Рабожий. Глава 5. 2

Все это время я был с Мартой в этой комнате, обнаженный телом и мыслями. Мы танцевали и держались за руки. Я чувствовал свое существование. И что все вещи находятся на своих местах. Весь мир был передо мной на ладони (каждый человек моментами это ощущает). И я боялся отпустить это понимание. Только записи оставили некоторый очерк того состояния.
«Я маленькая составляющая огромной системы. И ничего теперь не важно. Просто все должно двигаться, соединяться и разъединяться. Главное, ничему не мешать…»,- подумал я что-то вроде этого и после этой мысли сразу исчез.
Появился я в своей пустой комнате. Все было, как и всегда. Только не было матраса, сушилки и фортепиано. Из декораций остались только мягкий ковер и пустые книжные полки. В одной из стен, где прежде стояло фортепиано, была небольшая квадратная прорезь. Больше похожее на маленькое окошко, которое бывает в аэропортах. И под этим окошком была широкая двигающаяся резиновая лента. По ленте, из окошка, выплывали запечатанные картонные коробки. Я точно помню, как подошел к этим коробкам и начал их вскрывать. Каждую. В коробках были мои мысли. Отрывистые и странные. Мои желания. Которые появлялись одни за другими.  Я не успевал их разглядывать, потому что появлялись все новые и новые коробки, которые мне нужно было распечатать… 
Словно щелчок - через мгновение я вновь появился в комнате Марты. Мы уже лежали возле кровати, постелив на пол тяжелый матрас. Из этого я заключил, что мы опустили его вдвоем, ибо Марте не хватило бы сил одной перенести его в центр комнаты. Значит, пока я распаковывал эти коробки в своей голове, я существовал и в этой комнате. В одной из этих коробок, видимо, было согласован этот перенос матраса. Я начал мыслить эти процессы. Но только я закрыл глаза, щелчок – я снова в своей пустой комнате. Запечатанных коробок под лентой скопилось уже очень много. И каждая новая просто падала на кучу и съезжала в сторону. Я чувствовал непреодолимую обязанность вскрыть их все. Хотя бы вскрыть, может даже и не заглянув в них. Словно это моя работа. Это и есть мой смысл: вскрывать эти коробки.
На секунду словно произошло искажение. Я вдруг вспомнил, что в моей комнате обязана быть дверь(то, что не хватало других вещей интерьера, меня в тот момент почему-то не волновало). Я начал осматривать стены. Все во мне начало сопротивляться, ведь я должен только вскрывать коробки. Это и есть мой смысл. Коробки выплывали интенсивней. Они путали и отвлекали меня.
На стене близ окошка (где раньше находилась сушилка) я заметил тонкий прямоугольный зазор. Почти незримый проем.  Значит, есть все же выход из моей комнаты. Из своей же головы. Значит, в мое голове может быть что-то еще кроме этого окошка, кроме этой ленты и кроме этих коробок.
 Не знаю даже, откуда у меня взялось столько сил, ведь меня неистово тянуло к ленте. Но я резко пошел в сторону двери. И как только я подошел к этому потаённому проему, коробки стали выплывать из окошка очень медленно. Неужели я стал медленней мыслить в этот момент. Хотя может и совсем перестал. Окончательно неясно. Но я толкнул стену. И… Там… Там был цех, огромный цех. Пышущий и захлебывающийся. Длинный сводчатый ангар. Много шестеренок разных размеров крутились, чтобы собрать содержимое коробок. Здесь создаются мои мысли.
 Я видел толстенные шестеренки, составляющие основу механизма, которые уже никак не исправить. Которые с самого детства я укреплял повторениями своего опыта. Видел хрупкие, тонкие как лезвие, которые появились не так давно, возможно, только тут, в Петербурге. Как неприятно и сложно было видеть, как работают те самые шестерни, о которых я постоянно расписываю у себя в блокноте. Которые мое подсознание прячет по углам от меня. Все то, за что мне стыдно, все то, что я не должен был видеть, чтобы существовать у себя в голове благородным, порядочным человеком. Совершенно точно я ощущал свое бессилие в тот момент. Это я хорошенько припоминаю.
Я понимал, что сейчас, в реальности я где-то рядом с Мартой, возможно, целую ее, возможно, просто лежу, или корчусь от боли. А тут я вижу, почему я пришел сегодня к Марте. Почему я вообще имею дело с Мартой на самом деле. И какие благодетельные мысли зреют при этом у меня в голове. Что именно заставляет меня верить, что я делаю все верно. Что такое «верно» для меня, что может быть «возможным» и что означает «недопустимо». Вижу, почему я себя критикую, и почему необходима мне эта критика. Как незаметно я себя обманываю, чтобы чувствовать себя нравственным человеком. И ведь все это так хитро сделано, что я верю каждой появляющейся из окошка коробке. Мне стало так горько от своей беспомощности. Все это сильнее меня. А я лишь кукла. Марионетка. Человек на палочке. Так много сложено из детства, отрочества и перенято от мнимых авторитетов. А может и до моего рождения.
Я увидел даже то, как повлиял на мои шестеренки путь, которым я добирался из школы. Ведь я почти всегда ходил через шоссе, чтобы зайти в магазин перед домом. И лишь изредка пробирался по живописной тропинке, заплетенной яблоневым садом. Быть может, я стал бы художником, фотографом, или просто человеком визуального восприятия. Но уже к тому моменту, когда я ходил из школы, шестерни уже накручивали свое. И они заставляли меня ходить именно через шоссе. У меня не было выбора. Я тот, кто я есть сейчас. У меня нет выбора.
И эти нужды принятия меня обществом. Мол, «Вот я таков. Примите меня! Того, кто я есть! И помогите мне». В этом есть обязательная моя нужда. И самобичевание, и обида… Должен же быть хоть зазор, чтобы они крутили так, чтобы я чувствовал себя спокойно, честно, а главное естественно. Все вокруг затрещало и закрутилось. Фабрика начала создавать мне этот образ, чтобы защитить меня. Наклевывался и создавался новый самообман для моего же комфорта.  Я плюнул на одно из колес и присел на корточки….
Я сразу распознал Его! Самое центральное и толстое колесо (а как же иначе). Оно величественно прокручивалось, подгоняя весь остальной механизм. О, это был двигатель моего эгоизма. Прескверное отполированное колесо.
Я подошел к нему и потрогал его широченные зубья. Его поддерживало тысячи меньших шестерней. И все они были похожи. И каждый день они увеличивали это колесо до исполинских размеров. Оно трещало и проворачивало почти все.
 Мне стало очень стыдно. И где-то сбоку затрещало что-то, и стало крутиться, и толкать следующее. Мне стало больно. Зацепилось третье. И я стал вновь бессилен…
Я подумал о близких, о своей любви к ним и видел, из чего собиралась механизмом эта цепочка. Я подумал о том, что может мне это и не нужно знать. И уже хорошо отлаженный механизм выплюнул эту цепочку в коробке в окошко. На секунду я закрыл глаза, чтобы не видеть как все это создается(ведь и так все было понятно). И как только я закрыл глаза, все зашуршало вокруг меня - я сразу оказался на матрасе возле Марты. Марта, сжавшись калачиком, спала рядом со мной. А я просто смотрел в потолок. Я несколько раз сказал ей «извини», а потом хотел собраться и уйти. Но почему-то я остался и заснул. Конечно же, в этот момент я прекрасно понимал, почему у меня возникло желание уйти и почему я так и не ушел...