Воля провидения

Так уж повелось, что я, когда бы совсем мал, что не мог помнить свои поступки, и даже тогда я был не такой, как все. Вы мне скажите, что каждый человек – индивидуум, и с этим нельзя не согласиться. Но я сейчас не об этом. Я о том, что есть люди, которые при всей своей индивидуальности и неповторимости, отвергаются обществом. Конечно же, я не ставлю себя в один ряд с такими великими, как Джордано Бруно, которого инквизиторы сожгли за его научные, революционные взгляды. И, в тоже время не могу сказать, что мне ближе Галилео Галилей, который под натиском тех же сил, вынужден был отречься от своих убеждений.
Я не тот и не другой, но из-за большого упорства, ближе к первому по убеждениям. Наверняка, кто-то, кто сможет прочесть это откровение, скажет – «да, я тоже такой!» Но таких единицы, может быть единицы из сотни. Попробую раскрыть вам этот, пока загадочный душевный аспект, о котором хотелось бы поделиться.
Так уж случилось, что первое, с чем мне пришлось познакомиться в таком, можно сказать практически бессознательном возрасте, когда работают инстинкты, когда тебе всего несколько месяцев, но ты уже можешь держать в руках бутылочку с молоком или другую интересную вещь – это была книга. Раньше нельзя было, как сейчас снимать интересные случаи в жизни ребенка, начиная с роддома, не было «гаджетов», камер и прочего. Но этому есть свидетель, моя первая учительница, Наталья Павловна, которая мне и подтвердила правоту слов моей бабушки Насти, которая была частым свидетелем такой картины. Попробую восстановить ту картину, более, чем полувековой давности. 
Сейчас не те годы, когда вместо стиральных машинок-автоматов и даже вместо безотказных «Рига» с номерами серии 2-3 и т.д, чуд техники, типа «Нальчик» с центрифугой для отжима белья (появится позже, в начале 60-х годов), наши мамы и бабушки пользовались корытом и стиральной доской. Но этому же корыту было суждено исполнять еще и роль, и колыбели и манежки для сна двум «пасюкам», мне и моему брату-двойне, ныне покойному Виктору. Нас улаживали «валетом», ногами друг к другу и в таком положении мы могли проводить много времени, пока наша бессменная няня и бабушка одновременно, хлопотала у русской печи в приготовлении еды для большой семьи из 6 человек, еще двое взрослых из которой были заняты зарабатыванием денег, а в то время даже не денег, а трудодней в колхозе от зари до зари, в общий семейный котел.
Виктор, повзрослев стал балагуром и весельчаком, а потому с младенчества его занимали куклы и побрякушки. Хотя, какие в то время были игрушки, так одно название или переходящие по наследству от повзрослевших старших братьев и сестер, или подаренных, редко приезжающих из города родственников, а зачастую самодельных тряпичных кукол и других, занятных, не разбалованным деревенским малым, наспех смастеренными натруженными отцовскими руками или с душевной теплотой маминого рукоделия «петрушек».
Моей любимой «игрушкой» была книга, вернее нравился сам процесс перелистывания. Не знаю, что могло в таком раннем возрасте меня привлекать к книге, шелест листков, а может привлекали редкие и непонятные, даже диковинные картинки – скорее всего я просто познавал окружающий меня мир вот таким, не свойственным в таком возрасте способом. Но мне это занятие очень нравилось, и бабушка еще до школы мне говорила – «профессором будешь или инженером, как дядя Гриша …» А, ведь сбылось во многом бабушкино пророчество: профессором я не стал, но уже большее 20 лет занимаюсь преподавательской деятельностью, а инженером стал, и именно, как дядя Гриша, окончил тот же институт. С одной разницей, что у Григория Федоровича был выпускной после защиты диплома в самый канун начала Великой Отечественной войны.
Мне учеба давалась легко, был отличником, а в старших классах скатился в «хорошисты», как говорили – «скатился», равносильно, что говорят о человеке, ранее не пьющего, а затем резко пристрастившегося к выпивке. Единственно то, что я был ленив, ленился отвечать, даже, если хорошо усвоил учебный материал. Это привело к тому, что к итоговой аттестации у меня было несколько троек за год. Я-то был в себе уверен, что на экзаменах удивлю всех, получив пятерки. Да не тут-то было. И тогда я впервые столкнулся, как я считал, с несправедливостью – зачем было проводить итоговую аттестацию, если в аттестат все-равно пошли все годовые оценки? Умение концентрироваться и показывать результаты на грани невозможного проявил и при поступлении в военное училище – три экзамена на «отлично», но сочинение из-за большого количества ошибок – «три». Я не стал военным, мне пророчили другую судьбу, нельзя было иначе. Несознательно, меня ноги привели к порогу того самого института, как и пророчила бабушка Настя.
И вот с раннего детства повелось, что я родителям лет с 9-10, твердо решив – не хорошо обманывать, говорил правду или просто молчал, не желая врать, если правда могла выглядеть, как «стукачество». Я признавался в совершенных оплошностях, а мне нее верили, думая, что это я покрываю младшего на пол часа брата Виктора. А я просто не мог родителям врать, но мог, как партизан молчать. Родители никогда не наказывали за оплошности или, как говорили в деревне, за «шкоду».
На Новый год мама шила нам костюмы, мне форму моряка, Виктору солдата. И говорили, «ты ростом ниже – будешь на флоте служить, а ты (Виктору) в солдаты пойдешь …». И этому пророчеству суждено было сбыться. Я учился в институте, брат служил в армии. Но не мог себе простить, как это я – здоровый парень и не буду служить, несмотря на то, что была у нас военная кафедра и присваивали офицерское звание после окончания института. И когда я с третьего курса института, оставив учебу явился в военкомат, то даже и намека не было, чтобы «подсказать» куда мне напророчили идти – «прямой наводкой» в ВМФ. А институт дождался меня. Куда же он денется – суждено.
Работа по специальности нравилась, но видимо «профессорское зерно» в голове на подсознании «проклюнулось» и требовало реализации. И вот с развалом Союза, происходит лихорадка всех отраслей народного хозяйства и ремонтные предприятия не исключение. Мой принцип «работай на пределе возможностей» имел место и в преподавательской деятельности, начиная с 1996 года. Считаю для себя важным в работе «делай работу качественно или уступи место тому, кто это сможет делать лучше тебя». Брак в работе – не моё. Всегда ставил для себя цели, планировал работу и добивался этого. Лучше всего проявлялись творческие качества, когда нужно было решать срочную работу и даже, на первый взгляд невыполнимую. Мог мобилизовать все свои знания, способности, на ходу импровизируя, «проламывая» себя путь не по накатанной технологии, а новаторской.
Вот казалось, что сбылись все предсказания и некуда больше стремиться, ног нетушки. Ведь книга, которую я держал с самого раннего детства в руках и любая другая, предназначена для чтения, а не для вырывания листов на самокрутки. В крайнем случае на это надеется автор. Творческая жилка, которая не дает оставаться ко всему равнодушным, к окружающему миру, явлениям и событиям, к действиям и поступкам, к чувствам и ощущениям, берущая своё начала в самых потаенных уголках души развивается и становится всё более «полноводной» и всеобъемлющей. И приходит момент, когда рушатся плотины нерешительности, скромности и боязни начинать что-то для себя совершено новое, неизведанное, тем более в уже зрелые годы, когда тебе уже «полтинник» стучит в окно – рушатся под натиском желания крикнуть не на кухне, чтобы испугать тараканов и добродушного домового, а для того, что есть нестерпимое желание этим поделиться с родными, близкими, знакомыми и совершенно незнакомыми людьми в форме монолога, эссе, рассказа, стихотворения. И ты не считаешь еще себя, ни публицистом, ни писателем, ни поэтом – ты, просто автор, автор того, что тебя беспокоило ночью или днем, не давало покоя душе и сознанию. Ты выплеснул это и тебе стало легче, как при кровопускании, которое применяли древние знахари, при лечении многих болезней, начинает кружится голова, появляется приятная истома, а говоря серьезнее – появляется удовлетворение от творческого труда. Многие материалисты нас не поймут, но это так, духовное удовлетворение выше материального благополучия. И это случилось. Я стал автором. Писал очерки, эссе, заметки в районную газету. Это мне нравилось, но хотелось чего-то более трепетного и тонкого, что могла дать поэзия.
Сейчас трудно представить себя без поэзии. С большой благодарностью и глубоким уважением хочу назвать имена первых моих читателей и критиков. Это в первую очередь моя мама, к которой я спешил с еще «теплым» стихом. Это Анатолий Алексеевич Черногузов, к которому я впервые обратился в редакцию газеты «Родник» с просьбой поделиться на страницах газеты своим творческим началом. Анатолий Алексеевич всегда от «А» до «Я» читал в присутствие автора моли работы, делал некоторые предложения по улучшение её качества и не разу не сказал «их место здесь», указывая на урну, наоборот, поддерживал разговор на поднятую в стихах тему, делился своим опытом и воспоминаниями. Нужно сказать спасибо организаторам районных фестивалей поэзии, коллегам по перу за поддержку и членам жюри во главе с Николаем Игнатьевичем Моринцем за сдерживание стремления к высотам, с привитием «вакцины» самокритичности и полноты осознания земного происхождения человека, без фантастического взлета, а с реальным ростом творческих способностей и приобретения опыта стихосложения.
Нужно сказать, глядя правде в глаза, что я всегда старался по жизни делать, что времена рассвета поэтического творчества в районе закончилось ровно с отказом администрации района поддерживать материально организацию проведения фестивалей поэзии. Не хочу сказать, что все полтора-два десятка авторов поэтических произведений приходили на них с единственной целью показать себя в лучшем свете, получить ценный приз, стимулирующий и стоящий углу интересов или, как минимум, грамоты гербовой печатью и подписью главы района. Нет, большинство любителей поэзии приходили с целью общения и обмена эмоций м позитивного настроя, делая праздник душе в первую очередь. И когда в прошлом году было вынесено решение об организации литературного объединения, лично я воспарил духом. До этого, все мои попытки в плане агитации активно продвигать поэзию Примиусья за ее пределы не находило поддержки. Но моей радости был отмерен очень короткий срок. На собрании я был избран председателем литературного объединения, что не входило в планы тех, кто начал «заваривать кашу» с объединением. И буквально через месяц, подготовленные «бойцы местного майдана» ринулись яро атаковать меня, обвиняя в грехах, совершать которые я даже и не собирался. Не обидно, когда тебя хают люди, вообще не присутствующие на организационном собрании, но обидно, когда на тебя «кидается с кулаками» человек, проголосовавший за твою кандидатуру, выбранный заместителем и поставивший под сомнение те положения Устава объединения, которые были разобраны по косточкам и приняты открытым голосованием. И то, что так и не приступило к реализации планов, было развалено и растоптано поэтическими «вандалами».
Казалось бы, всё, приехали, «сливай воду». Но, как же быть с бабушкиными пророчествами и верой мамы в меня, в мои творческие способности. Это свято. И я ставлю перед собой, как говорили во времена социалистических соревнований, повышенные обязательства. Год упорного труда и выпущено два сборника стихов. Я активно провожу в своих поэтических группах «Тематические поэтические конкурсы» и сам участвую в подобных. Уважаемые коллеги по поэтическому клубу «Поэты Примиусья», вы не захотели развития поэтического движения в нашем районе, из-за своих мещанских убеждений – ваше право. Но я уже не могу останавливаться. Хоть и говорят: «Один в поле не воин», но я буду биться до конца в достижении своих планов и целей. Вы смеетесь над тем, что меня приняли в Российский союз писателей, а мне вас жалко, что вы пишете «под сукно» и довольствуйтесь тем, что приходите на 2 часа в поэтическим клуб, чтоб поделиться перед своими немногочисленными коллегами своим творчеством. А, как же массы, ведь ублажать друг друга, подобно Шахерезаде, читающей сказки своему шаху. Кто оценит высоту полёта вашей Лиры? Ведь у нас в клубе не принято давать оценки – обидеть можно. Заниматься самолюбованием – зачем? А издать альманах стихов местных авторов слабо? А участвовать в конкурсах и фестивалях слабо? Потому, прошу прощения за мой самостоятельный «одиночный полёт» на крыльях поэзии. Вспоминается сказка о «гадком утенке», когда его заклевывали на хозяйском дворе. Ну, если у меня суждения и мировоззрение отличается от вашего, разве должен я быть подобен большинству?
А в это время я заканчиваю работу над третьим сборником стихов и надеюсь, что он увидит свет уже через пару месяцев. Благодарю вас, коллеги за то, что когда вы меня «клевали», то непреднамеренно расклевали мне путы, которыми были связаны мои руки и смог расправить «крылья» для, пусть не такого высокого, но самостоятельного полёта, но к сожалению, над родными просторами Примиусья. Здесь с земли в меня нацелены десятки стволов «ружей» тех, которые, хоть и привыкли ползать на земле, но, как известно «жаба душит» и в голову приходят слова анекдота. Мужик спрашивает соседа: «Ты сидел? Сидел! И я сидел … А, давай, Ваньку посадим …». Вот такая взаимная связка получается. Благодаря вам, я за этот «каверзный» год написал столько стихов, сколько до этого смог осилить за 10 лет!!! Где были раньше ваши клювы? Спасибо всем, кто прочел эту исповедь. Я рад, что с поэзией, что в поэзии, что не могу без поэзии, что болен неизлечимо ею. А, вы?!

13.04.18 г.
Александр Иванченко