Мать

Я иду. Под ногами - пыль, смешанная с окурками и пивными крышками. Люблю воскресенье!
Ещё утро, а мне уже надо идти. Забавно? Нет! Мне нужно брать интервью. Утром. В воскресенье. Кому вообще взбрело это в голову?! В свой законный выходной я должен тащиться за тридевять земель, куда не то, что метро, - автобусы не ходят. Ещё ограбят здесь. Ужас.
Меня окружают полуразбитые двухэтажные дома, обрамлённые полностью разбитыми, словно лагерь альпинистов, дорогами. Штукатурка сыпется, краска с оконных рам слезает, словно четверть автобуса на конечной - активно и непринуждённо. А я всё иду. И почему я не взял такси? Вот дурак. Ладно, остался километр, хоть разомнусь.
Ах да, я забыл сказать: я беру интервью у матери-героини. Не понимаю геройства. Подумаешь, родила семерых. И что? Просто сэкономила на контрацепции, теперь льготы подавай? Давайте я сэкономлю на еде, и мне дадут медаль за хронический гастрит. Зачем плодить нищету? Они ж голодранцы, потенциальные защитники родины, пехотный авангард. Или потенциальные мелкие воришки, рыцари ордена "А.У.Е.", прости-Господи.
Так, вроде пришёл. Улица Баха, дом 8. Вроде, верно.
Поднимаюсь по лестнице. Ступеньки деревянные, под ногами прогибаются, словно блоггеры под политической рекламой. Пахнет кошками. Воняет, вернее.
Захожу на второй этаж. Стучусь, ибо звонок не работает. Ничего удивительного.
Скрип. Мои уши порезаны и на тарелочке спрятаны в холодильник.
- А вам кого? - раздалось изо рта дряхлеющей, но молодящейся жирной бабуси, от которой скорее услышишь: "Наркоман!"
- Здравствуйте! Мне нужна Зоя Иванова, я пришёл брать интервью.
- Ой, проходите, мы вас уже заждались! - сказала мне женщина. - Зойка, журналист пришёл!
Я вошёл. Среди пестреющих на стенах репродукций, где самая заметная - "Боярыня Морозова", среди запылённых ковров, которые когда-то считались большой редкостью, среди полок, забитых советскими книгами, телевизора, заменившего красный угол, да обоев, желтеющих от времени, сидела на диване женщина, сорока лет на вид, с мешками под глазами, с уставшим взглядом, со сложенными в замок руками, лежащими на коленях, с выпрямленной, как будто на вытяжку, спиной. На губах её застыла туповатая улыбка.
- А что, фотографа не будет? - прозвучало сзади.
- Как видите, наша газета не соизволила его прислать. Ну-с, голубушка, - обратился я к сидящей, - ну-с, это Вы - Зоя?
- Да, - робко ответила она.
- Отлично! - бодро продолжил я. - Давайте начинать?
- Д-д-давайте, - ещё более робко, почти полушёпотом сказала она.
- Поехали! - включил я диктофон и продолжил, - первый вопрос: сколько Вам лет, откуда Вы родом и кто Ваши родители?
- Ну, это, - начала Зоя, - родилась я здесь, мне 32, а вот моя мама, - она показала кивком на женщину, открывшую мне дверь, - она учительницей была. А папы у меня, - всхлипнула, - и вовсе... не было.
- Ну что Вы, держите себя в руках, - продолжил я разговор. - У Вас есть муж? Где вы работаете?
- Есть, Пашка мой, он водителем в школе работает, заодно и детишек в школу возит. А я не работаю, я с детками нянчусь. Вот отнянчусь, уедут от меня... И всё...
С её щеки скатилась огромная, как ледник, слеза, оставив блестящий след и разрезав щеку и разговор на "до" и "после". Несмотря на такую короткую беседу, я был уже на пределе. Ненавижу сопли, долой сентиментальность.
- Выпейте воды, Вы сорвёте интервью, - сказал я сухо.
- Но это же не допрос, - ответила Зоя.
Как обухом по затылку. Нервы кипят. А она оживилась, мандраж прошёл. Ну, держись.
- Продолжим. Вы пользовались контрацепцией?
- Чем, простите?
Так и знал.
- Ну, такие штуки резиновые, презервативы называется. Не слышали о таких? Странно, странно.
- А почему вы такой злой? - сказала Зоя. - Слышала, и прекрасно знаю. Но грех это. Убийство это. Не по-христиански.
- Грех? А Вы знали, что и прелюбодеяние - грех?
- Да что вы говорите-то такое. Это же детки наши, - продолжала Зоя, резко поменявшись в лице и перейдя в контратаку, - как это - грех? Это же свет духовный, мы для того и живём, чтоб им жизнь дать, этот свет подарить и к спасению направить.
Я поражён. Свет? Да они же спиногрызы, они же так и ждут, чтоб вырасти и отобрать, что нажито. Мда. Я киплю ещё больше, я не могу проиграть просто так. И солнце бьёт в глаза, как назло, сижу, как будто в фонаре.
- Хорошо.
Я просто потерял дар речи. Я не знаю, как продолжить и что противопоставить. Мы, очевидно, из разных вселенных. Я не нашёл ничего лучше, чем сказать:
- А как Вы будете их содержать, если Вашего мужа уволят? Что Вы будете делать тогда?
Я думал, это самая старшая карта в колоде. Козырной туз. Шах и мат.
- Нам государство помогает. И даже если от нас отвернутся все — я из кожи вон вылезу, а детей накормлю и одену, как следует. Бог поможет? Да! Но если работать будешь и если закон Божий чтишь. Разве это правильно — просить милостыню? Нет! Некоторые же работать могут, а им лень, они заделались попрошайками наглыми и ходят, выпрашивают. Я всегда подаю, но неправильно это. Нечестно.
Я поражён. Шах поставлен мне. Туз бит джокером. Надо заканчивать.
- И самый главный вопрос: как зовут Ваших детей и сколько им лет?
Зоя резко изменилась в лице. Шарнирность ушла совсем, на её место встала материнская теплота, кротость, глаза засветились приятным светом.
- Ой, они у меня все такие хорошие, такие замечательные, послушные: вот старшенькая, Оля, во второй класс пошла, чуть помладше, Дима, в первый ходит, Никитка и Стёпка - близняшки, они в старшей группе в садике, Вика помладше, она в средней, Наташе вот недавно три годика стукнуло, а у младшенького, у Мишутки, зубки режутся. Да что ж я рассказываю - сейчас сами увидите, - сказала она и добавила самым ласковым, каким может говорить только мать, голосом, - детишки! Бегите все сюда, бегите к маме, к нам в гости дядя-журналист пришёл!
В комнате вмиг оказалось шестеро маленьких шустрых комочков, которые бегали и верещали, а мама умилялась. - Дядя! - позвал меня мальчик и не отстал, пока я не обратил на него внимание, - дядь, а кто такой зулналист? Вы сто, в зулнале лаботаите?
- Да, приходится, - ответил я и добавил в адрес Зои, - ну всё, я думаю, интервью вышло успешным, спасибо за тёплые слова, статья выйдет в ближайшем номере.
- Уже всё? - как будто обиженно ответила Зоя. - Очень жаль, - и добавила:
- Стойте!
Я остановился в дверном проёме.
- Стойте! Самое главное забыла: я восьмого жду! Как вас зовут?
- Лев.
- Я назову его в вашу честь, если мальчик будет!
- Спасибо, не стоит. До свидания.
- Счастливо!
Поразительно. Меня унижает её доброта. Я многое наговорил, а в мою честь назовут ребёнка, и с этим именем ему идти по жизни. Это уничижительно. Это возвышает её и принижает меня. Мда.
Я вышел из подъезда. Мои руки дрожат, пересохло в горле. Меня ослепило яркое солнце. Бабье лето.