Про деда и еврейку...

   Мой второй дед, в отличие от первого, был малограмотен, и ничем за всю свою жизнь не прославился. Зато исправно гремел рюмочками и писал под заборами. Говорят, красавцем при молодости был видным: волосы цвета воронова крыла; ростом два метра; силищи необыкновенной. Женщинам этот выпивоха очень дюже нравился. Что они в нем находили, не пойму.
   Происхождение он имел обычное: деревенское; отец его работал некоторое время на флоте, т.е. был моряком. Странное дело, мужики Вятской губернии только так до моря добирались, словно через забор сигали. Но, занятие морским ремеслом было не из легких.  Прочитайте биографию А.Грина (книжную, не из интернета, где правды мало): ходил пешком из деревни до города. К 40 годам от тяжелой работы был уже очень больным.
   Мой вечно-пьяный дед, имея косую сажень в плечах и исполинский рост, в порту, конечно, не работал. Работал он грузчиком; потом в тюрьме сидел за воровство двух наволочек из прачечной, где он тоже работал, завхозом, насколько я припоминаю.
   Так вот, пил он до войны и после войны. Любил этот напиток и никто его отучить от пригубливания не мог. Но, самое главное, в пьяном бреду он бил свою жену, которую обзывал: "Полячкой". Бабка моя, царство ей небесное, приходилась заезжим полякам внучкой (ссылка поляков 1870-80 г.г., с Гриневским приехали...). А это, стало быть, уже русская, значит. Но, все равно, все обзывали ее страшными словами и дед бил ее ежедневно в кровь, в сопли и за волосы таскал. Семья - трое голодных детей мечтала из дома сбежать от этого деспота. Но рассказ не о том...
   Рассказ о том, как этот "фрукт" закадрил в Одессе еврейку во время Войны. Вида он был знатного, красавец - брюнет. Еврейка не знала и не ведала, какого он нрава, и влюбилась, соответственно, по уши. Папе своему богатому сказала, что, мол, замуж я выхожу за русского солдата. Папа-еврей проходимцу зубы золотые вставил, не все, конечно, но кое-какие.
   Но, красавец наш еврейку бросил: жена, дети... В отряде договорился, чтобы ей похоронку прислали. Ну, ей и прислали. Поплакала она и успокоилась. Муся ее звали, Муся из Одессы...
   А дед до Берлина дошел и обратно пошел, потому что дальше идти уже не надо было... Наступила весна: день рождения "полячки" дед отпраздновал 5 мая; выпил, прокричал "ура", и на том война закончилась. Вернулся он домой, к своей жене, царство ей небесное, прости господи, сколько же она от него снесла. Пришел, вся грудь в орденах; расцеловал ее и детей, а потом снова за свое взялся: пить;пить; пить. Война, мол, такая...стерва...
   А еврейку Мусю не забыл, перед всеми золотыми зубами хвастался. Потом зубы эти он достал и куда-то в дело пустил эти деньги. Избавился от этой памяти навсегда...
   А меня, зараза, Марусей назвали, в честь этой Муси из Одессы...


Рецензии