Американские башмаки. Рассказ быль

Вспоминая своё детство, я прихожу к мысли что оно было богато на события. Малые или большие, а некторые и совсем незначительные, но они вспоминаются как вешки на пути. Наверное, жизненный путь каждого человека состоит из подобных вешек. И память человека , зачем-то, удерживает их до мельчайших подробностей. Вот один из таковых в благодатные пятидесятые годы двадцатого века.

   Украина. Донецкий Угольный Бассейн. А проще, Донбасс. Мы недавно переселились на постоянное место жительства в этот огромный промышленный район, покинув целинные земли Казахстана. Заселились в один из многолюдных бараков шахтного посёлка. Что такое барак? Сейчас уже многие и не знают как выглядели эти жилища рабочих окраин огромной страны. Он заслуживает отдельной повести, но это в другой раз. И так.
Зима. В этих местах она значительно мягче, нежели в Хабаровском крае, где прошло моё раннее детство,  и малоснежней целинных земель, где начались мои школьные годы. Мне исполнилось двенадцать лет. День рождения (!) К этому моменту наша семъя считалась многодетной. В ней насчитывалось пятеро детей. Тоесть три брата и две сестры. Понятно, что больших торжеств в наши дни рождения, родители не могли себе позволить. Но наши дни всё же отмечались. Мать готовила что-нибудь вкусное на стол, и сама сшивала какую-нибудь обнову (она имела швейную машинку, и славу мастера швейного дела)  и семейное  застолье имело вид маленького праздника. Так случилось и в этот раз. Мать сшила мне куртку-бобочку из вельвета. Вся на замках-молниях. Тогда это был писк моды. Я был доволен но, по природе своей эмоциональной сдержанности, ликования не показал но куртку не снимал. Тут из-за стола поднялся отец. Он уже опрокинул в себя пару стопок "московской сорокоградусной" и был в надлежащем расположении духа. Он прошёл к семейной вешалке, у входной двери, нагнулся к обувной полке и достал какой-то мешок. Приказал всем нам закрыть глаза и не смотреть. Мы послушно зажмурились. Я даже ладошками глаза прикрыл, чтоб никаких сомнений. Отец подошёл ближе, чем-то пошуршал и громко стукнул по этажерке. Приказал:
 -Всем можно смотреть.-

   Я открыл глаза и обомлел; прямо передо мной, на этажерке, стояли  два удивительных ботинка из толстой, тёмно-коричневой, кожи. Ботинками они могли называться поскольку шнуровались. По высоте же они больше походили на сапоги.
 Современный читатель, по описанию, сразу понял, что речь идёт о пресловутых берцах. Но это сегодня такая обувь известна каждому, а в далёкие годы моего детства они были диковинкой. Наша, советская, обувная промышленность, таких не выпускала. Какими путями эта американская парочка перебралась за наш "железный занавес" в те далёкие времена, остаётся только догадываться и можно было предположить что это залежалый товар из поставок военного времени. Ну а как они попали в руки отцу, тут догадаться проще; вещевые рынки, прозванные в народе "барахолками", стихийно возникали повсюду, где позволяли свободные площади. Они служили своеобразным перерасприделитилем товаров народного потребления, в то скудное на товары время. Здесь можно было продать любую ненужную вещь, как и купить, столь же любую, нужную.
И вот они гордо стояли на нашей этажерке, радостно и торжественно сверкая блестящими металлическими заклёпками и крючками.
 
   -Вот тебе, сынок, наш подарок - сказал отец - носи и радуйся. А свои "кирзачи-доходяги" выбрось и отвернись, чтобы не видеть, куда упадут. Это тебе не хухры-мухры, а американские башмаки! -  Он многозначительно поднял указательный палец к потолку. - Кожа - американская! Покрой - американский! Пошив - американский! Фасон - американский! Качество, я тебе говорю - американское! Сносу не будет. Забирай, меряй, носи. На ближайшие год-два проблем с обутками тебя не коснутся. - Он опустился на стул и закончил свою речь:
 - За это мать, давай по маленькой.

   Здесь уместно будет сказать, что повседневной обувью для меня, сколько себя помню, были кирзовые сапоги, наподобие солдатских. Не знаю выпускала ли советская обувная отрасль, кирзачи детских размеров, или это были перешивки лагерных мастеров, где прошло моё раннее детство, но память прочно удерживает именно эту обувь.
А мы, детвора, принялись рассматривать "американские башмаки". Они были хороши. На внешних сторонах голенищ были тиснением нанесён орёл с распахнутыми крыльями и слова из английских букв. Я долго не решался вставить ногу для примерки. Они были чуть великоваты, но мать сшила мне тонкие бурки ( или толстые носки?) и всё решилось.
   
   В школе, мои американские башмаки, наделали шума. Все пацаны буквально задёргали меня, заставляя задирать ноги, чтобы лучше рассмотреть "чудные ботинки". Целую неделю я был "героем дня". Одну неделю. Пока стояли морозные дни. В последний учебный день недели потеплело и пошёл дождь. Со школы я возвращался смело топая по лужам. А зря. Уже входя в свой двор, я почувствовал что ноги намокают. Ступив в лужу во дворе, ощутил как вода беспрепятственно заполняет мои башмаки. Выскочил из лужи и склонился, разглядывая мои "чудные американские башмаки". Меня обуяла паника; моя обувь расползалась по швам.  Я ринулся домой. Сразу у порога, стал разуваться. Мать, глянув на меня, всё поняла и стала мне помогать. Налила в тазик горячей воды, и потом натёрла ноги суконным одеялом, и посадила к печке греться. Отжала от воды мои бурки и повесила сушиться. Потом подняла ботинок, повертела и хмыкнув, тоном знающего человека, подытожила:
- Видать, очень долго хранились в сыром помещении. Нитки перепрели.  Пока были сухими - держали, а как намокли - так и расползлись. Вот тебе и "американское качество"(!).
-Мам, попросил я её, ты только отцу не рассказывай. Я в кирзочах буду ходить. Достану, почищу. Они прочные, хоть и доходяги. -
Мама всё поняла:
 -Не переживай, Велика потеря. С обутками что-нибудь придумаем. Грейся пока, чтоб простуду не подхватил.
   
   На утро было воскресенье. Отец ещё не вернулся с ночной смены. Я достал кирзачи, почистил, наваксил и, накрутив сухие портянки, обулся. Несмотря на обильный слой ваксы, сапоги были явно последней стадии носки. Но для футбола они ещё годились и, если не влетать в грязные лужи, могут ещё послужить. В мальчишеской компании я совсем забыл о своей неприятности. Но настало время топать домой и под "ложечкой" заныло предчувствие неприятного разговора с отцом. Да где наше не пропадало; и я толкнул дверь и шагнул на порог. И замер у порога. Отец сидел перед дверцей топящейся печки. В руках он держал башмак, вернее, торчавшие во все стороны кожаные детали, которые ещё недавно были башмаком.
Отец посмотрел в мою сторону, поднял лохмы башмака повыше и неожиданно для меня сказал:
 - Вот это, хвалёное американское барахло.- Он потряс остатками, помолчал, опустил руку и добавил:
-Впрочем, барахло оно и есть ба-рах-ло. - И взялся за ручку печной дверцы. Я понял, что произойдёт в следующую секунду и громко попросил:
- Пап, не надо, они же красивые. Были.- Он удивлённо посмотрел на меня, потом поднял второй ошмёток
 и внимательно, будто впервые увидел, уставился на лохмы.
- А что? Ты, пожалуй, прав. Не надо. Я их подарю Михалычу. Он сапожник. На вокзале обувь ремонтирует. Пусть помаракует, может что получится. Себе на бутылку заработает и мне спасибо скажет.-
После этих слов он поднялся, отшвырнул ошмётки американских башмаков, шагнул к вешалке достал свёрток и со словами: -Не грусти, сынок. Подумаешь, американский товар. Да наш русский, похлеще будет.- Он тряхнул свёртком, тряпица соскочила и у него на пальце повисли, связанные шпагатом за "ушки", два кирзовых сапога. Новенькие
-Вот тебе, сынок , русский товар, русское качество. Сносу им не будет. Ну, да это ты и сам знаешь. Держи. Твой размерчик. Приводи в рабочий вид и носи.
Я стоял как оглушённый, двумя руками прижимая сапоги к своей груди. Посреди комнаты, с младшей сестрёнкой на руках стояла мама и улыбалась. Улыбались все. Улыбался и я, совсем забыв сказать отцу, спасибо.

 23.12.2013. Юрий Чепелев.