Камень

Я нашел Валеру на берегу нашего северного моря.

Он был среди таких же безликих и молчаливых, но все же чем-то отличался.

В тот день августа небо было стальным, и все окрасилось в серое: песок, вода, даже люди,  изредка проходящие по пляжу. Валеру меня заставила заметить случайность. 

Я об него споткнулся.

***

Этот камень не был камнем. Он жил. Размером с теннисный мячик, розоватый, обкатанный морем, Валера все время находился в движении. Он дышал, чувствовал, слушал. Валера не был предметом, и не был даже питомцем — у меня в доме поселилась душа.

Бывало, жили со мной разные люди, в квартире с белыми стенами и старой мебелью. Да, люди были, и даже красивые. Внешне.

Души еще не было.

Камню не нужно много места в любом случае, пусть он и живой. Но я не стеснял Валеру. Не сажал его на цепь, не стелил у двери коврик. Поставил на комод. С утра там было много солнца, в остальное время царил приятный полумрак.

В первый же день я нарисовал маркером Валере глаза-точки и рот-скобку. Камень улыбался мне, и я улыбался в ответ.

Кормить не стал. Пока я ужинал, он сидел на столе. Смотрели телевизор.

Ближе к ночи я впервые за долгие месяцы сказал:

— Спокойной ночи.

А в семь утра вдруг понял, как это приятно — вырваться из сна и сразу же смущенно промямлить:

— Доброе утро.

Перед тем, как уйти на работу, я оставил Валере кое-что интересное. Это был мой рисунок старой водонапорной башни. Рисовать, я, кстати, не умел, зато башня была необычной, пусть и с выбитыми окнами.

На работе думал, как там он, один. Успокаивало то, что Валера не любил двигаться, а значит, не мог упасть со шкафа и сломать себе что-нибудь важное...

Да, любой перелом для Валеры будет фатальным. С людьми все не так. Порой мне кажется, что мы крепче камней.

И жестче.

***

Я бы мог найти аметист, рубин, кварц. Мог бы любоваться переливами солнечного света в кристалле, и наслаждаться насыщенными красками минерала, но выбрал, понимаете ли, камень.

Было в нем что-то, что задерживало взгляд. Заставляло проводить с ним время, говорить о разном...

Валера хорошо умел слушать.

Для него я вновь стал читать книги, и читал не просто так, а вслух. Со временем мой голос, до этого дрожащий, как лист металла, изменился, стал более ровным.

Да и многое изменилось. Я стал с большей охотой идти домой через наши серые улицы. Не задерживался, провожая закат, наблюдая за машинами и людьми, постоянно пытаясь найти что-то еще, что до того в жизни упускал.

Дома меня теперь ждал друг.

Вместе с ним мы смотрели на заходящее солнце, на дождь с ветром, срывающим желтые листья с деревьев. Я часто обсуждал с Валерой то, что меня волновало. Ругался, сетовал на жизнь и все это, мерзкое.

В один вечер взял вновь старую отцовскую гитару с нейлоновыми струнами. Играл, а мне улыбались одобрительно, и я улетал куда-то прочь, в те дали, где мне было хорошо.

Потом... Впрочем, вы знаете сами. Разве не жили эту жизнь?

***

Она была хорошей. Мне так казалось. Не буду называть ее имени, скажу только, что глаза были серыми, но теплыми. Пепельные волосы меня радовали, хотя я и сам не знал, почему.

Как-то оно все быстро закрутилось с ноября и по февраль. Три месяца зимы слились в холодное мгновение, и я не помню, что там взрывалось. Но взрывы были, и среди них — одобрительная улыбка Валеры. Он был не против.

В глазах его я стал замечать некоторую светлую грусть. Я знал, что будет дальше, потому что много было мной прочитано книг, а значит, много прожито жизней. Мне прекрасно преставлялись все возможные сюжеты.

Но я шел вперед, и ничего не делал.

Как и любой человек.

В последний день зимы мы с ней лежали на диване. Было холодно, даже слишком. Снег выпал весь, до самого конца, и все застыло на ледяных улицах.

Валера смотрел на нас, и так вышло, что он встретился с ней взглядом.

Пепельная спросила что-то про камень. Она была все же приземленной, хоть и старалась быть на небе. В ее вопросе не было ничего сложного и ажурного, ничего, что заставляло удивляться. Будничный скучный юмор — ведь это не рассказ, а жизнь.

Я ответил, что это Валера, и что он мой лучший друг.

На следующее утро, весной, проснулся один. Не было Пепельной, и не было Валеры. Я сразу почувствовал это, сразу понял, что комната опустела и моя жизнь порвалась.

Не думая о том, где она, бросился искать Валеру. И не нашел.

***

Спустя три месяца, от знакомого, которого я предпочел бы не знать, услышал: Пепельная отзывалась обо мне как о скучном, надменном человеке со странностями. Говорила она и о том, что, уходя, забрала долбаный камень. Вроде как изменила с лучшим другом.

Ей было смешно. Многим было смешно. Даже из меня вырвался нервный выдох юмора.

Еще позднее узнал, что Валеру она куда-то выбросила. В мусорку, или просто на дорогу. Мало ли куда можно выбросить обычный камень?

Я больше не торопился домой. Больше не рисовал. Я вернулся к тому, как жил ранее, до встречи с Валерой. Мне всегда было известно, что вернусь к этому.

Мы можем только временно заглушить, закрыть камнем то, что терзает. Но не убить. Оно бессмертно, в отличие от нас.

А в августе вновь стоял на берегу дождливого моря. Ловил глазами серость песка. О чем-то думал.

Аккуратно, чтобы не споткнуться, обошел розоватый камень. Теперь мне хотелось, чтобы я сам заставил кого-то упасть.

Чтобы на лице мне маркером нарисовали улыбку.