Зубная боль в сердце

- Что вы сделали, мама? – спросила Нэнси.
- Мы выследили его. Отыскали в старой котельной. Он был пьян и спал в своем обычном поношенном красно-чёрном свитере, с лезвиями рядом…
- Продолжай.
- Мы облили всё бензином, оставили дорожку к двери, и тогда – пых! Казалось, что даже дьявол там не выживет, но Фред вскочил, как дух, весь в огне, размахивая лезвиями-когтями во все стороны и крича… что отомстит нам, убивая наших детей.

- Тоня! Тоня!!! Да оторвись же ты от телевизора!!! – мама нажала на кнопку пульта и всё смолкло.
- Мама! Там самое интересное, включи! – Тоня повернулась к матери и заёрзала в кресле. – Это же Фредди Крюгер, мам, ну включи!
- Что ты сделала, Тоня?! – мама сунула дочери под нос белый тетрапаковский пакет.
- Что сделала? – Тоня непонимающе смотрела на мать.
- Зачем ты открыла молоко???
- Мама… Просто мне захотелось……
- А то, что у нас открытое есть ты, конечно, не знала!!!
- ???
- Оно стоит в дверце холодильника!!! Ты никогда ничего не замечаешь! Ну сколько можно! И куда его теперь девать? Оно же испортится! Ты об этом подумала?
- Мама, я не знала, что у нас есть открытое, - пыталась оправдаться Тоня.
- В дверце! В ДВЕРЦЕ! Как всегда, не додумалась?! Тоня! – с этими словами мама, раздражённая, вышла из комнаты.

Я помню эту сцену очень хорошо. Как кадры кинофильма. Я только что вернулась домой и топталась в коридоре на коврике, боясь попасть под линию огня.
- О, вернулась! Ты где пропадала? Уже восемь! – мама заметила меня.
- Я же предупредила, что задержусь сегодня, - пробормотала я, разматывая шарф.
Мама лишь вздохнула.
- Обед на плите.

Я сняла сапоги и стряхнула снег с шапки.
- Привет, - буркнула я сестре.
Та лишь кивнула в ответ. Тоня вновь включила телевизор.
- Зоя! Так ты идешь есть, или нет? – прокричала с кухни мама.
- Мам, я обедала в институте и больше не хочу, - прокричала я ей в ответ.
- Все готовлю зря! ЗРЯ! Дождетесь ещё…

- Чего интересного? – обыкновенно поинтересовалась я.
- Не узнаешь? Это Крюгер, - ответила сестра. Она сидела, прижав колени к груди, в любимом кресле. И, казалось, не обращала на меня никакого внимания. А я что? Да, ну и пусть!
Мы жили в маленькой квартирке в центре нашего города. Я делила спальню с сестрицей. Это была уютная комната, окна которой выходили во двор. На широком подоконнике всегда стояли цветы… Тоня разводила свои бесконечные фиалки. Они были всех цветов: и белые, и фиолетовые, и синие, и белые с синей каёмочкой – всякие-всякие…
Все книги, стоявшие на наших книжных полках, были её. Наверное потому, что Тоня так и не закончила университет, ей постоянно не хватало чтива. И вот… почти всё свободное время она сидела за книжками. Любила Цвейга и обожала Сомерсета Моэма. Могла десятки раз перечитывать одни и те же новеллы – не понимаю, что в этом интересного?! А ещё Тонька была ужасная вертихвостка – каждый месяц я видела её с новым мальчиком. Она очень увлекалась, всегда. То Костя, то Миша, то Вася, то Петя… На втором десятке я сбилась. Имена-то уже не запоминались – одних Ром, по-моему, было целых три…
Так что весь наш шкаф был завешан её одеждой, косметички забиты её косметикой… А мне то много не надо – я человек простой. У меня – вся жизнь, как говорится, впереди. Это Тоня у нас, по словам мамы, потратила на меня всё детство и юность. Так что пусть, милочка, сейчас отрывается.
Росли мы без папы. Он бросил нас. Я его помню плохо. Тоне было десять, мне три с половиной.
Зато я помню, как плакала мама. За несколько месяцев она похудела, стала как щепка. Сестра вспоминала: на двадцать килограмм. Мама почти не ела и только плакала. Её чуть не уволили с работы.
Но потом всё наладилось. Мы научились жить одни. Второй раз мама замуж так и не вышла.

Тоня очень помогала ей. И мама, и другие родственнички мне об этом постоянно напоминают. Я, видетели, часто болела в детстве. Не то, что Тоня – её никакая зараза не брала. Вот и занималась мной, пока мама работала. Еле закончила школу. Какой уж там институт?! Потом Тонька пошла работать. Ради меня. Начинала поломойкой, а теперь – доработалась до замдиректора и задрала нос. И теперь платит за мой Универ. Низкий поклон.
Ещё расскажу о сестре – она прекрасно играла на гитаре… На даче каждый вечер летом собиралась большая компания у нашего крыльца… Все пели, даже танцевали, иногда. Ну чудо, а не человек, неправда ли? Прям-таки золото! Не то, что я.
Только вот беда: мы с Тонькой всё время ссорились. Причем каждый раз из-за каких-нибудь мелочей. То однажды я её колготки новые утащила, конечно же, ничего не сказав… И порвала, зацепив за парту. А это были очень дорогие, чёрные колготки.
Тоня выступала в тот вечер в школьном театре и должна была надеть особую, нарядную юбку с этими самыми колготками. Как же она на меня ругалась! Даже сказала, что не пойдет на спектакль – мама её успокоила и дала ей свои, коричневые, мол, никто не заметит.
Я таскала её одежду, не спрашивая. Вот ещё! У ней весь шкаф завален! Недавно, убежала в её красивом розовом свитерочке в театр… А она хотела надеть его на очередное свидание…
Разбила её зеркало… Словом, стоило мне взять какую-нибудь её вещь, она обязательно портилась в моих руках: сломала каблук на её чёрных лакированных туфлях, оставила зацепку на красном свитере, разбила её любимую кружку… Ну просто мистика! А Тоня – не понимала и сердилась. Ведь я – специально. Нет. Я – назло!

Наконец, она строго-настрого мне наказала, чтобы я даже пальцем не прикасалась к её вещам. Мама ходила, поддакивала. Но запретный плод так сладок!..

Но вот, однажды, появился Гриша. И Тоня влюбилась. Очень. Но была тут с этой романтической историей одна сложность – мне этот Гриша тоже очень даже понравился! Но кто моложе? Я! И даже симпатичнее! Как же мы с Тонькой поссорились… Собственно, вот с той самой ссоры всё и началось.

1 Симптом

В нашей жизни Гриша появился очень неожиданно. Я училась на втором курсе. Курсовые, расчёты, расчёты, графики. Тоня давно обещала, что купит нам, наконец, компьютер! И вот, настал день, когда мы с сестрой отправились на рынок. Мы пробродили там часа три, так ничего и не выбрав. Я ничего в технике не понимала и не понимаю. Поэтому мы с Тонькой решили обратиться к специалисту.
Гриша учился на вечерке, на пятом курсе. Но несмотря на то, что он был старше, мы часто пересекались. Он подрабатывал, настраивая всяческие электронные девайсы, и мы часто виделись у моих друзей в студенческой общаге.
Когда я познакомила его с Тоней, ему было двадцать пять. Пятикурсник-переросток.
Сначала он составил нам компанию на рынке, помог выбрать подходящие детали. Потом приехал собирать компьютер из горы коробочек, которые мы все вместе притащили. Затем поставил новый сидиром… Вот жизнь-то начнётся! Можно было б накупить дисков и повыбрасывать старые кассеты.
Потом что-то в компьютере забарахлило, и Гриша приехал снова, чинить. Вот так он и стал появляться у нас всё чаще и чаще.
А затем - он позвал Тоню в кино. И вернул её, раскрасневшуюся от счастья, нам с мамой домой поздним вечером. Когда дверь за ним закрылась, я накинулась на сестру с кулаками, дергала её за волосы. Я не могла понять, почему он достался ей.
Мы не разговаривали, наверное, целый месяц.

Гриша стал обычным гостем в нашем доме. Он приезжал на выходных, они с Тоней часто пропадали где-то вместе.
Я не могла простить ей этого. Я просто завидовала. Гриша из-за своей недосягаемости стал мне дороже всех. И каждый взгляд, и каждое прикосновение, которое он дарил не мне, отзывалось болью в сердце. Режущей болью. Зубной болью - в сердце.
- Почему ты не хочешь, чтобы твоя сестра была счастлива? – однажды спросила у меня мама.
В ответ я лишь проскрежетала зубами.
- Ты пойми, - мама села рядом на стул и положила мне руку на плечо, - пойми, она светится вся! Почему ты просто не хочешь порадоваться за неё?! Неужели ты такая жадная до чувств?!
- Мама, ну зачем он ей? Вокруг неё столько ребят! Почему, как только появился человек, который нравится мне, он должен принадлежать ей?!
- Милая! Гриша – это не чья-то собственность! Ни Тонина, ни уж тем более, твоя! Он сам сделал выбор и твоя сестра здесь ни при чём.
Я лишь мотнула головой.
Прошел ещё месяц. Я немного успокоилась. А Тонька ходила, счастливая… Конечно. Ей – всё. А мне – не заслужила ещё. Ненавидела её. Лютой ненавистью! Сбежать бы подальше, да не куда!
Несмотря на то, что мы были уже совсем взрослыми, всё равно спали на двухэтажной кровати. Это было удобно, хотя бы с точки зрения экономии места. Наша комната и без того была слишком маленькая.
Мы с Тоней уже собирались спать. Сидели на кровати и читали, когда она заговорила первая.
- Зоя, прости, что так получилось… Просто мы с Гришей любим друг друга… - Тоня перекинулась через бортик – она спала наверху – и её коса свесилась вниз.
- Как получилось, так получилось, - буркнула я. Вроде, помирились.
-Дорогая… Я ведь желаю тебе только самого лучшего, - прошептала она в ответ.

Наступила ночь. Я проснулась от необычного звука. Потянувшись к шнурку от бра, я наткнулась на что-то вязкое. Тоня шебуршилась наверху. Она пыталась слезть вниз. Её тошнило. Сильно. Еле добралась до ванной, где провела ещё час. Изредка я слышала характерный звук. Тоню рвало. Я убралась в комнате и сидела, обняв подушку, не выключая свет. Мама спала.
Тоня вернулась и дернула шнур светильника. Бледная, как смерть. Со ввалившимися глазами.
- Что с тобой? – прошептала я, щурясь от света.
Она лишь замотала головой, немного дернулась и вновь побежала в ванную.
Я уснула. Утром Тоне стало легче. Мама так ничего и не узнала. Сестра, видимо, отравилась грибами, которые они вчера ели у Гриши дома. Или снова священная мигрень.

На следующей неделе я убежала на день рождения своей подруги, как всегда, надев Тонино новое платье. Праздник прошел на ура, только вот кто-то пролил на меня вино. Платье было бежевое…
Тоня тихо плакала, перебирая в руках уже измятую ткань.
- Я же специально приготовила это платье… Ты же знаешь, как непросто купить хорошую вещь… Меня позвали на свадьбу! Я так долго искала подходящий наряд, а ты… Ну хотя бы спросила, я бы подобрала тебе что-нибудь!
Я стояла молча. Тоня плакала.
- Ну что ты так убиваешься? Всего лишь платье! Новое купишь, - ехидно ответила я, в шутку погладив сестру по голове. Она лишь отшатнулась. – Голова от слёз заболит, снова сляжешь на несколько дней! А нам – ходить вокруг тебя на цыпочках.
У Тони всегда были мигрени. Мы тогда с мамой отключали телефоны и сидели тише воды, ниже травы. А Тоня лежала на диване с бутылкой ледяной воды на голове и страдала.
- Да ничего со мной не будет…
Но голова у неё и вправду заболела. Мне всегда казалось, что не может так быть – ну не бывает! Я была почти уверена – всё человеческие мигрени – это театральное представление тех, кто хочет жалости и сострадания.
Мама нарядила Тоню в красивый ситцевый костюм, чтобы та смогла всё-таки пойти на свадьбу подруги. Сестра улыбалась. А мне стало… как-то странно. Стыдно, что ли...
Я даже больше ни разу не брала её вещи.

Почти в полночь раздался звонок в дверь.
Мама открыла дверь и ахнула.
Я сидела в комнате и досчитывала курсовую на компьютере. Мама запричитала, и я прибежала в коридор на её зов.
Гриша держал Тоню под руку. Она еле стояла с закрытыми глазами. Мы с мамой подхватили её и проводили до кровати. Гриша неловко топтался на пороге, то и дело пытаясь заглянуть в комнату. Мама тут же вышла к нему, как только мы положили Тоню на кровать.
- Что с ней стряслось? – спросила я. Мама убежала на кухню.
Гриша то скрещивал руки на груди, то запихивал в карманы.
- Да ничего… Она просто пожаловалась уже у подъезда, что у неё кружится голова… Вот и всё… Может, она съела чего… Или шампанское было плохое?..
- Не переживай, - я похлопала его по плечу. – Всякое бывает… - я сама думала, что это вполне похоже на наши обычные ежемесячные проблемы. – Ты иди, не переживай, она завтра тебе позвонит, - я закрыла за ним дверь.

Ночью Тоне снова было плохо.
- Тонь… А у вас что-то было? - осторожно спросила её я, сидя рядом с ней у унитаза.
Она почти бессильно кивнула – её снова вырвало.
- Ох, так значит, я стану тётей?
В ответ Тоня прижалась к унитазу. По её бледным щекам скатывались прозрачные бусинки слёз.

Неделя за неделей прошли спокойно. Всё было хорошо. А в одно из майских солнечных воскресений Тоня пришла с Гришей особенно радостная. Он подарил маме огромный букет её любимых хризантем, и та, даже не услышав слов, заранее разревелась.
- Мама, ну что ты!!!
- Ой! Тонечка, что же я буду без тебя делать??? – родительница ревела навзрыд и Гриша даже засмущался.
Потом мама встала и обняла обоих.
- Будьте счастливы!

Свадьбу назначили на конец августа.
Мама решила, что платье обязательно надо купить, а не брать напрокат. И вот мы с Тонькой отправились на примерку! Я тоже, за компанию, вертелась у зеркала и артистично протягивала правую руку вперед. Мы впервые хохотали вместе, от души, как вдруг Тоня замолчала.
Алая капля упала на юбку, оставив небольшие брызги вокруг, и покатилась вниз по шёлковой ткани. Тоня схватилась рукой за край зеркала и медленно сползла вниз.
У меня волосы встали дыбом. Платье-то было дорогущее. Тоня прижала к носу платок, и он с поразительной скоростью менял цвет от розового до ярко красного.
К нам подбежала продавщица и заохала, размахивая руками. Она так кричала, что я вывалила на прилавок деньги из платяного мешочка и, поддерживая Тоню, вышла на улицу. Кровь перестала течь, и мы аккуратно вытерли её следы с платья. Я соврала, что знаю очень хороший пятновыводитель. Так мы и шли домой. Я, да невеста с окровавленным платьем. Вот потеха…
Дома мы долго колдовали над платьем, но пятнышки никак не желали оттираться. Тогда я предложила сделать заплатки. Красивые фигурные заплатки. Или просто расшить бисером.
И Тонька-рукодельница принялась за работу.

Пролетел ещё месяц. Мы с сестрой выбирали туфли.
- Ах, Тонька, как же мне нравятся эти розовые башмачки!
- Ну так бери, твои уже разваливаются! Мне больше нравятся – если забыть о том, что мы ищем белые, - она засмеялась, - вот эти чёрные, - она повертела в руках аккуратные туфельки на небольшом каблучке.
Я изумленно смотрела на Тоню: туфли были синего цвета…

Тоня спала. А мы с Гришей тайком курили в форточку.
- Я думал, она беременна…
Я удивилась. Гриша никогда бы не сказал этого, будь Тоня рядом.
- Зоя, - он посмотрел на меня. – Что с ней? – он смотрел на меня так, словно я в состоянии ответить на его вопрос… У меня похолодело внутри… Внезапно я поняла, что что-то не так.
- Я не знаю, - я глядела на него снизу-вверх и только хлопала ресницами.
- Зоя, Тоня подает в обмороки, у неё кружится голова и она плохо видит… Именно так и бывает у беременных? Она обращалась к врачу?
Руки мои похолодели.
- Наверное, бывает. Но ко врачу она, по-моему, ещё не ходила, - только и ответила я, разглядывая носы своих тапочек.
- Тогда мы сделаем это вместе.

2. Возвращение

Мы сидели в белой комнате на кожаных креслах. Я и Гриша. Тоня долго отказывалась идти в клинику, но мы уговорили её. Нет. Тоня не ждала малыша, как мы все думали. И в целом – всё у неё отлично. Это всего лишь вегетососудистая дистония. Не стоит переживать. На всякий случай дали направление на МРТ.
Поскольку запись была только через месяц, мы, довольные, гуляли на свадьбе. Праздник удался на славу! Тоня чувствовала себя нормально. Мы все успокоились и почти забыли про это странное слово – МРТ. Молодые переехали на новую квартиру и обустраивали своё гнездышко. Если бы Гриша не настоял – так бы Тонька и не пошла. Как же она боялась – одной, в громко-ухающей белой пещере! Но вот, всё закончилось. Оставалось ждать врача, который посмотрит снимки и скажет, что всё хорошо и надо всего-навсего лучше кушать, и побольше гулять, а не сидеть в душном офисе.
Примерно через сорок минут вышел полный мужчина в белом халате.
- Кхе, кхе…
Мы оглянулись.
- Ну? Где она? – вскочил Гриша.
- Мне нужно поговорить с сестрой Антонины Сергеевны.
Я вопросительно посмотрела на Гришу и протерла вспотевшие ладошки рук о джинсы. Врач затараторил что-то на своем языке. Ла-ла-ла…
- Объясните толком, - прошептала я, ничего не понимая.
- Успокойтесь, - он прервал меня жестом руки. - У вашей сестры клеточная эпендимома головного мозга. Вам стоит обратиться ещё к нескольким специалистам, лучше съездить в столицу. Там вам посоветуют курс лечения или, возможно, операцию.
- Доктор, это же не смертельно?
Он посмотрел на меня поверх очков.
- Операция может стоить дорого…
Дверь скрипнула и вышла Тоня. Вид у неё был уставший.

Мы сидели у нас дома и пили чай. Тоня смеялась и, глядя на неё, смеялся и Гриша.
Раздался звонок в дверь.
Мама вытерла рот салфеткой, она хотела встать, но я остановила её.
- Мам, сиди, - сказала я и прошлёпала к двери. Заглянула в глазок. Открыла дверь.
Передо мной стоял высокий мужчина лет пятидесяти. Седой. Лицо бледное и уставшее. Глаза синие, заглянули мне в душу, поковырялись немного…
- Папа?..

3. Хоспис

Я стояла молча и разглядывала его потёртую куртку и поношенные ботинки.
Подошла Тоня.
-Добрый день, Вы к кому? – поинтересовалась она. Я видела по её взгляду – она его узнала.
-Доча! Дорогая! Не узнаёшь? – воскликнул мужчина и раскрыл руки для искренних объятий.
- Не узнаю. Что Вам нужно?
- Как, что нужно? Я дочерей приехал повидать, а меня и не узнают! – обиженно проговорил он скрипучим голосом.
Из кухни вышла мама. Её морщинистое лицо на мгновение исказилось.
Я представила себе, как она прокручивает в голове всю эту похабную историю, которую я сама знала лишь с её слов. Как швырнула мама папе в лицо обручальное кольцо, застав его в интересной позе на кухне с незваной гостьей. Как библиотекарша выгнала маму из нашей же квартиры. Как Тоня плакала, держась за папин рукав, и лепетала «папочка, не уходи», а мама вышвыривала его вещи на лестничную клетку. Как папа взял Тоню за руку, присел рядом, заглянул ей в глаза и открыто сказал: «деточка, а с чего ты взяла, что ты мне дочь?»

- Сергей?
- Анечка, дорогая! Я пришел вас проведать.
Он прошёл в квартиру, как ни в чём ни бывало. Вытер ноги о половичок и посмотрел на Тоню.
- До-оча, что ж ты родного батю не признаёшь?
Я молчала. Тоня молчала. Гриша удивлённо глядел на этот концерт.
Я не считала этого человека отцом. Я не видела его почти восемнадцать лет. Он не платил алиментов. Он забыл про нас. Почему я должна была его «признавать»?

Он зашел на кухню, по-хозяйски уселся за стол, и мать налила ему чай.
- Ты можешь дать мне десять тысяч долларов на операцию для твоей дочери? – без обиняков спросила мама.
Сергей в ответ испарился в воздухе. А мы продолжили пить чай. Делая вид, что ничего не случилось.
- Зоя, я умру? – спросила меня сестра позднее, когда Гриши и мамы не было рядом.
- Тоня, ну что ты выдумала?

Мы с Тоней обошли множество больниц и врачей. В операции ей отказали. Гриша взял отпуск. Мы собрались и поехали в столицу.
А Тоня перестала различать цвета.

Мы обили столько порогов, что и не счесть. Квота? Не положена. Деньги… Тоня работала много, но даже её накоплений не хватало на лечение. Гриша решил, что надо попробовать продать квартиру.
Пока мы искали нужных врачей, жили у знакомых знакомых знакомых, явно их стесняя. Однажды Гриша пришёл с большой коробкой. Пока мы втроем её разворачивали, он загадочно улыбался.
Это была упаковка, размером пятьдесят на пятьдесят сантиметров, заполненная до верху конфетами в разноцветных фантиках. Тоня радовалась как ребёнок.
-Спасибо, ребята!
А через минуту добавила:
-Отвезите меня домой.
Мы с Гришей не хотели сдаваться. Но когда главный светила страны отказался резать голову моей сестры, чтобы выкинуть прочь эту гадость, у нас невольно опустились руки.
Дорога домой была самым жестоким поражением.
Через неделю Тоню положили в больницу.
Я приходила к ней каждый день.
Это было проклятое место. Здесь пахло трупами и гнилью. Здесь бродили-ездили-перемещались лысые от химиотерапии люди с пустыми глазами.
В палате с Тоней лежала пожилая женщина. В ситцевом платочке. Она молчала и морщилась. Морщилась, но молчала.
Тоня, худющая, бледная, не похожая на себя, смотрела на стену такими страшными глазами, что больно было от одного взгляда.
Когда я в очередной раз пришла, сестра спала. Сон её был тревожный.
Я коснулась её лица и вспомнила, как она забирала меня из детского садика и кормила дома с ложки, потому что я не хотела есть. Она заплетала мне косы и целовала в лоб перед сном. Она ухаживала за мной, когда я болела ветрянкой. Тоня сидела со мной всю ночь, когда я отравилась в гостях колбасой с сыром…
Однажды, это было ещё в школе, ко мне пристали две старшеклассницы. Тоня вступилась за меня. Она всегда… вступалась за меня…
А сейчас Тоня лежала передо мной, словно фарфоровая кукла. Безжизненная. Больная.
Тоня медленно открыла глаза.
- Я почувствовала твой запах, - она слабо улыбнулась. – Я только сейчас поняла, какой у тебя запах…
Я обняла её. Лицо моё обжигали слёзы.
- Я помню в детстве от тебя пахло тальком. Зоя, мне страшно, - она слабо сжала мою руку.
Я ничего не могла сказать в ответ. Всё происходило слишком быстро. В моей голове не укладывались все эти изменения, происходящие здесь.
- Тоня, прости меня, - внутри меня пульсировал жгучий комок. Непонятный комок. Я старалась быть сильной, но не получалось.
- Я никогда на тебя всерьез не злилась… Знаешь, я так хотела выйти замуж, создать настоящую, крепкую семью… - она застонала и снова закрыла глаза.

Гриша приходил каждый день. Он садился у кровати, брал её руку в свою и долго-долго целовал. Он читал ей книги. Рассказывал анекдоты. Я слышала его тихий смех.
- Хей, хей! Давай же скорей поправляйся! Поедем на море, как ты хотела!

На следующий день - был Тонин день Рождения.
Но в палату пустили меня одну.

Она долго держала мою руку. Я шептала ей что-то на ухо, а по моим щекам то и дело скатывались предательские слёзы. Тоня иногда отвечала мне. Но всё реже и реже. Потом она смолкла. Я отпустила её руку, и она безжизненно упала на кровать.
Не помню, сколько времени прошло, пока я не решилась уйти.
В больничном коридоре собрались все: мама, Гриша. И даже Сергей. Материализовался из воздуха.
- Всё, - прошептала я.
Гриша посмотрел на меня с мольбой. «Ну скажи, скажи мне, что это не так!!!» - читалось в его взгляде. Мама молчала.
Только громко, на весь коридор, причитал Сергей, заламывая руки.

Когда это случилось, я была глупым, завистливым ребёнком. Прошли годы. Но Тоня будет всегда со мной. Зубной болью в сердце. Светлой памятью счастливых дней.

2005


Рецензии