошлого и, найдет там для себя что-нибудь интересное…

   Время несется стремительно. Незаметно пролетели пять лет со времени нашей с тобой последней встречи. И вот, «отвоевав» час от твоих повседневных забот, апрельским вечером перед моим отъездом мы сидим с тобой в гостиной твоего нового большого дома и пытаемся вспомнить какие-то общие моменты нашей жизни. Что удалось наскрести за тот мимолетный час? Ненароком выяснилось, что соседскую девочку, приезжающую в гости к бабушке в Навлю из Германии, звали Верой. Ты даже фамилию ее помнишь! А я вот забыла… Вечером ты показал мне фото Саши Потапова. Вы когда-то с ним дружили. Его мама Маруся хотела, чтобы мы с ним поженились (!). Я смеялась над возможностью такового расклада событий. Ого-го! Мне мерещились дальние дали, дороги и новые встречи. Какой Саша! А он стал врачом, женился на милой девочке Любе и в честь тебя назвал своего сына. Я помню его мальчишкой. Он был тощий сероглазый и смешно так ходил: переступая с пятки на носок. Ты вспомнил, что дразнили его Пентагоном, потому что он носил берет. А сегодня с экрана твоего монитора смотрит дородный дядя невысокого роста: Александр Витальевич, Саша… НЕУЗНАВАЕМЫЙ!!! И только на одном из снимков в лице его промелькнуло что-то Марусино, потаповское. Словно привет из того далекого времени. Слабый такой привет. Н-е-т! Это не Саша, протестует сознание. Но на самом деле это ТОТ самый мальчик! Кто ж еще? Годы стали между нами плотным безмолвным водоразделом. О чем бы я говорила с ним сейчас? Скорее всего поспешила бы поскорее восвояси. Ты же продолжаешь с ним дружить. Поддерживая связь, мы не замечаем течения лет и того, что время делает с нами. В связи с этим ко мне приходит странная мысль: а что если мы нынешние не мы, а те мы так там и остались? Все красивые, привычно знакомые, НАСТОЯЩИЕ, там и остались…


***
Е.Г.

 …  Смутно видится из дальнего далека первый наш старый дом. Кажется, на четыре семьи (или нет?): наша, Угодниковых, Потаповых и Цюриковых. Двор… Каким был двор, не помню. Задержался в памяти лишь кусочек: слева от забора качели, папа раскачивает их, мы с тобой сидим на дощечке, я, счастливая, от всего сердца распеваю «…юная девушка в кофточке белой, где ж ты ромашка моя?..», и тут качели обрываются, папа подхватывает на руки тебя, маленького, а я лечу носом в землю. Обида была кровная!
А.П.
....ТОТ наш двор…С одной стороны он ограничивался нашим домом - улучшенного качества полубараком на пять семей - три или четыре окна ( одно из них из нашей полуторакомнатной квартиры ), с другой - забором  из  потемневших от времени досок, за  которым виднелись малюсенькие огороды  ( в 2-3 сотки всего-то! ), с третьей стороны помню только высоченные 2-х этажные сараи, ( на 2-й этаж по деревянной лестнице так ни разу  я и не поднялся по причине ещё «мелкого» возраста ! ), с четвёртой стороны возвышалась  насыпь над погребами ( у каждой семьи был  свой погреб! )… За погребами - пустырь, на который свозился для дальнейшей погрузки металлолом. Сколько там всего интересного было для нас, пацанов:  и железные ржавые автомобильные кабины ( можно было залезть в неё и покрутить руль, представляя себя шофёром ( весьма уважаемая профессия для мальчишек ), и  какие-то платформы ( на них мы ощущали себя чуть ли не капитанами или пиратами ( в период весенней распутицы, когда весь пустырь покрывался бурными весенними водами…), -  обо всём не упомнить просто! А за сараями -  железная дорога, по которой со свистом, грохотом и рёвом проносились составы, ведомые в то время работягами-паровозами. Порой, выйдя во двор, наблюдал такую картину: несётся пассажирский состав, а по крышам вагонов бежит  человек, перепрыгивая через межвагонные сцепления - не всем тогда было по карману ехать в вагоне… А,  может быть,  другие причины двигали этими людьми.  У меня эта картинка до сих пор стоит перед глазами…

Е.Г.
   Я тоже помню бегущих по крыше состава людей. И боялась за них: вдруг свалятся! Даже представить было страшно, какой это был бы ужас! И куда они таким макаром ехали? 
   Вообще, похоже, наш дом был домом для железнодорожников. Сосед наш - Николай Николаевич Угодников, помню, всегда ходил в форменной фуражке работника железной дороги с серебряной кокардой посередине. Добрейшей души был человек. Кареглазый, с мохнатыми черными бровями. «Софочка! Софочка!, - оберегал от физического труда жену, - я сам, сам…» Софочка была баловнем при любящем муже. Толстенькая, невысокая, не дурная собой, она в общем-то была неплохой женщиной. Просто позволяла себя любить, что так понятно! Медсестра в больнице. Мама всегда, помню, с ней советовалась насчет наших болезней. А когда умер Николай Николаевич и траурная процессия в сопровождении духовых медленно двигалась посередине улицы на кладбище, Наташа, дочь его любимая,  так громко рыдала, идя следом за гробом, что, казалось, и солнце потухло. А, может, так и есть: с уходом светлых людей уходит и частица небесного тепла, кто знает…

     А какая была  Наташа красавица! Высокая, черноглазая. Как лань. Помнишь ли ты, какое  с ней  случилось несчастье? Вместе с подругой ( имя точно не помню, кажется, Нина, фамилия – Свиридова) они попали под поезд. Как такое могло случиться?!. Мы с мамой пошли навестить ее. Наташа лежала на диване, лицо распухшее, все в синяках. Изуродованная красота… А потом она сошла с ума. Что стало с Софочкой - не знаю. У нее, кажется, была еще одна дочь, жила в другом городе - Таисия.

 … Потаповы. Твой друг Сашка… Он был вредным, не правда ли? Помнишь, как однажды он упал с качелей, запутавшись в них ногами, висел головой вниз, а мы, стоя в сторонке, смеялись над ним, мол,  так тебе и надо ( жестокие дети ). И за что мы тогда на него взъелись? Сашка же на наше непотребное поведение пожаловался родителям, и нас с тобой поставили в угол, по разным, точнее, углам. А бабушку их, Васильевну, помнишь? Она была глуховата и все свое ухо из-под платка выставляла. Всех их детей перенянчила: и Сашу, и Галю, и Валерика маленького… Еще у Потаповых ( единственных во всем доме ) был телевизор. Рекорд-66. Черно-белое чудо. И мы ходили к ним «на телевизор». Сидели на стульчиках детских, как в мини кинотеатре, что-то там смотрели…Долго упрашивали своих родителей купить такой же, но все не было денег. Все не было денег… Потом купили, наконец. Не скоро. Такой же.
 А.П.
   … Ещё у Потаповых был проигрыватель, на котором Сашка крутил для нас большие чёрные виниловые пластинки на 78 оборотов в минуту. Особенно мне нравились две песни - Радж Капур пел песню из популярного тогда индийского фильма «Бродяга» - « абарая, абарая - один брожу по свету я, мир - пустыня для меня…», а вторая песня - « Тереза» в исполнении Эмиля Горобца, которую я сравнительно недавно отыскал на «UTube», записал в свою фонотеку, желая,  как и ты,  хоть на мгновенье  окунуться в детские впечатления. Вроде  удалось.
   А Сашка выделялся среди всех детей, был у него свой какой-то шарм, если можно это современное слово применить к 7-10 - летнему мальчишке… Он пошёл в школу с шести лет, что в то время было редкостью, и, участвуя во всех играх и проделках сверстников- одноклассников, оказывался самым физически слабым, однако далеко не хлюпиком и нытиком. У него был  упорный и твёрдый характер, доброе и открытое сердце, честная и  тонкая душа… Всё это в нём заметил я, уже тогда  следуя своим  принципам поддерживать и опекать младших и слабых. Постепенно он стал для меня лучшим другом- единомышленником в чтении  книг ( со своим отцом - его звали Виталий - он сидел за книгой иногда за полночь, делясь со мной на следующий день впечатлениями от прочитанного ). А еще мы исправно посещали библиотеку, обмениваясь книгами, которые нам посчастливилось « выловить» среди не такого уж богатого в те времена библиотечного фонда. Вслед за Дюма и Стивенсоном были прочитаны  Буссенар и  Сабатини, затем Майн Рид и Скотт, Купер и Вальскопф-Генрих, Сенкевич и Грин… Наши романтические интересы  выливались  в мушкетёрское  дворовое братство, в организацию далеко непростых и серьёзных игр, во время которых мы по-настоящему могли проверить себя на наличие мужских качеств - твёрдости, верности, чести  и др.  Деревянные шпаги и сабли, томагавки и кинжалы, копья и алебарды, ружья и пистолеты  не раз наносили нам, пацанам, болезненные удары, уколы, порою даже  травмы, но мы их переносили довольно-таки мужественно - на моей памяти нет, пожалуй, ни одного случая малодушия. Заводилой среди нас был Карэн Оганян - старше всех на 3-4 года. Сергей Жилин, Виктор Шапоров, Володя Фетисов, Толик Лутов, Сашка Киреев, Мишка Мазовец ( двоюродный брат Сашки Потапова ), позднее - брат наш Виктор  ( когда подрос ), - вот члены нашего улично-дворового мальчишеского братства. Девчонки тоже попадали в наши ряды, хотя слишком серьёзно при этом  мы к ним не относились. Наташка Комарова, Лиза Оганян, Зоя Шапорова -  помнишь такие « персонажи»?
  До того же, как мы стали юными благородными «рыцарями», родители надумали отдать нас в детский сад. Это было испытание! Ведь мы были домашними детьми, а тут на весь день были отлучены от дома! Тем более что мы ведь и в разных группах  в противоположных концах длинного коридора оказались! Вопли моего братца мне были слышны и на таком расстоянии. Они  не прекращались почти весь день.. Я же, несмотря на ужасную тоску и грусть, настраивал себя почти по принципу доктора Сытина: « Мама придёт ?» - задавал я вопрос каждому члену персонала несчастного детсада и отвечал сам себе:  « Обязательно придёт !..». Разумеется, через 2-3 дня наши  с братом мучения были прерваны добрейшими родителями …
   Мама иногда брала  нас с Витей с собой на уроки, и  дирекция, видимо, на это смотрела сквозь пальцы.  И если я был уже почти взрослым ( через год я сам пошёл  в школу ), то Витя  в силу своего  возраста выкидывал иногда такие  «фокусы»! Я помню, как он однажды вышел из-за парты, за которую нас усадила мама и устроил представление - расхаживая между рядами , затянул вдруг  « Солнечный кру-у-г , небо вокру-у-уг!..». Урок был практически сорван…
     … Не знаю, осталось ли у тебя в памяти ощущение, о котором я помню смутно, но с большой радостью. Помнишь, рядом с нашим домом располагались, как их называли взрослые, «мастерские»? Они представляли собой что-то типа депо или автопарка - длинный такой двор, там были какие-то строения и даже рабочие душевые… Папа часто туда ходил по вечерам и брал нас с собой. Мы были совсем несмышленыши еще - лет четырех-пяти, может быть. Так вот, в мастерских этих всегда дежурил пожилой дядечка. Абсолютно не припоминаю его лица, но до сих пор в душе моей распускается нежный цветок счастья, когда вдруг эта картинка выплывает из детства: мы с папой приходим в «мастерские», нас встречает этот человек и с такой теплой любовью, что вот до сих пор ощущение любви этой во мне живо. А она так здорово ласкала тогда наши детские души! Нам повезло.
Е.Г.
....Конечно, помню этот двор, и эти мастерские, и баню, и котельную, и кузню, и сторожей – их было несколько - они ведь работали как-то посменно, - всё помню… Мама очень боялась, когда нам купили велосипед, чтобы мы ездили по улице. Вот этот двор и служил нам полигоном для   тренировок езды на велосипеде.

… Как-то так получилось, что жизнь нашей семьи, а соответственно, и все детские воспоминания связаны с железной дорогой. И  дома, в которых мы когда-то жили, находились в непосредственной близости от железнодорожного полотна, и папина контора располагалась неподалеку, и даже места наших детских игр соседствовали с рельсами и шпалами. Не знаю, как ты, но запах креозота на разогретых шпалах до сих пор волнует мне кровь. И теперь, так уж сложилось, в Выборге  неподалеку от нынешнего нашего жилища проходит железнодорожная  ветка на Финляндию. И когда ночью, или рано утром в сонном сумраке моей спальни я слышу гудки и стук колес проходящих мимо поездов, звук этот неизменно отзывается в моей душе сладкой музыкой детских грез о дальних странах, неизведанных краях… Сквозь сон ( или бессонницу ) я слушаю знакомый их сигнал, звучание которого возвращает меня в далекое теперь уже детство.
А.П.
… Да, жили  у самых железнодорожных путей…И перемещались по мере переездов на новое  место жительства в  новые дома и квартиры прямо вдоль железной дороги: сначала  жили в доме, номера которого не помню,  когда же мы вернулись в него вновь, но уже в более благоустроенную квартиру, ту, в которой жила до нас  семья Оганянов, этот дом уже имел № -  29. На самом краю улицы Советской  жили по-соседству  с Угодниковыми, Потаповыми, Коробковыми и Цуриковыми. ( Ты о них уже упоминала выше ). Этот дом  связан, пожалуй, с  самыми светлыми воспоминаниями детства.  И, наконец, переехали в многоэтажный дом по ул.Красных партизан, 3. Тогда же  мы с тобой и братом, собственно, и  «пересели уже на другого коня» ( « Конь вороной  крылатый - Юность…»).
    Теперь о самых светлых, как я заметил, воспоминаниях, связанных с домом № 29 по улице Советской. Итак, в доме этом нашими соседями были: Тимофеевы, Коршковы, Машины и старики Алдошины. С лицевой стороны  перед домом находился палисадник с кустами жёлтой акации. Из стручков её плодов мы делали пищалки. Наше крыльцо и веранда как раз выходили в этот палисадник…За домом  располагались небольшие огородики с одной  яблоней для каждой семьи. Наши окна выходили и  в эту сторону, под ними была  самодельная скамья и какие-то кусты - странно, не помню, ели ли мы с тех кустов какие-либо ягоды. Правый торец дома выходил во двор, который окружали сараи. В том числе и двух-ярусные. Для чего над сараями были эти надстройки? Очевидно - для хранения сена. В то трудное послевоенное  время редкая семья не держала какую-либо скотину. У нас тоже были поросята. Помнишь, как заготавливали дрова, уголь? Папа любил говорить « пойдём дрова «пилять». Ты, конечно, мало участвовала в этой работе, а нам с братом досталось и « попилять»,  и «порубать»! Пилили мы дрова с папой двуручной пилой, уложив брёвна или шпалы на «козла».  А как я любил колоть дрова! И делал это в 6-7 классе уже весьма виртуозно - через плечо, ударяя обухом топора о крепкую чурку. Как горд я был, «победив» какое-либо чрезвычайно сучковатое и сырое полено!
   Буйно цветущие кусты желтой акации, на которые выходила дверь нашей веранды, закрывали собой пыльную дорогу, посередине которой почти всегда морем разливанным растекалась огромная лужа. Та самая, на льду которой вы, мальчишки,  гоняли шайбу. Под эти же кусты, когда мы были маленькие, ходили с мамой «в поход». Брали с собой какую-то нехитрую снедь - и так романтично было съедать вареные яйца с хлебом и зеленым луком на вольном воздухе, а не за столом! Много лет спустя, мы с маленьким Антоном, живя в Прибылово,  тоже ходили «в поход», подобный тому нашему  - в конец огорода под цветущую черемуху. И он тоже, как и мы, тогдашние дети, радовался необычной трапезе на природе.
   А еще, помнишь ли? – неподалеку от нашего дома № 29 был молокозавод. Внешне он как-то не сохранился в моей памяти, и даже место его расположения точно не помню, но запах!.. То ли свежей сыворотки, то ли еще чего-то там производимого так остро помнится! В Выборге есть один маленький магазинчик, где торгуют фермерскими молочными продуктами. Так вот: там точно такой же запах! Я иногда специально захожу туда, чтобы вдохнуть и насладиться.
    Кроме заготовки дров, в мои обязанности входило растапливание печки. Я ходил тогда в школу в первую смену, потом - «музыкалка» или факультатив. В 16-17 часов я уже бывал, как правило, дома. Вечерело, порой даже смеркалось. Я на санях из сарая привозил в большой «плетухе» дрова,  а в ведре - уголь( чаще всего  брикеты - пресованный торф ). Из  слоистого соснового пахнущего смолой полена я готовил лучинки - тоненькие и ровные, как  учил отец -, клал в топку скомканную газету, на неё - лучинки, сверху - чуть потолще поленца, зажигал и …Никогда не забыть этот гул тяги в трубе, эти языки пламени, лижущие дрова и уголь, эти пыль и дым от брикетов при открывании дверцы.  Я сидел на маленьком стульчике спиной к гудящей топке и читал, читал, читал… Мне так нравилось это моё занятие . Когда приходила мама, огонь уже достаточно нагревал чугунную плиту с кружками,  на которой мама  готовила нам всем ужин…Кажется , какая «проза», но - это детство, оно так далёко, так  невозвратно!..
Е.Г.
   … Читал, сидя у гудящей печки… Как явно стоит перед глазами эта картина!  Мы все любили читать. Читали и иллюстрировали прочитанное. Совсем другая эпоха! Нынешние дети не только читать, но и слушать не умеют! Говорю так не для того, чтобы охаять современных деток -просто констатирую факт: другая эпоха. Я помню, тебе, маленькому в детской библиотеке не всегда хотели выдавать толстые книги, считали, что ты не справишься с ними. Но ты был тот еще читатель! Я думаю, что ты все же переутомлялся тогда. Частенько, возвращаясь из школы, ты садился передохнуть прямо на крыльцо нашего дома. Мама беспокоилась о твоем здоровье, помню. Что касается меня, то я ужасно уставала после шести уроков. Придя домой, сразу же укладывалась на диван в большой комнате.
    Хорошо ли ты помнишь ту нашу квартиру на улице Советской? Прямо - веранда и  прихожая, из которой вели три двери:  в кухню,  в зал,  в спальню. Несмотря на не слишком большую жилплощадь,  всегда находилось место цветам. А еще у нас были  финиковые пальмы - твоя и моя.  Мамины цветы на подоконниках.  Конечно, помнишь - их забыть невозможно!
   … А  вместо ковров  повсюду висели географические карты. Не только потому, что мама была географом, но еще и потому, что обходиться приходилось малым - не до роскоши было. Припоминаешь ли обстановку в той квартире? Да, много маминых цветов. Самые большие из них - наши с тобой пальмы, выращенные из финиковых косточек, а еще декоративные елочки. Папа их не любил,  говорил: «Ну что это за цветы, которые не цветут? Это просто трава…». Что еще? Стол, шкаф,  диван, кресло в большой комнате. ( Большая! - всего-то, наверно, метров 17 от силы комната ), и одни лишь наши кровати с козлиными шкурками под ногами - в спальне. Ощущение остистой шерсти под голой ногой помню до сих пор. ( Родители держали коз - вот и шкурки оттуда ).
   Мама с детства приучала нас к труду. Но ненавязчиво, без нажима. Например, нам нужно было поухаживать за цветами: влажной тряпочкой протереть листья фикуса. А однажды мы с тобой - помнишь? - проявили инициативу:  решили обновить шкаф. Обновили!.. Не знаю, чем мы его и как долго терли, но в результате посередине одной из его створок зазияло белесое пятно: стерли покрытие. Но мама нас не ругала. Ведь порыв наш был благороден, и не наша вина, что вышло не совсем, как хотелось… Кстати, этот старый шкаф с испорченным боком благополучно переехал в новую квартиру на улицу Красных партизан и стоял в родительской спальне до конца земного бытия наших дорогих мамы и папы.
А.П.
   Наша последняя навлинская квартира… Улица Красных партизан, дом 3, кв.55. Помнишь, Лена, как папа в один из вечеров, придя с работы, сообщил, что нам выделили квартиру в новом 5-этажном доме в центре посёлка? Неизвестное и радовало - всё-таки настоящая благоустроенная квартира! - и пугало, вернее, скорей настораживало - было как-то жаль покидать насиженное место, что ли. Тем не менее мы с нетерпением ожидали переезд,  приближался очередной Новый год ( то ли 1972, то ли 1973 ?), и нам хотелось отметить его, естественно, в новой квартире. Однако переехали мы лишь в середине января - не были подключены какие-то коммуникации. Помню, как ехал я в кузове грузовика  в обнимку с одной из  наших финиковых пальм, чтобы не упала, а прохожие удивлённо ахали: что за чудо среди зимы? Морозы и  метели, правда, начались немного позже,  и вот тогда мы по полной хлебнули  все прелести  зимнего новоселья: температура в комнатах не превышала 13-14о С,  из окон дуло, радиаторных батарей отопления  было явно недостаточно, котельная к тому же работала отвратительно.  Вдобавок ко всему  газ ещё не был подключен. Старая наша обжитая квартира стояла пока пустой -  новые жильцы то ли решили не переезжать зимой, то ли была какая-то другая причина...  Помнишь, как ходили туда с мамой  греться и готовить на плите пищу? Потом несли горячий обед, замотав его в несколько шерстяных платков  - благо между  домами ходу было 8-10 минут …Где-то на этом пути пропал любимый нами полосатый котяра Мурчик, который так и не привык к новому месту, и после каждой «транспортировки» сбегал вновь на знакомое место. Мы там встречали его какое-то время, а потом он исчез и вовсе…Так непривычно было в пустых таких родных и знакомых комнатах ! Только огонь по-прежнему гудел в печной трубе,  да за окном  был всё тот же знакомый пейзаж… Все мы простудились и по очереди переболели гриппом в этой нашей новой квартире. Помню, как за окном бушевала метель, а мы,  сидя в постелях пили горячий чай с перетёртой с сахаром вишней. Как  актуальна в нашем положении  была популярная в то время песня  Сальвадоре Адамо «Tombe la neige», звучащая с « запиленной» от постоянной игры долгоиграющей пластинки! Всё так и было,  помнишь, Лена?
Е.Г.
   Тот переезд как-то стерся из моей памяти: и как болели, и как мерзли… Но похожая ситуация в квартире на Красных партизан припоминается . Спустя много лет, также зимой, мы с маленьким Антоном ехали к вам в гости и в поезде заболели гриппом. Чуть живые вылезли, пришли домой, а там… отключили и электричество, и отопление. Мама сокрушалась, пыталась нам как-то помочь, поила горячим чаем. Было очень страшно и тяжко. Знаешь, с течением лет я все больше начинаю бояться  зиму. Видимо, сказываются нервы. Темень, холод, мороз вызывают ощущения сродни депрессии. Весной все это проходит.
   А я очень люблю зиму…И  мои самые светлые воспоминания - зимние. Помню, как мы,  пацаны с нашей улицы, «заболели» хоккеем.  Ещё бы:  наша сборная уже в какой-то  раз стала победителем Зимней Олимпиады! Имена героев- хоккеистов той советской сборной я помню до сих пор: Виктор Коноваленко, Вячеслав Старшинов, Анатолий Фирсов, Юрий Ляпкин, Александр Рагулин, братья Майоровы !.. Позже, но тоже ещё во времена, которые можно отнести к детству, - Михайлов- Петров-_Харламов, Шалимов-Шадрин-Якушев, Третьяк, Мальцев, Васильев… Как мы могли, испытывая гордость за нашу сборную, пройти мимо такой игры! Не беда, что у половины ребят коньков и в помине не было! Главное,  у нас были клюшки, которые мы тщательно и с любовью делали сами, и настоящая ( невесть откуда взявшаяся) шайба! У меня были «снегурки», которые папа прикручивал каким-то образом то к ботинкам, то к валенкам – в зависимости от температуры на улице. Сколько клюшек было поломано, а голосов сорвано в желании доказать правоту в той или иной игровой ситуации. Таким образом тоже «ковалась» победа.
   Однажды папа из Москвы ( иногда он туда возил отчёты )  привёз мне самые что ни на есть настоящие «канадки» - предел неисполнимых желаний любого мальчишки. Я нацепил их и отправился на «ледовую площадку», которой нам служила обыкновенная лужа вдоль дороги - прямо напротив наших дверей. ( Как раз ее ты вспоминала выше). Мне нужно было  только перелезть через заборчик - редко прибитый к длинным брускам штакетник -  и я на льду! Зависти и  восторгу пацанов не было предела!  Но… о, ужас и конфуз! На этих  высоких коньках я выглядел,  как корова  на льду! О какой игре могла идти речь, если я либо ползал, опираясь на клюшку, либо стоял на четвереньках … Вывернутые в щиколотках ноги пронизывала ужасная боль. Но это ещё было не все! Перелезая через забор обратно, я как обычно, лихо закинул ногу и не рассчитал размер нового конька - туловище моё уже подалось вперёд, а нога в коньке застряла между штакетником! Горе-хоккеист повис на заборе вниз головой под общий хохот всей улицы .  Потом-то,  конечно, всё стало на свои места,  я освоил новые коньки и исправно катался на них.
   А снежки! Как я любил играть в снежки! А снежные бабы в оттепель!  А лыжи!  Я  очень любил зиму…
Е.Г.
   Знаешь, я не столь активно предавалась зимним забавам, как ты. Кроме горки у забора ничего не припоминаю. Вот только, пожалуй, запах морозной свежести, идущий от белья, которое мама приносила со двора в дом досушиваться. И теперь его просто обожаю! Приношу белье с балкона, развешиваю в прихожей на веревке - и нюхаю, нюхаю воздух. Как в детстве.
А.П.
   …Не только запахи  возвращают нас в прошлое, но и забытый вкус вдруг напомнит о былом. Как-то в процессе  ужина открыли банку помидоров -  сливок. Их вкус напомнил мне  весенние ( почти летние уже )  периоды жизни на ул.Советской, 29, когда все хозяйки освобождали  бочки и кадки от несъеденных  за зиму солений, которые находились в погребах. Мы, вездесущие  дети, бегали во дворе, зная, что скоро  перепадёт что-нибудь вкусненькое. Время от времени  нас подзывали матери: «Любанка, беги сюда - чего дам!..». Любка Машина ныряла в полумрак сарая, вынося для общего  употребления эмалированную миску с  мочёными хрустящими  яблоками. Зубы заходились от их холода, но…какими они были вкусными! «Лена, Толя – сюда!» Это означало, что пришла  наша очередь угощать друзей мамиными помидорами из дубовой бочки – резкими, пряными, сочными. Именно этот вкус напомнил мне теперешнему те мгновения. « И как это  у вас, Фёдоровна, такие вкусные помидоры получаются ? - удивленно вопрошала  т.Наля ( Машина и Любкина мама ).  Наверно, какой-то секрет знаете...».  « Никакого,  как обычно делаю, - отвечала мама.  Да и ваши яблоки не уступят по вкусу».  Надоедали за длинные зимы эти мочёности и соления. А купить в те времена  в райцентре свежих овощей и фруктов  было невозможно.  Вот и оставались они детям на забаву почти уже летом, помнишь?
Е.Г.
   Так подробно, как ты пишешь, я не помню. Однако резкий вкус маминых соленых помидоров, а также прекрасный хруст холодных моченых в бочках на соломе яблок запомнились. Мама всегда запасала достаточно банок с солениями. И уже в бытность на ул.Красных партизан папа спускался в подвал за баночкой-другой с мамиными заготовками. Мясо по-прежнему употребляли мало. Наверно, привычка той самой бедности, которую не смогли перекрыть ни приличные пенсии, ни новые условия жизни, когда дети выросли, уже и внуки подросли, и все в общем-то живут не тужат… Мама до конца дней своих экономила, время от времени помогая нам, уже вполне взрослым детям: с ее помощью я оформила покупку дома в Прибылово, Риточке купили пианино… И даже после смерти мама оставила нам свои сбережения, которые, как ты помнишь, чуть было не возбудили некоторое недоразумение среди наших близких, но, слава Богу, все обошлось, и мамина память, и братские отношения не пострадали.
А.П.
 … Наши дом  и  двор, как ты помнишь, находился в окружении так называемых «шпалозаводских бараков». Жители их - работяги, проводившие свою  жизнь в  каторжном труде на шпалопропиточном заводе или «железке»  в будни , и в скандалах после чрезмерного употребления спиртного - в выходные и праздничные дни.  Не помню, кто из детей придумал первым.  Скорее всего,  кто-то из старших - Карен Оганян, Томка Жилина, или ты, Лена , но практически вся  10-13-летняя детвора в одночасье стала  участником концертов художественной самодеятельности! В одном из дворов собирались чуть ли не все жители округи:  мужики, чёрные от креозота, сами пахнущие, как пропитываемые ими шпалы,  к запаху  которого примешивались запахи дешёвого табака, водки и тому подобного, женщины - наши мамы и бабушки, уставшие к вечеру после трудового дня. И вот для них мы, дети, и устраивали свои концерты. Через многие годы не перестаю удивляться - нет, не нашей детской инициативе, хотя и она по своему удивительна тоже, а тому покладистому вниманию взрослых, умученных жизнью людей к детскому творчеству, которое не воспринималось ими  как баловство, а оценивалось как действие, заслуживающее серьезного отношения, на которое тратили они свои силы и драгоценное вечернее время.
Е.Г.
   Конечно же, концерты наши помню. Карэн Оганян учился в музыкальной школе и выходил во двор со своим баяном. Совсем стерлось из памяти, с каким номером выступала я… Выступать всегда для меня была мука мученическая. И тогда в музыкальной школе, да и теперь в общем-то тоже…
  А еще - вот помнишь ли ты? - мы, дети, организовали в одном из дворовых сараев  библиотеку. Притащили из дома книжки, пытались их  выдавать, но эта затея как-то не прижилась. Наверно, раздали все книги -  и библиотеке пришел конец. Что касается книжек… Дочка Толи Машина, моя подруга Маша Машина, как и папа ее, очень любила читать, может, помнишь.  Но книжки в их семье не появлялись, а у нас они были. Родители следили за этим. И вот просит у меня Маша книжечку почитать, а у меня сердце сжимается: знаю, что вернет она любимую мою книжку с жирными пятнами, мятую. Почему-то она совсем их не берегла. И не дать книжку я не могла, и дать было жаль…
   Маша была единственной  близкой моей подругой. Зеленоглазая девочка с темной косой, с утра до вечера она трудилась дома, словно Золушка. На ее фоне я выглядела просто избалованной белоручкой! Ну, пол подмести иногда – вот и  все, с чем приходилось иногда столкнуться дома. Главное - учеба. Она и составляла основной наш труд. Может быть, оттого, что в среде рабочего люда, которую образовывало ближайшее окружение, родители наши были единственными представителями служащих (так определяю их социальный статус), и мы, их дети, тоже каким-то определенным образом отличались от других детей. В доме всегда царила творческая атмосфера. Родители покупали нам книжки, краски, игры. И другие дети естественным образом тянулись к нам. Им с нами было интересно!
   А наши походы в лес! Мама водила нас туда часто, а по дороге пела. Запомнилось, как однажды взяли с собой и Машу, а она шла и завидовала нам. Хорошо запомнилось и мое собственное чувство -  гордости ли, злорадства ли детского… Перевести в слова это можно было примерно так: «Да, вот видишь, как хорошо мы живем. Какая необыкновенная у нас мама. У тебя не такая. Твоя тебя ругает и заставляет работать. Вот, иди и завидуй!». Какое-то по-детски иезуитское чувство превосходства.   Но несмотря на некоторую свою избранность, мы выходили гулять во двор вместе со всей соседской ребятней, гоняли мяч, катались с горки…
                .
 А.П. 
   А еще мы любили играть в скверике ( помнишь? ), который находился неподалеку от папиной конторы и был обнесён невысокой железобетонной оградкой, состоящей из фигурных литых элементов.  Там находились два небольших здания - общежитие ПЧ  на 4-5 комнаты и так называемый Красный уголок. Пожалуй, ни одно здание в том моём детстве не привлекало меня так, как это. Крылечко невысокое, коридор, а налево - библиотека с массой различной литературы, подшивками газет:  «Гудок»(само собой!), «Правда», «Известия» и, конечно же   журналы: «Крокодил» со смешными карикатурами и юмористическими рисунками ( особенно нравились мне карикатуры на вооружённых до зубов американских милитаристов и карателей, которые в то время вели войны во Вьетнаме, Ближнем Востоке, Родезии и т.д ), «Огонёк» с бесподобными цветными репродукциями работ известных художников, «Мурзилка» и «Весёлые картинки» - взрослые заботились о детях и выписывали такие журналы даже в серьёзном учреждении! Папа же, видя нашу заинтересованность, частенько приносил домой, договорившись с рыжей библиотекаршей Зоей, ту или иную подшивку на неопределённое время. Помнишь на Советской, 29 у нас была большая веранда, на которой стояла кушетка? Вот на ней-то мы с братом  и рассматривали эти подшивки журналов, срисовывая солдат USA, пополняя ими свою коллекцию бумажных солдатиков. Знаешь, Лена, ведь у каждого из них было имя, звание и…характер. Я до сих пор помню многих. Судьба у всех была одна -  их ждало «пекло»!..
Е.Г.
   ( Прости-прости, дорогой братец! Да, это я, жестокая девчонка, старшая сестра ваша, в гневном порыве однажды  бросила всех солдатиков в печку, не зная - не ведая, что у каждого, оказывается, своя судьба была… Просто они в один прекрасный момент меня так достали, что я и не сдержалась: ваши бумажные солдатики были ВЕЗДЕ, разве что не в тарелке с супом! Прости меня, пожалуйста! )
А.П.
   …А в другом - гораздо большем помещении Красного уголка находился актовый зал с несколькими  рядами то ли кресел, то ли стульев, расположенных перед сценой с трибуной. Здесь проходили совещания, партсобрания и прочие официальные «разборы полётов». Однако, было в этом зале одно чудо - в левом от сцены углу ( под трибуной ) стоял шкаф с закрытыми на замок дверцами, за которыми находился…телевизор! Маленький КВНчик.  Библиотекарша Зоя открывала нам по просьбе отца это чудо и мы смотрели редкие в то время мультики и «Выставку Буратино». Была такая передача, в которой Буратино с ужасно большим ртом( прямо  до ушей! ) демонстрировал детские рисунки.
   Напротив упомянутого выше скверика через дорогу находился «наш» магазин. Он был «нашим», разумеется в устах родителей и всех нас окружающих взрослых, то есть самый близкий в округе. В нём продавались продукты, причём не в самом слабом ассортименте! Нас же, детей, больше всего привлекали сладости, которые просто так, без причины, были недоступны… Но была одна лазейка.  После работы под кустами  в скверике иногда ( особенно после получки и аванса ) оставалось довольно много стеклотары, которую наиболее удачливые и проворные среди ребятни могли успешно сдать в том же самом «нашем» магазинчике.     Бутылка стоила 12 копеек. Леденцы в упаковке с изображением  голубых  длиннохвостых рыбок -  9 копеек . Вафли « Артек» ( с коричневой прослойкой! ) - 10 копеек. Сдача бутылок стоила того !!!
   А помнишь папиного начальника Соколова? 
Е.Г.
    Визуально я его знать не знала, но в памяти остался лишь один обрывок из воспоминаний. Соколов этот был очень нервный тип, и он так распекал своих подчиненных, что его крик был слышен на другой стороне улицы, и когда вечером папа возвращался домой, мама его спрашивала: « ПэЧэ ( так его еще звали дома ) кричал?». «Ой, крича-а-л!..», - обычно сокрушался папа. Помнишь, как мы иногда приходили к папе в его кабинет, и он разрешал покрутить ручку арифмометра? При этом мелькали разные железные цифирьки, что нам очень нравилось. Дистанция же представляла собой одноэтажное деревянное здание, состоящее всего из нескольких кабинетов. Вокруг благоухали заросли сирени… Всю жизнь свою папа проработал там. А просыпался со свистком первой электрички. И умер в канун Дня железнодорожника  - 3 августа.  Прямо-таки судьба!
   Вообще, поезд раньше имел более важное значение, чем теперь. Сегодня его вытеснили самолет с автомобилем. А раньше даже государственные деятели в деловые поездки отправлялись по железной дороге. И вот, бывало, едет какой-нибудь туз важный, и надо охранять безопасность его пути. Случалось, в ночное дежурство обходить железнодорожное полотно отправлялся и наш папа. Это с его больной-то ногой! Но шел. Мама собирала ему «тормозок», обычно сало с хлебом, а еще он брал с собой планшетик из потертой кожи и отравлялся в ночь. Представляю, как в темноте вышагивал он по шпалам, бедный! Утром отсыпался. Помню и смешной случай. Папа спал после ночного обхода на диване, а Витя наш маленький тогда был, играл да и засунул в нос пуговицу. Я до сих пор и вид ее помню: сиреневая такая с золотыми полосочками. Мама в панике: «Миша! Миша! Вставай скорей!». Папа вскочил ( был он, как теперь вижу, в белых полотняных кальсонах с завязками на щиколотках ) и скорее к окну: «Что? Что? Дистанция горит?». «Какая дистанция! Пуговица в носу!!!»
   А еще, помнишь, родители выписывали газеты: папа - «Гудок», а мама «Учительскую газету». Так вот, папа как бы за ненадобностью старался на расход употребить «Учительскую», а мама «Гудок». Смешно! А еще мама время от времени напевала: «Как провожают пароходы/ Совсем не так, как поезда./ Большие медленные воды, / Не то, что рельсы в два ряда»… Рельсы маму не вдохновляли. И вообще, наша мама иногда мне напоминала птичку в клетке. Ее романтика, ее потребность любви, полета не находили выхода. Но она не жаловалась. Жила, работала, всю себя нам отдавала, а еще ученикам, соседям, - на всех хватало ее тепла и сердца.  Меня же, ты знаешь, с детства притягивала романтика «рельс в два ряда». Очень-очень хотелось уехать далеко от дома, в большую жизнь. А еще я всегда надеялась, что в дороге обязательно познакомлюсь с кем-нибудь интересным. Видимо, не хватало общения. И ведь сбылось: именно в поезде ( уже спустя много лет ) познакомилась с Гоголем, а потом и с Володей.
   А как мы, дети, радовались, когда на лето отправлялись к бабушке в Кролевец! Всего три часа езды, а сколько впечатлений! Спрашивали: «Мама, а кушать будем?» ( Кушать в поезде  - о-о! так романтично! ). «Будем, будем!», - у мамы все с собой. Но для начала нужно было продезинфицировать руки ( гигиена прежде всего! ). И мама давала нам ватку с одеколоном. Представляешь, как при этом пахла еда в наших руках! А тогда казалось нормально все. Папа обычно провожал нас в этих поездках. У него была железнодорожная форма №3,  которая давала право бесплатного проезда до определенного пункта назначения.  Кролевец был чуть-чуть дальше, и папа всегда волновался: вот сейчас контролер придет. И один раз он все же прихватил папу нашего. Помню, как мы за него переживали. Как зверя, этого контролера боялись! Маленькой, я очень любила папу. Любила целовать его в загривок. Просила, чтобы он наклонился, он наклонялся, я целовала, при этом форменная фуражка его с серебряной кокардой сваливалась на пол, обнажая свое донце, простеленное вощеной бумагой ( чтобы жир с затылка не прошел сквозь ткань фуражки ).
А.П.
… В Кролевце мы проводили большую часть лета -  у мамы отпуск всегда в это время года  и , наверное, не меньше двух месяцев!  За такой срок , конечно, успевали достаточно сильно соскучиться  по отцу. Он,  правда, навещал нас раз несколько  за этот период. Мы,  дети, не понимали,  почему наша любимая бабушка Сеня ( Ксения Андреевна ) не всегда уважительно отзывалась о нашем дорогом папе, называя его в беседе с нашей мамой  Михаилом ( намного привычнее бы нам было слышать «Миша» ).  Теперь-то понятно -  наша мама делилась своими переживаниями, обидами, неприятностями со своей мамой. Зачастую они были  напрямую связаны с семейным бытом…И всё-таки все летом: и бабушка, и тетя Оля, и мама  ожидали Михаила:  в доме не хватало мужских рук ( их просто вообще не было! ). И вот -  суббота. Значит,  приедет папа ! Часа за два до его появления мы в нетерпении встречи бегали через не слишком большие промежутки времени к углу соседнего дома,  откуда должен был появиться наш любимый папа. Наконец-то  знакомая фигура с подпрыгивающей походкой ( отец тянул несгибающуюся в колене ногу, при этом подпрыгивая как поплавок из воды ). На голове -  неизменная форменная железнодорожная фуражка.  Бегом  ему навстречу! Один лишь вечер и еще полдня папа был с нами: в понедельник  ему уже на работу.  Помню, как он лазал по  деревянной лестнице на самый верх высоченных вишнёвых деревьев: по 2-3 ведра спелых вишен получалось.  Из них потом бабушка варила варенье на плите,  стоящей прямо во дворе под навесом, -  помнишь? Помнишь  ли  сладкую пенку, собранную  деревянной ложкой ? Рой ос вокруг плиты?  Возвратясь домой,  мы находили квартиру  обновлённой,  чистой,  с запахами свежей краски:  папа,  пользуясь моментом , производил косметический ремонт. Слава нашему папе - порядочному и преданному мужу и семьянину!
Е.Г.
   …Да-да, помнится,  бабушка Сеня ходила по саду и причитала: «Хоть бы Миша  или Эдик приехал!».  Переспевали вишни,  и надо было их снимать. Однако это было не под силу женщинам и детям, обитавшим в кролевецком доме. Вишневые деревья были такими высокими, с роскошной кроной, что для того, чтобы снять урожай, надо было к их стволу подставлять лестницу. Забравшись в глубину их крон, папа время от времени спускал оттуда эмалированные ведра с темными, засиженными мухами, почти черными вишнями. Мы же, дети, баловались – сколупывали со стволов клейкую смолу и плавили ее во рту: делали «кисель».
    Еще  из Кролевецкой жизни очень хорошо помнится ( и очень дорого ! ) общение с дедушкой Петей - братом бабушки Сени и маминым, соответственно,  дядей . Он ведь был единственным из «постоянных» мужчин на два дома -  Сениного  и своего, находящегося неподалеку. Дом и усадьба д.Пети располагались на краю большой горы -  Мандрыкиной называется она и до сих пор существует. Хозяйство у него было крепкое, обустроенное:  в доме всегда производился своевременный ремонт и царил  порядок, под домом располагался глубокий холодный погреб ( вход в него по крутой лестнице рядом с верандой ), в котором  хранились  всевозможные разносолы и самодельное ( как правило,  яблочное ) игристое вино-«сидр» ( мне удалось его попробовать лишь однажды -  детей, естественно, спиртным не потчевали ).  Вокруг веранды и  возле входной калитки - « фортки», а также  вдоль дорожек росли цветы, в основном, разноцветные пышные георгины, огород сбегал по на склону горы, ухоженный, бушующий зеленью овощей и деревьев. От «фортки» и входа в дом дорожка вела в  деревянные сараи и гараж. Они размещались в одном строении с несколькими широкими массивными воротами в один ряд. В сараях - дрова, уголь, всякая утварь.  А вот гараж - это особая наша любовь!  У д.Пети не было автомобиля и гараж использовался по назначению  лишь несколько дней в году, когда родителя навещал сын  Борис, соответственно , мамин   кузен - высокий, красивый, успешный,  сперва главный инженер какого-то завода в Кривом Роге, потом в Киеве тоже не последний человек. ( д.Петя, кстати, тоже до пенсии был главным инженером Кролевецкого завода «Металлист», на котором  выпускали запорную водопроводную арматуру ). Борис приезжал всего на 2-3 дня, но сколько всегда было шума и хлопот вокруг этого события, да и во время оного! Шикарный кофейного цвета  автомобиль «Волга» - ГАЗ-21 с серебряной фигуркой скачущего оленя на капоте врывался в нашу детскую жизнь как чудесный праздник, как мечта о чём-то ещё непонятном и недоступном нам, детям, существующем где-то далеко-далеко в другой, взрослой  жизни…Мы ждали его с нетерпением -  ведь нам было обещано  катание на  машине. Ожидания наши не были напрасными. Помнишь ли,  как едва подкатив под ворота отчего дома,  Борис зычным голосом зазывал нас,  ребятишек , покататься. Ты, я, Витя, Ира Булдовская, Валя Тищенко - родная дочь Бориса, усаживались на заднем сидении «Волги» и мчались, вполне счастливые,  по трассе с ветерком.  Это происходило эпизодично - скорее всего, как я теперь  думаю, в середине июля на день Петра и Павла,  который совпадал с днём рождения д.Пети. В  этот день происходило и застолье, собирались гости.  Антонина Евдокимовна -  жена д.Пети  была редким   кулинаром! Особенно мне запомнились в ее исполнении  вкуснейшие  зразы и хрустящее сдобное печенье.  И тогда же  в гараже  стоял автомобиль . В остальные же дни гараж был предоставлен детворе.  В  нём - большом и просторном - стояло несколько широких самодельных кресел-«шезлонгов»  с изменяющимся наклоном сидений . В них мы отдыхали  в  летний зной . В  проёме ворот висели широкие качели, на которых мы по-очереди  раскачивались:  вверх-вниз,  «земля»-«небо»…

А.П.
   Нынешним  летом мне удалось побывать в Кролевце, постоять у «дяди Петиного» дома на краю Мандрыкиной горы -  там всё так же, и  почти не изменилось ничего…Однако нет ни голосов знакомых, ни запахов т.Тониной кулинарии…Течёт и неумолимо исчезает время, в котором растворяются и события,  и люди… Дорогие нам события и люди.  Остаются лишь воспоминания, пока сами не исчезнем. Увы!..
 
Е.Г.
    Ты прав: дедушка Петя и его дом  - это, наверно, самые дорогие наши воспоминания. Как я теперь понимаю, жизнь обитателей дома не была легкой. Д.Петя потерял жену ( Наталья ее звали ) и  старшего сына Геню на войне… О судьбе Антонины Евдокимовны не знаю ничего, она стала второй женой д.Пети и, действительно, образцово вела дом, а когда умерла жена Бориса - Нина , взяла на себя заботу о Валечке -  маленькой дочери Бориса. Вырастила ее, заботилась, как о родной, помню. Но несмотря на все трудности, в доме этом всегда царила красота, порядок, покой, - все те качества, которые неизменно притягивают к себе людей. А людям здесь всегда были рады.  И конечно же, я помню прекрасные тети Тонины георгины и ее чудесного «бедного студента» - это такой пирог, который печется в особой форме  с дыркой посередине. Он всегда был душистый и не подгорелый, как, например, у бабушки Сени!..  В доме всегда было чисто и прохладно, а на дверях висели вышитые гладью льняные портьеры. Если же спуститься с Мандрыкиной горы и пройти немного вправо,  дойдешь до става. Почему-то так на Украине называют обычное озеро. Мы часто туда с мамой ходили. Иногда вместе с т. Тоней и Валей.
    Дедушка Петя был очень красивый -  кареглазый, высокий, с благородной сединой и неизменно доброй улыбкой. Только однажды, помню, видела его сердитым. Как-то зашел по дороге к сестрице своей - Сене, а та начала жаловаться: «Вот сижу я, Петенька, и журюсю - о Лесеньке, об Оле…». А сидела бабушка на своей низенькой скамеечке-думочке. «Возьму и порублю твою скамеечку, - чтоб не журилася!..», - рассердился д.Петя. «Наш ли это дедушка? удивилась тогда я. - Сердитый какой! Незнакомый…».

Е.Г.
   … А вот картинка из далекого детства. Отчего и почему в непосредственной близи от нашего дома прямо на железнодорожных путях были свалены огромные кучи «смоляков» ( так их тогда называли взрослые ). Что же это было на самом деле? Сосновые комли? А для чего они предназначались? Смолу гнать? Печи топить? Бог его знает! Но время от времени они начинали гореть. О Господи! И тогда, обычно ночью (!) мама спешно поднимала нас с постелей, быстро одевала, чтобы бежать в случае пожара на улицу. Бедные родители! Они жили в постоянном страхе из-за этих «смоляков». А мы, конечно же, опасности не понимали, и я помню, как ты, маленький, хохотал, когда мама невпопад застегивала на тебе дрожащими руками пуговицы зимнего пальто. Смешное такое, коричневое в крапинку было пальто с воротником «собачьи уши». А соседский мальчишка Вовка Коробков ( ты рассказывал ) во время смоляного пожара спрятал в погреб свою сумку с учебниками…
   Кстати, Лена, среди погибших моряков подводной лодки «Курск» был и матрос Коробков,  внук того самого Вовки - нашего соседа. Отец его,  дядя  Миша,  чудом выжил в Великую Отечественную, спасли врачи…А правнук его в мирное время погиб!
Е.Г.
… Наше детство пришлось на послевоенные пятидесятые. Война кровопролитная закончилась, но «холодная» продолжалась. Мама, слушая новости по радио, частенько сокрушалась и озабочено качала головой. Нам, детям, передавалось ее волнение, и мы готовы были жестоко отомстить всем этим проклятым фашистам! Называли их паразитами ( на наш взгляд, это было самое крутое ругательство ), а еще придумывали для мамы всевозможные страшные вещи, которые бы она выполнила при том условии, что никогда больше не будет войны. «А пачку бы соли съела?», - спрашивали. «Съела бы!» - с готовностью отвечала мама. «А из лужи бы попила?», -  изощрялись мы. «Попила бы!..», - нисколько не сомневалась наша героическая мама.  Да, горели искренним гневом неокрепшие наши детские души, но то, что пришлось пережить родителям, не дай Бог никому! Мама, студенткой,  рыла окопы по Каневом, папа в 43-ем вышел из госпиталя на костылях. А было ему тогда всего 22 года! Позже он говорил: «Я никогда не верил, что вернусь с той войны живым!..».  Вернулся. Троих детей поднял. Я очень любила папу. Мама рассказывала, что, маленькая, подражала его вынужденной походке ( не сгибалась левая нога из-за удаленной коленной чашечки ). Шли мы с ним по улице: отец, тянувший ногу, и я, дочечка, точно также не сгибающая свое колено… Потешная и печальная картина. Не даром и тосты за праздничным столом тогда не отличались разнообразием. Обычно пили за то, чтоб «только войны не было!..».
А.П.
   … Отголоски войны  мне запомнились в бродивших в то время попрошайках в военной форме и с какими-нибудь медалями на груди . Помнишь таких? Они вызывали у меня какую-то тревогу , беспокойство, граничащее со страхом даже! .Бывало - стук в окно, выглянешь, а там стоит такая фигура…Мама строго-настрого запрещала нам открывать им двери. Видимо,  косивших под ветеранов войны жуликов тоже в то время было  достаточно.
 
Е.Г.
   …Сколько себя помню, мама всегда нас от всего оберегала. И от грязи в том числе. Недаром было придумано нами для нее это испытание: попить из лужи. Нас бесконечно заставляли мыть руки. «Зачем?» - спрашивали мы. «На грязных руках микробы», - отвечала мама. «А если просто держаться за ложку - микробы поползут по ней прямо в суп?», - уточняли мы. «Прямо в суп!» - была непреклонной наша мать. И мы шли к умывальнику. Там на полочке лежало розовое земляничное мыло. В виде гитары. С узкой «талией». Я тогда не задумывалась, отчего оно такой формы, а теперь знаю: потому что мы честно вертели его в детских своих руках, смыливая  кусочку бока. Позже мыло уже не становилось подобным гитаре: маленькие ручки выросли.
    В карманах у нас всегда был носовой платок. Мы играли, стараясь не запачкать одежду. Каково же было мое удивление, когда я, первоклассница, увидела, как другие девочки сморкаются прямо в подол школьной формы. О, ужас! А на руках у многих из них были бородавки. Как я им завидовала! Я тоже хотела, чтобы и у меня они были. Чтобы я как все… Вечное животное стремление «как все» в пику статусу «белой вороны». Инстинкт самосохранения? Комплексы? Издержки воспитания?  Все чушь! Если ты уже не как все, никогда тебе не быть как все, в какие бы бородавки и  камуфляжи ты ни рядился. А тогда… Не только бородавки одноклассниц сводили меня с ума. Они еще умели ругаться! Обзывали друг друга по-всякому. А я… Я этого совсем не умела. Но однажды, набравшись смелости, какую-то девочку в классе обозвала воображулей. До сих пор помню, как от смелости  бешено заколотилось сердце. Я смогла!!! Девочка же та, как мне сегодня помнится, и внимания не обратила на мою выходку, да и не по адресу, скорее всего, она была. Просто я осмелилась и совершила ПОСТУПОК, посредством которого я пыталась влиться в общество сверстников. Забегая вперед, скажу, что синдром «белой вороны» до сих пор преследует меня. Как и моего сына, и моего мужа, отчасти и тебя, дорогой брат, за что я и люблю тебя. Не меняйся!

…А еще комплексы. Они тоже оттуда, из детства. Не знаю, знакомы ли они были тебе. Но меня они в большей или меньшей степени преследуют до сих пор. В меньшей, конечно. Тогда же… Не знала, куда деть вечно красные обветренные торчащие из-под рукавов руки. А чего стоили шаровары! Господи, в чьей голове зародился этот советский дизайн детской одежды! К ним кроме того полагались ботинки со шнурками. ( У меня, помню, были светло-коричневые ). Есть фотография: папа, мама, ты и я. Ты маленький, как-то скособочился, шапка на глазах. А я… Я уже большая дылда лет семи. Сижу кучей, как сейчас вижу, в бархатном светло-зеленом пальто, сшитой мамой на зингеровской белошвейке, валенки с калошами, капор на голове. Он-то мне, единственный,  и нравился из всего моего гардероба. Красный, бархатный, с серой каракулевой опушкой. В детстве я мечтала: вот когда вырасту, куплю себе бежевый элегантный костюм джерси. Буду такая привлекательная женщина! До сих пор не купила… Жизнь моя особой элегантности в имидже не предполагает, хотя если постараться…А тогда не до эстетики было, троих нас поднимать надо было … К тому же красивую одежду купить не получалось. Вот мама и шила, и перешивала… Сколько ее «Зингер» потрудился за свою жизнь!  Бабушкина еще машинка.
 
А.П.
...Мой случай на эту тему. В 4-5 классе  мама купила мне зимнее пальто в крупную серую клетку с серым же каракулевым воротником. Ясное дело, скрепя сердце нарядился я в « девичье» пальто и поплёлся в школу, заведомо предчувствуя, что злых насмешек мне не избежать… Мальчишки носили тогда в основном однотонные тёмные одежды с чёрными воротниками. Любой  мальчишеский смех или крики воспринимал я,  несчастный,  в свой адрес. Ну, ладно ещё по пути в школу,  где кругом незнакоые люди, но как показаться на глаза своим одноклассникам, меня и так ( правильно ты заметила, сестричка ) считали кое в чём «белой вороной»… Фиаско было неизбежно. Сняв пальто ещё на пороге школы, я прошмыгнул в раздевалку и повесил его рядом … с таким же пальто.  Наверно, чьим-то  девчачьим, подумал. Отсидев уроки, я с ужасом вспомнил про своё несчастье, плетясь в раздевалку. Каково же было моё удивление, когда я увидел, что висящее рядом с моим «девичье» пальто снимает не кто иной, как Кузнецов Васька - главный авторитет среди пацанов,  двоечник, второгодник, хулиган и «гроза» учителей! Вот это поддержка! Он же как истинный пацан, наверняка, был лишён всяких глупых  комплексов и  сомнений…
Е.Г.
   И еще об одежде. Не только самой хотелось быть красивой, хотелось, чтобы и мама красиво и модно одевалась. А у нее было всего-то два платья: одно темно-зеленое - рабочее, второе светло-зеленое - выходное. Как-то появилась мода на болоневые плащи. Все женщины в одночасье в них вырядились. «Мама, купи себе тоже!», - просили мы. Купила, отважилась. Шуршащее чудо цвета морской волны. А потом кто-то из наших провинциалок, побывав в туристической поездке в Чехословакии, рассказывал, что там эти плащи - обычная спецодежда фермеров и скотоводов. Смешно!
   А еще страшно не нравилось мне, что частенько заходила наша мама в магазин уцененных товаров! Был такой в Навле деревянный магазинчик в центре, маленький с высокими деревянными ступеньками. Теперь же и я на распродажи в основном наведываюсь. Прямо какая-то генетическая привычка покупать себе что подешевле! Как прививка бедности.
    Вообще, сколько себя помню, всегда ощущалось какое-то не проходящее томление духа.  Кроме того, все мое детство - это сплошные болезни. Не болела только свинкой! Особенно донимало горло. Жили в провинции. И это тоже угнетало мою душу: грязью  неудобством, убогостью  застройки… Уж не знаю, поймешь ли, но с детства ощущала тяготу какую-то этого мира, как ловушку. И вот, очередная хворь, и мама собралась везти меня в Брянск к врачам. Электрички тогда еще не курсировали, сели в проходящий поезд дальнего следования, в купейный вагон проводница нас определила - час езды всего, можно и потерпеть. А в купе этом!.. В купе вместе с родителями ( их не помню совсем ) ехала девочка моих лет, хорошо одетая, здоровенькая, рисовала что-то цветными карандашами на своих листочках. Счастливая девочка. Красивая девочка. Девочка без комплексов. Я же сидела с краю и ненавидела себя: больную, повязанную поверх пальто теплым шерстяным платком в серо-зеленую клетку. Готовая исчезнуть совсем куда-нибудь, но я тут и надо к врачам…
    В больницу меня укладывали неоднократно. Такая тоска! Обычно мы с мамой приезжали в Брянск ( Брянск - 2, наверно. Там была железнодорожная больница, к которой через папу мы были прикреплены ). Поднимались на мост, заходили в гастроном ( городской, сверкающий витринами и изобилием продуктов ), мама покупала мне творожный сырок с изюмом в светло-зеленой обертке и виноградный сок в стеклянной бутылке - это с собой, в больницу. Кстати, сырок этот был просто ненавистен, потому что, когда мы просили мороженое, мама всегда покупала нам этот сырок: полезный и не такой холодный. А если уж удавалось заполучить мороженое, есть его надо было с булкой, чтобы не застудить горло. Все это детские гадости мелкие. Счастья же как не было так и нет… Вся та же ловушка бытия.
      А как мне было тяжко в больнице, милый Толик! Сколько мне было тогда? - 11, 12?.. С ревматической атакой положили, а потом удаляли миндалины. Особенно тоска нападала по вечерам. Кстати, психологи считают, что человек ощущает одиночество наиболее остро между 20 и 22 часами. Помню, как горько плакала я по вечерам. Тоска была сродни чувству потери близких, которое я поняла с годами…
   Еще одно «страшное» воспоминание. Приехали мы в больницу. ЛОР отделение. Но как-то так случилось, что мест свободных не оказалось. А был уже вечер… И тогда зав. отделением ( фамилия его была Ярославич ) решил оставить меня до утра в своем кабинете. Мама уехала, я осталась. Мне постелили на просторном кожаном темно-коричневом диване. Погасили электричество. И вдруг среди ночи, крики, суета. Вспыхнул яркий свет. Кто-то плакал… Этот кто-то оказался мальчиком лет десяти, который за ужином подавился рыбной костью. Срочно доставили его в больницу, вызвали врача… Я же в детском своем ужасе готова была провалиться сквозь землю, но только крепче вжалась лбом в холодную кожаную спинку дивана и сжалась в комок.
   Больные дети… Ведь и ты, и Витя  бывало заболевали. И тогда… Тогда наша мама шла знаешь куда? - на вокзал, к проходящим поездам дальнего следования, чтобы купить для нас в вагоне-ресторане лимон. Каким это странным кажется сейчас, правда? Прилавки современных  супермаркетов изобилуют разнообразием всех земных фруктов. Киви, авокадо… многие из них до сих пор не опробованы: а зачем? - вон их сколько, даже скучно.
   А помнишь ли ты длинные очереди за апельсинами? «Мне в больницу, мне в больницу!» - волновались те, кому вдруг могло не достаться этого рыжего счастья. И наконец вот они -оранжевые солнышки в авоське -  добыча! Теперь тоже иногда приносят в больницу апельсины, но как-то без ажиотажа. Чаще несут бананы или домашнюю снедь. Винегрет, например. Или котлеты.
   Не представляю, как бедная мама вынесла вереницу наших болячек. Еще один эпизод. Подошло время мне выписываться из больницы ( в очередной раз лечили горло ), а ты заболел скарлатиной. И тогда мама вместе с неизменной соседкой Любовь Семеновной приняла стратегическое решение: придумали, что я, пока дома скарлатина, поживу в квартире у Тимофеевых. Хорошее решение! Спасибо Любовь Семеновне! Было как-то странно: за стенкой -  родное обиталище, а я как бы в длительных гостях. Помню, Любовь С. пекла очень вкусные маковые лепешки. Ну, очень вкусные! А еще у них в квартире жил толстый серо-полосатый кот Жулик. Отменный лентяй и лежебока! Когда Любовь С. куда-нибудь уходила из дому, я с каким-то недетским сладострастием гоняла его веником по квартире. Что это было? Зачатки детской жестокости? Баловство? Бог его знает. Только стратегический план милых женщин с треском провалился. Когда я вернулась домой в проветренную и вымытую квартиру, а тебя - вроде бы уже выздоровевшего - на всякий случай изолировали в соседнюю комнату, устроив импровизированный ночлег на двух сдвинутых стульях, - я тут же выдала все симптомы скарлатины…
А.П.
   Тут я внесу некоторую поправочку, пожалуй…Я ведь так и не болел скарлатиной - изолировали тебя, сестрёнка, от болеющего нашего братца… А меня-то уже некуда было изолировать, меня « на страх и риск» оставили с больным, только поселили в другой комнате, где я  ночью спал, действительно, на трёх сдвинутых рядом стульях. А  когда Витя выздоровел  и ты вернулась  « в семью», я , видимо, будучи  скрытым носителем болезни,  тебя от всей братской души ею  и «наградил»! Перед твоим возвращением в целях дезинфекции   в печке сгорело немало «ценных» вещей, с некоторыми из которых мне было очень жаль расставаться   ( особенно  с книгами )…Но мама была непреклонна.  Одну из сгоревших в ту пору книг я до сих пор ищу ( сейчас-то уже, конечно, больше «ради спортивного интереса» ), тогда же  так и не дочитал о забавных приключениях Кубулы и Кубакубикулы ( кто из них поводырь, а кто медведь сейчас уже не помню ). Книгу эту  какой-то чех или словак написал, по-моему.

Е.Г.
  … Вообще, все детство вспоминается как какая-то морока. То болезни, то комплексы.  Из-за бесконечных ангин приходилось ходить в платочке, который я просто ненавидела! И, конечно же, сразу укладывали в постель. Одна была радость при этом: мама оставалась дома, покупалась шоколадка, и, придвинув к кровати «потерпевшего» стул, мама читала книжку или рассказывала сказки про Аксютку и Ванюшку. Аксютка - это была, конечно, я, она же белка, а Ванюшка, соответственно, ты - зайчик. Мама сама сочиняла про них веселые истории, а мы всегда теребили ее, засыпающую на стуле от усталости: « Мама, а что дальше? Ну, не спи!..».

А.П.
   Кстати, я как-то не очень  запомнил свои болезни…У меня и температура выше 37, 0  редко поднималась!.. Я почти всегда «обходился»  лёгкими или скрытыми формами болезни. Видимо, ты по своей сестринской « доброте» болела и за меня .  Твои болезни и мытарства по больницам я хорошо помню,  особенно связанные с гландами и ревматическими симптомами, - я боялся тогда, что и меня может постичь такая же участь!.. В какой-то момент я немного испытал подобное, когда мне удаляли аденоиды. Было это в Кролевце, летом в страшную жару. После удаления я часа два лежал в процедурной и отплёвывался кровью. Рядом была мама… Ей было бесконечно жаль меня, десятилетнего, и я её, помню, успокаивал, говорил, что всё пройдёт и мне уже не больно… Моё «мужество» было вознаграждено:  по дороге домой мне купили металлический конструктор - с настоящими болтиками, гаечками, гаечными ключиками и отвёртками!
    Ещё один эпизод:  помню,  в пятом классе меня всё-таки скосил какой-то свирепый грипп, и я довольно долго провалялся в постели…Читал тогда мифы Древней Греции ( наверно, по программе истории ). Меня так увлекли события и герои Троянской войны, так испереживался я, несчастный, по поводу смерти полюбившихся Ахилла, Гектора, Аякса, Патрокла, что ночью в бреду «воевал» вместе с ними, чем немало встревожил проснувшуюся от моего  страстного бормотания  маму!..
 
Е.Г.
   …А помнишь ли ты МАРИВАННУ?. ( Как-то именно так хочется написать ее имя ). Это была большая, кареглазая, с крупным напомаженным ртом врачиха в белом хрустящем халате. Можно сказать, семейный доктор - Мария Ивановна Ротова. Почему мы так боялись ее? Просили: «Не надо звать МАРИВАННУ!». Да просто все дети боятся врачей! Вполне естественная реакция. Но вот ее вызвали… Ждем. Душа в пятках. Вот уже она звонит в дверь, пришла. Душа трепещет. Моет руки в ванной. Появляется на пороге, грея в руках фонендоскоп. Спрашивает басом: «Что случилось?». Мама несет бабушкину серебряную ложечку: показывать горло. «Я и так умею показывать, не надо ложечку!..». Слава Богу,  ушла…
   Мариваннин муж имел весомый чин местного значения: он был вторым секретарем райкома. Как звали, не помню,  в памяти остался лишь образ высокого человека в сером костюме, идущего по улице и при этом размахивающего руками: такая своеобразная у него была походка. Тогда еще тузы-чинуши, как видим, и пешком могли пройтись. Дочь их  Таня - смуглая красивая девочка - училась в школе № 1 и была моя ровесница. Умерли уже все… И Таня тоже. Кстати, многих моих соучеников уже нет в живых. Среди них Гена Латенко, Таня Холодкова, Наташа Иванова… Таня была моей единственной школьной подругой.
   Класс был сложный - «А». Мама была в нем классным руководителем. Ладить с избалованными детьми привилегированных родителей ( а таких в нашем классе собралось немало ), терпеть их козни и взбрыки мама не умела, она умела искренне дружить, работать, помогать, но только не интриговать… Класс был разделен на мелкие группировки, в каждом из которых верховодил свой лидер. Таня Маслова, Таня Новцева, Наташа Коняхова… Боже! Где теперь те горделивые провинциальные девчонки? И каким образом пообломала «рога» им жизнь? Можно только догадываться.
   А конфликты возникали в общем-то на пустом месте. Из-за чьего-нибудь глупого гонора. Вот, например, один из них. Готовились к празднику Победы. Решено было разучить песню «За того парня». Помнишь?  «Я сегодня до зари встану,/ По широкому пройду полю…». Я притащила  в класс свой аккордеон, готова аккомпанировать, но вдруг кто-то петь не захотел, за ним второй, третий… В общем, репетиции не получилось. Мама тогда, помню, очень расстроилась и рассердилась. Теперь, как я понимаю, главным образом из-за меня: мол, дочь старалась для всех, аккордеон тащила, а они… Они потом все выросли, повзрослели и при встрече с мамой вспоминали: «А помните, Валентина Федоровна, как мы поссорились из-за «того парня»?.. Не смешно. Не смешно, потому что тогда было затрачено много нервов - моих и маминых, была горечь и обида. А все это никогда даром не проходит, хотя не все это понимают.
А.П.
… Школьные годы. В известной песне их называют чудесными. Какое осталось от них воспоминание? Похоже, дорогой брат, мы к своим школьным обязанностям относились одинаково - ответственно. Не в пример младшенькому Вите, который все время строил различные планы, как с опостылевшей школой свести счеты. Не знаю, делился ли ими он с тобой, но некоторые из них я помню до сих пор. Например, «Узнают ли, - спрашивал он меня, - кто это сделал, если в школу бросить бутылку с керосином и поджечь?..». Вот такой у нас был братец-террорист! А вырос вполне приличным и добропорядочным гражданином. Знаешь, пожалуй, одно из самых сильных чувств, преследовавших меня в детстве ( да и сейчас нет-нет да и возникающее) было чувство стыда. А тогда!.. Всего один эпизод. Весна, благоухающая, промытая дождем сирень за окном. Окончен первый класс, все собрались на совместное с родителями собрание. Анна Филипповна Скалкина, первая моя учительница, раздавая листочки ведомостей с оценками и «благодарности», напутствовала каждого из нас, первачков. Вот и я уже иду к столу. Вручая мне «благодарность», Анна Филипповна решила слегка пожурить меня. Начала с похвалы ( в табеле - все пятерки ), а потом добавила: «Но, я надеюсь, что ты никогда больше не будешь грызть на уроке сушки!». Господи! Сразу же померкли для меня, крохи, и весь этот праздник в белых бантиках, и весна… Жгучий стыд пробрал меня. Да такой, что до сих пор помню то ощущение. А сушки… Сушки люблю и теперь. И особенно маковые. Тогда же случилось следующее: папа, вернувшись из командировки в Москву, привез воздушные маковые сушки, а я, не утерпев до перемены, потихоньку грызла их под партой. Ах, Анна Филипповна! Вам и не снилось, как здорово ненароком Вы обидели меня.
   Еще одно смешное воспоминание. Я в первом классе. Очень стараюсь. На дом дали задание: вставить пропущенные буквы в словах под картинками. Вроде справилась. Но мучает одно непонятное слово. Нарисовано колесо от автомобиля, а под ним слово из четырех букв, начинается на букву «ш», заканчивается на букву «а», а в середине две буквы пропущены. Я буквально ломаю голову: ведь нарисовано колесо, причем тут «ш», причем тут четыре каких-то буквы!!! Пришел с работы папа, но я ему не доверяю. Откуда ему знать такую трудность? Придется ждать маму. Она у нас все знает. Однако вопрос меня мучает, и я решаю попытать счастья, все же иду к папе. «Шина», - говорит он уверенно. «ШИНА-А-А?!! А что это такое? Объяснил. Надо же!
   И еще про одно слово на букву «ш». Помнишь ли ты, дорогой братец, как папа нас ругал? Всегда одинаково. «Шпаки!» - сердился он. За что только? Вроде хорошие мы с тобой были дети. Но самое интересное: я тогда тоже не знала, что обозначает слово «шпак». А ты знаешь? Оказывается, шпаки - это детеныши скворцов, бесконечно раскрывающие свои клювики. Зато и щедро  радоваться папа умел нашим успехам, всегда хвалил  за рисунки. Наши художества брал с собой к маме своей, бабушке Насте, когда ехал в Ленинское.  Та же хранила их под подушкой. Там же, где и подтаявший пряник для нас, внуков. Папа привозил этот деревенский гостинец. ( Мама, конечно, есть нам его не велела ). Однако, как теперь я понимаю, все это были ниточки любви, кровеносные сосуды, питающие наше детство…
 Е.Г. 
   На днях ты прислал мне фотографию коллектива учителей нашей школы. Совсем из глубокого детства выплывают образы Гиляровских: мужа и жены. Важные персоны, похоже, были! Вид его в памяти моей не остался никоим образом, а ее смутно припоминаю: толстая такая тетя с седоватой косицей вокруг головы. Где-то в старом альбоме была даже фотокарточка… Почему говорю «важные персоны», а по тому эмоциональному окрасу, который слышался тогда, в мамином голосе, когда речь шла о Гиляровских. Вообще в нашей тогдашней школе работала не одна эта семейная пара. Практически всю свою жизнь отдали школе Щукины: Глеб Иванович преподавал физику, а Екатерина Павловна русский язык и литературу. Еще были Михаил Семенович и Зинаида Николаевна ( фамилию не помню ). Что преподавала Зинаида -  вылетело у меня из памяти, а Михаил Семенович вел географию. Все это были учителя старой закалки и, как мне кажется, все они были настоящими учителями. По крайней мере, мы, дети, относились к ним с уважением, а некоторых даже боготворили! Например, Алексея Николаевича Лигачева. Знаешь, как это бывает: «Неужели и ОН что-то кушает, где-то спит и ДАЖЕ ХОДИТ В ТУАЛЕТ?!!»…-  не могли мы себе представить, что наш учитель тоже живет, как все люди. А когда Алексей Николаевич на каком-то школьном празднике наиграл на пианино какую-то незамысловатую мелодию, нашему удивлению не было границ: ОН и на пианино играет! О-о!.
А.П.
.   … «Школа… пролетела словно час, школа - это жизни первый класс, школа - арифметика судьбы, школа …эти годы не забыть…» - поётся в песне Александра Дольского, и, наверно, с этим можно согласиться. Для меня школа была и остаётся одним из лучших периодов  жизни. Учёба мне давалась легко, тем более, что я всегда чувствовал некоторое «прикрытие» ( как сейчас сказали бы - «крышу» ). « Крышевала» меня дорогая наша мама…Конечно , больше косвенно ,чем  намеренно: её покладистый и уступчивый характер, тактичность играли положительную роль в отношениях с коллегами. У  неё со всеми были хорошие, добрые отношения, что положительно сказывалось  и на  отношениях  учителей к её детям. Не так ли? Мы с тобой , Лена ( да и братец, еще, наверное ) начинали учиться в старой деревянной школе с несколькими «корпусами»-избушками и большим школьным двором, служившим и спортивной площадкой, и местом проведения общих торжеств, «линеек», «первых»   и «последних звонков » и т.д. Деревянные корпуса школы №2, замерзающие в холодных классах в зимние лютые холода чернила в чернильницах -«непроливайках», отсутствие учебных пособий и прочие неудобства и недостатки первых лет учёбы в школе никоим образом не испортили мои  впечатления  и воспоминания, -  все это с лихвой компенсировалось добрым и внимательным отношением к нам. Директором в те времена  была Карпова Мария Сергеевна, а первой учительницей нашего  1- «а» класса -  Морозова Анастасия Семёновна. Пенсионного возраста добрейшая «учительница первая моя»! Мы очень любили её, а ты иногда  в период наших с тобой ( нечастых в общем-то ссор ) любила доводить меня до «кипения», называя мою любимую учительницу Анастасом Микояном - припоминаешь? Теперь - смешно, а тогда было очень обидно… Когда я учился в пятом уже классе,  нашу школу перевели в здание бывшей школы №1, где она до сих пор и находится , кстати.
   Да-да, я помню эту нашу первую деревянную школу. Она меня страшно угнетала. В коридорах было темно, в классах тесно и холодно. Именно ощущение темноты и неуюта осталось наиболее ярким впечатлением первых лет учебы.  И замерзшие чернила в непроливайках помнятся, конечно же. И как сидели на уроках в пальто… Вот только мне почему-то кажется, что в школе этой мы проучились намного меньше, чем ты пишешь. Как-то сразу начали учиться в другой, которую и закончили. Там было нормально.
  А учителя, действительно, как, впрочем, я уже отмечала выше, были хорошие. Мы всех их уважали. Кого-то больше любили, кого-то меньше, но уважение, почтение, если хочешь, всегда присутствовало. Они были какие-то значительные. И по сей день во мне живет то же восприятие. А мама наша была настоящий друг. Она обращалась с учениками, как с самодостаточными личностями. Никогда никого не унижала, не презирала двоечников ( в отличие от меня ). Почему-то запомнился такой эпизод: присутствовали мы на каком-то митинге, холодно, осень. Мальчик рядом стоящий продрог совсем. Мама отдала ему свои перчатки. Она была друг. Так дружить с детьми, как она умела, больше ни у кого не получалось. Это, так сказать, высший пилотаж, как я теперь понимаю. А тогда… Тогда я порой даже стеснялась ее искренних, открытых проявлений. Не доросла  еще.
…Школа находилась довольно-таки далеко ( по детским меркам, разумеется ) от нашего дома на ул.Советской, и в пути нас иногда подстерегали неприятности. Например, в одном из переулков жил глухонемой  Лёня. Когда он вдруг возникал на моем  пути, я испытывал какой-то дикий ужас: видок-то  у него был, надо отметить, был тот еще! Почему-то всегда с красным лицом, коренастый, набыченный какой-то и  мычащий что-то нечленораздельное -  он, конечно же, не желал никому из нас зла,  это понятно теперь, но тогда -  бр-р-р !..Ещё помню такой случай: как-то  зимой, когда я проходил  мимо одного из дома с деревянными воротами и калиткой, мне тогда 3-4-х класснику на голову старшие пацаны столкнули снеговика, которого предварительно установили на одном из столбов калитки. Разумеется, снеговик рассыпался на моей голове. Было не столько  больно, сколько сначала страшно  от внезапности, а потом холодно за  шиворотом, куда насыпалось немало снега…Бывали и стычки с пацанами с враждующих  с нашей улиц, в которых приходилось проявлять и мужество, и смекалку, а порой и силу…
   О-о-о! Леню я помню! Он и на меня наводил дикий ужас. Кстати, известно ли тебе, что он приходился  родственником Клавдии Тихоновны Левковой, нашего неизменного завуча по прозванию Киса? Насколько я помню, был братом ее мужа. Встретив его на улице, можно было убежать прочь, но представляешь мой ужас, когда однажды мне пришлось сидеть с ним через проход в кинотеатре?.. Шел фильм «Великий Карузо», кто и зачем привел его в кино? Меня же в темном зрительном зале  рядом с Леней тогда охватила жуткая паника. Ощущение животного страха живо до сих пор.
    …В отличие от современных, подверженных всеобщему желанию обогащения, не  исключающего одного из самых страшных пороков нынешнего общества - взяточничества, те наши учителя были «ещё ТЕМИ» - педагогами, как ты тоже заметила,  с большой буквы.  Бескорыстность и преданность своей профессии - вот, пожалуй, главные приметы «ТЕХ» наших учителей!.. Я помню, конечно же, и Гиляровскую Антонину Степановну, и учительскую династию Щукиных, чету Рябовых… Из наиболее любимых мною учителей хочу выделить следующих:  Виктора Алексеевича Шевченко - любимого всеми толковыми мальчишками  учителя физики. Сколько он возился с нами в своей лаборатории и радиоузле! Именно там  многим была привита настоящая любовь к фотографии, радиотехнике.  Кроме всего прочего он прекрасно играл на баяне и часто аккомпанировал на различных школьных мероприятиях. Когда он трагически погиб ( на трассе его мотоцикл сбил грузовик ),  его хоронили  ученики  нескольких поколений…
   С любовью вспоминаю Ларченко Валентину Алексеевну,  нашу классную руководительницу. Она преподавала географию, поэтому я когда-то посвятил ей такие строки:
                «… меж школьных педагогов
                был выделен нам (видно неспроста )
                один, который указал дорогу
                пусть неспокойную, но с именем – «мечта» !
 
                Ах, Валентина Алексеевна, мы с Вами
                освоили весь мир, весь шар земной…
                Неважно, что Вас нет сегодня с нами –
                учитель, если он любим – всегда живой !
 
                К тому  же, если он ещё учитель
                с припиской «классный» и « руководитель»…
 
    Старжинский Василий Дмитриевич был нашим  классным  руководителем  в 10-ом , завершающем школьные годы, классе. Внутренняя культура, интеллигентность, простота в обращении с учениками, которых он ставил наравне с собой.  Как пример его общения с учениками вспомню, пожалуй, один эпизод. Во время подготовки к конкурсу «А ну-ка, парни!», приуроченного ко Дню Советской Армии ( 23 февраля ),  я, кстати, был капитаном команды нашего 10»а»,  сложились непредвиденные обстоятельства - мы не могли прийти к согласию, кто будет исполнять музыкальный номер -  петь ( не помню уже теперь, почему возникла такая проблема ). «Ну что же, давайте я спою - на полном серьёзе предложил Василий Дмитриевич .- Витя, - спросил он, - ( Горелов «жарил» на баяне), ты умеешь играть «Дунайские волны» ?».  Мы даже репетировали этот номер. Однако, в программу выступления он все же не попал.  Вместо него я как капитан  исполнил популярные в те годы  «Журавли» Яна Френкеля и вместо «журавлей» «запустил  петуха» -  Горелов подвёл с мелодией, а я впервые выступал с микрофоном - короче, опозорились…Увы - судьба учителя оказалась  трагичной. Личная жизнь не складывалась, мучила пагубная страсть к алкоголю.  Горькие  запои… В один из майских предпраздничных вечеров Василий Дмитриевич был обнаружен  в своей квартире с петлёй на шее… Не знаю, есть ли Царствие небесное, но он должно быть теперь  там…
                «Потери: Виктор Алексеевич Шевченко,
                Василий Дмитриевич Старжинский - не вернуть …
                Но звёзды падающие  непременно
                своим сияньем им освещают путь».

      Мама наша Бойко Валентина  Фёдоровна. Любимая учительница многих, многих навлинских учеников разных поколений.
                «… вторая наша Валентина
                не просто педагог, а друг ученикам.
                Я  не могу её не помянуть -  в том есть причина:
                она не просто мать мне - лучшая из мам!..»
Кроме упомянутых мной учителей, отмечу всех, кого помню и люблю.
 
Алексей Николаевич Лигачёв  ( математика ), Иван Захарович Авдяков ( иностранный язык ), Наталья Николаевна Щукина ( иностранный язык ), Нина Давыдовна Кириллова ( химия ), Людмила Михайловна Бьядовская ( математика ), Зоя Александровна Юдина ( математика ), Алевтина Дмитриевна Антипова ( биология ), Михаил Семёнович Рябов  ( астрономия ), Зинаида Николаевна Рябова ( литература ), Александр Антонович Семыкин ( физкультура ), Ростислав Иванович Лайков  ( физкультура, шахматы ), Ефим Антонович Тулупов ( военное дело ), Нина Ивановна Шубная ( история ), Екатерина Сергеевна Щукина ( русский язык ), Глеб Иванович Щукин ( физика ), Сергей Егорович Доманов ( завуч ), , Клавдия Тихоновна Левкова ( завуч ) -«киса», Георгий Павлович Поздняков (  директор школы ), Валентина Сергеевна Прудникова ( пионервожатая ).
 
                «Какую б должность кто теперь ни занимал,
                Судьбою как бы ни качало -
                Мы будем помнить тех, кто дал
                Всем нашим достижениям начало!»
Е.Г.
…Но кроме общеобразовательной у нас с тобой, братец, была еще и музыкальная школа. Улыбаешься? Правильно! Милым эпизодом стала она в твоей жизни. Я же трудилась на совесть. Обожая свою маленькую грузинскую учительницу по специальности - Наталью Николаевну Ефремову ( в девичестве Ромашвили ),  с удовольствием разбирала пьесы, учила оркестровые партии на домре-альт ( она же руководила школьным оркестром народных инструментов ). А ты… Ты честно валял дурака. И не один, а на пару с Сашей Ларченко. Родители решили: пусть музыке учится и сын, потому как льгота: оплата за учебу второго ребенка составляла всего половину суммы, которая вносилась за первого. Ты, наивный, покорился. А как там оказался Ларченко - одному Богу известно. Наверно, за компанию. Мудрый Альберт Борисович вас обоих быстренько раскусил и перестал донимать занятиями. Просто шел с коллегами играть в шахматы, предварительно усадив вас играть ансамблем. А какой это был ансамбль, можно только догадываться. Вы были пятиклассниками тогда. Смышлеными учительскими детьми, обычными мальчишками, тоже неплохими шахматистами, но не-му-зы-кан-та-ми! Помнишь свой репертуар за два учебных года? Детская песенка в две строчки «Как под горкой под горой/ торговал старик водой» и этюд Рожкова - в три? А оценки в дневнике? - «2» или «3» с двумя минусами. Супер оценочки! На третий год вашего прости Господи ансамбля папа сказал: «Хватит водой торговать, можешь туда больше не ходить…» Ты, конечно, облегченно вздохнул. Еще бы! Но спустя много лет, уже будучи студентом, ты, я помню, часто брал в руки гитару и что-то мурлыкал себе под нос. А в минуты душевного раскрепощения теперь вполне прилично поешь под гитарный перебор. Музыка никуда не ушла. Она с нами. С каждым из нас по-разному. Во время нашей последней встречи ты целый вечер играл для меня и пел. Душевный был этот вечер… А еще показал мне фото Зои Кулинич. Сказал, что работает она вместе с тобой и что муж ее недавно умер… Симпатичная женщина, но не ТА Зоя, которую я помню. А та… Та была красавица девчонка. Четкие правильные черты лица, чуть заметный темный пушок над верхней губой, чистая линия рта. Зоя всегда была прима. А я всегда вторая. Я любовалась ею, когда она так свободно, так вольно растягивала мех своего аккордеона и оттуда лилась мелодия «Жаворонка» Глинки ( «Между небом и землей песня раздается, / Между небом и землей жаворонок вьется…» ). Я тогда переписала себе в нотную тетрадь ноты, пыталась также свободно и красиво сыграть, как Зоя. Но застревала на вариациях шестнадцатыми. Кое-как их проскакивала, но так и не научилась их так же свободно играть, как Зоя… Девочка эта была моей белой завистью. Тогда еще была жива Зоина бабушка, с таким же темным пушком на верхней губе. А жили они в соседнем доме: ул. Красных партизан, дом 1.

А.П.
   Кстати, оставить музыкальную школу было МОЁ осознанное решение - решение серьёзного человека, привыкшего добиваться положительных результатов. В  общеобразовательной  школе я был на хорошем счету: командир отряда, редактор стенгазеты, почти отличник, и при этом... фу-у-у!  Музыкальная школа подрывала мой авторитет - в первую очередь я сам не хотел мириться с этим! Отмучившись пару лет, я заявил Альберту Борисовичу, что больше не приду - хватит! Идя домой, услышал за спиной голос…Представляешь, Лена, директор музыкальной школы, собственной персоной, Александр Дмитриевич Пахомов пустился за «беглецом» в погоню! «Ты что, Толя ,- запыхавшись воскликнул он, - не бросай школу! Играй хотя бы для себя…Подумаешь - оценки!.. Как ты потом будешь жалеть!» - он разговаривал с 11-летним мальчишкой как со взрослым. Вот какие были педагоги в НАШЕ время! « Извините, Александр Дмитриевич, я принял решение сам и больше ходить не буду», - ответствовал я..
   Прошли годы, и я вспомнил слова директора школы. Музыка из популярных в то время кинофильмов - «Генералы песчаных карьеров», «Ромео и Джульетта», «Крёстный отец», «История любви», «Шербургские зонтики» и др. всерьёз трогала душу пацана, превращающегося в юношу…Таких композиторов, как  Франсис Лей, Нино Рота, Эннио Морриконе, Мишель Легран, пожалуй, нет больше среди современных музыкантов.  И тогда  из-под кровати мной был извлечён запылившийся футляр, приоткрыв крышку которого, я с радостью увидел белоснежную улыбку  всеми  тридцатью зубами-клавишами ранее преданного  мною друга - аккордеона. Как оказалось,  те два года учёбы все же не пропали даром - я играл любимые мелодии, подбирая их на слух довольно удачно! Сбылись слова мудрого учителя.
Е.Г.
… Старые адреса… Как-то в очередной раз не спалось и от нечего делать пыталась вспомнить почтовые адреса - Кролевецкий бабушкин, прежний наш. Послушай, может быть, я что-то путаю, но бабушкин, кажется, был такой: «ул. Красноармейская, д. 15.
 А теперь вставка: как всегда Провидение вовремя подсказывает, поправляет. Не 15 был номер дома, а 21! В присланном на днях письме твоем, в котором ты рассказываешь о недавней  своей поездке в Кролевец, есть фото бабушкиного дома, где четко видится номер:  21!  В это же время, копаясь в старых бумагах, нашла я и мамин блокнотик с адресами. Среди других адресов был и бабушкин: ул.Красноармейская, дом №21. И даже почтовый индекс есть. Вот так!  Перед газами сохранился вид почтового конверта с тети Олиным почерком, а вот видишь - номер дома забыла… Когда не спится, я еще, бывает, вспоминаю обстановку там, где мы жили. Помнишь, в Кролевецком доме были два выхода, один из которых назывался парадным. Двойная дверь коридора открывалась прямо на улицу и была покрашена бежевой краской. Но им почему-то никогда не пользовались. К нему спускалась лестница. Родители боялись, что дети, заигравшись, скатятся с нее. А обычный вход выходил во двор. И тоже с высоким крыльцом. Коридор же использовался и как летняя кухня. Мама и тетя Оля там кошеварили. А еще пекли в «чуде» «бедного студента». Только бабушкин «студент» почему-то обычно подгорал, и его приходилось отскребать со дна. Такого же «студента» пекла и жена дяди Пети тетя Тоня. Он у нее получался просто восхитительный! Желтый, душистый и совсем не горелый!
   Так вот… Помнишь ли ты, Толик, обстановку в бабушкином доме? Ты там бываешь иногда и теперь, хотя в доме давно живут чужие люди. Что-либо сохранилось? Я же не была там с незапамятных времен. Стараюсь хотя бы кое-что восстановить в памяти. Из кухни, где готовили, открывалась комната типа столовой. Там еще стоял старый буфет с полукруглой горкой. Направо - маленькая комната спальня. Бабушкина. В углу стояло черное кожаное кресло. Слева от него - окошко с придвинутым вплотную столиком. Что дальше, не помню… У стены, что напротив двери, почему-то в полумраке каком-то теснилась низенькая кроватка. Бабушкина. Справа, вдоль стены напротив окна располагался комод с выдвижными ящиками красного цвета, а вдоль следующей стены возвышалась большая кровать с пружинным матрасом. Гостевая. С нее хорошо было видно окошко, закрытое деревянными наружными ставнями. Сквозь щели пробивался лучик утреннего света, в полоске которого танцевали пылинки. А еще по потолку проплывали перевернутые темные силуэты кур, гуляющих по двору и слышен был их негромкий куриный клекот: «Ко-ко-ко-о-о…». Мы, дети, баловались на этой огромной кровати: становились на край матраса и падали ниц в подушки. Всего какая-то доля секунды смешного этого полета, а душа успевала насладиться и ею… Видимо, человеку свойственно стремление летать. Одна моя знакомая ( ныне толстая пожилая тетя, редактор местной газеты ) рассказывала, что ребенком тоже хотела полетать, для этого влезала на высокий камень и махала двумя вениками, взятыми для этой цели.
   В доме была еще одна комната - тети Олина. Большая комната, она же гостиная. Попробую вспомнить и ее обстановку. Итак… Перешагивая высокий порог, справа видим небольшой книжный шкафчик, на полках которого выстроились в ряд томики Чехова в сером переплете. Там я обнаружила как-то и старинное издание Евангелия. Дореволюционное еще. Тогда, будучи малым ребенком, я не понимала, что это за книга. Помнитсмя, с трудом пыталась читать Евангелие от Луки. Почему-то именно это. Наверно, потому, что Лука наиболее легко читается, и я инстинктивно на него набрела. Здесь же, из-за стекла выглядывала кукла-красавица в сером гофрированном платье, с закрывающимися глазами. Играть нам ее не давали. Откуда она и чья , не знаю. Наверху прятался радиоприемник. Он постоянно что-то щебетал,  время от времени прерываясь и сообщая время: столько-то «годын» и столько-то «хвалын».
   А помнишь ли ты, Толик, диван с откидными валиками под льняным чехлом? Над ним висела репродукция картины Репина «Рожь» в тяжелой раме, и мама, боясь, что эта картина может сорваться со стены и пришибить нас, не позволяла детям спать на этом диванчике. Странное дело: в советские времена некоторые произведения искусства получили особую популярность. Та же «Рожь», например. Или «Неизвестная» Крамского. Где только можно было ни увидеть ее! Вкусу каких ценителей художественного творчества мы были при этом обязаны и чем, любопытно, они при отборе своем руководствовались? 
   Идем дальше. В углу возле дивана стоял комод, покрытый вязаной салфеткой. На нем - разные безделушки. Духи «Красная Москва», статуэтка балерины ( фосфоресцирующая в темноте ) и фарфоровая композиция влюбленной пары в украинских национальных костюмах ( ты позже взял ее себе и теперь парочка живет у тебя на камине в Брянске ). Два окна выходили во двор к соседям по фамилии Середа. Из-за тюлевых занавесок мы иногда подглядывали за чужой жизнью. По двору ходили уточки, куры. Как и везде, цвели мальвы и георгины. В общем, ничего интересного. Но чужое всегда манит особо. Особенно в детстве все любопытно.
   На противоположной дивану стене висел огромный толстый  черно-красный ковер и стояла такая же высокая кровать, как и в бабушкиной спальне. Тети Олина. Рядом ютилась кроватка маленькая, почти детская. Посередине комнаты громоздился круглый стол, накрытый черно-желтой скатертью. Да, еще по углам зеленели комнатные цветы с ниспадающими вниз мягкими ветками в виде елочек. На ночь окна закрывались ставнями, железные замки которых продевались с улицы через отверстия в стене и уже в комнате закрывались на специальные железные штырьки. Некоторые из них были потеряны, и тогда вместо них использовались обычные ножницы. Вот и все, что помнится. Ты поправь меня, если я что-то перепутала или забыла.
   Из Кролевецкой жизни помню еще разных гостей дома. Мамина подруга Рая Олейникова приходила со своим мужем Анатолием Соллогубом и дочкой Леной. Почему-то запомнилось, что ели раков. Семейство считалось важным, потому что Соллогуб был полковником. О-о! Тогда к званию и положению отношение было иным. Это теперь все поизмельчало. И полковников пруд пруди, а жены их почти карикатура.… Лена же занималась балетом, и все просили ее что-нибудь показать. Какое-то «па» она, помню, изобразила. Я же, дикарка, восприняла девочку эту, словно из звездного мира, мне не доступного. О нем я могла только мечтать, рисуя балерин на листочках альбома. Знаешь, девочки все хотят быть принцессами или балеринами. В детстве мы, девчонки, даже имена себе другие придумывали. Я, например, была Инессой. Представляешь?! Елена казалось буднично и никак. Потом с возрастом это проходит. Но не у всех. Некоторые так и застревают в детстве, гоняясь за принцем и замазывая морщины тоником. 
   А ты тогда был маленьким мальчиком, но и тебе было не чуждо исполнительское мастерство ( шучу ). Ты выступал со своей «коронкой» - пел песню «…Я встретил девушку полумесяцем бровь./ На щечке родинка, в глазах любовь…». Всем нравилось. А еще, не знаю, почему, тебе прочили быть большим начальником. Ты соглашался и обещал, когда вырастешь и станешь этим самым начальником, подарить маме шубу. Начальником ты, дорогой брат, стал, но шубы мама так и не дождалась. Впрочем, она не была в обиде: вектор отношений обычно направлен от родителей к детям, а не наоборот, а у тебя большая семья… Все мы чего-то не додали родителям: любви, заботы, внимания. А больше им ничего и не нужно было.
   Приезжали в Кролевец и гости из Конотопа. Помнишь, в старом красном бархатном альбоме хранилась фотография: дедушка Саша и бабушка Сана. Бойки. Мамин дядя по отцу с женой своей. От него впервые я услыхала слово «оригинально». Отчего-то запомнилось. Как-то гуляли с ним по городу и новые домики, которые были выстроены на одной из городских улиц, он назвал оригинальными. Я попросила объяснить значение слова, что он и сделал.
   Дедушка Саша преподавал математику в Конотопском железнодорожном училище, в котором, кстати, папа наш учился. С ним связано еще одно воспоминание. Когда-то он проделал большую работу по составлению нашего семейного генеалогического древа, что особо почему-то стало модным в наши дни. ( Сегодня многие бросились искать корни в надежде представить миру свое благородное происхождение. Графья, князья… Самое смешное, что их-то в новоиспеченных составителях родословных и близко нет. Всех давно революция истребила. ). Так вот о дедушке нашем. Никакого дворянства он за уши к себе не притягивал, а честно отобразил мещанское происхождение рода Боек ( кстати, потомственных педагогов ). Свои исследования он поместил в толстую тетрадь в темно-зеленой коленкоровой обложке. На одной из веточек древа была и такая строчка: «…у Валентины родилось трое детей: дочь Елена, сыновья Анатолий и Виктор». Это про нас. Все бы ничего. И дедушка Саша, конечно, молодец, но если бы ты знал, Толик, как я эту тетрадь ненавидела! Как мне хотелось, чтобы она куда-нибудь подевалась! Самой на нее поднять руку я, конечно же, не смела. А не любила ее знаешь за что? Дедушка наш,  обладая незаурядным литературным даром, так живописно отобразил былую действительность, что мама, бывало, брала эту тетрадь на свои уроки истории и в ходе их зачитывала отдельные выдержки его повествования, иллюстрируя тем самым преподаваемый материал. Мне же при этом становилось невыносимо стыдно, будто всеобщей огласке преданы были семейные тайны. Не знаешь, где эта тетрадь теперь? Куда она наконец делась?
А.П.
   Никуда не делась та тетрадь…Лежит в моей тумбочке преспокойненько… И даже не очень-то «скучает», представь!  Дело в том , что родичи  д.Саши - Валентин Бойко, Константин Васильевич  Бойко, Галя Кругликова также написали свои воспоминания  в подобных тетрадках.  Я их храню… Как знать, может быть для чего-нибудь и кому-нибудь пригодятся. Род  Боек - потомственных педагогов -  род достаточно талантливых и образованных людей. « Все они красавцы, все они таланты, все они поэты» - кажется, так у Булата Окуджавы? Последнее пополнение в моём архиве появилось в августе текущего года. Это роман            ( более, чем на 100  школьных тетрадях  печатного текста! ) «Кронос» Валентина Бойко,  в подзаголовке: «Полемический роман». Тема -  неправильное воспитание детей в советских школах. А ты думала о чём, если все они педагоги? Можно сказать, мой  последний визит в Украину, в том  числе в Конотоп  преследовал цель  - забрать с собой  эту  «рукопись». Дотащил… Около 10 кг, однако!  Да, я такой!
   Часто задают вопрос : «В чём смысл жизни ?».  Я бы сказал, пожалуй, следующее: « Смысл -  в детях, в продолжении САМОЙ  ЖИЗНИ… Только так мы не закончимся. И кто знает, на каком этапе наше продолжение будет самым значительным.  Может быть,  не только для нашего рода. Наша племянница Ольга, кстати, проявляет  интерес к истории нашего рода, к  письмам с фронта к маме от Виктора… Но это  отдельная тема.
 Е.Г.    
   О смысле жизни… В детях, ты пишешь, в продолжении рода. Да,  и в этом тоже. Не буду спорить. Вот только очень осторожно попытаюсь поправить тебя, не обижайся!  Все-таки не даром, наверно, Господь дал в мужья мне священника.  О многом мы переговорили с Владимиром за эти десять лет и о смысле жизни тоже. Ничего не имеет никакого смысла без ЛЮБВИ. Научиться любить - вот смысл нашего бытия здесь. Только это мы возьмем с собой туда. И только. Дети… Они часть проявленной любви. А как же! Любое созидание - в любви. Творчество - в любви. Это все Божье. Не буду многословной. Но вот что: пожалуйста, открой Евангелие и прочитай ПЕРВОЕ ПОСЛАНИЕ К КОРИНФЯНАМ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА 13 ГЛАВУ.  Только ее одну и прочти. Не поленись! Она маленькая, но она - всё!
   И еще. Вспомни нашу незабвенную маму. Ей и учиться  не нужно было. Вся ее жизнь - это признание в любви:  детям, ученикам своим, растениям, - всему миру! Для меня это образец.
   Жизнь так быстро проходит…Многое мы не успеваем понять, оценить, принять. Многое уже не вернуть. Я, например, чувствую, что маме не додала тепла, внимания, заботы. Что чужим посторонним людям  посвятила намного больше времени и сил, чем тем, кому это же должно было предназначаться. Рисунок наших судеб, как картина-пазл, которую мы сами же и выкладываем, а недостающих фрагментов  целого остается с каждым годом все меньше и меньше…
    А еще я заметила, что иногда события одного ряда вдруг сходятся в одной точке, как в фокусе фотообъектива. Вот, в то время, как писала я о Кролевце, ты побывал там и прислал мне по электронке фотографии и бабушкиного дома, и парка, и школы маминой… Повстречался там с Ирой Булдовской. Теперь это дама в годах, в облике которой проглядывают черты прежней девочки. А я помню, как она родилась. «Моя ласточка» называла ее мама Леся. Целовала ее, пеленала, наряжала… Теперь, ты рассказал, Ира с братом выгнали больную старую мать из дома. Свезли на  дачу. Отправили умирать. Как такое могло случиться!?. Знаешь, когда я читаю о чьей-нибудь судьбе, больше всего меня интересует, как закончилась она. Бывает, еще вначале заглядываю в последние страницы книги. Почему-то, кажется мне, тот или иной конец имеет особое значение. Это как кода всей жизни. Как ключ к сюжету, который ты всю свою жизнь вёл-вёл и привёл. К чему привёл? А вот к чему! Ошибся, бедолага, или наоборот, сумел, справился, молодец. Вспомни, Толик, наших родителей. Как милостив был к ним Бог, как выверенно исполнили они партии своего «дуэта», каждый по-своему, и как нелегко им было это сделать, но аккуратно, красиво и очень достойно завершили они свой путь на Земле. Слава Богу!

…Среди снимков, которые ты мне прислал недавно, есть фото с изображением входных ворот в кролевецкий парк отдыха. Как хорошо я его помню! Вернее, ощущение от летних вечеров, когда ходили мы с мамой и Лесей гулять по городу, заходили и в парк. Ранние южные сумерки, почти уже ночь, но еще не поздно, тепло. Все гуляют. Пахнет душистый табачок и маттиола. Откуда-то доносится музыка… Ночные бабочки у фонарей клубятся. Я не знаю, может быть, взрослые и были тогда озабочены какими-нибудь проблемами, не ведомо мне, о чем беседовали они во время этих вечерних прогулок, я же, ребенок, была абсолютно счастлива. Теплая ночь, и запах цветов, и музыка, и мама рядом - такая радость!
   С парком, вернее, с аттракционами в нем, связано еще одно детское воспоминание. Ты тоже должен его помнить. Мы с тобой решили покататься на дощечке: вверх-вниз. И вот, когда  был внизу, ты  вздумал похулиганить: соскочил со своего места, я же при этом со своей верхотуры сверзнулась, ударившись о землю. Тебя, конечно же, ругали. А вечером, когда все легли спать, ты, бедолага, не мог уснуть. На мамин вопрос почему, ответил: «Совесть мучает…». Не растерял ты ее и теперь. Не у многих она является действующим по жизни камертоном. У тебя  же - да. И поэтому я за тебя волнуюсь.

… Так уж получилось, что вместе с тобой мы открывали мир. Ты - мой бывший партнер по детству! Смешно звучит, но это так. Вроде мирно мы с тобой жили, но иногда спорили. Например, как пишется слово «ш…колад. Я говорила, надо писать «шЕколад», а ты настаивал на «шИколаде». Побежали спрашивать у мамы. Каково же было наше удивление, когда она сказала, что правильно писать «шОколад». И еще одно открытие того времени. Знаешь, что самое сладкое на свете? Да-да, совсем не то, что мы с тобой предполагали. Оказывается СОН! Таков был ответ на  детскую загадку. Днем нас укладывали спать. А как не хотелось! В детский сад мы не ходили, поэтому ранними вставаниями нас не мучили. Сладость сна нам тогда была не ведома. Зато как теперь я понимаю справедливость  этой истины!

…  Знания и опыт приходили по крупицам, разрозненно и бессистемно. Как-то нашла на шкафу подборку иллюстраций красивых дворцовых апартаментов. «Мама, что это?». «Это Эрмитаж». «?». «Музей такой в Ленинграде. Мы с папой один раз там были. В Ленинграде всегда дождь..». Вот и вся информация. И видился мне призрачный город весь в дожде. И больше ничего. Уже много позже я открыла для себя и Ленинград, и Эрмитаж… В Кролевце на этажерке нашла сборничек нот: «Неаполитанские песни». «Мама, что это?». Город такой в Италии есть , Неаполь. Песни оттуда». Листаю: «Санта Лючия», «Скажите, девушки…», «Солнышко моё». Как хотелось все это послушать! Или, может быть, сыграть. Пыталась разобрать ноты на аккордеоне. Распознать музыку из далекого города Неаполя. Большой мир манил, как некая тайна. Хотелось туда!
   А еще мир приходил в нашу маленькую провинциальную жизнь через кино. Мы с мамой, помнишь? - каждые выходные ходили в кинотеатр «Луч» и смотрели разные фильмы. «Это наши или немцы?» - спрашивали мы у мамы, если не умели разобраться в сюжете. Все отрицательные герои были у нас немцы… Билетов было не достать! Шли в кинотеатр заранее. Встречали там знакомых, раскланивались. Такая важная светская жизнь шла - куда там твоё дело! А если вдруг здесь же встречали кого-то из учителей – о-о!  Теперь кинотеатр наш стоит пустой, непригожий, никому не нужный. Мертвец.
   Детство, проходящее в провинции, существенно отличается от городского. Какие, кроме кино по выходным, были у нас развлечения? Да никаких! Отголоски большой жизни приходили к нам через радио. В каждом доме на стене висел маленький волшебный ящичек - приемник. Утром он бодро играл позывные «Пионерской зорьки», днем не менее задорно транслировал производственную гимнастику, а вечером… А по вечерам открывался виртуальный занавес «Театра у микрофона». Долгие часы проводили мы рядом с радиоприемником, заворожено внимая транслируемому действу. Вот только не всегда все понимали. Почему, например, думала я, положительный вроде герой по сюжету вдруг кричит: «Да здравствует революция!»?.. Ведь революция  - это же война! Это когда убивают, разрушают…
   Свой театр устраивали вы с Витей и дома с помощью бумажных солдатиков, которых сами рисовали, вырезали, тех самых, что я потом сожгла в печке.   Но и вы, братцы мои, тоже были не промах. Помнишь ли ты, как вы пытались найти мой дневник, который я начала вести? Я всячески его оберегала, перепрятывала, заворачивала в разную бумагу. Вы смеялись надо мной и хотели посмеяться еще больше с помощью несчастной находки. Дневник - это была моя тайна. Вообще тайна в детстве - это особая форма существования. Девочки ( да и некоторые мальчишки тоже ) делали особые маленькие тайнички, которые так и назывались - «секретики». В земле выкапывалась ямка, в которую складывали всякую мелочь: фантики, пуговички, бусинки - что у кого было, потом этот маленький схрончик сверху накрывался кусочком стекла и присыпался землей. И только хозяин секретика знал его местонахождение. Показать свой секретик товарищу или подружке считалось признаком особого доверия. Случалось, тайничок обнаруживался кем-то чужим и даже разрушался!
   Не знаю, для кого как, но для меня самым главным таинством была и до сих пор остается смерть, этот переход от бытия земного - куда?.. С содроганием восприняла я гибель воробышка, которого принес папа, а мы пытались его выходить. Мертвого воробья похоронили за беседкой в зарослях сирени, и я туда никогда больше не ходила. Позже по дороге в школу я наткнулась на мертвого котенка. До сих пор в подробности помню, где он лежал и как выглядел… Тогда же я поняла, что таинственное может быть и отвратительным, ужасным и тем еще более притягательным.
   А помнишь, как мечтали мы с тобой оживить мою куклу, что уж совсем из области фантастики. О Боге никто нам не рассказывал, но откуда-то мы знали таинственное заклинание, которое звучало так: «Небесные силы нам невидимо служат». Господи! Откуда оно взялось? Кто нам его преподнес и зачем? И как вывороченно и бестолково мы использовали его. Считали, что если вслед какому-то человеку произнести магические эти слова и он обернется, то он ведьма! А опробовать решили в магазине, куда пришли с мамой за хлебом. Естественно, люди платили, отходили, укладывали покупки, кто-то возвращался за сдачей…
   Кстати, о магазинах. Запомнился ли тебе хоть один? Неужели не помнишь прекрасного запаха бумаги и красок в канцелярском кролевецком раю? У меня в памяти осталась даже продавец: милая женщина средних лет в атласном коричневом халате и прямым пробором в волосах. Сколько там было всего интересного и как хотелось хоть что-нибудь приобрести! Обычно в конце лета мама покупала для нас школьные тетради. На обложке красовалась какая-нибудь картинка. Портрет Шевченко, например. Ничего особенного, но у других наших одноклассников таких тетрадок не было, в том и разница. Еще дома, в Навле, перед отъездом в Кролевец тетрадки такие я обещала привезти и Маше Машиной. Обещать-то обещала, но как маму просить об этом? И перед Машей будет совестно, если просьбу ее не исполню, и просить не привыкли мы. Это Витя, младшенький, помню, как-то закатил истерику в магазине игрушек из-за того, что не купили ему самолетик, который он хотел. Я же тихо мечтала о деревянной коробке акварельных красок с выдвигающейся крышкой. Стоило это чудо один рубль. Обычно нам покупали краски, наклеенные на картонке. Так вот. Бог, видимо, услышал мои мечтания, и коробку эту подарили мне на день рождения мамины ученицы.
   А еще я мечтала о кукле. Красивой, с настоящими мягкими волосами, а не о пластмассовых голышах, которыми были наводнены детские магазины. Есть фото: мы стоим с тобой перед елкой, я держу в руках пластмассовую белку, а ты кота в сапогах. Их в тот год принес нам «Дед Мороз». И этим подаркам мы были рады, но кукла по-прежнему оставалась несбыточной мечтой. И опять, наверно, вмешался Бог. «Что бы ты хотела к Новому году?», - однажды спросила меня тетя Оля. «Куклу»… И о, чудо! Тетя Оля подарила мне Красную Шапочку. Она была настоящей! В черной жилеточке со шнуровкой, белой кофточке и красной шапочке с отворотами на златоволосой головке.
А.П.
   … Да, наша тетя Оля…И сразу - мысль: а не сегодня ли день рождения её ( ей-Богу, где-то рядом !..). Кто сегодня мне напомнит  об этой дате или уточнит ее, развеяв мои сомнения? Теперь уже и не припомню точно, где и кем она работала… В каком-то детском санатории или интернате учительницей или воспитательницей, по-моему. Не задавался целью знать и запоминать. Помню только, что как-то переживала она за какого-то хорошего то ли директора, то ли главврача этого детского учреждения, которого в конце концов «сняли»- таки! А я тогда подумал, как хорошо, что сняли, а то ведь плохо, наверно, где-то как-то висеть. И представлял полуживого дядьку в полосатых  почему-то ( !? ) штанах, который чудом избежал смерти… Даже фамилию его помню - Шевчик . ( Мир праху его! )
    Тётя Оля была вдова, погибшего на фронтах Великой Отечественной войны офицера - Григория Резниченко. Он, кажется, подорвался на мине.  Как бы даже не в ноябре 1944 года. Оставшись верной  своему мужу, т.Оля так и не вышла замуж вторично. Сколько же ей довелось хлебнуть одной, без мужчины в доме! Помнишь  ли какие-то нелепые достройки- пристройки-перепланировки, так и не наладившие быт? Вода во дворе, покосившийся полусгнивший туалет в огороде, необъятный, требующий непрестанного ухода сад-огород… Бабушка Ксения уже пожилого возраста  не помощница, да  я  подозреваю, что не только в силу своего возраста… Всё хозяйство было на т.Оле…А она, великий оптимист и труженик. Не припомню что-то, чтобы она унывала или бездельничала: вся была куда-то устремлена, в постоянных хлопотах. Утром бывало, выйду в сад, едва проснувшись ( а спал я, как правило, не слишком долго ), а т. Оля уже все помидоры подвязала, яблоки собрала, варенье варит и  т.д  и  т.п. Варенье, кстати, варилось прямо во дворе на печке под навесом, вокруг которой всегда роились осы.
   Спустя много лет, работая на Трипольской ГРЭС под Киевом, мне довелось пообщаться с т.Олей более осознано. Она, оставшись в конце жизни в одиночестве в Кролевецком доме, едва оправившись от тяжёлой травмы:  перелом шейки бедра,  с трудом справлялась с уже никому не нужным и запущенным хозяйством. Всё это и вынудило дочь ее Лесю забрать мать к себе  Киев. В свободное время я  общался с уже постаревшей т.Олей. Любил с ней беседовать, -  либо наедине, когда никого из хозяев не было дома, либо во время прогулок в окрестностях. Особенно почему-то запомнились осенние по жёлтым склонам сырцовских холмов…Вся жизнь т.Оли была омрачена неудачным, по её мнению, замужеством дочери.  Да я с ней в общем-то согласен.
   Хоронили т.Олю тоже осенью, спустя почти 15 лет в тёплый тишайший сентябрьский день. Организовали похороны и поминки так ненавистные ею «баптисты», членом общества которых был её не менее ненавистный зять Эдуард Орестович Булдовский. Не знаю, что ощущала в эти часы её душа - нам этого не дано знать... Наверно, к лучшему… Вечная ей память !

Е.Г.
    … Тетя Оля работала в детском интернате. Кажется, каком-то оздоровительном. Мы с мамой иногда зачем-то к ней ездили. Она преподавала русский и литературу. О чем говорили взрослые тогда, в отличие от тебя, я не помню. Однако в памяти осталась ее сумка. Черная без ручки. Клатч, как теперь называют подобный аксессуар. Только размеров она была немаленьких, а носила ее тетя Оля подмышкой. Нас, своих племянников, она искренне любила и выражала живой интерес к любым нашим проявлениям. Помню, она отмечала как-то мои удачные замечания уж по какому поводу - не помню. Мне это льстило. И я старалась при случае еще «блеснуть». А уж подарки - это да! Она всегда стремилась порадовать нас. Не просто откупиться каким-либо случайным сувениром, а именно порадовать, подарить желаемое. Еще помнится, как-то она же подарила нам детскую игру, где на карточках были изображены музыкальные инструменты. И тогда впервые мы узнали о литаврах, волынке, тромбоне. А кукла, о которой я вспоминала выше… До сих пор в подробностях вижу ту далекую свою Красную Шапочку.
   Те же женщины, которые, потеряв на войне мужей, больше не выходили замуж, вызывают во мне особое чувство. Видимо, была им присуща та высокая нравственность, о которой говорится в Писании. Дай им Бог хоть на Небесах!
     Судьба же дочери, действительно, омрачала тети Олину и без того нелегкую жизнь. Притом осознание ее несчастного замужества стало для тети Оли пунктиком, наваждением. Она каждый божий день сетовала на Лесину ситуацию, словно не помня, что сама же и была автором ее. Насколько помню, дочь любила какого-то Васю, славного, простого парня, а мать настояла на Эдуарде, который в то время жил у них на квартире. Он говорил с улыбкой: «Когда нужно, я хохол, когда нужно - еврей или поляк…». Рыжеватый блондин, инженер с Киевского завода «Октава». Он был «легким, веселым» парнем, этот Эдик. День рождения ездил отмечать в Карпаты в компании нескольких Снегурочек. Говаривал: « Я и Лесеньку люблю, и других девушек…». Лесенька же, домашняя наседочка, страдала, устраивала скандалы, била тарелки, чуть не выбросилась с балкона, естественно, страдала и тетя Оля. А кто из родителей не переживал о неудачных, на их взгляд, наших браках? Твоем, дорогой брат, моем… И знаешь, они были правы. Только их уже нет с нами, и кашу, которую мы сами же и заварили, теперь хлебаем в одиночеству и по полной. Я часто оглядываюсь назад и вижу, что права была мама, что слушаться родителей надо было… Теперь уже что говорить…
   И еще. У меня от мамы осталась ее маленькая записная книжица, типа дневничка. И вот недавно я наугад открыла ее и прочитала как раз о тете Оле. Мама писала, что Оля Гришину пенсию каждый месяц посылала ей, сестре-студентке в Киев, помогала выжить и выучиться. Вот такая наша тетя Оля, Ольга Федоровна.

   Оглядываясь назад, замечаешь, как существенно изменилась жизнь за в общем-то недолгий период времени. Сегодня, к примеру, только вполне состоятельные люди могут позволить нанять для своих детей няню. С нами же, сколько себя помню, всегда сидели няни. Обычное дело. Помнишь ли ты их? Честно признаться - я смутно.

А.П.
   …Их в нашем детстве было, по-моему, четыре. Во всяком случае, больше имён наших нянь не припомню… Бабушка Ульяна, Таня, Галя, Надя - так ? Бабушка Ульяна была какой-то дальней  папиной  родственницей - из его же родного села ( совершенно не помню её лица, мне было тогда, наверно, не более 3-4 лет ). Помню её добрую, как сейчас говорится, ауру. Отсидев за «кражу» мешка колхозной картошки ( «сталинские времена», однако! ), Ульяна  какое-то время жила у нас. Видимо, время, проведённое в  тюрьме, оставило неизгладимое впечатление у скромной жительницы села - из всех занятий с ней мне запомнилась  только игра «в  тюрьму». Игра заключалась в следующем: вырезанные из бумаги фигурки зверушек ( кто старался - не знаю ) мы с Ульяной просовывали в щель между неплотно сколоченными досками сидения небольшого стульчика и наблюдали, как они падают вниз. Это и символизировало тюремное заключение. Для меня это отдавало какой-то не понятной  романтикой, что такое настоящая тюрьма  еще, конечно, не было доступно моему рассудку…
   Таня…Ничего не помню о ней совершенно. На  старой  пожелтевшей фотографии - красивая девушка. .Знаю по маминым рассказам, что она была из какой-то малообеспеченной или многодетной семьи  и жила временно у нас не столько зарабатывая средства, сколько просто ради «куска хлеба»! Образно, конечно, говоря. Все няни всегда питались с нами за одним столом. Были, можно сказать, членами нашей семьи. Как-то  мама рассказывала, смеясь, что эта самая Таня, не зная, что такое горчица, намазала на хлеб её словно масло, а потом с криком выбежала из-за стола с  «пожаром» во рту…Помнишь, может быть,  ты ее,  всё же постарше меня была…
   Галя Гетманенко. Из сельской девчонки ( тоже папиной родственницы )  она превратилась со временем в достойную  мать семейства,  жительницу Ленинграда.  С ее  семьёй ( мужем Павлом Васильевичем, детьми -  Андреем и Таней ) у нас давние теплые отношения. Вполне родственные… О ней, нашей няне-Гале ( кстати, настоящее ее имя по-украински «Ганна»),  можно много хорошего рассказать…Да и тебе, сестрица, наверное есть, что вспомнить! Собственно говоря, видимо, Галя- то и привила всем нам любовь к рисованию. С  ней мы рисовали какие-то  фигурки, которые тоже  потом вырезались ножницами… Однако, времена поменялись -  у этих  была «счастливая» судьба – никто в тюрьму уже не определялся!
    Надя…Она была у нас недолго, поэтому, несмотря на мой уже довольно «взрослый» детский возраст, я её тоже совсем не помню.  Смутно припоминаю лишь  уходящую через задний  двор с внушительным узлом фигуру ее, за которой плелась детская фигурка - это наш дорогой братец Витя увязался за скрывающейся воровкой, обчистившей нашу квартиру. Кто знает, куда бы завела она  и где бы оставила ребёнка, не прими ты, старшенькая,  срочных мер.  Брату в то время не больше трёх лет было …Вот и всё. Время нянь закончилось.  Кажется,  больше никого  не было. Но вот помнишь ли ты , что мы чуть не лишили нашего годовалого братца зрения, пытаясь проверить на нём остроту заточенных карандашей - видимо, это где-то между нянями происходило… Потому-то и приходилось нашим родителям прибегать к их помощи…

   Мы не остроту карандашей проверяли тогда, а свою детскую ненависть к младшему так выражали. Когда он родился ( в Кролевце это было ) и все родичи умилялись над малышом, мы с тобой, «отринутые и позабытые» ( это обычная реакция старших детей на рождение маленького ), просто возненавидели его. А чем он, такой беззащитный, стоящий в тряпках-пеленках в кроватке своей плетеной и глазеющий на нас, мог нам помешать - одному Богу известно. Кололи острием карандаша в глаза. Чтобы не смотрел на нас. Вот ужас-то! Спасла ребенка соседка, как раз в этот момент постучавшая в окно ( пришла зачем-то ). Начала нас стыдить. Тыкала острым карандашом нам в руки, чтобы поняли, как это больно.
   А бабушка Ульяна была маленькая-маленькая! В тюрьму мы играли еще и по-другому: залезали под стол и сидели там подолгу, прячась за свисающие края скатерти.
   Не знаю, согласишься ли ты со мной, но, как мне кажется, наиболее ярко воскрешают в памяти те или иные воспоминания запахи. Мы уже вспомнили с тобой неповторимый аромат разогретых на солнце шпал железнодорожного полотна, маминых солений.  А еще? Помнишь ли ты, дорогой брат, наш маленький под незатейливым деревянным навесом Навлинский базарчик, кстати, тут же у станции? Ничего там не продавали местные тетушки, кроме лесной земляники, собранной с утра пораньше в соседней Калигаевке. Картинка: белые эмалированные ведра, а за ними – по-деревенски повязанные платочками головы их хозяек. Ты представляешь, как это - собрать ведро земляники? Я однажды собирала - еле бидончик наскребла. И покупатели находились! За местной земляникой из Москвы даже приезжали. Никакого Чернобыля тогда еще не было, конечно…
   Запах земляники с молоком  - незабываемое детское воспоминание. А вот еще одно - смешное. Когда на лето мы с мамой уезжали в Кролевец к бабушке, папа оставался дома и сам хозяйничал. И вот однажды похвастался, что сварил земляничное варенье. Когда же мы вернулись домой и открыли баночку, то оказалось, что папино варенье не взять ни ложкой, ни ножом, и вообще оно напоминало земляничный лед: так, если, например, стучать по нему ножом, - искры вылетали, как из-под металлических коньков, а нож скользил по поверхности - и только. Папа его просто переварил. Куда оно потом делось - не знаю, но кушать его было невозможно.
   Если же вспомнить наш стол… Что ели-пили? Тогда же, в далеком детстве, мне очень нравились длинные макароны с дыркой внутри и с жареной котлетой. По одной каждому! Мяса в изобилии не было. Хотелось еще, но просить мы не смели. Помню, папа из Москвы как-то привез шоколадное масло. Оно было в диковинку. Но я его как тогда не полюбила, так и теперь совсем к нему равнодушна.  По вечерам мама обычно спрашивала: « Что завтра приготовить?». И папа однозначно отвечал: «Борщ». А мы хором кричали: «Нет!». С борщом связано еще одно мое воспоминание. Став женой, я, конечно же, должна была готовить обеды, как и полагается. Котлеты меня научила жарить Галя Гетманенко. Они у меня всегда хорошие. А папа, приехав как-то к нам в Выборг, руководил варкой борща, который с тех пор прочно занял свое место в реестре семейных блюд.
    Что же касается напитков… Нынче молодежь все на колу или лимонад налегает. А вот мама пичкала нас полезным продуктом - какао. Помнишь?  - у нас, детей, был свой маленький столик, за которым мы обедали. И вот сидим мы со своими чашками с какао, а мама размеренным таким голосом  говорит: «А вот дедушка Ленин пил черный кофе без сахара». Мы сочувствовали бедному дедушке Ленину. Как плохо он, оказывается, жил! Но вот ирония судьбы: придя на работу в музей, среди подлинных предметов быта семьи Латукков, которые в 1917 году укрывали в своем доме Ленина, я увидела кофейник, из которого пил ТОТ НЕЗАБЫВАЕМЫЙ ЧЕРНЫЙ КОФЕ бедный дедушка Ленин!  Да-да! Он просил оставлять  кофейник с кофе на плите на ночь, и, как свидетельствуют Латукки, к утру кофейник обычно был пуст, так как дедушка был графоман-революционер, - строчил по ночам свои статейки премерзкие. А уж как - с сахаром или без - пил его дедушка Ленин, не суть важно!

… Несмотря на то, что мы с тобой были погодки и росли в одинаковых условиях, вкусы и пристрастия наши нередко не совпадали. Ты всегда выкладывал из своей тарелки в мою вареную свеклу из винегрета во время обеда ложку рыбьего жира. Представь: он мне даже нравился! Не только разными были наши вкусовые пристрастия. По-разному относились мы и к другим вещам. Например, к стрижке волос. Приступая к этой процедуре, папа обычно усаживал нас рядом, доставал ножницы, машинку ( которая, кстати, изрядно «кусалась» за волосы ), и начиналось действо. Я при этом просто балдела от наслаждения: обожаю, когда возятся с моими волосами! Когда же доходила очередь до тебя, ты возмущался, плакал, кричал. А я думала: с удовольствием постриглась бы и за тебя, если бы это было возможно.