Люди на бетонке. Про Карибский кризис и Кудлова

   Глобальные военные кризисы умами политиков и глазами непосредственных участников воспринимаются по разному. Кто-то из мировых знаменитостей сказал, что после отдания приказа на всеобщую мобилизацию военноначальники и генеральный штаб на три дня могут уходить и спокойно спать. Это значит, что государственный механизм запущен и его не остановить, пока он не придёт в следующее промежуточное уравновешенное состояние. Рассказывают байку, что один из мобилизационных полков пришёл на русско-японскую войну, через несколько месяцев после того, как она закончилась. Возможно это народные слухи, но они имеют почву под собой. 

   Вот сейчас назрел «Ближневосточный (или Сирийский) кризис». В первом приближении, это кризис между США и Россией. В более широком смысле —  это кризис между сторонниками США и сторонниками России. Кто сторонник, кто нейтральный, а кто чей противник, одному Богу известно: каждый говорит — одно, думает — другое, а делает — третье. И доподлинно будет всё (а может — не всё) известно через несколько десятков, а то и через сотен лет.

   И отношение ко всем этим событиям у разных слоёв населения любого государства совершенно разные. Приведу пример уже далёкого и всеми забытого (а напрасно) Карибского кризиса (1962 года), который развивался из глубин Берлинского кризиса (1961 года). Пример того, как вели себя руководители государств и те, кто расхлёбывал бы этот кризис, если бы он «сдетонировал».
 
   Это один эпизод из жизни авиационного гарнизона Шперенберг, который находился на территории бывшей ГДР, в 40 км от Берлина. Предыстория этого гарнизона такова. Полк с обеспечивающими частями и подразделениями размещался на территории аэропорта Шёнефельд в городской черте Берлина. При строительстве стены вокруг Западного Берлина в 1960-61 гг, полк перебазировался в Шперенберг.

   В 1962 году я, молодой лейтенант после окончания училища прибыл в полк на должность старшего техника группы обслуживания в вертолётную эскадрилью. Уже во время ввода в строй я почувствовал, что какое-то напряжение вокруг возрастает, а со временем обстановка в связи с Карибским кризисом (его ещё называли — Кубинским) настолько обострилась, что мы перешли на казарменное положение и начали потихоньку окапываться.

   С другой стороны, и офицеры, и солдаты вели себя настолько естественно, что иногда приходилось удивляться, неужели их совершенно не касается то, о чём так много пишут в газетах и так много говорят по радио.    

   Расскажу только об одном случае, а таких было очень много и повторялись они довольно часто. Этот случай у нас в части называли «Про Кудлова». Откуда появилась такая фамилия — никто не мог вспомнить.

   Как-то выходим из столовой и у двери встречаем Кешу Корзинкина и Витю Горбунова, наших бортовых техников. Первый стоит с раскрытым портмоне, а второй - с блокнотом и ручкой. Кеша спрашивает: - Вы сдаете на Кудлова? Кто-то в ответ: - А по сколько? Кеша с невозмутимым видом: - Да кто сколько, марку, две марки, а командир - так целых пять марок, вот. И демонстрирует эти пять марок.
Ну, все сразу начали искать по карманам деньги и вручать Кеше, а тот диктует: Завьялов, Зинченко, Вилков и т.д. Витя Горбунов добросовестно записывает, кто сколько сдал. Мы сдали деньги и сразу пошли к штабу, сели в дежурную машину и поехали на аэродром. Это потом уже стали отъезжать от "Электрона", а раньше все машины отъезжали от штаба полка, как и дежурная, или от столовой.

   На ужине в столовой Кеша с Витей тоже стали собирать «на Кудлова», но уже около лётного зала. И так у них шло споро дело, что портмоне наполнялся прямо на виду.

Дня через два, после обеда захожу в штаб АЭ и слышу наш "Чапай" (комэск) "разоряется": - Это же надо было до такого додуматься? Юмористы, хреновы! И т.д. Все, вновь приходящие, переглядываются, но ничего не понимают, а Кеша с Витей стоят потупив головы и так переминаются с ноги на ногу, что кажется им хочется бежать «по маленькому». А комэск их распекает настолько серьёзно, что даже не верится в благополучный исход этой воспитательной работы, наш «Чапай» был очень крут на разборки, хотя и отходчив.

   Оказывается, Кеша с Витей, увидев, как разные общественники, секретари (партийные и комсомольские) собирают деньги на различные мероприятия  (радостные и скорбные), а никто не спрашивает, на что собирают деньги, решили пошутить и собрать деньги "под Кудлова" (такой фамилии даже в гарнизоне не нашлось, как потом выяснилось). Деньги-то они собрали, а что с ними делать не продумали, как и выходить "из этого положения". Пришлось все рассказывать секретарю парторганизации, только он мог посочувствовать. Тот доложил комэске, а комэск сначала устроил "разгон", а затем, конечно, мягко уже "доложил по команде". Шум общеполковой был, конечно, но для Кеши и Вити все закончилось благополучно, деньги сдали (раз уже собрали) "комсомольцу", на какое-то мероприятие.

А в полку долго бытовало выражение "на Кудлова?", при каждом очередном сборе денег.

   Мораль сего рассказа такова, что у каждого звена свой предел прочности и каждое звено этот предел поддерживает своим способом: начальники — своей напускной требовательностью, а подчинённые — шутками и байками, которые у низовых звеньев никогда не иссякают. Сегодня ситуация, подобная 1961-62 гг повторяется в Сирии и там, я уверен, есть свои Васи, Кеши, Вити, которые обязательно что-то придумают, чтобы разрядить обстановку в трудное время и их надо понимать.


    Следующий рассказ читать здесь: http://proza.ru/2018/02/15/2340

                На фото: "кормилец" Шперенбергского полка самолёт Ли-2