Ненавижу армию, будь она проклята!
Все, абсолютно все несчастья, что случались со мной в последнее время, так или иначе были связаны с ней, а особенно с проклятыми звёздочками на погонах. Служил бы себе дальше прапорщиком, но нет, мать его, услышал про ускоренные офицерские курсы, подумал, вот он, мой билет в лучшую жизнь! Ага, билет… в лучшую жизнь… Билет на периметр, где с головой хватало рядового состава, но был острый дефицит офицеров.
Оксана отговаривала меня, пересказывала какие-то глупые байки о Катаклизме, которые слышала от соседок и коллег по работе. В тот момент её слова я воспринимал со смехом, считая истории о невероятных событиях, происходящих в городе, не более чем паническими настроениями. Как жаль, что я не послушал её…
В конце концов, когда я окончил курсы и начал собирать вещи в дорогу, Оксана заявила, что не поедет со мной. Мол, будь нас только двое, то почему не рискнуть, пощекотать нервы, посмотреть воочию, правду ли говорят о Катаклизме, но ехать туда с детьми слишком опасно. Я уговаривал её, пытался втолковать, что никто не погонит нас на фронт, мол, будем потихоньку обустраиваться в военном городке на безопасном отдалении, и единственные поджидающие нас трудности, это выбор обоев для кухни и засорившийся мусоропровод…
Как же я ошибался, Оксана. Хорошо, что ты не послушала меня и осталась дома. Как в воду глядела – ничего хорошего из этого не вышло.
Тогда я пообещал тебе вернуться, но теперь постоянно задаюсь вопросом, а ждёшь ли ты меня ещё? Ждут ли меня дети, помнят ли? Прошло совсем немного времени, всего восемь месяцев, может быть, они и не заметили моего отсутствия?
Оказавшись на месте, одинокий, чувствующий себя преданным самым близким человеком, я попал в настоящий водоворот обязанностей. Меня назначили командиром взвода инженерной роты, обеспечивающей целостность заграждения в нескольких секторах. Да, у них были на то основания, поставить меня именно на эту должность, образование-то у меня, как раз таки, связанное с автоматизированными системами специального назначения… Образование-то есть, вот только знаний ничерта нет, окончил я его лишь благодаря связям и исключительно для того, чтобы когда-нибудь получить офицерское звание… Чёрт… Знать бы всё наперёд… Выбрал бы какое-нибудь другое, мирное направление, или действительно изучал бы материал, а не носил деньги в конвертиках.
Теперь же ничего не поделать. Назвался инженером – полезай чинить ТСО на периметре. Ремонт-то, сам по себе, дело такое, со временем разобрался во всём, жизнь заставила, а в чём не разобрался – там солдаты сами справлялись, вот только смертность у нашего брата оказалась слишком высокой, ведь на периметре обычных неполадок раз-два, куда чаще наружу рвутся всякие твари. Одни погибают ещё на подходах, другие каким-то невероятным образом прорываются через все преграды, наплевав на мины и высокое напряжение, но есть ещё третьи, самые умные… Они подбираются вплотную к забору на каком-нибудь тихом участке, без вышек и постоянных патрулей, разрывают в паре мест сетку, вызывают срабатывание датчиков и начинают ждать. Через несколько минут приезжает караул, осматривается, естественно, ничего не находит, после чего начинают ремонт, и вот тогда-то эти сволочи нападают…
Много чего было, да судьба сберегла. А может и не судьба, а трусость… На сержантах выехал, на рядовых… Много их полегло, но кто теперь разберёт, кто по моей вине, а кто – нет?
Когда Город замолчал, все мы, как один, облегчённо выдохнули. Никто так до конца и не поверил, что Катаклизм схлынул, в том числе и я, но срабатываний охранного периметра стало настолько мало, что даже самые пессимистичные бойцы в нашем подразделении решили, что война окончилась. Ослабла информационная блокада, разрешили писать письма домой, а наш командир роты пару раз даже давал интервью каким-то иностранным журналистам.
Меня наградили ещё одной звёздочкой, собственно награждали всех, кто выжил в мясорубке. За полгода тишины все не то чтобы расслабились, но перестали дёргаться от индикации неполадок, пронёсся слух, что в Город собирают экспедицию с прессой. Уж не знаю, чем руководствовались офицеры из штаба, но на должность сопровождающего офицера неожиданно выбрали меня. Что я только ни делал, как только ни пытался откосить, предлагал другие кандидатуры – всё тщетно… Единственное, что я смог выторговать, это перевод на прежнее место службы по окончании операции.
Все мои несчастья связаны с проклятыми звёздочками, но сегодня черная полоса закончится. Одно задание, и я вернусь к Оксане и детям. Вернусь в тихую воинскую часть, где не случается ничего страшнее беспорядка в тумбочках подчинённых и вовремя не нарисованных боевых листков…
Раздаётся писк, вырывающий меня из задумчивости. Отодвинув от лица диктофон одного из журналистов, я снимаю с пояса рацию и на секунду замираю, рассматривая индикатор вызова. Иголка беспокойства вонзается куда-то под сердце, но я пересиливаю себя и нажимаю кнопку приёма.
- Турист-1, это Эхо-1, это Эхо-1, с северо-востока к вам приближается песчаная буря, скорость около 30 километров в час, постепенно увеличивается. Рекомендуем ускорить продвижение по маршруту… - голос майора Цветкова, командующего сопровождающими нас вертолётами, звучит обеспокоенным.
- Связь со штабом, быстро! – командую я радисту.
Одна за другой убегают драгоценные минуты, но связь так и не появляется.
- Млять, да что ты там возишься! – взрываюсь я, повышая голос на нерасторопного подчинённого. – Немедленно соедини меня со штабом!
- Не могу, тарищ старший лейтенант! Связи нет! – отвечает тот, разводя руками.
Хренов болван, понабрали идиотов в армию…
- Мля, - сплюнув, вновь поднимаю к уху рацию, обращаясь к Цветкову. – Что со связью? Тоже нет?
- Никак нет, связь со Скалой отсутствует…
- Как далеко буря?
Качество связи ухудшается, видимо, под действием загадочного природного явления.
- Рекомендуем ускорить продвижение по маршруту…
Чёртов майор, гори ты в аду со своими «рекомендую»…
Растолкав притихших журналистов, пробираюсь в хвост автобуса… Вглядываясь вдаль сквозь бронированное окно, я в тайне надеюсь ничего не заметить среди многоэтажных зданий, но надеждам не суждено сбыться.
По Городу катится вал – огромный, всесокрушающий и всепоглощающий. Клубящаяся пыль вскипает гигантскими пузырями, поедает одно здание за другим… Противоестественная, страшная… Я смотрю на неё и чувствую, как внутри зарождается паника. Окружающие люди утрачивают чёткость, становятся бледными тенями, давным-давно мёртвыми, бесполезными трупами, но я-то ещё живой! Я-то не для того приехал на периметр, чтобы вот так вот умереть!
- Вашу мать, почему только сейчас доложили!.. – по лбу скатываются крупные капли пота, но я не замечаю этого.
- Как сами заметили, так и доложили, лейтенант!..
Наверняка он умышлено уменьшил моё звание, пытается задеть!.. А вот хрен там плавал, я и тебя, и твой вертолёт переживу, никакая удача не поможет!..
- Продолжать попытки связаться со штабом! Увеличить скорость движения!..
- Есть, - тяжело вздохнув, отвечает рация…
- Эй, просыпайся, – прорывается сквозь сон чей-то голос. – Давай, млять, приходи в себя!
Хлопки по щекам усиливаются, превращаясь в мощные оплеухи, окончательно прогоняя остатки сновидения. Вместе с пробуждением приходит давящая боль в районе лба, мышцы ноют, как после добротного марш-броска до стрельбища и обратно. Ох, лучше бы я не просыпался…
С трудом разлепив веки, уставился на нависшего надо мною солдата. Чёрт, давненько я такого тяжёлого взгляда не встречал: густые брови сведены к переносице, холодные, полные презрения глаза прожигаю насквозь, так и говоря: «Только дай мне повод, придурок, я тебя по полу размажу». Взгляд наёмного убийцы, знающего цену своим возможностям и способного за секунды оценить оппонента, параллельно выстроив план его устранения. Усеивающие лицо шрамы от давным-давно заживших ожогов лишь подчёркивали устрашающий вид солдата, красноречиво демонстрируя богатый боевой опыт.
Человек сидит справа и немного позади меня, припав на одно колено. В глаза тут же бросается великолепное снаряжение, пусть и изрядно испачканное серой бетонной пылью: каска, налокотники, наколенники, рюкзак, лёгкий бронежилет с надетым поверх него разгрузочным жилетом, - практически все элементы обмундирования белые, с нарочито неряшливыми серыми разводами камуфляжа. Ляг в таком облачении на снег, и тебя не всякий наблюдатель сможет заметить. На рукавах и плечах нет никаких знаков различий, так что о звании и подразделении солдата остаётся лишь гадать, на поясе со штык-ножом соседствует пистолетная кобура, левая рука держит за цевьё незнакомую мне снайперскую винтовку. Массивный глушитель достигает в длину сантиметров сорок и составляет треть от общей длинны оружия, пластиковый приклад и рукоятка для ведения огня соединены в единое целое, но наибольший интерес представлял огромный ночной прицел, уродующий винтовку и визуально делающий её неуклюжей, однако, вне всяких сомнений, человек в форме легко смог бы доказать обратное, реши я проверить его на прочность .
- Встать, - слова звучат резко и быстро, в полголоса, но произносятся с такой интонацией, что действуют эффективнее любых воплей.
Я тут же вскочил, рефлекторно вытянувшись по стойке «смирно».
- Имя, фамилия, - продолжая сверлить меня взглядом, сказал снайпер.
Не спросил, а именно сказал. Судя по всему, мне довелось повстречать какого-то прожжённого вояку, прекрасно умеющего руководить личным составом и привыкшего таким же тоном общаться с прочими людьми.
- Иван Селезнёв, - привычка исполнять приказы, а не обсуждать их, сработала как надо, так что я готов был рассказать всё, что только пожелает этот жуткий человек.
Беспокойство потихоньку стихало. Грози мне реальная опасность, то солдат убил бы меня во сне или хотя бы связали руки и ноги.
- Личный номер.
- 393763, - оттарабанил я вызубренные ещё в первые месяцы службы цифры.
- Дезертир?
- Никак нет, демобилизовался, приехал домой.
- Охрененно ты домой приехал, - на лице военнослужащего промелькнула ухмылка, а в интонации впервые проступили едва заметные нотки доброжелательности. – Род войск, номер войсковой части.
- Товарищ… - замешкался я, пытаясь определить звание снайпера. – Товарищ офицер, я подписывал…
- Отставить, - тут же махнул рукой солдат.
Достав из кармана мой военный билет, боец сверил сказанное мной с записями в документе, а затем кинул его мне, видимо, оставшись довольным моей честностью:
- Что делал в магазине.
- Я… - язык в мгновение отнялся, мысли заскрипели, подобно несвязанным шестерёнкам давным-давно проржавевшего механизма. – Я искал…
- Мародёрствовал?
Я ничего не ответил, всё и так ясно. За мародёрство в военное время расстреливают на месте.
- Расслабься. Война всё спишет, особенно такая, – угадав мои мысли, сказал снайпер. – Садись вон туда и жди.
Я послушно подошёл к указанному углу и сел на пол, ожидая дальнейших распоряжений, которых не последовало. Мы находились на лестничной площадке какой-то тёмной многоэтажки. В широком окне виднелись какие-то здания, но навскидку определить, где мы и как далеко от магазина «Лагуна», не удалось. Судя по высоте, этаж третий.
Снаружи немного посветлело, видимо наступил день. Привычно взглянув на циферблат часов, я не увидел ничего, кроме цифры «22», обозначающие минуты… Чёрт, а я и забыл, что расколотил их.
В голове кружилось сонмище вопросов, но задавать их я не решался. Снайпер же, быстро утратив ко мне интерес, подошёл к окну и, встав сбоку, аккуратно выглядывал на улицу. Убедившись, что опасности нигде не наблюдается, он прислонил снайперскую винтовку к стене, достал из бокового кармана рюкзака коробку с патронами и принялся снаряжать пустые магазины. На красно-чёрном картоне я различил надпись «9х39» . Наверное, какой-то специальный боеприпас, я с таким раньше не сталкивался.
Закончив с пополнением боезапаса, солдат рассовал магазины по кармашкам разрузки, смял пустую упаковку и сунул её обратно в рюкзак. Минута шла за минутой, снайпер молчаливо поглядывал то в окно, то на лестничный марш, а я никак не мог решиться заговорить первым, опасаясь рассердить снайпера. Уж слишком сосредоточенным он выглядел.
- О, он очнулся? – раздался голос с площадки этажом выше.
От неожиданности я дёрнулся и лишь чудом удержался, чтобы не вскочить на ноги, однако стоящий у окна снайпер даже не повернулся на шум.
- Нет, мля, он ещё спит, не видишь что ли.
По лестнице бесшумно спустился ещё один солдат, в плане снаряжения представляющий практически полную копию первого, с той лишь разницей, что вместо снайперской винтовки он был вооружён диковинным автоматом, выполненным в компоновке «булл-пап». Цевьё, селектор огня, спусковая скоба и пистолетная рукоять очень напоминали аналогичные детали от Калашникова, но всё прочее в корне отличалось. Мушки на стволе не было, массивная ручка для переноски, судя по всему, была совмещена с прицельными приспособлениями, короткая ствольная коробка оканчивалась массивным затыльником.
Единственное, что было действительно знакомо мне в этом странном «штуцере», так это стандартный магазин от АКМ .
- Поёрничай мне тут, - улыбнулся солдат, неожиданно протягивая мне руку. – Линь.
Снайпер у окна выразительно фыркнул, я же, опешивший от контраста между лёгкой неприязнью первого солдата и дружелюбием второго, не сразу решился ответить на рукопожатие.
Автоматчик вызывал больше симпатий, чем снайпер. Наиболее точно его внешность описывало словосочетание «истинно арийская»: волевой подбородок, волосы светлые, глаза голубые, - человек производил впечатление непрестанно улыбающегося весельчака, своего в доску парня, от которого сходят с ума все без исключения девушки.
- Ну, давай, я не кусаюсь, - распознав мучащие меня эмоции, рассмеялся Линь. – Или Грач уже успел тебя запугать?
Это хорошо, что имена не говорят, обойдясь позывными, хотя для людей их профессии прозвище – второе имя. Видимо, не хотят оглашать лишнюю информацию, а если так – то вполне возможно, что отпустят рано или поздно.
- Никак нет, - выходя из ступора, ответил я. – Ваня.
- Ну вот и отлично, Ванёк. Жить хочешь? – с этими словами Линь извлёк из кармана разгрузки массивный глушитель и сноровисто накрутил его на ствол автомата.
- Так точно.
- Тогда идёшь за Грачом, я замыкаю. Двигаемся быстро, тут недалеко. Никаких разговоров, ворон не считаешь, поглядываешь влево и вправо. Видишь опасность – хлопаешь впереди идущего по плечу и приседаешь. Понятно?
- Так точно!
- Выдвигаемся.
Выйдя на улицу, мы трусцой направились вдоль здания, обогнули его и по очереди перебежали дорогу. Идти было тяжело, движение изрядно замедляли вездесущие сугробы, но двигающийся впереди снайпер старался выбирать наиболее удобные и наименее заметные пути. Вновь пошёл снег, но, в отличие от недавней метели, он был до крайности ленивым и спокойным.
Следуя приказу Линя, я контролировал обстановку по бокам, параллельно пытаясь определить местоположение. Из знакомых строений на глаза попалось разве что здание первой гимназии, да и то оно ожидаемо находилось не там, где положено. В местах, где снега навалило поменьше, из сугробов выглядывали крыши автомобилей, брошенных сбежавшими из города жителями. Однажды вдалеке показалась длинная туша какого-то автобуса, но я не смог с такого расстояния определить, эвакуационный он или нет.
Пропетляв минут шесть по дворикам, мы вышли к огороженному высокой стеной заводу, которого я никогда не видел в городе, но Грач жестом остановил нас и, некоторое время вслушиваясь в тишину, развернул группу и повёл её в обход. В следующий раз нам пришлось остановиться, когда неподалёку послышались приглушённые голоса. Плюхнувшись на животы, мы замерли за крышей какого-то ларька.
Грач бросил косой взгляд на мою жёлтую куртку и зелёные камуфляжные штаны и сокрушённо покачал головой. Что правда, то правда, если моих спутников тяжело разглядеть на снегу, даже наступив на них, то меня чересчур выделяющаяся на белом фоне одежда выдавала с потрохами.
Осторожно выглянув, я увидел идущую по дороге группу «иностранцев», состоящую из восьми человек. Между бойцами, выстроившимися в цепочку, было примерно равное расстояния, складывалось ощущение, что они что-то ищут, но сами не знают, как это «что-то» выглядит, поэтому прочёсывают всё подряд.
Грач бросил вопросительный взгляд на Линя, но тот отрицательно мотнул головой.
- Уходим, - скомандовал он, и мы продолжили движение.
Ещё спустя минут пять, пробегая мимо неприглядного здания гостиничного типа, до наших ушей донеслось громкое жужжание, доносящееся из тёмных недр подъезда. Замыкающий Линь, крутнувшись на месте, выпустил на звук несколько очередей, послышался короткий вскрик, громкий гул невидимых отсюда насекомых усилился.
- Быстрей, быстрей! – подтолкнул меня автоматчик, срывая с разгрузочного жилета начинённую ОВ гранату и забрасывая её в подъезд.
Позади послышался хлопок. Проверять, насколько газ оказался эффективен против порождений Города, желания не было.
Наконец, мы добрались до места назначения, которым оказался приземистый видавший лучшие времена дом, кирпичные стены которого пестрили выбоинами и разноцветными граффити. Грач занял позицию у входа, присев на одно колено и водя стволом из стороны в сторону, Линь же, выставив перед собой автомат, скрылся за распахнутой настежь подъездной дверью.
- Чисто, - через несколько секунд послышалось изнутри.
Внутри здание оказалось куда привлекательнее, чем снаружи. Стены аккуратно покрашены зелёной краской, никакой наскальной живописи, ни единого бычка на полу. Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы скорым шагом зашли в одну из квартир, а Грач щёлкнул задвижкой, запирая вход.
- Не отсвечивай, - бросил мне снайпер, занимая позицию у окна. – Сядь на диван и не мешай.
На языке крутилось множество вопросов, но один беспокоил меня больше всего.
- Я пленный? – спросил я, послушно усаживаясь на указанное место.
- Опупенный, - ответил Грач.
Линь от смеха, но ничего не ответил. Сбросив рюкзак у входа, он заперся на кухне, откуда вскоре послышалось тихое шипение радиостанции:
- Замок, я Пёс-4, я Пёс-4, приём, я Пёс-4… Замок, замок, я Пёс-4, как слышно меня?..
Грач так и не счёл нужным ответить на мой вопрос. Не обнаружив на улице ничего подозрительного, он вернулся в коридор, оставив меня в одиночестве.
Чертыхнувшись, я откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. Судя по всему, делиться со мной информацией никто не собирался. Кто они? Очень похоже на армейских спецов или каких-нибудь, к примеру, ГРУшников. Пару раз моя рота обеспечивала прикрытие «особым группам», совершавшим вылазки в город, и действовали те парни практически один в один как и эта парочка. Такие же молчаливые и сосредоточенные, вооружённые неведомыми винтовками, которые ни я, ни мои боевые товарищи прежде не видели. Быстро приходят, чётко выполняют задачу, а потом растворяются в темноте, - вот как работали подобные Грачу и Линю, по крайней мере, в моих глазах это выглядело именно так… Но зачем им нянчиться со мной? Очевидно, что я лишь мешаю слаженным действиям боевой двойки снайпера и автоматчика, и единственное разумное объяснение, почему я до сих пор жив, а не валяюсь в одном братском сугробе с перебитыми «иностранцами» - у Грача и Линя есть определённое задание.
Снайпер видел, что я проходил службу на периметре и никак не отреагировал на это… Довольно странно, ведь я своими глазами видел, как «беженцев» отсеивали от других людей, словно они заражены чем-то и требуют изоляции…
Доносившееся с кухни шипение стихло, и Линь вернулся в зал. Сквозь приоткрытую дверь я успел заметить стоящую на столе радиостанцию, один в один похожую на знакомую мне Р-159 , но имеющую одно странное отличие. Пожалуй, несведущему человеку заметить его было довольно проблематично, но мне сразу бросился в глаза прямоугольный блок, приваренный к корпусу выше аккумуляторного отсека и соединяемый с радиостанцией двумя аляповатыми гофрированными трубками. Этот обвес явно был «не родным» и, судя по неаккуратному сварочному шву, приделывался в полевых условиях. Собственно, никаких дополнительных деталей я рассмотреть не успел, так как Линь плотно прикрыл за собой дверь.
Немало вопросов вызывал у меня ещё один факт. Очевидно, что в квартире был организован схрон снаряжения (иначе откуда взялась на кухне массивная радиостанция), но откуда он здесь? Был подготовлен заранее, ещё до новости о возвращении Катаклизма? Исключено. После звукового удара всё полетело к чёртовой бабушке, а городские постройки как следует перетасовало. В подобных условиях наткнуться на заранее оставленный тайник – один шанс на миллион. Значит, спецназ оставил здесь снаряжение уже после. В пользу этой теории говорит и то, что группа чересчур хорошо ориентировалась на местности, что в свете недавних событий выглядело как минимум невероятно.
Осмотрев меня с ног до головы, словно бы решая, стоит со мной разговаривать или залепить рот скотчем от греха подальше, автоматчик ухмыльнулся:
- Ты хуже пленного. Ты штатский.
Пододвинув один из стульев, солдат сел напротив меня и достал подозрительно знакомую пачку сигарет. Снятый с предохранителя автомат лежал у него на коленях, словно бы невзначай направленный в мою сторону. Пошарив по карманам, я без особого удивления понял, что единственными не изъятыми предметами оказались ключи и несколько зажигалок. Курево, консервы и вода, очевидно, сменили хозяина. Нож тоже канул в небытие.
- Угощайся, - великодушно протянув мою же пачку, улыбнулся Линь.
Портить и без того неясные отношения с военным не хотелось, поэтому я не стал лезть в бутылку и требовать вернуть вещи.
- Зачем?.. – закуривая, начал было я, но спец беспардонно перебил меня.
- Сколько видел финнов?
До меня не сразу дошло, о чём спрашивает Линь, но вспыхнувшая в голове догадка тут же всё расставила на свои места. Точно, «иностранцы» - это никто иные, как солдаты финской армии! Почему я сам до этого не додумался? До границы ведь рукой подать!
- Только тех, что напали на меня, - о перегородившем нам с милиционерами КПП и напавших из леса я решил ничего не говорить, тем более, что само КПП я не видел, а атакующие, скорее всего, все погибли после звукового удара.
- Знаешь, что они ищут?
- Никак нет.
- Вот и славно. Ты же на периметре служил, в курсе, что происходит?
- Катаклизм, что ещё…
Линь невесело усмехнулся, делая долгую затяжку:
- Короче, как там тебя… Иван. Вообще, мы не обязаны прояснять тебе ситуацию, делаю я это ради твоего же блага, а то решишь ещё свинтить по-тихому. Слушай внимательно и никаких дополнительных вопросов не задавай, понял? – дождавшись моего утвердительного кивка, автоматчик продолжил. – На этот раз никакого периметра нет. После События город увеличился в диаметре на одиннадцать километров и практически все, кто оказался в зоне расширения, теперь считаются пропавшими без вести. Новая территория состоит из продублированных и перемешанных городских построек. Наша с Грачом задача – найти автобусную колонну, выехавшую из города прямо перед Событием, но не успевшую отойти на достаточное расстояние. Всё обнаруженное население необходимо препроводить к точке эвакуации. Формально финны занимаются тем же, ищут уцелевших, но на самом деле тебе лучше не встречаться с ними.
- Я уже понял.
- Они кое-что ищут. Вот только ничерта не найдут, суки… - злобно оскалился Линь. – Если бы не Катаклизм… загнали бы обратно этих уродцев…
Дверь приоткрылась, и в квартиру заглянул снайпер. Сделав руками несколько жестов, Линь кивнул в ответ, затушил сигарету, а бычок сунул в пакетик с клапаном и спрятал в карман:
- Короче… Ждём другие группы, а потом выдвигаемся к автобусам. Будешь держаться поближе – уцелеешь. Выкинешь какой-нибудь фокус – лично пристрелю. Война всё спишет.
- Так это что… Я единственный, кого вы нашли?
Военные переглянулись с таким видом, словно обменялись ментальными сообщениями.
- Не единственный, кого нашли, но единственный, кого можно эвакуировать. Отдыхай, если никто не появится в течение часа – выдвинемся самостоятельно, - с этими словами автоматчик вышел вслед за снайпером, и в квартире воцарилась тишина.
Рассказ спеца не открыл для меня ничего принципиально нового. Слишком мало информации и чересчур общие объяснения происходящего. Не надо быть гением, чтобы догадаться – военные знают намного больше, однако их можно понять, специфика работы такая, спасибо и на том.
То, что город расширился за счёт «скопированных» зданий не было новостью. Я и сам догадывался о чём-то подобном. Вместо леса, в котором я застал звуковой удар, политкорректно названый Линём «Событием», я очнулся уже в городе. Здания вокруг знакомые, но находятся совсем не там, где должны, этажи и квартиры в многоэтажках перепутаны местами.
Все, кто не успел свалить, пропали или мертвы? Тоже ничего удивительного, я своими глазами видел как труп милиционера, так и чудовище, в которое он потом превратился.
Отдельного внимания заслуживают финны. Почему армия так быстро попросила о помощи у другого государства, почему не справилась своими силами? Что здесь может быть такого важного, что вооружённые отряды, не опасаясь ответных действий, не скрываясь бродят по окрестностям? Вполне возможно, что спецы как-то замешаны в этом, слишком уж уверенно Линь заявил, что «суки ничего не найдут».
Собственно, интересно-то интересно, но не настолько чтобы надоедать военным расспросами. Самое главное, что передо мной появился реальный шанс выбраться отсюда, да ещё и в сопровождении опытных бойцов спецназа. Их уверенность и спокойствие невольно заразили меня, так что ближайшее будущее больше не казалось огромной чёрной ямой, с доносящимся со дна голодным рычанием.
Следуя совету военного, я более или менее удобно устроился на узком диване и закрыл глаза. Армия научила меня невероятной способности засыпать в любое время и в любой позе, поэтому не прошло и минуты, как я провалился в сон…
До самого горизонта протянулась пропасть, опоясанная рваными клочками земли. Бесконечная бездна, шахта лифта, ведущая прямиком в преисподнюю, смертельная рана, оставленная на теле Земли. Кусочки асфальта, отваливаясь от разорванного дорожного покрытия, уносятся куда-то во тьму, и, даже если прислушиваться к пропасти весь день, то не услышишь эха их падения. Упадёшь вниз – будешь лететь целую вечность.
Он стоял у самой кромки бездны. Раскачивающийся от ударов ветра, сутулящийся под гнётом пройденных испытаний, но, тем не менее, бесстрашно смотрящий в чёрное ничто, распростёршееся под ногами.
Кому, как ни мне знать, кто он, ведь это я отнял у него жизнь.
- Пусть всё будет не напрасно, пусть всё будет, пусть всё будет… - существо молчит, я готов поклясться в этом, но шипящие кислотой слова раз за разом вспыхивают в сознании, вызывая головную боль и дрожь в руках.
- Чего ты ждёшь от меня? – произношу я, но слова тонут в яростных порывах ветра, так что даже я не слышу их.
Тварь на краю обрыва не обращает на меня внимания. Развевающийся плащ превращает её фигуру в нечто бесформенное, нематериальное, словно ускользающее неприятное воспоминание.
Одолеваемый странным желанием коснуться плеча незнакомца, я делаю несколько шагов вперёд, но замираю, услышав позади автомобильный клаксон. Медленно оборачиваюсь, с удивлением обнаруживая экспедиционный ярко-оранжевый автобус. Водитель машет рукой, призывая занять своё место среди терпеливо ожидающих пассажиров: Иванова, Штыкова, Артёмова, улыбающейся мне Юлии Новак и её коллег убрать, офицеров Козлова и Протасова, неизвестно как оказавшиеся здесь пилоты Анатолий и Александр, - живые и невредимые, приветливые. Все они терпеливо смотрят на меня, словно говоря, что нам пора продолжить путь дальше.
- Не смотри, - шипит до боли знакомый голос, заползая в щели коры мозга. – Смотри на меня…
На секунду я отвожу взгляд, с ужасом отмечая, что край пропасти приблизился ко мне, вместе с замершим на её краю неизвестный. Хочется убежать, заскочить в автобус и крикнуть водителю, чтобы он вжал газ в пол и увёл машину подальше от обрыва, но непослушные ноги приросли к земле.
Я хочу позвать на помощь, заорать что-нибудь находящимся в автобусе, но так и замираю с раскрытым ртом. Транспорт превращается в искорёженный кусок металла, переломленный пополам. Бронированные листы обшивки разорваны, словно куски картона, стёкла полопались, а сидящие на обгоревших сиденьях люди оборачиваются искалеченными скелетами. Раздробленные кости со стуком осыпаются на пол, проломленные черепа скалятся крошащимися зубами, тлеющая одежда покрыта чёрными пятнами ожогов и всё ещё дымится.
- Простите! – кричу я покойникам, слёзы стекают по лицу, падая на бронежилет и смешиваясь с пятнами крови. – Простите меня!
Но никто мне не отвечает…
- Просыпайся, - доносится слабый голос. – Беги и не оборачивайся… Просыпайся!..
- Просыпайся, - кто-то легонько потряс меня за плечо.
Я резко вскакиваю на ноги, ожидая увидеть перед собой покойника из сна, но это всего лишь Грач. Облегчённо выдохнув, провожу ладонями по лицу. Эти сны, порой, кажутся намного реальней яви, так что в голову невольно приходит мысль: «А что если сновидения реальны, а прибытие в родной город и возвращение Катаклизма – всего лишь иллюзии?»
- Уходим, - коротко бросает мне снайпер, исчезая на кухне.
Спустя несколько секунд раздаётся шипение и приглушённый хлопок, резко почувствовал запах палёного пластика. Осторожно заглянув в приоткрытую дверь, я вижу дымящуюся Р-159, лежащую на столе. Судя по всему, остальные члены подразделения так и не пришли, и нам придётся выбираться своими силами.
Закончив с устранением громоздкой радиостанции, Грач проходит по всей квартире, собирая в пакет разную мелочёвку: сигаретные бычки, пустые консервные банки и прочее, - сложив всё вместе, он уходит на кухню, откуда вновь доносится шипение. Я же, не зная, что от меня требуется, встаю у окна и осторожно выглядываю на улицу.
Сумерки потихоньку отступали, вновь заполняя улицу темнотой полярной ночи. Такова специфика здешних мест: в это время года светлеет поздно, а темнеет – рано. Неторопливо продолжает сыпать снег, покрывая город новыми белоснежными слоями, словно стараясь похоронить его по самые крыши. Ни финнов, ни чудовищ нигде не видно, и это не может не радовать.
Возвращается Грач. Снайперская винтовка висит у него за спиной, правая рука сжимает опущенный к полу пистолет Макарова. Тяжёлый взгляд спеца встречается с моим, растерянным и обескураженным…
Приплыли… Видимо, пришла пора устранить самую главную из улик, которая куда тяжелее странной радиостанции, и куда красноречивей недокуренных сигарет…
В груди всё сжимается. Спешно прокручивая в голове возможности к бегству, я, тем не менее, не схожу с места, скованный страхом. Одно дело спасаться от чудовищных порождений Города, а совсем другое – видеть предательство себе подобных, ещё час назад общавшихся с тобой на равных и говоривших что-то про эвакуацию. С такими вещами тяжело смириться, а ещё тяжелее - противостоять им.
Военный делает два шага на встречу, приподнимая оружие…
Можно попробовать высадить окно и, петляя, попробовать добежать до соседних зданий. Шансы малы, учитывая навыки стрельбы спецназа, но они есть…
- По законам военного времени…
Ещё один вариант – выбить из рук военного пистолет. Уйти влево, пригнуться и прыгнуть, попробовать сбить его с ног…
- Ты, Иван Селезнёв…
Или отпрыгнуть за диван, а потом выбить дверь и сбежать быстро по лестнице…
- Как военнослужащий запаса, повторно призываешься на военную службу с сохранением воинского звания и всех… - Грач замешкался, пытаясь подобрать слова, сплюнул и продолжил уже менее напыщенным голосом. – Короче, додик. Вообще мы не имеем права привлекать гражданских, но ты и не гражданский. Мобилизация была? Была. Так что ты полноценный военнослужащий Российской Федерации. Бдительно охраняй и стойко обороняй, все тяготы и лишения и прочая хрень…
Снайпер, очевидно, не любил много разговаривать, да и сама ситуация ему не особо нравилась, это было видно по хмурому лицу спеца. Перехватив оружие за ствол, он протянул его мне, а потом выложил на стол несколько запасных магазинов и снятую с пояса кобуру:
- По возвращении вернёшь. Только попробуй потерять.
Я был удивлён… Нет, удивление – это не самое подходящее слово… Я был шокирован. Ещё пару секунд назад я мысленно прощался с жизнью, представляя, как снайпер стреляет мне в голову, а потом оттаскивает тело на кухню и поджигает там, а теперь мне протягивают пистолет, пусть и без особого удовольствия, но принимая в полноправные члены подразделения.
- Умеешь с ним обращаться? – с сомнением глядя на меня, спрашивает солдат.
- Так точно, - чтобы развеять подозрения Грача, я извлекаю магазин, передёргиваю затвор, убеждаясь что в стволе нет патрона, спускаю курок и, вернув магазин на место, ставлю на предохранитель.
Удовлетворённо кивнув, снайпер присаживается у рюкзака, я же вынимаю из шлевок штанов ремень и надеваю его поверх куртки. Выглядит глупо, но так до оружия будет легче дотянуться, случись что непредвиденное. Запасные магазины рассовываю по карманам, особо заострив внимание на том, куда именно я их положил, а то выйдет, как с гранатой…
Не знаю, чем я заслужил такое доверие. Вручать оружие малознакомому человеку? Видимо, совсем военных прижало, раз им настолько не хватает огневой мощи. Не факт, что я поступил бы так же. Намного проще было бы пристрелить, избавившись от лишнего балласта, а заодно и от опасности получить пулю в затылок… Но им виднее, если вручили пистолет – на то есть причины.
- Значит, никто больше не появился?
Снайпер не ответил мне, видимо, израсходовал весь лимит слов на сегодня. Дверь квартиры открывается, на пороге появляется Линь со своим неизменным автоматом. Заметив кобуру у меня на поясе, он расплывается в улыбке:
- Что, уже провёл мобилизацию?
- Завали…
- Да не нервничай ты, всё будет тип-топ.
- Под твою ответственность, понял?
Что-то произошло, пока я спал. Какой-то спор, судя по всему, связанный со мной.
- Я ему сейчас ещё и карту покажу, - казалось, что шире улыбаться уже нельзя, но автоматчик смог это сделать, наверное, побив какой-нибудь мировой рекорд.
- Под. Твою. Ответственность, - каждое слово вылетает, как пуля: быстро, точно и метко.
Ох, не нравится мне это… Во что они хотят впутать меня?
Тем временем Линь достал из-за пазухи сложенную в несколько раз карту и разложил её прямо на диване. Взглянув на изображение города, я не поверил своим глазам… Карта включала в себя не только «старые» постройки и улицы, но и «новые», возникшие после удара! Откуда у них это сокровище?.. Чтобы сделать такой снимок, нужна связь со спутником, но ведь радиосвязи нет! Или её нет только у нас, гражданских?.. В голове всплыла странная рация, с приваренным к корпусу блоком. Может быть, военные нашли способ наладить сообщение в условиях Катаклизма, изобрели какую-то новую радиотехнику?
- Двигаемся на юго-восток, до русла реки. Это длинная изогнутая полоса, заваленная белым камнем, воды там совсем нет, по крайней мере, раньше не было. Идём по берегу вот сюда, до трёх близко расположенных многоэтажек, это и будет наша точка сбора на случай, если придётся разделиться. Потом до остатков эвакуационной колонны, она находится на самом краю города, южнее многоэтажек, забираем выживших, если такие есть, пересекаем черту города, там нас будет ждать транспорт. Времени у нас мало, машины прибудут в полночь и прождут не более получаса. Потом по городу нанесут серию ударов, так что, если не успеем вовремя сдристнуть – можно смело выкапывать могилу и ждать, пока её засыплет взрывами. Всё понял?
- Так точно!
- Находим по пути гражданских – забираем с собой. Трупы оставляем на месте. Огонь открывать только с нашего разрешения, оружие без повода не доставать. Без обсуждений выполнять приказы. Идёшь первым, внимательно смотришь по сторонам, потом Грач, я замыкаю. Открытые участки местности перебегаешь, двигаешься на теневой стороне зданий, замечаешь что-нибудь странное - подаёшь нам знак и стараешься стать невидимым. Вопросы есть? Вопросов нет, выдвигаемся.
Покинув временное убежище, мы уже начали спускаться на первый этаж, когда резко остановившийся снайпер вскинул руку, приказывая остановиться:
- Слышите?
Линь замер позади, контролируя спину, Грач вскинул винтовку и целился в темноту первого этажа, я же, следуя приказу, не спешил доставать оружие и присел между ними. Первое время вокруг было спокойно, но стоило повнимательнее вслушаться в царящую вокруг тишину, как до ушей донёсся какой-то слабый, едва заметный шум.
- Это что, ребёнок? – шёпотом спросил я, не веря собственным ушам.
В одной из квартир этажом ниже плакал младенец, судя по всему, совсем ещё грудничок, но откуда ему здесь взяться? Неужели какая-то чокнутая мамаша проигнорировала сообщение об эвакуации и решила остаться дома?
- Ты что, не проверил здание? – раздражённо бросил Линь снайперу, но тот в ответ лишь покачал головой.
- В квартирах никого не было, я в каждую щель заглянул.
- А окна?
- Закрыты, мы бы услышали.
- Вход?
- Млять, да заминировал я его, никого здесь не может быть!
Автоматчик облизнул пересохшие губы и пару секунд размышлял над дальнейшими действиями:
- Надо уходить.
- А если это выжившие?
- Ты же всё проверил! – раздражённо огрызнулся Линь, не отрывая взгляда от автоматного целика. – Надо сваливать.
- У нас приказ эвакуировать всех встреченных гражданских, - гнул своё снайпер.
- Млять… Долбанный рубанок … Иван, идёшь первым.
У меня было собственное мнение на счёт происходящего, и я, наплевав на субординацию, попробовал возразить:
- Нельзя туда ходить.
- Это почему же? – спокойно заявил снайпер. – Вы оба трусливые крысы, я пойду первым.
- Отставить!
- Да пошёл ты, - беззлобно огрызнулся Грач и приставными шагами начал спускаться по лестнице, не опуская при этом оружия.
Нельзя туда ходить, нельзя! Очевидно же, что Город заманивает нас в ловушку! Не может здесь быть никаких детей, откуда им взяться? На подобные провокации велись разве что в первые дни Катаклизма, а потом, спустя десяток другой трупов, альтруисты неожиданно кончились и более не спешили на помощь к кричащим из тёмных домов голосам.
Я сам, лично, был свидетелем подобной ситуации. Мы патрулировали свой сектор, когда из-за ограждения донёсся женский плачь. Незнакомка умоляла помочь ей, стенала, жаловалась на боль в груди, раз за разом твердила, что ей не выжить. От этих стенаний у нас волосы на затылке вставали дыбом, потому что инфракрасные датчики не регистрировали никого живого по ту сторону минного ограждения. Штыков скомандовал отойти назад и приготовиться к бою, но один из зелёных новичков решил, что он больше разбирается в реалиях Катаклизма, решив поиграть в благородного рыцаря. Как же его звали… Совсем вылетело из головы… Не успели мы ничего предпринять, как он подошёл к забору, крича что-то невидимой женщине, а потом… исчез… словно его никогда и не было. Просто растворился в воздухе. Нашего сержанта в тот раз крепко вздули за пропавшего подчинённого, но зато с тех пор никто не вёлся такие разводки.
Сейчас Грач напоминал мне того исчезнувшего салагу, проигнорировавшего все инструкции и предупреждения. Видимо, я ошибался, думая, что эта парочка бывала на периметре.
Вытащив из кобуры пистолет, пошёл следом за снайпером, пытаясь определить откуда исходит плачь, однако вопрос разрешился сам по себе, стоило оказаться внизу. От одной из дверей исходил резкий неприятный запах.
- Ну и вонь…
На лице Грача не дёрнулось ни единого мускула, подойдя к источавшей тошнотворный аромат двери, он занял позицию слева от неё, жестом указав мне на ручку. Линь присел сзади, беря на мушку подъездную дверь, я же приготовился распахнуть квартиру.
Вблизи мерзкий запах принял узнаваемые нотки: амбре испорченного мяса, вонь испражнений и аромат корицы, который не столько разбавлял эту гремучую смесь, сколько делал её ещё отвратительней. Сглотнув подступающую тошноту, я прикрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.
- Я слева. Давай, - кивнул прижавшийся к стене снайпер, и я послушно распахнул дверь.
Спец тенью проскользнул внутрь, вскинув винтовку, я устремился следом за ним, двигаясь вдоль правой стены. Внутри оказалось темно, а вонь достигла своего апогея и была настолько концентрированной, что хоть топор вешай.
Обогнув платяной шкаф, заглянув в ванную комнату. Пусто.
- Лечь на пол, быстро, - послышалось из зала.
Мимо прошмыгнул Линь, исчезая в темноте вслед за снайпером. Проверив кухню, я направился за ними, прикрыв на всякий случай входную дверь.
В помещении зала оказалось куда светлее, чем я ожидал. Благодаря широкому окну с распахнутыми шторами, внутрь проникали остатки скупого дневного света, давая возможность как следует рассмотреть детали интерьера: массивную стенку, стоящую в углу сушилку для одежды и гладильную доску. Лежащие на ней брюки и всё ещё включенный в розетку утюг красноречиво говорили, что Катаклизм застал хозяев за глажкой одежды, а не до конца собранные сумки, лежащие на диване, создавали впечатление, что они так и не успели никуда уехать.
Сперва я не понял, к кому обращается Грач, но вскоре разглядел некую фигуру, копошащуюся в тёмном углу зала. Именно от неё исходил слабый детский плачь, то и дело прерываемый чавканьем.
- Опусти ребёнка, быстро! На землю! – Грач обходил странное существо слева, а Линь – справа.
Оружейные стволы, не отрываясь, смотрели на тварь в углу, готовые в любой момент нашпиговать её свинцом, но ту вовсе не беспокоило это. Вспыхнул красным светом нагрудный фонарь, и в его узком луче стали видны детали.
- Что это такое… - выдохнул Линь, замерев на месте.
Больше всего существо напоминало горбатую старуху, укутанную с ног до головы в тряпки, пестрившие многочисленными заплатками, скрывающими массивную грудь и обвисший толстый живот. Длинный подол мешковатого платья доходил до самого пола и подпоясывался обычной бельевой верёвкой, за которую были заткнуты многочисленные обрывки ткани и мягкие игрушки. Лицо, скрытое глубоким капюшоном, неотрывно смотрело вниз, на маленького ребёнка, обёрнутого в грязное тряпьё и прижимаемого к груди правой рукой, когда левая перебирала свисающее с шеи ожерелье из сосок. Одну за другой, тварь пыталась запихнуть их в рот не унимающемуся младенцу, словно подбирая из большой связки нужный ключ, но тот раз за разом отплёвывал пустышки, продолжая плакать.
Луч скользнул в сторону, освещая массивную спину женщины. То, что сперва выглядело горбом, оказалось гроздьями запеленованных детских тел, закреплённых на спине и поясе чудовища. Некоторые из них, судя по трупному запаху, уже давно умерли и теперь смотрели на нас из смотровых щелей грязны пелёнок вздувшимися безжизненными лицами, другие же еще шевелились, но издавать плачь уже были не в состоянии. С детских «коконов» сочились, капая на пол, экскременты, смешанные с какими-то мелкими насекомыми.
Сколько же у этой твари детей? Никак не меньше восьми, и практически все уже мёртвые.
- Господи…
Существо не обращало на нас никакого внимания ровно до тех пор, пока красный луч света не достиг выемки капюшона. Подняв голову, оно издало чвакающий звук и сделало шаг назад, прижимая к себе рыдающее дитя, явно находящееся не в восторге от таких проявлений ласки.
- Не отда-а-ам… - слова едва различались, буквы то и дело перемежались хлюпами и чмоканьем. – Не отда-а-ам!..
Грач, наконец-то выйдя из ступора, произносит всего одно слово:
- Огонь.
Стволы оживают, заполняя комнату приглушёнными выстрелами, больше похожими на хлопки ладонями, звон ударяющихся об пол гильз звучит на их фоне чересчур громким, но ни одна пуля не достигает цели. Существо молниеносно опускается на четвереньки, за долю секунды закидывая вопящего ребёнка за спину, и по-паучьи пробегает по стене. Тяжёлые пули неотступно следуют за ней, но ловкая тварь постоянно находится на шаг впереди стрелявших, предугадывая траектории очередей и без особого труда избегая автоматных очередей, выбивающих крошево штукатурки.
Одна из конечностей чудовища непропорционально вытягивается и резким ударом откидывает Грача, скорость этого движения настолько велика, что обученный боец спецназа не успевает среагировать и отлетает в сторону, ударившись об стену. Линь, двумя отточенными движениями перезарядив автомат, вновь зажимает спусковой крючок, но тварь опять ловко уходит от свистящей в воздухе смерти.
Если раньше я опасался открывать огонь из чересчур громкого пистолета, то теперь, глядя на мечущееся по комнате отродье Города, все сомнения вмиг проходят. Вскинув пистолет, я делаю несколько быстрых выстрелов, один из которых всё-таки задевает монстра. Взвыв, оно бросается к двери, попутно отшвырнув с пути автоматчика…
Слишком быстрое, слишком ловкое!..
Развевающиеся полы длинного платья пролетают совсем рядом со мной, каким-то чудом я успеваю уйти от нацеленного мне в голову удара и делаю еще два выстрела, целя существу по нижним конечностям. Попал я или нет, заметить не успеваю, чудовище начинает ломиться в запертую дверь, а вскочивший с пола Линь срывает что-то с разгрузки и швыряет это в прихожую:
- Граната!
Не раздумывая, я отпрыгиваю к окну, прячась за подлокотником дивана, рядом приземляется автоматчик. Квартиру сотрясает оглушительный взрыв, судя по грохоту, сорвавший с петель входную дверь. Мотая головой, спец поднимается на ноги и быстро убегает в раскуроченную прихожую. Судя по тому, как он растерянно замирает на входе, никакого чудовища там нет.
Сквозь писк в ушах я слышу звон разлетающегося на кухне окна, с трудом поднявшийся на ноги, Грач подбирает оброненную винтовку и прикладом разбивает стекло. Раздаются приглушённые хлопки и тихий мат.
- Ушла тварь… разбила стекло и ушла… - вернувшийся Линь выглядит довольно скверно.
На каске автоматчика видна глубокая вмятина. Снайпер тяжело дышит, ослабляя крепление продавленного внутрь бронежилета. Угоди хоть одна такая атака по мне, обделённому какой-либо защитой – непременно сложил бы сотни .
- Надо сваливать, мы тут такого шороха навели, что на километр слышно, - перезарядив оружие, командует автоматчик. – Того гляди ещё финны явятся… Ну что, проверил, кто плачет?
Грач, всё ещё не до конца отошедший от удара, промычал нечто неразборчивое и направился к выходу.
- Нафига мы стрелять-то начали? Там же детей… - заикнулся было я, но тут же замолк, поймав грозный взгляд командира.
- Не было никаких детей. И этой огромной старухи тоже не было. Понял?
- Понял.
- Тогда шевели копытами.
Выйти через дверь подъезда мы не успели. Снаружи прогрохотал ещё один взрыв, вслед за которым послышались крики на незнакомом языке.
- Назад! – Грач, крутнувшись на месте, оттолкнул Линя в сторону. – Окно!
Прихрамывая, он метнулся на кухню и, оттолкнувшись двумя ногами, вылетел наружу. Следом за ним устремляется автоматчик, у меня же этот манёвр занял немного больше времени. Боясь порезаться о торчащие во все стороны осколки, я спрыгиваю вниз, где уже поджидают перезаряжающиеся спецназовцы.
Не произнося ни слова, они устремляются вперёд, стараясь пересечь открытую местность, разделяющую наше убежище и другие постройки. Стараясь не отставать, я бегу следом. Позади раздаётся несколько одиночных выстрелов, одна пуля попадает в спину бегущего первым снайпера, тот спотыкается, но всё же умудряется удержаться на ногах и продолжает двигаться.
Снег старательно мешает нам, ноги по колено проваливаются в сугробы, но каким-то невероятным образом я добегаю до ближайшего здания и заворачиваю за угол, чувствуя, как выбивают из стены бетонное крошево грохочущие позади выстрелы. Белые хлопья, приземляясь на раскрасневшееся лицо, тут же таяли, дыхание сбилось.
- Ранен? – кричит Линь своему товарищу, но тот отрицательно качает головой.
Высунувшись из-за угла, автоматчик даёт несколько коротких очередей по спешащим следом «иностранцам», те падают на снег и нестройно огрызаются.
- Вперёд! – командует он, и забег со смертью продолжается.
Миновав ещё несколько домов, мы выбежали на большую заснеженную площадку. Отставший снайпер присел у угла дома и принялся копошиться в рюкзаке, Линь опять открыл стрельбу по мелькающим вдалеке белым фигурам.
- Готово, - воткнув в снег какую-то металлическую банку, снайпер вскочил на ноги и, быстро перебежав через открытое место, занял позицию за торчащей из снега крышей какого-то микроавтобуса. – Давай!
Когда я и автоматчик пробежали половину пути, позади что-то гулко ухнуло, ударив в спины взрывной волной. Падая, я почувствовав проносящиеся мимо пули, но захлопавшие следом за этим выстрелы снайперской винтовки подавили всякое сопротивление. Сделав несколько неуклюжих шагов на четвереньках, я всё же смог подняться.
- Не отставай, - донесся крик мелькающего впереди Линя…
Не знаю, как долго продолжался этот забег. То и дело мы залегали, отстреливаясь от преследователей, спецы откидывали гранаты и яростно огрызались на летящие в спину пули, но финны даже и не думали отпускать добычу. Задачу усложнял снег, а если точнее, глубоки следы, оставляемые нами на его поверхности. С такими подсказками нас даже полный идиот отыщет.
Неизвестно, как оно всё вышло бы, но его величество Город решил вмешаться в разгоревшийся на его улицах конфликт. Когда мы в очередной раз заняли позицию за какими-то торчащими вверх колёсами машинами, те неожиданно затряслись и начали подниматься вверх.
Разбираться в происходящем не было ни сил, ни времени, поэтому мы попросту ретировались. Оглянувшись, я увидел показавшиеся из-под снега хитиновые, похожие на крабьи, конечности, вытягивающиеся из окон перевёрнутого салона. Раскидывая снег, существа выбирались из сугробов и шевелили огромными зазубренными клешнями. Вместо лобового стекла машин, используемых существами, как раковины, торчали заострённые морды с шарообразными глазами на тонких длинных стебельках и неустанно двигающиеся жвалы, готовые употребить в пищу человеческого мяса.
Заметив бегущих с автоматами наперевес «иностранцев», чудовища угрожающе защёлкали, подняли вверх смертоносные конечности и устремились в атаку.
Результатов их битвы я уже не видел. Глупо было не воспользоваться возможностью уйти от преследования, поэтому мы, что есть прыти, побежали прочь, сопровождаемые затихающими вдали автоматными очередями и полными боли воплями.
- Эй, Селезень, не зевай, - легонько ударив меня по каске, мимо прошёл младший сержант Штыков.
Командира отделения ему дали всего пару дней назад, а ведёт себя, словно родился с лычками. Хотя, свой призыв не напрягает, правильный парень, что нельзя сказать о некоторых других, резко возомнивших себя тактиками космического уровня. Взять хотя бы Прокофьева из третьего взвода, мало того, что салаг парит, так ещё и норовит товарищей загрузить по самые помидоры. Мы все равны, бла, бла, бла, перед лицом нависшей угрозы, бла, бла, бла… Одно дело картошку чистить, а другое – спину свою доверять необстрелянному дурачку, которому лишь бы комиссоваться побыстрей, да к мамке вернуться под одеялко…
Отбросив в сторону сигарету, заначенную ещё с обеда, поправляю на плече автоматный ремень и оглядываюсь. Толстые, обугленные напалмом деревья частоколом торчат из мёртвой земли, словно сгоревшие спички из спины ёжика, слепленного каким-то неумелым ребёнком. Редкие сохранившиеся ветки, оставшиеся на стволах, тянут переломанные пальцы куда-то высоко-высоко ввысь, видимо, призывая богов спасти умирающую рощу, но спасать уже некого: кто развеялся по ветру невесомыми угольками, а кто, обделённый ударом милосердия , остался ждать нового артобстрела.
- Идём, - как-то чересчур спокойно говорит подошедший Пинчук. – Надо вернуться до заката.
Я киваю и отправляюсь следом за Штыковым, осторожно крадущимся метрах в пяти. Спина сержанта, защищённая камуфляжным бронежилетом, то исчезает, то появляется вновь, пропадая среди потрескавшихся чёрных стволов, и каждый раз я представляю, что в один прекрасный момент Штыков попросту исчезнет. Зайдёт за дерево и растворится в витающем вокруг слабом запахе дыма. Поблёскивающий круглыми линзами очков Пинчук, замыкающий тройку, нагнётся завязать шнурок или заметит что-нибудь подозрительное, сделает шаг в сторону и пропадёт вслед за младшим сержантом. Оставшись в одиночестве, я замру на месте, скованный ужасом… Страх одиночества в Городе – вещь знакомая, привычная… Одиночество в Городе – верная смерть. В лучшем случае. Страшно позвать невесть куда запропастившихся товарищей – не дай бог привлечёшь внимание того, кто посодействовал им в этом. Страшно двинуться с точки – вдруг исчезнувшие угодили в какие-то ловушки? Страшно даже поднять ствол автомата на уровень глаз и выцелить мелькающую среди деревьев тень – вдруг это один из своих, вдруг надо стрелять не в него, а в то, что гонится следом? Страшно остаться стоять на месте и бездействовать, в один прекрасный момент превратившись в порождение Города и навсегда оставшись его исковерканной марионеткой… Страшно…
Пот выступает на лбу, когда Штыков пропадает за очередным стволом мёртвого дерева. Вот сейчас, сейчас это произойдёт!.. Но опасения оборачиваются паранойей, и сержант, вновь оказавшись в поле зрения, оглядывается и бесшабашно подмигивает, но не для того, чтобы подбодрить подчинённых, а чтобы лишний раз убедиться, что они всё ещё идут позади, не оставили его одного на этой проклятой земле. Нам всем страшно и боимся мы, по сути, одного и того же, только методы борьбы со скребущим затылок ужасом разные.
Серое мрачное небо урчит, подобно полусонному коту, недовольному пробуждением. Редкие капли дождя раздражающе стучат о каску, никак не решаясь перерасти в полноценный ливень, и так продолжается уже месяц, словно мы оказались не в средней полосе России, а где-нибудь на тропических островах Японии или в джунглях Вьетнама. Коварный дождь умудряется просачиваться сквозь плащ-палатку, пробегая отвратительными капельками по спине. Внизу чавкает липкая грязь, перемешанная с обожжёнными обломками глины, но я никак не могу понять, какой звук громче: чмоканье растекающегося под подошвами месива или хлюпанье насквозь промокших стелек.
В батальоне у каждого третьего дизентерия, у каждого второго грибок на ступнях, и лишь у считанных единиц обычный букет из простуды, насморка и кашля. Таких никто уже не отправляет в госпиталь, лечат силами санинструкторов на месте. В госпиталь даже по блату не попасть, койки забиты такими болезнями и ранениями, на фоне которых поедающий ноги грибок кажется мелкой ссадиной. Вот такие дела…
- Долго ещё? Я, млять, уже заекздался грязь месить, - доносится сзади.
- Метров двести, - не оборачиваясь, отвечаю я. – Не ной.
Крадущийся в авангарде Штыков резко припадает на колено и укрывается за одним из стволов, целясь в неведомом направлении. Не задумываясь о чистоте формы, мы следуем его примеру: я прячусь за какой-то корягой, а Пинчук занимает позицию где-то сзади, прикрывая тыл.
Дыхание, следить за дыханием… Вдох, выдох… Вдох, выдох…
Сюда бы долбанного Остапенко, опять умудрился попасть в ТСОшники, сидит себе за пультом и в камеры смотрит, козёл. Вернёмся – будет ржать над засранной одеждой.
Вдох, выдох… Вдох, выдох…
Да какого чёрта он там увидел? Может, осторожно подойти? Или лучше оставаться на месте? Чёрт, да что там?..
Взмах рукой, и сержант вновь встаёт в полный рост. Ложная тревога. Лучше отплёвываться от грязи, выстирывать после отбоя уделанную форму, выковыривая из автоматного подсумка куски подсохшей глины, лишь бы каждая тревога была ложной!..
Впереди виднеется электрическое ограждение. Егоза, пущенная поверху, частично помята, в воздухе витает запах палёной резины. У забора лежит какая-то тварь, отдалённо напоминающая бабочку-переростка с размахом крыльев метра в четыре. Чудовище смотрит на приближающихся солдат чёрными бусинками глаз, силится вырвать жирное брюхо из липкого месива почвы, но обугленные крылья бессильно хлопают по лужам.
Я уже встречал таких, не самые опасные существа, слишком уж заметные, но и с ними лучше держать ухо востро. Прилепятся к жертве тремя хоботками, заменяющими рот, введут внутрь какой-то разжижающий ткани токсин и высосут все внутренности.
Махнув Пинчуку на покорёженную егозу, Штыков подходит ко мне:
- Добей эту хреновину, а я пока с караулкой свяжусь…
Коротко киваю и делаю несколько шагов к барахтающемуся в грязи монстру, тем не менее, сохраняя безопасную дистанцию. Ублюдку раз плюнуть притвориться раненым, лучше перебдеть. В голове возникает неуютная мысль, что мы с ним не так уж и отличаемся: хлопаем давным-давно сломанными крыльями, взываем к серым небесам, огрызаемся из последних сил, но итог всем этим телодвижениям – грязь.
Такие же пленники Города, только сидящие по разные стороны ограждения.
Приклад автомата упирается в плечо, совместив целик с мушкой, я выжимаю холостой ход спускового крючка…
- Чёрт тебя задери, Селезнёв, что ты там замер?!..
- Чёрт тебя задери, Селезнёв, что ты там замер?! Не зевай, двигай вперёд!
Вздрогнув, я оборачиваюсь на оклик. Вместо обугленного леса вокруг стоят многоэтажные здания, перемешанные с частными домами и огрызками гаражных кооперативов. Затаившаяся в щелях между постройками тьма хищно облизывает морду, припорошённое снегом чёрное небо безучастно взирает на нас, оно видит, где начинается клубок Судьбы, и где он заканчивается, и поэтому терпеливо дожидается неминуемой развязки.
Вновь и вновь я пытаюсь понять, куда исчезли младший сержант Штыков, очкарик Пинчук и барахтающаяся в грязи бабочка, и почему на мне эта дурацкая жёлтая куртка вместо бронежилета. Куда запропастился автомат? Где я нахожусь?
- Иван? – кажется, я узнаю этот голос…
Грач? Точно, так его зовут. Один из спецназовцев, спасших меня от финских солдат, что в достатке рыщут по городу, вынюхивая и выискивая что-то… Город… Катаклизм… Забираем оставшихся в живых гражданских и сваливаем отсюда…
- Я в порядке, просто голова закружилась, - отвечаю замершим позади военным и продолжаю двигаться вперёд.
Галлюцинация? Сон наяву? Слишком реально, слишком взаправду, вплоть до тактильных ощущений и запахов. Воспоминание? Если так, то чьё? Почему я не помню этого выхода к сработавшему ограждению? Штыкова, бывшего вместе со мной в экспедиционном автобусе, помню, Пинчука, погибшего незадолго до выезда – тоже, но готов поклясться, что я никогда не пробирался по грязи сквозь сожжённый лес, так же как никогда не видел огромных хищных бабочек.
Откуда пришло это воспоминание? Выбралось из старательно заваленных штолен сознания или же это отголоски чужой памяти? И почему мне совсем не страшно, а наоборот – спокойно, словно я навсегда избавился от… от одиночества в Городе, которого так боялся прежде, ещё до поездки с представителями прессы.
Стоит ли оно того – ворошить прошлое, которое так долго закапывал?
Опущенная на лицо маска заиндевела от учащённого дыхания. Поднимающаяся вверх по лицу влага то и дело норовит намертво сцепить веки при моргании. Чтобы в один прекрасный момент не оказаться ослеплённым, приходится периодически протирать глаза от быстро замерзающих капелек. Ну и морозец, градусов под тридцать, если не больше. Пистолет, надумай я его взять со снятой варежкой, пристынет к ладони намертво, а если и не пристынет, то обязательно обморозит. Хотя, армейские рукавицы тоже не бог весть какая защита от стужи, чтобы ладоням было хоть немного теплее, приходится сжимать пальцы в кулак прямо внутри варежек. Хорошо, хотя бы ветра нет, а то хочешь-не хочешь, а пришлось бы искать укрытие и оттаивать у костра, который в считанные минуты выдаст нас преследователям. Ради чего «иностранцы» так рискуют, открыто устраивая охоту на граждан другого государства, да ещё и находясь на его территории? И где наши, почему не выдворят интервентов восвояси?
Во время погони финны потеряли человек двух убитыми и, как минимум, четверых ранеными, хотя и для нас эта перепалка не прошла бесследно: Грач настолько плох, что не может идти самостоятельно, так что Линю приходится помогать ему. Автоматчик осматривал товарища во время небольшого привала, констатировав вывих ноги и обширную гематому на спине. Раны, по сути, пустяковые, но с каждым пройдённым кварталом солдату становилось всё хуже и хуже. Вон они, плетутся в двадцати метрах позади. То ли не поспевают за мной, то ли используют в качестве живого миноискателя. Пофиг, на всё пофиг. Если надо, пойду первым до самой точки эвакуации, брюхом буду вспахивать снег и пробовать его на наличие вредных примесей, что угодно сделаю, лишь бы сзади кто-то прикрывал, лишь бы не давящее чувство одиночества, а выберемся или нет – это уже дело десятое.
То и дело возникает ощущение чужого взгляда, но ползущие позади военные к этому не имеют ни малейшего отношения. Снайпер с трудом ноги переставляет, при каждом шаге подбородок ударяется о нагрудную пластину бронежилета. Он не то чтобы пристально смотреть, сфокусироваться не сумеет на цели, а вот Линь выглядит обозлённым и полным решимости. Помогая товарищу правой рукой, левой он сжимает автомат с перекинутым через спину ремнём. Тоже чует чужое присутствие, как пить дать, сверлит бело-серую мглу, пытаясь отыскать источник беспокойства. Взгляд, тем временем, следует за жертвами, изучая их повадки и степень опасности.
До службы в армии я не однократно читал про это загадочное «ощущение чужого взгляда», но всегда считал это не более чем художественной выдумкой, призванной для нагнетания напряжения, но на периметре я в полной мере убедился в существовании такого феномена. Более того, я стал доверять этому чувству больше, чем зрению или слуху. Какие только твари на меня ни смотрели из темноты вымершего мегаполиса: яростные, голодные, завистливые, манящие, - весь спектр злобы и презрения… Но сейчас… Это было нечто новое, ранее не виданное. Наблюдающее за нашим продвижением существо не испытывало никаких эмоций. Взгляд не живой твари, а пластиковой куклы со слишком реалистично сделанным лицом.
- Шур-шур, шур-шур, - скрипучий от мороза снег напоминает неопытного поэта, пытающегося подобрать к слову рифму, но раз за разом повторяющий один и тот же вариант.
Шур, шур, шур,
Шур, шур, шур,
Это правда…
или сюрр?
Шур, шур, шур,
Шур, шур, шур,
Время сделать
перекур…
Никаких перекуров, никаких передышек. Не успеем убраться из города до полуночи – поляжем под огнём артиллерии, а ведь нам ещё гражданских искать, которые если и остались живы после События, то наверняка разбежались по округе.
В очередной раз бросив взгляд за спину, я заметил, что Линь остановился, и мне ничего не оставалось, кроме как вернуться назад, ступая по собственным следам.
- Сворачиваем направо, - военный выглядел измученным, но голос его по-прежнему был твёрд, как кремень. - Русло уже должно быть близко.
- Как он? – бессмысленный вопрос, Грач больше напоминал мешок картошки, чем натренированного бойца спецназа.
- Жить будет. Двигай.
От былого Линя не осталось и следа. Канули в небытие ухмылки и напускная развязность, прихватив с собой и остатки дружелюбия. Каждое слово словно прочерчивало невидимую черту, дальше которой мне не рекомендовали соваться. Судя по колким взглядам, то и дело цепляющимся за висящую у меня на поясе кобуру, он с удовольствием бы изъял у меня оружие. Видимо, гнетущее ощущение опасности не позволяло – хрен его знает, как карты лягут, вдруг именно моих выстрелов и не хватит для победы?
Постепенно количество снега под ногами стало уменьшаться, а расстояние между многоэтажками – увеличиваться. Автоматчик оказался прав. Изменив направление движения, мы довольно быстро вышли к небольшой сосновой роще. Вопреки традициям Города, деревья вовсе не выглядели безжизненными: высокие тёмно-коричневые стволы, одетые в шапки из сочных иголок, жизнерадостно покачивались на редких порывах ветерка, шуршали что-то приветственное, зазывая насладиться красотой зимнего леса. Удивительно, но слой снега здесь был совсем тонким, словно кроны сумели отразить яростный напор метели. Пройдя несколько шагов по хрустящим под подошвами шишкам и палой листве возникло ощущение, что с ног сняли утяжелители – настолько уже вошло в привычку пробираться сквозь глубокие сугробы. Вокруг царит не тишина, но спокойствие, нарушаемое знакомым с детства шумом леса, а где-то вдалеке даже раздаются мелодичные напевы свиристеля, коренного жителя зимы. Лёгкая степень эйфории, вызванная приятным сосновым запахом, филигранно смешанным с зимней свежестью, затронула не только меня. Невооружённым взглядом было заметно, как давящее на Линя напряжение медленно отступает, расслабляя мышцы лица. Подобно скованной льдом фигуре, он начинает оттаивать, и даже безвольно висящий на его плече Грач начинает подавать признаки жизни.
- Волшебство, - не сумев подобрать иного определения, говорю я.
Вопреки обыкновению, автоматчик не шикает на меня, лишь коротко кивает, соглашаясь:
- Дойдём до противоположного края и отдохнём немного.
Сняв варежку, я наклоняюсь и беру горсть опавших с деревьев иголок. Пальцы слегка пощипывает морозом, но прежнего смертоносного холода и след простыл, словно здесь, в лесу, были свои законы. Неподвластный тлетворному дыханию Катаклизма оазис, невесть как оказавшийся среди загнивающего урбанистического ландшафта, который вскоре заканчивается, открывая вид на три озера: одно довольно крупное и вытянутое, два остальных – поменьше, разделённые тонкой протокой с топкими берегами.
Прислонившись спинами к стволам сосен, мы устроились на некотором отдалении от кромки леса. Прогулка по зимнему лесу, с шелестящими над головой кронами, чудесным образом взбодрила нас и успокоила ощетинившиеся нервы. За всю свою жизнь я ни разу не сталкивался с подобным ощущением, а с сеансами психологической реабилитации волшебное действие сосновой рощи и вовсе грешно было сравнивать.
Линь достал карту и, хмурясь, принялся водить по ней пальцем. Сидящий рядом с ним Грач запрокинул голову и завороженно смотрел на покачивающиеся верхушки деревьев. Иногда он поднимал вверх правую руку и бессильно хватал воздух, силясь ухватиться за кроны сосен, но каждый раз ему не хватало для этого сил, рука опускалась на землю, но лишь для того, чтобы через десяток секунд предпринять новую попытку. На лице снайпера то и дело проявлялся проблеск скупой улыбки, улыбки человека, отвыкшего от этого светлого и искреннего чувства. Со своего места я чётко слышал его тяжёлое дыхание и шелест маскхалата.
- Ничего не понимаю, - растерянно пробормотал автоматчик, не замечая странного поведения товарища. – Здесь должно быть озеро, но одно, а не три…
Сторонний наблюдатель заявил бы, что Грач слетел с катушек, но лишь в том случае, если бы не заметил моё развлечение. Рассматривая прихваченную с собой горсть хвои, я выуживал те иголки, что потвёрже и насквозь протыкал ими кожу на кончиках пальцев. Нечто подобное я любил делать в детстве, когда родители ставили ёлку, увешанную конфетами и игрушками, а по телевизору один за другим крутили тематические фильмы и мультики.
Когда запасы иголок иссякли, я отряхнул с ладоней мусор и вновь надел варежки, даже в карманах успевшие остыть. В глубине леса послышался оклик, совсем слабый, но моментально заставивший обернуться:
- Ваня!..
Это мой отец, опять не дождался, пока я сам вернусь домой.
- Ваня, ты где? – голос, как обычно, строгий, даже не смотря на всеобщее предновогоднее настроение.
Никакого Вани нет и не может быть. В этом лесу есть охотник Иван и его верная собака Мухтарка. Притаившись за одним из деревьев, я жду, когда папа подойдёт поближе, и в нужный момент выпрыгиваю из засады. Время выверено идеально, обрекая добычу на неминуемое поражение, но отец даже не вздрагивает. Не дав скрыться с места преступления, он ловко хватает великолепного следопыта за капюшон и заводит привычную уже проповедь:
- Сколько раз я тебе говорил, не уходи далеко! Здесь может быть опасно.
- Но, па-а-ап! Со мной Муха! Она защитит меня! - беззаботно отвечаю я, показывая на сидящего рядом щенка.
Судя по совсем ещё несмышлёной мордочке и высунутому языку, Муха не то что кого-то, себя не сможет защитить, однако в моих грёзах она уже большая и сильная охотничья собака, способная одолеть как соседского пса, так и росомаху.
- Ещё раз убежишь – сам начну выгуливать её.
А вот это уже удар ниже пояса, ответить на который мне нечего:
- Я больше не буду, прости…
-Ладно, пойдём…
- Ты что-то сказал? - растерянно хлопая глазами, я посмотрел на поднявшегося на ноги Линя.
- Пойдём, говорю. Поднимемся на высоту, осмотримся оттуда.
Собака? Разве у меня когда-то была собака? Мухтарка? Ну нет, я в жизни не назвал бы своего любимца таким дурацким именем. А отец? Сколько я ни силюсь выстроить в памяти его образ, оканчивается всё на голом фундаменте: ни имени, ни воспоминаний о характере, ни места работы, - ничего.
«Меня зовут Иван Селезнёв, рядовой, электрик-стрелок, личный номер…»
- Эй, ты как? Контузило, что ли? – в голосе Линя нет и капли сочувствия, один лишь расчётливый прагматизм, в таком русле обычно задают тесты на калибровку и исправность узлов в каком-нибудь механическом агрегате.
- Да, немного…
- Прими, - в протянутой руке оранжевая ампула.
Не спрашивая даже, что принимаю, я закинул таблетку в рот и запил её из фляги спеца. Вода внутри оказалась слегка солоноватой, но это было даже к лучшему – меньше буду потеть.
- Идёшь на разведку. На холме что-то есть, какие-то ямы, ничего не разобрать. Пройдёшь до вон той, заляжешь и осмотришься, - передав мне тёмно-зелёный увесистый прибор, лишь отдалённо напоминающий бинокль, и Г-образный фонарь, Линь указал рукой на ориентир – едва заметное углубление в насте. – Если ничего подозрительного не заметишь – выдвигайся на холм, как осмотришься – дай сигнал. Два круга зелёным светом – всё в норме. Понял?
- Что это? - армейский фонарь знаком не хуже автомата Калашникова, а может даже и лучше, а вот со странной тёмно-зелёной штуковиной, имеющий помимо одного окуляра ряд неведомых тумблеров и регуляторов, водить дружбу прежде не доводилось.
- Дальномер. Даже не думай щёлкать переключателями, просто бери и смотри. Живее. Время.
Перекинув через плечо ремешок увесистого прибора, я, пригнувшись, побежал по пролегающему между рощей и высоткой полю. То ли прогулка по сосновому лесу повлияла так благотворна, то ли начал действовать препарат, выданный спецом, но, не смотря на толстый слой снега, я быстро добрался до нужной мне ямки и занял в ней наблюдательную позицию. Ночь надёжно прятала как городские постройки, наверняка опоясывающие этот участок местности, так и края наглухо замёрзших озёр, да и сам холм казался не более чем нагромождением снега и земли. Прильнув к окуляру, я внимательно осмотрел его поверхность, но присутствия финнов или здешних чудовищ не обнаружил. Как и говорил Линь, на плешивых боках холма виднелись ямы, очень уж похожие на могилы, но есть ли в них кто-нибудь – этот вопрос оставался без ответа: слишком темно, да и дальномер не давал достаточного увеличения.
Оглянувшись, вместо рощи я увидел какое-то несуразное чёрное пятно, притаившихся на её кромке военных видно не было. С лёгким шуршанием из кобуры выбрался пистолет. Патронов после перестрелки с «иностранцами» поубавилось, но всё ещё было достаточно, чтобы дать отпор. Один полный магазин в рукоятке, второй, неполный, в кармане.
Идти на холм совсем не хотелось, воздух пропитывала атмосфера напряжённости, а мороз, никак не желающий успокоиться, лишь усугублял отвратительное состояние вещей. Если на высотке кто-то есть, то я у них, как на ладони – достаточно прицелиться и сделать один меткий выстрел. Никто не прикроет отход, не скомандует вовремя «К бою!» и не поймает предназначенную мне пулю. Ещё одна из постоянных спутников во время выездов к периметру – безысходность. Страх очутиться в окружении чудовищ, отрезавших твоему подразделению все пути к отходу; занять заранее невыгодную позицию и не иметь возможности сменить её; выехать на срабатывание ограждения, чётко зная, что впереди тебя ждёт кусок, который ты не сможешь проглотить… Страх угодить в патовую ситуацию, выход из которой один – застрелиться без лишних мучений, но это лишь в том случае, если тебе посчастливилось дорасти до призывного возраста трусом. В противном случае приготовься скрестить мечи с безнадёгой и сразиться с ней за право выбора собственной смерти: стоя в полный рост или на коленях… Боятся все, абсолютно все. Не испытывают страха только мёртвые и сумасшедшие.
Бежать надо отсюда, бежать… Было бы только, куда…
До холма я двигался с максимальной осторожностью, перебегая от одного укрытия к другому, вжимаясь в снег и напряжённо прислушиваясь к тишине. Трижды я изучал через оптику высоту, и на четвёртый всё же разглядел кое-что. Углубления в земле оказались окопами. Среди маленьких ямок, судя по всему, индивидуальных ячеек, периодически встречались позиции покрупнее. В одной из последних я отчётливо рассмотрел силуэт станкового пулемёта с бронещитом, прикрывающим стрелка от вражеского огня. Дуло, кажущееся из-за темноты чересчур широким, смотрело прямиком в мою сторону, вздрогнув от неожиданной находки, я сполз на дно ямы, в которой находился и замер. Вголове вспыхнула яркая картина, как скрытый темнотой стрелок припадает к прицельной планке, нашёптывая замершему рядом второму номеру:
- Тихо, тихо… пусть подойдёт поближе…
Начерта я сюда полез, надо было помахать один раз фонариком, выдумав какого-нибудь монстра, якобы замеченного в дальномер. Нет, решил поиграть в дисциплинированного солдата…
Вдох-выдох… вдох…
Рывок, максимально усложняя стрельбу вероятному врагу, я двигаюсь зигзагами, в считанные секунды добегаю до следующей складки местности и вновь замираю. Пулемёт, как и прежде, молчит, ствол не сдвинулся – либо расчёт спит, либо… его нет…
Ещё одна перебежка, осмотр территории, и вот я уже у подножия холма, однако ни одного выстрела так и не раздаётся. Пригибаясь, начинаю восхождение по изрытой воронками земле, но первая же встреченная ячейка, освещённая узким светом фонарика, прогоняет все опасения. На дне ямы в неудобной позе застыл человек. Серая шинель покрыта грязью и многочисленными пятнами крови, гармонирующими с ярко-красными петлицами и звездой застёгнутой на подбородке будёновки. Из-под суконной ткани шлема выглядывает череп, высохшая костлявая рука даже после смерти продолжает сжимать длинную винтовку, к которой, судя по пустым подсумкам, практически не осталось патронов.
Обычно трупы вызывали настороженность, ведь где есть убитый, там, вполне вероятно, найдётся и убивший, однако это тело казалось безопасным. С первого взгляда видно, что покойник пролежал здесь, по меньшей мере, лет пятьдесят и промёрз настолько, что попытайся я разжать пальцы на ложе винтовки, они наверняка сразу рассыплются в крошево. Хотя, смысла мародёрствовать не было – оружие выглядит не моложе хозяина, навряд ли оно сможет сделать хоть один выстрел.
Двигаясь дальше, я то и дело заглядывал в другие окопы, но во всех я находил лишь трупы, аналогичные первому: красные петлицы на уголках воротника, потрёпанные грязные шинели и пустые глазницы, - даже после смерти эти воины остались на своих позициях, ставших им открытыми могилами. За напугавшим меня пулемётом Максима лежало двое: один привалился на ствольную коробку, второй – уставился в небо, прижимая к груди короткую патронную ленту. Ствол в толстом чехле покрыт коричневыми пятнами ржавчины, верхняя крышка короба поднята – видимо, расчёт погиб во время перезарядки.
Земля под ногами трещит от стреляных гильз и осколков разорвавшихся снарядов, словно она не смогла переварить смертоносный металл и выдавила его из себя. Ближе к вершине виден старый советский танк, украшенный двумя рваными ранами прямых попаданий, чуть поодаль – несколько грузовиков, в кузове одного из которых установлена зенитная установка, и два артиллеристских орудия.
На этом холме живых нет, это точно. Им здесь просто нет места.
Спецы добирались до высотки достаточно долго, не столько из-за сугробов, сколько по вине Грача, которого Линю пришлось нести на закорках. Стальной человек, иначе не скажешь… Пронести такое расстояние боевого товарища вместе со всем снаряжением – это не пробежаться налегке,
Казалось, автоматчика не удивили покойники и подбитая техника. Подтащив своего друга к танку, он усадил его на землю и принялся копаться в сумке.
- Как он?
- Лихорадит… - Линь перебирал какие-то медикаменты. – Жалуется на…
В этот момент Грач негромко вскрикнул и, выгнувшись дугой, завалился на бок.
- Спина… гори-и-ит… изнутри-и-и, - хрипел он, с трудом двигая пересохшими губами.
- Тих, тих, тих! – набирая какой-то жидкости из ампулы, ласково нашёптывал ему Линь. - Сейчас полегчает, потерпи…
Искажённое муками лицо на секунду прояснилось, взгляд стал более осмысленным:
- Друг… дру-у-уг, это ты? Связи с девятой ротой нет, друг. Совсем нет. Огневой бой затихает… Друг, слышишь? Ты слышишь? Седьмая рота не смогла прорваться…
Зрелище поистине невыносимое. Сильный, быстрый, опасный, этот человек многое видел и ещё больше – испытал, но стоило оказаться в Городе, как весь его опыт и навыки выживания нивелировались. Пара пустячных ранений, и Катаклизм поглотил все его козыри. Пара часов, и боец превратился в полоумного, не способного даже самостоятельно передвигаться.
- О чём он говорит?
- Не знаю. Выходим через пять минут, - отмахнулся Линь, словно бы намекая, что мне пора бы заняться своими делами.
Понял, не дурак.
Судя по количеству мертвецов, обороняющихся было не меньше двухсот, количество боеприпасов красноречиво говорило, что бои длились несколько дней и сильно потрепали солдат. В надежде найти какое-нибудь работоспособное оружие, я прошёл по периметру высотки, поочерёдно заглядывая в окопы. Вполне ожидаемо, ничего подходящего обнаружить не удалось: винтовок и пулемётов было в достатке, но все они были не пригодны к использованию. Ближе к центру холма обнаружились два ранее не замеченных блиндажа, но от обоих исходил такой лютый холод, что я не решился заходить внутрь.
- Иван!.. Мать твою, быстро сюда! – послышался громкий шёпот Линя.
На всякий случай пригнувшись, я вернулся к танку. Грач успокоился и неподвижно лежал, прислонившись к тракам, второй военный притаился у пулемёта:
- Дальномер просрал?
- Что случилось? – устроившись рядом, я протянул спецу чехол, вглядываясь при этом в затопившую поле тьму. – Что-то видишь?
Линь не ответил. Прильнув к окуляру, он с минуту вглядывался вдаль, после чего положил дальномер перед собой и вновь взял в руки снайперскую винтовку, прежде принадлежавшую снайперу. Ствол медленно двигался слева на право, сопровождая невидимую для меня цель. Негромко хлопнул выстрел, выброшенная затвором гильза едва не угодила мне в лицо:
- Да кто там, хоть слово скажи!
- Финны. Идут по нашим следам, - не отрываясь от прицела, ответил Линь.
Винтовка выстрелила ещё раз, затем ещё, но рассмотреть, попадают ли пули в цель, возможности никакой не было. Наконец финны пришли в себя и открыли беспорядочный огонь по холму, но, очевидно, понятия не имели, где находится позиция обстрелявшего их снайпера. Судя по дульным вспышками, виднеющимся метрах в двухстах от холма, «иностранцев» было не меньше взвода. Частые автоматные очереди заглушило уханье автоматической пушки, но снаряды взрывали землю где-то на отдалении, не угрожая нам.
- Мля, у них броневик, - ещё две пули унеслись куда-то во тьму.
- Уходим?
От пулемётного щитка со звоном отскочила шальная пуля и унеслась куда-то в сторону. Последовала долгая тяжёлая пауза, я уже хотел повторить вопрос, когда Линь всё же удосужился ответить:
- Уходи, если хочешь.
- А вы?
- А мы остаёмся.
Млять, что ж вы за люди такие… Не понос, так золотуха, хрен я уйду без них, кто меня вообще подпустит без сопровождения спецназа к эвакуационному транспорту?
- Бери карту, - неожиданно для меня, военный опустил винтовку. – Вот сигнальные ракеты, вода и остатки пайка. Найдёшь автобусы – не усердствуй. Шансов, что кто-то выжил, мало. Место эвакуации не забыл? Как доберёшься – сожги карту, а пистолет – выбрось. Скажи, случайно наткнулся. Всё понял?
- Да.
- Тогда проваливай.
Я рефлекторно рассовал по карманам снаряжение. Что же, это их выбор, но… Как на счёт моего? Что делать мне? Послушать спеца или остаться здесь, вместе с ним, полагаясь на туманную надежду. Мол, раньше везло и сейчас повезёт.
Выстрелы становились всё громче, в нескольких метрах от нас рванул выстрел из подствольного гранатомёта, окатив землёй и ржавым крошевом. Времени на раздумья не было, ещё немного и финны поймут, откуда ведётся огонь, и тогда нам несдобровать. Линь и сам это понимал, подхватив винтовку за цевьё, он начал подниматься, видимо, собираясь сменить позицию, но тут же плюхнулся обратно.
- Иван… - глаза повернувшегося спеца широко раскрыты, от прежнего спокойствия не осталось и следа. – Ты видишь их?
- Кого?.. Финнов?
- Нет… их…
Сперва я не понял, о чём говорит спец, приняв резкую смену настроения за трусость, но спустя мгновения всё же заметил какое-то движение у стоящего неподалёку «Максима».
Лежащие возле пулемёта красноармейцы, мёртвые прежде, ожили... Исковерканные тела их излучала сильный холод, глазницы всё так же пусты, однако какая-то неведомая сила привела в движение обтянутые кожей кости. Череп стрелка слегка приподнялся, выглянув из-за бронещита. Лежащий рядом второй номер медленно подполз поближе к оружию и зарядил патронную ленту. Щёлкнула крышка короба, костлявая рука несколько раз дёрнула за рычаг…
- Не стрелять!.. – прошептал мне на ухо Линь.
Слева лежал ещё один мертвец. В каске красноармейца зияла огромная дыра от угодившего в неё осколка, но покойник, наплевав на все законы мироздания, зашевелился, подтянул к себе валяющуюся неподалёку винтовку, с трудом передёрнул проржавевший затвор и осторожно пополз к цепочке окопов, из которых уже выглядывало несколько будёновок.
С поля доносились крики на финском, выстрелы начали стихать. Наверное, подумали, что достали снайпера, раз он смолк. Мертвецы, тем временем, не обращали на нас никакого внимания, их взгляды были прикованы к полю, по которому осторожно пробирались «иностранцы».
- Смотри, - тихонько позвал я Линя, указывая на отличного от всех прочих покойника.
Из расположенной в пяти метрах от нас ячейки по пояс высунулся скелет в чёрной фуражке с красным околышем. Через плечо перекинута планшетная сумка, на петлицах звезда с тремя квадратами – видимо какой-то офицер. Прижав к глазницам черепа ржавый бинокль, покойник какое-то время изучал окрестности, после чего его челюсть пришла в движение, словно военный говорил что-то, но не издавая ни единого звука. Его подчинённые, в отличие от нас, поняли бесшумную команду. Из окопов показались стрелки, покрытые инеем винтовки удобно устроились на снегу, зашевелились стволы пулемётов, заряжаемых остатками патронов.
- Отползаем, медленно… - скомандовал Линь, и мы, не вставая, начали пятиться назад.
Над высоткой нависла атмосфера холода и страха, пронизывающих каждый метр земли, каждую горсть снега, словно радиационные лучи. Но, помимо них, было что-то ещё, что-то куда более тяжёлое и гнетущее… Это были взгляды солдат, пробудившихся от долгого забвения лишь для того, чтобы продолжить давным-давно прерванный бой. Прерванный смертью, но ей же и запущенный вновь. С каждым доносящимся с поля криком приклады всё плотнее вжимались в серую ткань шинелей. «Иностранцы» шли вперёд, не подозревая, что их ожидает сюрприз из мрачного прошлого, прошлого Зимней войны, в которой однажды столкнулись солдаты двух враждующих государств.
В пределах видимости появились силуэты, практически не различимые в темноте, послышалось рычание двигателя бронетранспортёра.
Офицер РККА поднял вверх руку…
Финны начали восхождение, карабкаясь по склону холма, не замечая глядящих на них оружейных стволов.
Рука резко опустилась вниз…
Последовавший за этим винтовочный залп, похожий на близкий удар молнии, скосил первые ряды наступающих неприятелей. Слева ожил пулемёт. Прильнув к прицельной планке, первый номер бил по кинувшимся врассыпную финнам короткими очередями, второй же вёл стрельбу из пистолета. Ухнула крупнокалиберная пушка, в мгновение ока смявшая станкового монстра вместе с расчётом, но эстафету подавляющего огня тут же подхватили другие пулемётчики. Не все из солдат смогли вовремя открыть огонь – чьё-то оружие моментально заклинило, а у кого-то попросту не было боеприпасов, но и те, и другие оставались на позициях.
Финны залегли, ответив беспорядочным огнём, однако если и попадали, то никакого вреда покойникам это не причиняло. Пули прошивали ветхую одежду, вырывали куски черепа, пробивая насквозь хрупкие грудные клетки и проскальзывая между рёбер. Красноармейцев отбрасывало назад, тела падали обратно в окопы, но лишь для того, чтобы через секунду вновь встать, подобрать оброненное оружие и продолжить вести бой.
Когда мы уже подползали к бессвязно бормочущему что-то Грачу, вновь застучал главный калибр финского броневика. Лёгкий советский танк, к которому спиной прислонялся снайпер, едва заметно вздрогнул, с отвратительным скрипом башня начала поворачиваться в сторону вражеской бронетехники. Стального мастодонта не смогли свести в могилу ни дыры в лобовой броне, ни коррозия, и теперь он вновь готовился поддержать огнём обороняющихся.
Заметивший это Линь резко вскочил на ноги:
- Уходи, Грач! Уходи!
Но добежать до товарища он не успел. Оглушительно грохнуло короткое танковое орудие, в мгновение ока оборвавшее стук финского БТРа. От близкого выстрела в ушах зазвенело, покачиваясь, я встал на ноги. Грач пришёл в себя, но, вместо того, чтобы припустить подальше от холма, он заорал что-то нечленораздельное и быстро побежал вниз по склону, туда, где залегли выжившие «иностранцы».
- Серёга! Серёга, стой! – автоматчик устремился вслед за ним, но я прыгнул на него и сбил с ног.
- Это самоубийство!
- Слезь с меня, олень! – брызжа слюной, выкрикнул мне в лицо спец. – Отвали! ОТВАЛИ!
Ловко извернувшись, военный двинул мне лбом по лицу, вскочил и побежал за товарищем. Завидев бегущих спецназовцев, солдаты РККА стали выбираться из окопов и, распахнув рты в бесшумном крике, пошли в контратаку:
- Ура-а-а-а-а!..
Никаких голосов слышно не было, так же как не было слышно и свистка офицера, приставленного к оскалившемуся рту. Редкие ответные выстрелы дробили кости ног, опрокидывая красноармейцев, выбивали из рук винтовки, но катящийся вниз яростный вал это не могло остановить. Спины спецназовцев растворились среди серых шинелей и винтовок с примкнутыми штыками, а потом…
А потом всё неожиданно стало погружаться в тишину, медленно проглатывающую топот десятков сапог, автоматные очереди и крики финнов, наконец-то увидевших, с кем им довелось схлестнуться… Клубы дыма догорающего БТРа почернели, стали расползаться, накрывая удлиняющимися отростками всё поле боя, вместе с «иностранцами» и контратакующими мертвецами.
Поднявшись на ноги, я вытер сочащуюся из разбитой губы кровь и побрёл вниз:
- Грач! Линь!
Но никто мне не отвечал. Лёгкий порыв ветра взметнул дымный занавес вверх и развеял над полем, на котором не было ни подбитого броневика, ни покойников, ни «иностранцев» - лишь безупречная гладь снежного наста и пробирающий до костей холод.
- ЛИНЬ! – слёзы бессилия покатились по щекам, смешиваясь с кровью. – ГРАЧ! ГДЕ ВЫ?
Внутри всё сжималось от невыразимого чувства потери, словно вместе с двумя военными дым отобрал у меня часть души. Словно рука, удерживающая от падения в пропасть, резко разжалась, посылая меня прямиком в пасть Города.
Пальцы задрожали, выронив на снег пистолет. Я упал на колени и прижал ладони к лицу, пытаясь спрятаться от кружащей вокруг тьмы. Слёзы быстро прихватывало морозом, но я не обращал на это внимания. Хотелось кричать во всю мощь лёгких, но из горла вырывались лишь бессмысленные хрипы. Это Город сжимал на моём горле когтистые пальцы…
Пытаясь убежать от навалившегося ужаса, я упал лицом в снег, стал зарываться в него с головой…
- ШТЫКОВ! ИВАНОВ!..
Это всё моя вина, почему я остался жив, а они – нет? Зачем Город пощадил меня?
Почему я не умер там, вместе со всеми? В проклятом автобусе, ставшей нам братской могилой?
- ШТЫКО-О-ОВ!!!
Неожиданно темнота снега осыпалась, словно я достиг потолка пещеры. В лицо пахнуло запахом корицы и спёртым тёплым воздухом. Свет, ударивший по глазам, прожёг сетчатку насквозь, в мгновение ослепляя меня… Угасающий рассудок уловил грохочущий где-то высоко над землёй удар, так похожий на звук барабана с плохо натянутым полотном…
Шум рокотал и усиливался, пока не захлестнул меня, земля сорвалась вниз, а следом за ней полетел и я. Сил кричать уже не было, хотелось лишь одного – расслабиться и отдать себя забвению поглощающей меня стихии. Гул сменился громким чавканьем, доносящимся откуда-то сверху…
Здравствуй, Город… Давно не виделись…
Я стою у автобуса…
Это мой крест…
Моё проклятие…
Моё наказание…
Я раз за разом возвращаюсь сюда, подобно главному герою того старого фильма с Биллом Мюрреем. Куда бы ни лежал мой путь, какие отвлекающие факторы не влияли бы на разум – дороги приводят в одно и то же место.
К эвакуационному автобусу…
К остановившемуся времени…
К замершим внутри людям…
Подхожу ближе, стараясь не смотреть в широко распахнутые навстречу фары. Возвращение сына после ссоры и длительной разлуки. Новый срок для преступника-рецидивиста, недавно вышедшего на свободу. Я помню этот страх, помню тяжёлое ощущение безысходности. Как и тогда, в голове кружится всего одна мысль: «Это всё не по настоящему, это всё не взаправду!»… Мгновенный укол сменился бесконечностью пыток. Лезвие поизносилось, местами покрылось ржавчиной, но раны от него не стали менее болезненными…
Я поднимаю взгляд…
Всё по-старому…
Всё как прежде…
Параноик Сазонов. Водитель. Не садился за баранку, не убедившись в полной исправности вверенного транспорта. Одной рукой сжимает руль, а второй тянется поправить съехавшую на глаза каску. Рядом – связист Талонский, совсем недавно сменивший погибшего Пинчука. Чёрт, а я ведь даже не знаю, как его зовут… То ли Олег, то ли Женя. Помню только, что перед выездом он скурил сигареты три, не меньше. Сейчас же парень, скрипя зубами, колдует над радиостанцией, пытаясь сказать кому-нибудь, что мы погибаем. Он так и не сможет этого сделать… Один из журналистов, внезапно решивший, что лучше разбирается в войсковой Р-159, уже тянется к радиостанции. Не знаю, что произойдёт потом – я видел лишь последствия в виде потерявшего сознания связиста и громыхающего по металлическому полу короба прибора. Хотя, раскрасневшийся от напряжения американец мог оказаться невиновным в произошедшем – другие представители прессы кажутся опасными в равной степени, вне зависимости от страны производителя.
Возможно, вполне возможно…
Но американца я всё равно грохнул бы. Это он виноват в смерти полячки, а не Протасов! Пусть слетевший с резьбы лейтенант и нажал по дурости на спуск, именно эта скотина ударила Иванова, и именно из-за него тот полез в драку, зацепив Новак…
Хотя, какая разница…
Если в этом автобусе кто-то и заслуживал смерти, то только я…
Потому что именно я убил их всех…
Иду вдоль бронированного бока транспорта, ведя рукой по оранжевой полосе. В пальцы отдаёт нестерпимым жаром сгорающего термита, я вижу красные росчерки, остающиеся на металле от моих прикосновений…
Но чья это кровь: моя или пассажиров?..
Взгляд ползёт по окнам, не задерживаясь на застывших лицах солдат. Мне не обязательно видеть военных – достаточно только прикрыть веки, и в памяти всплывает облик каждого из них, вплоть до последней капельки пота. Залейте мне в душу гипс, подождите несколько минут, и вы получите их точные копии. С каждым шагом, с каждым лицом остриё всё больнее впивается в грудь. Тоска, перебирая лапками, ползёт к переносице, я силюсь выдавить из себя слёзы, избавиться от щемящей грусти, засевшей внутри, но единственное, на что хватает сил – это тихий скулёж.
Взгляд упирается в последнего из бойцов. Он единственный, кто выронил оружие. Единственный, кто не сражается за свою жизнь. Лицо парня поворачивается, преодолевает безвременье и упирает в меня увеличившиеся от страха зрачки…
Это я, это я… это…
Это кто-то незримый нажимает кнопку «Play», реальность пробуждается от оцепенения, и автобус, обдав меня ворохом оранжевых листовок вперемешку с выхлопными газами, уносится вдаль…
Но мой взгляд…
Тот взгляд… что смотрел из хвоста транспорта…
Он никуда не исчезает…
Одна из листовок попадает в лицо, я обнаруживаю себя высоко над землёй. Я слышу ночь, слышу шелест снежинок, слышу тяжёлое дыхание лежащего где-то внизу человека. Он смотрит на меня тем же взглядом: осуждающим, тоскливым, вязким, словно просроченное чувство долга, - но моё внимание приковано к другому существу. Оно притаилось за спиной у лежащего, подменило его тень, словно питающийся за счёт хозяина паразит. Оно ждёт чего-то... Быть может, момента, когда хозяин окончательно сломается.
По городу пробегает цифровой шум, пикселизированная рябь, от которой здания деформируются, разваливаются в пыль и восстают вновь. Улицы оживают, заполняя пустоты бетонным месивом. Высотка исчезает в сгустившихся тенях многоэтажек, с рёвом вырывающихся из-под снега.
Город тасует карты…
Город переворачивает поле вверх ногами…
Город не привык играть по правилам…
Реальность делает пару шагов по острию, неуклюже взмахивает руками и, едва не потеряв равновесие, успокаивается. Нет больше поля, как нет и высотки: на многие километры вокруг простираются неровные ряды зданий. Испуганный воцарившейся тишиной я пытаюсь предупредить лежащую на снегу фигуру об опасности, силюсь крикнуть какое-нибудь слово, выдавить хотя бы один звук, но изо рта вырывается лишь завывание ветра, моментально растворяющееся в шуршании снега.
Кто-то тащит по насту сани…
Кто-то приближается…
В темноте я путаю их с представителями Homo Sapiens, но вскоре осознаю допущенную ошибку. Лица скрыты противогазными масками, тела укутаны в чёрные одежды, руки сжимают оружие…Они считают себя людьми, их товарищи уверены, что они люди, но в подобных условиях немудрено ошибиться.
На самом деле, это нелюди…
На самом деле, они звери…
Я отчётливо вижу это в поблёскивающих стёклах фильтрующих масок, чую в запахе крови, доносящемся от перчаток незнакомцев…
Два чудовища подходят к телу на снегу…
Один нагибается, проверяет пульс, прислушиваясь к бормотанию лихорадки, захватившей обессиленное тело.
Ноль…
Человека укладывают на сани и увозят в глубины города.
В молчании фигуры появляются, и с молчанием растворяются во тьме.
Вместе с ними растворяюсь и я…
Глава пятая. Зимняя война
© Copyright: Андрей Ташендаль, 2018
Свидетельство о публикации №218041501226
Свидетельство о публикации №218041501226
Рецензии