Блин комом

    Денег снова не было. Вот просто от слова «совсем». Боже, как же я устала выживать! Но тут уж ной-не ной, а меры принимать было надо. Уже мать начала скандалить, упрекая, что из-за меня они голодают. Её, кстати, совсем не смущало, что по логике событий ей бы и самой неплохо было озаботиться решением проблемы с нехваткой денег, но… Старший ребёнок в многодетной семье, рожденный дабы удержать мужа. Мужа нелюбимого, но необходимого как ширма от давления общественной морали. К тому же не оправдавшего высокого доверия и спившегося… Я давно осознала, что родилась виноватой. И нужна мамочке как рыбке зонтик. Но это наши с ней проблемы. А вот угробить жизнь мелким я ей не дам. Хоть они и рождены от «любимых человеков», но у меня нет сомнений, что, если бы не я, мать давно бы их распихала по детским домам и ринулась устраивать личную жизнь. Такая вот кукушка.

   
    Но это всё лирика, а денег нет. Подумала было о муже. Но мысль мелькнула и растворилась. Этот мальчик-одуванчик, любимый и единственный сыночка у одинокой мамочки, с трудом зарабатывал на собственную учёбу. Так что его бытовые потребности мне тоже пришлось взвалить на себя. Попробовала бы я этого не сделать! Его мамочка быстро бы организовала мне казнь на медленном огне. Ещё и многочисленных родственников подключила бы… Чтоб я не сбежала.


    С другой стороны, я знала на что шла, соглашаясь на семейную жизнь со Славкой. Справедливости ради отмечу, что он вовсе не был тунеядцем. Нет, он старался изо всех сил, и не только его вина, что он вырос таким неприспособленным к суровым жизненным реалиям.


    Однако, это всё опять же лирика. А денег нет. После того, как обанкротили фабрику, где я работала прядильщицей, мне как-то фатально не везло с нормальной работой: на швейной фабрике через три месяца после трудоустройства прошло сокращение – ну и естественно я под него попала! Устроилась было на Химволокно – так там зарплаты за четыре месяца таки не увидела. Нет, я всё понимаю – верность предприятию и всё такое, но когда вижу людей на митинге, орущих что им уже три года не платят, иначе как дураками назвать их не могу. Это ж надо – им не платят, а они всё работают! Интересно, на что они надеются? И потом, раз три года сидят без зарплаты, значит не так уж плохо живут. Я вот за три года без денег с голоду бы сдохла. В общем, уволилась я с этого Химволокна. Подалась на цементный завод, что у нас поблизости. Соседки говорили, что там зарплату начали вовремя платить. Опять же плюс – можно экономить на проезде и ходить на работу пешком.


    Приняли меня с распростёртыми объятьями! И тут же отправили в упаковочный цех. Начальник цеха тоже не особо разговаривал – позаливался соловушкой как у них всё мармеладно и отправил в отдел кадров. Трудоустроили меня с головокружительной скоростью! И на следующий день я уже вышла на работу. Да-а-а… Я вовсе не сахарная, но такое! Брезентовый закрытый костюм, очки, респиратор – и вот она, фасовка. Идущая с потолка цеха труба метра полтора диаметром, внизу расходится на восемь этаких сосков. Труба медленно вращается, а из сосков под давлением льётся перемешанный с воздухом цемент. Поднимаешься на платформу и, когда сосок с текущим цементом оказывается напротив тебя, напяливаешь на него бумажный мешок. И дальше он висит на соске постепенно наполняясь. Сбоку транспортёр – когда наполняющийся мешок доезжает до него, он под собственным весом срывается с соска, при этом как-то хитро заклеиваясь, и по транспортёру уезжает в другой цех. Естественно временами мешки срываются. И тогда воздушно-цементная смесь заливает всё вокруг. Я смогла отработать там всего два дня – на третий свалилась с температурой. Моя хроническая ангина поставила жирненький крест на такой трудовой деятельности.


     И вот лежу я с температурой под сорок, глотаю литрами отвар из смородиновых веток и молюсь всем богам, чтобы этого хватило оклематься. Потому что денег нет. От слова «совсем». И на антибиотики в том числе. А поскольку я уже трудоустроилась – мой безработный медицинский полис недействителен. Ну а отработала я всего два дня – по месту работы новый не успела получить. Просто очумительно! Даже скорую не вызвать.


     Пока я валялась с температурой, меня посетил замначальника цеха. C вопросом – думаю ли я на работу выходить? Я, в свою очередь, поинтересовалась, нужен ли им работник, который будет два дня работать, а потом две недели сидеть на больничном? Пробормотав, что ему, мол, всё понятно, замначальника отчалил восвояси. А когда, оклемавшись, я поехала писать заявление на увольнение, оказалось, что меня уже уволили задним числом. За прогулы. Вот же твари! Хорошо, что у меня три трудовых. Пришлось эту откладывать до пенсии и доставать следующую, с которой я работала горничной в гостинице.


     Очередная удавка судьбы спала – я выздоровела и узнала, что, пока я болела, мне нашлась работа. Ну, как работа, - скорее подработка. Мама мальчика с которым дружила моя сестра вела на досуге бухгалтерию небольшой фирмочки, работавшей в сфере общепита – кухня и кондитерский цех, обслуживающие кафе и магазин-кулинарию. Им нужен был человек на пару часов несколько раз в неделю – печь блинчики. Я немного сомневалась в своих силах – всё же печь блины дома и в промышленных масштабах – это две большие разницы, но меня успокоили, что не ждут суперпрофессионала и всему научат.


    И вот настал знаменательный вечер – я вышла в первый раз на работу и… попала совершенно в иной мир. Все мои прежние места работы мало отличались от жизни, что окружала меня дома – такие же как я, нищие замученные люди, пашущие до упаду, только чтобы выжить, чью жизнь очень точно охарактеризовал классик – на дне. Работа в гостинице была получше. Но ненамного. Да, контингент был из более высокого социального слоя, но специфика сталкивала с разливанными морями уже моральной грязи. И дело не в домогательствах, как первым делом думает обыватель. Кому нужна взмыленная замухрышка-горничная, вечно воняющая хлоркой, когда полно ночных бабочек любой расцветки?! Нет, дело было вовсе не в домогательствах. Но и наблюдать вакханалию человеческой мерзости со стороны тоже не самое приятное в мире занятие. Пьяные оргии со шлюхами в исполнении заезжих звёзд, спортсменов и вернувшихся с вахт, озверевших от сексуального голода, старателей, наркоманы, извращенцы всех цветов – казалось, этот безумный карнавал человеческой грязи не прерывал своего разгула ни на секунду. И какая разница, что цены на номера за сутки были больше, чем моя месячная зарплата? Вымывая номер после очередного сдохшего от передоза наркомана или сдирая постельное бельё, измазанное всей палитрой человеческих выделений – от крови до экскрементов, - я была всё там же. На дне.


    И вот я на кухне – чистой, светлой, тёплой. А вокруг люди – обычные люди. Женщины, трещавшие о мужьях и детях, обсуждавшие новинки косметики, одежды и украшений, делившиеся рецептами всего подряд на все случаи жизни. О, они конечно же не были ангелами во плоти! Например, повар-бригадир после очередного выходного явилась на работу с синяком на поллица. Её любовник был спецназовцем, служившим в настолько горячих точках, что выслужил пенсию в тридцать два года. Естественно, все кинулись к ней с воплем: «Лола, неужели это тебя Димка?!!» Лола со смехом замахала руками и объяснила, что в выходные они ездили к друзьям на шашалыки на дачу. С непременными возлияниями. И она, навозлиявшись, отправилась посетить домик задумчивости. Ну и спьяну перепутала двери. И вместо входной двери вломилась в кладовку, где хранились садовые инструменты. В том числе, грабли… И видимо, её затуманенному алкоголем сознанию настолько понравилась встряска от прилетевших в лицо граблей, что впоследствии Лола ещё раз повторила свой выход на бис. Вот результат двух встреч с граблями и цвёл теперь всеми цветами радуги на её лице. Одна из продавцов кулинарии обожала выдавать всем советы ориентацией исключительно ниже пояса. А вторая в чужие дела не лезла, но активно пыталась запихать всех окружающих в свои – они с мужем были ярыми поклонниками тантрического секса. И каждую рабочую смену Женя во всех подробностях делилась откровенными сексуальными подробностями их семейной жизни, активно агитируя возможных неофитов. Одна из поваров активно пыталась устроить личную жизнь, вешаясь на женатого охранника. Охранник её прелестями пользовался, но жену бросать не спешил. А потому их роман кидало от сломанной в процессе безудержного секса раковины в туалете до глобальных слёзоразливов в исполнении Наталья, прямо не отходя от кастрюль. Владельцев у фирмы было двое и администраторами трудились жена одного и дочь другой. Жена была потрясающей особой – очень по-житейски мудрой, со стальной волей. Бывшая официантка самого одиозного ресторана города, женившая на себе братка, ставшего впоследствии, не без её влияния, респектабельным бизнесменом, - она прошла огонь, воду и медные трубы, но при этом вела себя как потомственная аристократка. До знакомства же с дочерью второй владелицы я считала, что слово «тупой» - это оскорбление. Оказывается, это всего лишь определение. Эта девочка отчаянно пыталась копировать маму и строить из себя крутую начальницу, но так часто попадала впросак со своей недалекостью, что вся кухня её жалела и делала вид, что просто ужасненько боится. Правда, анекдотов при ней никогда не рассказывали, - ни единого раза не было, чтобы она поняла смысл хоть одного! Ну и ещё иногда тихонечко издевались. Чуть-чуть. Она на работу ходила в одежде, в которой надо бы ходить на панель. Ну, или, на худой конец, в клуб. И вот как-то она пришла в полупрозрачной безумно облегающей беленькой футболке. У неё сползли чашечки бюстгалтера, и она с практически голыми сиськами рассекала перед клиентами, персоналом, поставщиками. Все любовались на такой стриптиз и только хихикали. Как сказал экспедитор: «А чё это я буду ей замечания делать? Может это так задумано – сиськи всем показывать? Я лучше молча посмотрю». Только вечером Ольга сказала ей о непорядке в одежде.


     Но у всех этих людей было колоссальное отличие от привычного мне окружения. Все свои непотребства они творили потому, что сами этого хотели. От них не исходило затхлой гнили принуждения. Свободные, спокойные… В их глазах не таилась затравленность. Пугаясь резких неожиданных звуков, они не сжимались в инстинктивной попытке спрятаться. Наоборот, реагировали очень импульсивно, громогласно и красноречиво.


    Глядя на них, я чувствовала просто гигантскую пропасть, что разделяла наши миры. Пропасть, которую мне предстояло преодолеть, раз уж я поставила себе цель вырваться и жить, а не выживать.


    А пока… Я наблюдала, накапливала выводы, анализировала. Словно в шоу «За стеклом». Только «за стеклом» была я, а не они. Отделив себя барьером молчаливой улыбки, я не поддерживала разговоров, на вопросы отвечала весьма односложно. Мне вовсе не хотелось никого шокировать своей далекой от общепринятой реакцией, сформированной моей ненормальной с точки зрения обывателя, жизнью. Работа мне нравилась – пекла я блинчики с удовольствием. Да и как быть недовольной? Тратила я на них максимум часов двенадцать в неделю, а получала за вычетом трат на проезд шестьсот рублей. На шестьсот рублей можно было купить двадцать булок хлеба. Много это или мало? Для меня это было – аж целых двадцать булок! И потом, в дни, когда работала, я была сытой. А это, прямо скажем, случалось со мной до сих пор не слишком часто.


    Но жизнь не стоит на месте. Повар-полуфабрикатчик закончила своё образование в институте и уволилась с кухни. Начальство же, видя моё ответственное отношение к работе, предложило её место мне. И отсутствие у меня опыта оказалось даже плюсом. Как сказала Марина Аркадьевна, жена совладельца: «Мне проще научить далёкого от кухни человека делать так, как я хочу, чем переучивать профессионального повара и терпеть его закидоны». Естественно, я была только за! Ещё в детстве моя бабушка говорила мне, что у женщины должно быть обязательно две рабочие профессии – повар и швея. И тогда никакой кризис, и безденежье ей не страшны. Потому что, что бы не творилось в стране, люди всегда хотят есть и мёрзнут голыми. Не верить человеку, пережившему на своём веку войну, у меня не было никаких оснований. Поэтому профессию швеи я уже благополучно освоила, а теперь освою и поварскую премудрость.


    А пропасть между мной и коллективом даже выросла. Если раньше я хотя бы проводила с ними мало времени, то теперь я работала просто на износ по двенадцать часов и почти без выходных. Но преодолеть эту пропасть я не могла. Как мне было обсуждать новую помаду, если меня волновала проблема найти деньги на пачку дешевенького стирального порошка? О каких модных новинках могла идти речь, когда я перешивала на мелких отданные соседями обноски? И мне пока был вовсе не интересен тантрический секс – я только перед замужеством перестала зарабатывать деньги на панели. Доходило ведь до смешного! В мои обязанности входило готовить завтрак на весь коллектив. Мало того, что для меня каждый день было пыткой придумывать что именно приготовить – еда дома никогда не делилась на завтраки, обеды и ужины. Ели от случая к случаю – как удавалось достать. Так на меня ещё каждое утро орала наш пекарь! Например, за манную кашу с комочками. «Как можно не уметь варить манную кашу?!» Да легко! Молоко в нашем доме было деликатесом уже много лет – не хватало ещё переводить его на такую блажь, как каша. А манная каша на воде – жуткая мерзость. Однажды попробовав такую кашу, больше на манку я не тратилась. Мне нечего было им сказать и нечего услышать от них. То, что для меня было нормой, они обсуждали вполголоса и с ужасом в глазах. 


    Конечно же все эти мои странности не могли долгое время оставаться безнаказанными. Всё громче стало раздаваться «ж-ж-ж!», которое было неспроста. Я пыталась максимально избегать окружающих. Но на маленькой и достаточно тихой кухне это было невозможно осуществить. Скоро должен был грянуть взрыв, который поставит меня в положение изгоя. А потом меня просто выдавят. Словно занозу, раздражающую нежное тельце их коллектива. Это было печально. Очень печально. Но не в моих силах было изменить сложившееся положение – ну не умела я жить нормальной жизнью! Даже притвориться бы не смогла. Оставалось ждать неизбежного.


    И вдруг однажды вечером, готовя рабочее место к следующему дню, я услышала от Ольги, повара на холодных блюдах, человека, несомненно, весьма авторитетного в кухонном микрокосме:
    - Чёт я не хочу сразу домой ехать. Пошли прогуляемся, пивка попьём.


    С этой фразы началась наша дружба…