Коридор

            (продолжение «После полуночи»).

Наконец, преодолев заминку в несколько минут, возникшую из-за обнаружения котенка возле дверей бабушкиного жилья и водружения его себе на руки, я  ногой (поскольку руки были заняты котенком и ключами) распахнула входную дверь и ступила внутрь.

Оказавшись в широком предбаннике, между двумя огромными, старинными, деревянными дверями, за которыми и находился вожделенный коридор, ведущий в бабушкину комнату; как последний рубеж перед ожидающими  там, меня – уставшую и промокшую, с потрепанными нервами; теплом и уютом -  я вздохнула с облегчением.

Слегка притормозив, что бы закрыть входную дверь на замок, бросила ключи в карман;  и уже было протянула свободную руку, что бы распахнуть вторую дверь, как мое внимание привлек скрип огромного, толстого, железного  крюка, висевшего справа, в проеме,  между дверьми:
-И-и, и-и…. – покачивался крюк.

Я, приостановившись, с некоторым удивлением смотрела на него.

 Надо заметить, что сей предмет издавна служил чем-то типа дверной цепочки. На него еще до революции закрывали входную дверь, набросив его на петлю, закрепленную на оной. Сам же крюк крепился к простенку между дверями и  закрывался только тогда, когда все соседи были дома.
Так было всегда, ну-у разве что, окромя лихих годов, типа революции и 90-х.  В  этот период соседи предпочитали  скорее напрячься и встать, преодолевая собственную лень и усталость,  что б впустить припоздавшего жильца квартиры внутрь; нежели  оставить дверь открытой,  без  защиты такой надежной щеколды.
Сам  же предбанник между дверьми был, по моим меркам, огромный: метр в ширину и полтора в длину.
 
Так что, скрип спокойно болтающегося у каменной стены крючка, меня несколько удивил. 
Сквозняком его было не сдвинуть с места, слишком тяжелый.  Тут, пожалуй,  торнадо, в отдельно взятом предбаннике нужно. Задеть его я никак не могла, слишком большое расстояние отделяло меня от него.  Надо заметить, что его не способна была задеть даже  одна из соседок, с ее ну о-оочень  объемной и необхватной фигурой и уж тем более я, с моим цыплячьим, как говорил папа, весом.

Нет, ну-у… конечно, учитывая события сегодняшнего вечера,  мне и надо  было бы насторожиться.
 Только  я была настолько вымотана и физически и психологически, а вожделенное тепло и отдых были настолько близки, что сил призадуматься и притормозить,  просто не было.
Потому я лишь удивленно посмотрела на качающийся сам по себе, тяжеленный крюк; недоуменно пожала  плечами и…,  с ноги распахнув вторую дверь, шагнула внутрь.
 
А  сделав шаг внутрь, так и застыла на пороге.
Нет, все вроде было тихо.  Тускло горела желтая лампочка, в запыленном белом плафоне под потолком, еле освещая длинный коридор. На стене, напротив  входной двери, все так же весел старый, но все еще работающий, телефонный аппарат годов этак 30-х, двадцатого века.  На розоватых, в мелкий цветочек и чуть засаленных обоях все так же чернели карандашные записи номеров телефонов, людей, многих из которых уже не было в живых.  Некоторые из  этих записей были сделаны еще в годы революции, некоторые после войны. Чернила химических карандашей расплылись от времени, обои несколько выцвели, но надписи все еще читались. Вот телефон какой-то Веры… ( я знала, что это была кузина бабушкиной соседки-аристократки, расстрелянная в 1918 году ), а вот какого-то Антона ( он ухаживал за соседкой и  погиб под Ржевом в Великую Отечественную…), а вот Ира…(бабушкина  тетя, погибшая в Средней Азии при ликвидации бубонной чумы).
 
На этой чуть засаленной стене химическими чернилами была запечатлена целая эпоха, практически уже ушедшая из нашей реальности, унесенная течением Времени, вместе с людьми, жившими в ней.  Эти чернила на бумажных обоях были уже сродни берестяным грамотам или папирусным свиткам  древности.
Пройдет еще совсем немного времени  и все документы ушедшей эпохи,  нами будут восприниматься именно так – берестяными грамотами.  Поскольку  в живых уже не останется тех, кто писал эти самые «свитки» химическими чернилами:  обмусоленных  во рту, обгрызанных, сточенных и обломанных – старых карандашей.

 Все было знакомо, все было привычно.   И тем не менее, я стояла, застыв на месте, как каменное изваяние, осматривая знакомый коридор с затертым от времени, но все еще красивым и крепким,   дубовым паркетом; прислушиваясь  к ночной тишине спящей квартиры и не решаясь сделать шаг вперед.
Почему?  Та не знаю.

Трудно было сформулировать это что-то, что меня насторожило: я слишком была увлечена целью - отдохнуть и привести себя в порядок. Мозг, от избытка впечатлений, от испытанного стресса, страха, отказывался в принципе выдавать на гора, хоть какую-то мысль. Нервы, сначала звеневшие от напряжения, куда-то исчезли, оставив вместо себя лишь пустоту отчуждения к окружающему пространству.
 
Я превратилась в практически равнодушный ко всему, включая саму себя, кусок мяса. Чистый лист, без единого проблеска мыслей или эмоций.  Молчала воля, молчал инстинкт самосохранения.
 
Психологически моя личность как таковая просто исчезла. На пороге стояла  просто биомасса.  И только где-то внутри меня,  в черной  пустоте  подобия личности, откуда-то из глубин сознания поднималось и требовало сосредоточиться нечто, наверное,  именуемое подсознанием. 
В меня, словно  стаканчики  друг в друга,  вложили что-то еще. Это нечто было мое, вернее мной самой, но было в этом нечто  и  что-то новое,  что-то такое, что  добавляло в мою личность новые  элементы,  незнакомых  мне – старой; пазлов.  Проявляя новые оттенки красок в моей  индивидуальности,  делая саму меня несколько иной.

 Краешком сознания я отметила эту странную новизну в себе и тут же забыла про это ощущение, увлекшись иными впечатлениями, которые решила мне преподнести окружающая действительность.
 
Я тихо, никого не трогая, задумчиво застыла на пороге квартиры, пытаясь осознать причину по которой, меня что-то,  вдруг, затормозило на пороге.  Стояла, почти бездумно вглядываясь в окружающее  меня пространство,  и рассеянно прислушиваясь к ночным звукам, звучащим в Ночи.
А окружающие реалии, тем временем,  начинали меня несколько пугать и озадачивать  одновременно.

За пазухой зашевелился, спрятанный туда котенок, что вывело меня из ступора и позволило начать мыслить. Может и не очень логично и стройно, но хотя бы что-то изображать, в виде мыслительного процесса.
Котенок за пазухой фыркнул, что словно встряхнуло меня, вырывая из ступора.
 
Я вздрогнула, пошевелилась и снова обрела способность четко воспринимать окружающее.  Словно полу контуженный человек, возвращаясь в нормальное состояние, из беспомощной оглушенности и неподвижности.  Мысли, движения, звуки, эмоции все вновь обрело способность быть и яркость восприятия.
Я внимательно - настороженно огляделась по сторонам и задумалась:  «Что-то же меня остановило на пороге? Что?»

Понятное дело, что все было надо валить на инстинкт самосохранения, который мне что-то просигналил.  Но вот что именно он просигналил? Это была, несомненная, загадка для  меня, которую я искренне и честно, и  пыталась решить всеми силами души. Но, увы, -  не получалось. Потому, тяжело вздохнув и списав все на расшатанные нервы, я сделала неуверенный шаг вперед.
Едва мои ноги коснулись половиц коридора, как я поняла, что именно мне не понравилось. Эврика!( Как кричал когда-то Архимед).
Длинный, полу темный коридор, со светлыми розоватыми обоями и с желтой лампочкой в немодном белом плафоне на длинной ножке,  под высоким  белым потолком,  источал -   Ужас!
Да, да – именно так.  «Ужас», с большой буквы.
 
Воздух был прозрачно – густым, от стоявшей в нем энергии страха.  Хотелось бежать без оглядки, что б только пятки сверкали.
Вот только сверкали не пятки, а отодранный носок ботинка, да мокрое, грязное пальто тянуло вниз. И сил бежать уже не было.  Посему я сделала осторожный шаг вперед, потом еще один и еще…. Надо было просто пересечь этот широкий коридор и открыть дверь бабушкиной комнаты, которая находилась почти напротив входных дверей. Всего-то! Все ж проще - простого! Вот только набраться мужества и шагнуть в эту энергию кошмара, было совсем не просто. Даже трудно, я б сказала.

«Как нырнуть в холодную вод.»- представила я себе и  ( зачем-то); набрав в легкие побольше воздуха резко  шагнула вперед.  Снова шаг… и еще один…. И вот, наконец (!) рука схватилась за ручку двери, ведущей в бабушкину комнату.
Покрасневшие, с гусиной кожей руки трясутся от холода и страха.  И ключ никак не хочет выниматься из кармана грязного и мокрого пальто. Зубы начинают выбивать чечетку.  Внутрь туманом заползает ужас, лишая разума, сводя с ума. Трясутся уже не только руки,  крупная дрожь бьет все тело. На затылке приподнялись и зашевелились волосы. Крик застревает в пересохшем горле.  Легкие с трудом вдыхают холодный, ледяной воздух. 
«Ледяной…. Почему ледяной? Дома ж тепло.» - где-то на краешке сознанья бьется заполошная мысль.
 
И этим же краешком сознанья я ей рада. Возможно,  способность все еще мочь думать и  не даст мне сойти с  ума.
Подгибающиеся и трясущиеся коленки плохо держат тело.  И я, без сил,  полу повисаю на ручке двери.
Непослушные пальцы с трудом удерживают ключ. Глаза застилают слезы и я все никак не могу попасть ключом в замочную скважину.
И это меня злит.

Сосредоточившись на этой злости я и беру себя в руки, останавливая  и отодвигая панику на закоулки сознания.

Медленно и сосредоточенно, хотя сознание кричит от ужаса (!), я останавливаю свой взгляд на замке. Осознав, что это он и есть, я не торопясь, что б не выронить из скрюченных страхом и холодом  пальцев ключ, судорожно сжимаю его  в руке.  Затем тихо, плавно, что б не попасть им мимо замка, подношу ключ к замочной скважине, пытаясь вставить его в нее. И…, о УЖАССС! – ключ не хочет вставляться в замок.  На меня пытается накатить очередная волна страха. Прикусив, до крови губу, я делаю несколько осторожных вдохов и выдохов, справляясь с паникой. По спине струйками льется холодный пот. 
Чуть отодвинув подступающую истерику,  медленно перевожу глаза на ключ, затем обратно на замочную скважину и снова на ключ.

Прошло долгих  несколько минут, пока до сознания дошел тот факт, что дверь комнаты я усиленно пыталась открыть ключом от замка входной двери.
Мысленно плюнув, в сердцах на себя, за собственную глупость, я осторожно, что б не выронить; держась одной рукой за становящейся, почему то,  горячей  латунную ручку двери;  другой перебрала на связке ключи, дойдя до нужного.
Осторожно,  зажав его между негнущимися пальцами, что б не промахнуться  трясущимися руками  мимо замка, я вставила его внутрь оного и повернула.
 Голова кружилась.  Тело сотрясала крупная дрожь.  Я  была вся  насквозь  мокрая, уже от катящегося по мне  градом, холодного пота.  Легким не хватало воздуха. Пересохшее горло разрывал сдерживаемый крик. Из моего рта при дыхании вырывался пар. Лицо горело. Рот был забит слюной, которую я, почему-то,  забывала  сглатывать.

 В коридоре прозрачным туманом висел Ужас.  Латунная ручка обжигала руку, становясь все более горячей.
Но я  таки открыла замок!  После чего,  резко дернув ручку вниз, подтянулась на ней и, навалившись всем телом, с силой,  толкнула дверь от себя,  в спасительную  черноту  комнаты, вваливаясь внутрь, как мешок с картошкой. 
А  оказавшись, наконец,  внутри, подрезанным снопом,  без сил, плюхнулась на пол.  Распластавшись на полу мокрой, грязной кучкой.
 
Дверь медленно, со скрипом закрылась за моей спиной. Я чуть приподняла от пола голову, наблюдая за траекторией ее движения.
И с одной стороны я была рада, что она закрылась: « Оградив меня от незабываемой атмосферы коридора.» - как ехидно заметила я сама себе.

 Но вот только, с другой стороны,  у меня, почему-то, создалось стойкое ощущение, что ее скорее прикрыли, впустив меня внутрь.  И в связи с этим возникал  интересный вопрос:  « А кто же ее закрыл? И что  для меня теперь эта комната: спасение или мышеловка?»

Но ответы на них, я решила поискать потом, после того как переоденусь.
Тем более  что, судя по всему,  мне еще предстоял очень дли-и-иинный и, видимо, крайне  доо-о-олгий путь до ванной,  по этому славному коридору, только что пересеченному мной по его ширине.
 
 Я скептически хмыкнула, чуть привставая на руках и  соображая, что полтора метра ширины, это вам совсем не десять метров длинны, однако:
- Прям «Безумный Макс. Дорога ярости»*. – процедила я, сквозь сжатые(челюсть просто свело от страха) зубы.

Котенок за пазухой, согласно мякнул и высунул мордочку, оглядывая окрестности.

Я тяжело вздохнула – для начала мне еще надо было оторвать свою (каким-то чудом  не обделавшуюся, от полученных за ночь впечатлений) персону от пола и хотя бы дойти до выключателя, что бы зажечь свет.

Просто зажечь свет.
• «Безумный Макс. Дорога ярости.» - фильм.