Прыжок веры

Глава 1
Я - человек. Я не помню своего имени, не помню, откуда родом и кто мои родители. Я остался без родины. Меня окружают четыре стены, окно и жёлтые занавески. Это мой дом, но я не обрёл дома. Я отличаюсь от собаки лишь прямохождением, отсутствием шерсти и умением думать.
В комнате я один. Я должен быть один. Я не смогу общаться. Я вижу человека насквозь, я знаю про него всё. Нет смысла узнавать что-то из разговора, если на его лице написано, кто он и откуда, что думает и что ел на обед. Обсуждать что-то также бессмысленно, их интересы сводятся к питью и совокуплению. Предлагаю сделать контрацепцию более доступной, чтобы истребить Homo Bydlus как биологический вид.
Я не помню, как сюда попал, и я не знаю толком, куда я попал. Голоса за стеной свидетельствуют о том, что в этой псевдовселенной я не один. Или это голоса в голове, не знаю. Но свет, падающий сквозь щель между дверью и косяком и трепещущий время от времени, подтверждает мои догадки.
Итак, я в здании, и я здесь не...
- Ужин! - отворилась внезапно скрипучая как голос дряхлой старушонки дверь, и до моего уха донеслись звуки изо рта упитанной женщины в халате.
- А можно стучаться? - отрезал я. Ненавижу, когда прерывают мои мысли.
- О, Зин, смотри-ка, оклемался наш овощ! - с радостью и неописуемой гордостью заявила женщина.
- Ничего себе! - ответила Зина. - Нормально так ты придумала заходить к этому и кричать: "Ужин!" - по приколу.
И добавила диафрагмой:
- Сработало!
А я действительно проголодался. Солнце садилось, и живот заводил свою арию.
- Любезнейшие дамы, а будет ли ужин на самом деле?
- А мы чего тебе, пансионат, чтоб жратву в любое время подавать? Проспал - твои проблемы, ишь ты! - ответила мне Зина.
- До утра потерпишь, мы за тебя всё съели, - добавила женщина и смачно захлопнула дверь. Скорее всего, она лет 10 назад ушла от своего мужа-алкоголика.
Сохраняем спокойствие, завтра трудный день. Сбили меня.
Подытожим. Я в здании, меня стерегут две особы нелицеприятного воспитания и низкого уровня развития в халатах - это больница. Я что, больной? Спрошу с утра, сейчас - спать, чтобы заглушить голод.
А закаты здесь красивые.


Глава 2
Солнце стучится в закрытые веки - пора вставать. Как же страшно я хочу есть.
Шарю ногами тапки - таковых не найдено. Ужас. Иду босиком до двери. На мне – пижама, и она мне велика. Стучу и кричу:
- Дамы, доброе утро! Хочу любезнейшим образом поинтересоваться, а не проспал ли я завтрак?
- Ишь ты, ерепенится, - донеслось из Задверья. - Уважаемый, до завтрака ещё часа три, и есть ты будешь уже не в нашу смену. Не беси меня, а то скажу кой-кому, и ты точно сегодня голодным останешься.
Ну надо же, а! Немыслимо! В буре негодования я кидаюсь на кровать и пытаюсь не заснуть. Я складываю руки на груди и смотрю в потолок. Известь.
А что, если я и вовсе не больной, а просто они все ненормальные и меня спрятали здесь, чтобы сделать "нормальным", то есть похожим на них? Бред. Я даже имени своего не помню.
Что такое? Известь падает на меня. Сначала крошками, затем и вовсе целыми пластами. А потом и вовсе меня облил дождь - потолок исчез! Я вижу всё поэтапно, но ощущаю одновременно и слышу лишь: "Ой!"
Я проснулся. Тьфу. А вот и медсестра, новая, помоложе предыдущей. Думаю, у неё двое детей, и муж её бьёт.
- Извините меня, пожалуйста, - заискивающе-испуганно пробормотала она. - Тут полы скользкие, и я вместе с подносом... И на Вас... Стыд-то какой; Вам не больно?
Я секунды две и вовсе не понимал происходящего. Я поднял голову - на мне лежали перевёрнутая тарелка манной каши, стакан компота и два куска белого хлеба.
- Ничего, всё в порядке! - бодро сказал я и добавил, - А можно ещё порцию?
- Да-да, конечно, я это… Я пулей, я сейчас, - вновь забормотала она и скрылась за дверью.
Эту даму ещё можно спасти, добрая она душа. Бестолковая, правда, но это издержки профессии.
- Вот, пожалуйста, простите меня ещё раз, - с опущенными в пол глазами сказала она, осторожно ставя поднос на прикроватную тумбочку.
- Дважды извинить за одно и то же невозможно, словно войти в одну и ту же реку; расслабьтесь, все мы люди и все всё понимаем - вы ни в чём не виноваты, - расставив все точки над и сказал я, с жаром хватая ложку и поднося её к иссохшему рту.
- Точно не сердитесь?
- Да нет же, но могу рассердиться, если вы продолжите эту тему.
Она молча собрала всё упавшее, завернув в пододеяльник, и принесла новый по окончании моей трапезы.
- А можно полюбопытствовать, а где я?
- Вы в психбольнице, но не стоит нервничать...
- Как в психбольнице? - взволнованно перебил я. - А как я сюда попал, а кто я вообще?
- Мы и сами не знаем, кто Вы, - растерянно ответила медсестра. - Вас подкинули неделю назад, Вы были без сознания, и при Вас не было документов. Но мы оставили Вас, не выбрасывать же человека. Мы и сами хотели спросить, кто Вы.
Ну и дела. Я в психушке, и никто не знает, кто я. Мне тут надолго.
- Скажите, как Вас зовут?
- Вера, - робко сказала она, краснея.
- Очень приятно, Вера. Если бы я помнил своё имя, мы бы познакомились как надо. Думаю, меня звали Любомир.
- Ой, бросьте меня смешить, отдыхайте! - заливаясь смехом, выбежала она из комнаты.
Мда. Не больница, а одиночная камера. Надо найти тех, кто был на дежурстве в тот вечер, а сейчас спать, клонит в сон после еды. Спокойной ночи-утра мне.

Глава 3
Я бегу по лужайке. Солнце затопило всё вокруг. Я счастлив, я падаю на траву, я смотрю на небо и вижу его!
- Вы обедать будете? - спросил кто-то знакомым голосом.
- О да! Я наголодался вдоволь, я хочу жить!
- Тогда просыпайтесь, иначе я скажу врачу, что Вы разговариваете во сне, и тогда Вас действительно начнут лечить.
Хорошо. Со мной ещё и шутят. Открываю глаза через силу. Вера снова ставит поднос. Хм, Вера. А во что я верил?
- Выспались? - с ухмылкой спросила медсестра.
- Вашими молитвами, - съязвил в ответ я. Она сразу ушла. Видимо, обиделась. На что? Ну да, каламбур, ну и что? Женщины.
Я снова смотрю в окно. Я потерял человека, с которым что-то выстраивалось. Дурак.
- Первый раз в жизни ты прав, - раздалось сбоку.
Я обернулся - никого. Что за шутки?
- Я тебе клоун, чтоб шутить? - снова раздалось оттуда же.
- Кто Вы? Где Вы есть? - перебирая костяшками пальцев полушёпотом сказал я.
- Дед Пихто, - ответили мне. - Я это ты, дурень.
Ну всё, приплыли. И дня не прошло, как очнулся.
- Успокойся, Люся. Не нервничай. Думать надо, как отсюда свалить.
- Да как мы отсюда уйдём, если я не знаю, кто я?
- А придумать себе имя слабо? Или думалка отсохла, пока в отключке был?
- Да что Вы себе позволяете? - возмутился я. - Вы чванливы и грубы, как будто ваша мать из дворянской семьи, а отец - пролетарий.
- Считай, что я купец, мне всё равно. Но валить надо. И точка. Тебе давали таблетки? Нет! Ну и всё, вставай и в окно!
- Знаете, что? Никуда я не пойду. Какое право Вы имеете мне указывать? Я Вам не плод экс...
Меня прервали на полуслове. Распахнулась дверь, словно выстрел. Четверо молодцев, смирительная рубашка, что-то ужалило в боку...


Глава 4
- Иди домой, дура. Ты сегодня в две смены, ещё и в третью пойдёшь?
- Ему надо помочь.
- У нас тут как бы диспансер, тут всем помогают.
- Да знаю я, как вы помогаете: даёте пустышки и пустые тарелки на обед.
- Ой, ну съели один раз, подумаешь...
- Всё, иди, я остаюсь.
- Ну, как знаешь.
Я лежал, изображая сон. Я слышал весь разговор. Я узнал Веру. Она осталась. Я не потерял её! Я просто потерялся, зачем копаться в себе, если уже всё изрыто?
- Ну, всё, открывайте глаза, Вы не спите уже, - с интонацией воспитательницы детского сада сказала Вера. - Вон Зину можете обмануть - она без очков сегодня, но я-то вижу, что Вы моргаете.
- Ну бли-и-ин, ещё чуть-чуть, и я встаю, честно!
- Перестаньте шутить, Вам противопоказано. У Вас раздвоение. По крайней мере, так говорит главврач.
Вот теперь я точно здесь надолго.
- Всё, я проснулся. Как Ваше здоровье? - съязвил я.
- Сарказничаете, да? Вот она, благодарность. А я уйти могла, у меня два брата маленьких и отец пьющий.
- То есть, Вы не замужем?
- Упаси Боже, мне 22. Да у меня и не было никого, в принципе. Школа-дом, работа-дом. Так вот и дожила.
Мои теории рушатся. Я почти был прав! Но от моих догадок формируются лишь установки, но не истина. Всё будет пеплом.
- Вот как Ваше здоровье? - продолжала Вера. - Наши голубчики фиксируют лучше кресла космонавта. Вы не ушиблись?
- Всё нормально, - махнул я рукой. - Я видел маяк, много кораблей, а потом ни одного корабля, а маяк всё стоял. Как столп. Как идол. Как живая неприступность. Как символ веры...
- Так, товарищ мечтатель, отчего Вы не пишете романы? - спросила Вера.
- Я не помню ничего, Вы понимаете? Ничего. Я чистый лист. Потрёпанный чистый лист из завалявшейся на антресолях дефицитной югославской пачки бумаги. Я помню лишь свою палату, которую покинул лишь сегодня. Я тут взаперти, я узник своего беспамятства.
- Так, может, стоит найти человека, который заново впишет новые слова?
- Где б его ещё найти...
- А Вы потрудитесь, - сказала Вера и, как в обед, спокойно вышла из палаты.
Мне кажется, это любовь. А что такое любовь? А достоин ли я любви? А любил ли я раньше? А она? Ничего не понимаю, прокручиваю в голове лишь её лицо и стан. Красивая.


Глава 5
Я снова проснулся. Солнце снова лезет в глаза. Не хочу ничего. А она меня любит... Бред, просто показалось. Или нет. Как она сказала? Было что-то про человека, новые слова на пустом листе. Может, это и не намёк. Но она сразу вышла! Её задели мои слова. Чистая душа. Девственница? Думаю, да. Спрошу в лоб, или сама расскажет. Странно всё это. Ещё вчера я не думал, что так будет. Один день может перевернуть всё. Я лишь могу перевернуться на другой бок. Тёмные волосы, зелёные, как трава, глаза. Глаза... Они бездонные. Они как Вселенная: расширяются до бесконечности и сжимаются в точку.
- Ты похож на дебила, - заявило сбоку.
Стараемся не замечать. Просто показалось, всё хорошо.
- Всё плохо, баран. Ты втюрился по самое не хочу. Ты совсем тупой?
И ничего я не тупой. Обидно слышать грубости от своего альтер-эго.
- Кто тут ещё альтер-эго. Я тут главный, я!
Продолжаю молчать.
- Ну и молчи, урод. Воспользуешься и бросишь, скотина. Бабу пожалей, если себя не жалко. Оревуар.
Он определённо что-то знает. Он знает больше, чем я. Он помнит многое. Он - это я. Я был таким? Я был тем, кого всем сердцем презираю? Быть не может, немыслимо. Война против самого себя. И у меня есть первая победа - он ушёл, но может вернуться в любой момент. Всё запутано. Мысли в клубке, я знаю, что сможет разрубить этот Гордиев узел, но не могу с этим смириться. Ощущаю себя воином. Нет, рыцарем. Я на коне, в потной руке – меч, я скачу вперёд, в Неизвестность. С кем воевать – нет разницы, важен лишь процесс. Бред.
А день только начинается.

Глава 6
Меня снова перевели в палату. Ненавижу жёлтые занавески. С ними кажется, что каждый день - солнечный. Но это не так. День должен оставаться таким, каким он есть. Это своего рода враньё. Ненавижу враньё.
Хочу выйти из палаты - дверь заперта. Негодую. Зачем меня держать здесь? Разве я чем-то вреден обществу? Разве то, что я не знаю своего имени и некоторые факты биографии, ввергнет этот мир в пучину хаоса? Какой смысл в больнице, и какой смысл во мне, если я ничего не помню? Хочу есть, от голода всякие мысли лезут.
До завтрака ещё час. Каждая минута на вес золота, я жду Веру. Да, я её жду. Да, я её люблю. Да, грешен, да, каюсь. Но циники - тоже люди.
Полчаса. Я не могу ускорить время. Не могу даже убить его - оно бессмертно. Время не заканчивается с нами, оно заканчивается для нас. Мы лишь центр своего мироздания, нам кажется, что мы - центр Вселенной. Нет, мы субъективны. Действительно надо есть, желудок урчит.
Пятнадцать минут. Поиграю в города. Архангельск - Когалым - Могилёв - Вера... Тьфу. Жду с нетерпением, представляю, как она заходит, и сердце бьётся чаще, пытается выпрыгнуть вон.
Пять минут. Самые длинные пять минут. Радость и отчаяние. Убийственная смесь.
Минута. Я не могу сдерживаться, хожу по палате, как бешеный.
Распахнулась дверь.
- Вера!
- Попутал, малец, - сказала жирная санитарка из первого дня моей новой жизни.
- А где она? - судорожно спросил я.
Всё, уволилась по собственному. Обиделась, не хочет видеть. Разлюбила. Или нет, её уволили, она полюбила пациента, и все об этом узнали. Или ещё что?
- Голубчик мой, мы тут все по сменам работаем. Может человек выходной взять?
Выходной, точно. Но вчера она осталась. Или нет. Она убежала. Она не хотела меня больше видеть. Она и сейчас не хочет. Чистый лист уже лишён смысла, никто туда не захочет больше писать слова. Я подонок. Мне суждено умереть в одиночестве, уйду в монастырь. В Тибет, мне нравились буддисты.
- А когда она вернётся?
- Когда рак на горе свистнет. Жри, пока не остыло, фуфел.
Ну и санитарки. День превратится в вечность.
Глава 7
Я лежу. Мысли в куче. Клубок разбитых предвкушений. Не хочу больше рисовать себе в голове. Мои рисунки есть воздух, и в воздух я верю. Вера... Опять она. Странно всё это, странно.
- Конечно странно, дебил, - снова раздалось сбоку.
Биполярное расстройство. Сушите вёсла.
- Она тебя не любит, лодочник штопаный, не-лю-бит. И точка. Ха, подумаешь, убежала. У неё два брата и батя-алкаш, а ты всё на себя напялил. Идиот.
И всё по делу говорит моё второе я. Правда: с чего я решил, что меня она непременно должна любить. Я форсированно всё надумал, и заставил поверить. И поверил. Дела-а-а.
- Да, фуфел, дела. Доверчивость тебя сгубила. Да ты и сейчас как телёнок: пальчиком помани, а ты и рад. Идиотина.
Он что-то знает.
- Да, знаю. Да. Я - это ты, усёк? Я из прошлого. Я знаю о тебе всё. За то, что ты здесь, скажи "спасибо" брату своему ненаглядному. "Да как, да он не может, да он же добрый, да я нянчил его". Хрен там плавал. Дубинкой по башке, кома, расстройство памяти и биполярочка. А долбанул, ибо всё наследство захотел. Твой отец умер, оставил всё тебе, а спиногрыз захотел всё себе. Матери у вас нет, других братьев и сестёр - тоже, вот и дело в шляпе. Инсценировал смерть, похороны, плач, крокодильи слёзы, - и состояние в кармане.
- А я смогу его увидеть?
- Ты дурак? - ответил мне я. - Разговаривай мысленно, услышат ещё, опять в процедурную. Дебил. Посмотри в окно. Видишь? Голубое небо, солнце в зените, да? Нет! Нет! И ещё раз скажу: нет! Это декорации для таких фуфлыжников, каким теперь стал ты. Ты на дне. На самом дне. Это не небо - это экран. Хорошее настроение сверху - будет вам солнце, плохое - дождь из канализационной воды. А солнце светит лишь богатым. Президент? Ха, просто самый главный фуфлыжник. Миром правил ты, а теперь твой брат. Гуд бай, тебе обед несут.
Что это было? Правда ли это? Ничего не понимаю. Это видение или это и есть я? Зачем мне два я? И кто теперь я? Я-чистый-лист или я-бывший-богач? Всё туманно, скверно. Всё есть плесень, и я скоро тоже буду плесенью.
- Ваш обед.
Дверь отворилась. Это была Вера.

Глава 8
- Вера!
- Да, я. Что это Вы такие радостные? Вот раньше как ни взгляни - Угрюм Угрюмыч, а сейчас аж прям светитесь.
Сердце. Грудь скоро лопнет. Кости хрустят, трудно дышать.
- Я свечусь, когда светите Вы. Я многое понял, я... Я был слепцом, и Вы меня озарили, вдохнули в меня краску бытия. Я вдруг осознал, что мне не нужно ничего в этом гнилом мире: ни власти, ни имени, ни денег, ничего... Ничего, кроме Вас. Я долго хотел это сказать, представлял этот момент (сначала в шутку, потом всерьёз). Дослушайте, прошу… Я… Я люблю Вас.
Мы оба были в ментальном обмороке. Она снова опрокинула поднос на мою кровать, я был на грани реального обморока от перенапряжения нервов и урчаний в желудке. Я сделал всё, что мог. Неловкая пауза была сродни обрыву, через который мы рисковали не перепрыгнуть. Она тянулась дольше, чем вечность, дольше, чем она длилась на самом деле.
Я до конца не осознавал, что делал. Я не был собой. Я больше не я.
Я встал с кровати, взял её за руку. Глаза... Изумруды или поле озимых, только что пробившихся из-под снега? Не важно. Холод на дланях, тепло на устах... Надо запомнить, хороший стих выйдет. Наши дыхания сводятся в один поток, наши желания собираются воедино. Нет меня и Веры. Есть мы. Это тёплое, влажное и страстное Мы, средоточие Вселенной, замкнутой только на нас.
Мои руки в мягком желе. Я не чувствую ничего, кроме сердцебиения и тепла. Мы теперь бросаем вызов конституированному пространству, теперь Мы - межпространственность, Мы - экстраполярность, Мы - двуединость, Мы - части целого. Пазл собрался, ключи способны открыть замок. Других замков не существует. Комната замкнулась.
Тяжёлое дыхание. Радость и трагедия. Чувство сильнее волны, чувство и есть волна, а Мы накрыты её покрывалом. Не верится. Хочется встать и выйти, но мне не дают. Меня держат, и я держусь в ответ. Хочется сказать: "До завтра!" - но завтра не наступит никогда.
Я на гребне волны. Я победитель. Я смог. Это моя победа. Это Наша победа. Но парады подходят к концу. Бойцы чистят сапоги и бегут в увольнение.
Вечер. Пламенный закат кровав, как в последний раз. Либо родился палач, либо уйдёт святейший из живущих.
Ощущение подавленности. Меня выдернули из контекста, я - неудачное интервью. Предвкушение оправдалось, настало послевкусие. Неуютно и всё так же тепло. Полный штиль, и о волнах напоминают щепки кораблей. Отчаяние. Сыграйте мне Реквием.

Глава 9
Я растаял. Снова эти жёлтые занавески, обшарпанные стены и снова эта скрипящая и ненавидящая сама себя за свою скрипучесть кровать.
Я достиг того, что мне нужно?
- Достиг. Жди попутного ветра, тебя ждёт счастье. Это говорю тебе я, циник в третьем поколении, - раздалось сбоку в который уже раз.
- Я не спорю, друг мой. Послевкусие, правда, сильнее вкуса.
- Дурак. Ой, дура-а-ак... Нимб не жмёт, канатоходец? Время на раздумья вышло. Как только ты увидишь её снова, всё вновь обретёт краски. Под её действием даже я стал говорить цивилизованнее.
- Да, но...
- Никаких но, разговор впустую и ни о чём.
- Дослушай хоть раз. Ты понимаешь, что... Что это пик. Дальше будет всё по инерции. Лучше не будет. Волны не станут выше, мы сотрёмся в пыль, если они будут такими же. Постоянно гореть нельзя - слишком много будет пепла. А пепел гореть не может.
- Я тебе что, пиротехник? У тебя есть баба, красивая баба, которая влюбилась в человека без прошлого. Ей не нужно ничего, кроме тебя. Это прыжок веры. Ха, как получилось. Вера совершила прыжок веры. Ну, как-то так. Она пожертвовала, она встала на алтарь.
- Да нет никакого алтаря! Всё это чушь, чушь, чушь! Слякоть, плесень, слизь, копоть, мерзопакость!
Я встал с кровати в ярости. Я не мог контролировать себя снова, словно как вчера.
- Ты понимаешь, что я проиграл? Я стремился к этому, я рвал себя на части, я рвал даже прошлое, которого теперь нет. И что взамен? Любовь, которая в конце угаснет. Всё. Точка. Угольки на месте костра. Я не понимаю ничего и тут же понимаю всё. Послевкусие от сахара - кислотная горечь. Считай, что я сго...
В комнату врываются четыре молодца. Те же. Я опрокидываю кровать, разбиваю кулаком окно. Воздух. И я есть воздух.
Я лёгок и свободен. Я ветер. Я запах. Я чувство. Я сила притяжения. Я - каждый из вас.