Мясо

Полуденное весеннее солнце жарило как могло. Если бы не голые ветви раскинувшихся на полдвора карагача и чёрной берёзы, можно было бы подумать, что наступило лето. Дюков повесил на гвоздь ветровку, и оставшись в футболке, подтащил к распахнутым воротам из глубины гаража свой охотничий ящик. Присел на раскладной стульчик, стал досматривать его содержимое.

А содержалось там четыре котелка десантных в комплекте ( больше четырёх охотников в УАЗе  - буханке не помещалось), металлические рюмашки, нож, открывашки, доски разделочные, специи, тушёнка, растительные консервы, сухари, казан, таган, котёл для чая и прочая мелочь вроде сухого горючего и спичек туристических. Короче, всё, что для охоты нужно. Расходный материал необходимо было освежать периодически, да и заканчивался он порой не дожидаясь того самого периода. Ибо охота, она с подготовки к ней начинается...

Митрич подкрался незаметно. Мелок, небрит аки Брэд Пит , с холщовой сумой из Советского прошлого.
- Что там, Саныч, располным полна коробушка?
- Лука, хлеба и консервов «сало в шоколаде» не хватает.
- Бум, значит, без шоколада, - Митрич и выложил из торбы на крышку ящика кусок сала, булку чёрного – пречёрного хлеба и выставил полторашку воды.
- А что водой запивать будем?
- Я, Саныч, чё запиваю? Самогон это! Митрич, не откладывая дел в долгий ящик, так быстро сервировал импровизированный стол, что заскорузлые лапы его, порой пропадали из вида, будто самолётный пропеллер.

- Здорово, орлы! – Ухнуло над накрытой поляной. С улыбкой чеширского кота над трудящимися навис Михаил третий. Третий он потому, что когда – то  три гаража подряд занимали Михаилы. А улыбался так с тех пор как Сердюков и Васильева на его зарплату позарились, пошёл он в военные пенсионеры. Правда, само училище сохранилось – им брат Грызлова заведовал. Вот с тех пор пенсионер разгладил морщины на лбу, заметно помолодел, и лыбится, будто Ф – 1 под каской рванула.

Разместились, принюхались к содержимому рюмашек.
-Это что? – округлил глаза Михаил третий.
- Самогон это, товарищ на заграничном аппарате варит.
- Да он не только самогоном, водкой не пахнет, квашнёй какой то.
В нём хоть алкоголь есть?
- Ровно сорок градусов по прибору.
- Да точно, этой, опарой, как бабка у меня в деревне ставила, для хлеба там, пирогов, тарочек…
- Дак из пшеницы, на аппарате… Ты , тово, пей.
Выпили, никакой противности и горечи, только тёплым по горлу прошлось. Дюков, откровенно говоря, тоже подумал, что крепость там никакая, но после третьего напёрстка, душа потребовала срочно высказаться:
- Митрич, посмотри на стол, как тебе он?
- Лепота!!!
- А, вот ты сало с луком убери и хлеб?
- Не, оно и с одними консервами можно. Только это еда, а не закуска.
- А вот с ними то и проблемы – лук в гараже зимой замерзает, а сало летом желтеет.
- Да, - Митрич налил одному себе и выпил, верно всерьёз озадачился.
- А с мясом что делали, когда холодильников не было? – сморщил лоб отставник.

Выпили, зажевали задумчиво, посмотрели на свежие серёжки берёзы, которые теребил залетающий поверх гаражных крыш ветерок, на плавящиеся под солнцем розоватые, с тонюсенькими прожилками ломтики сала…
- Ледники раньше делали, - сказал Митрич, - льда на речке напилят и в погреб его.
- Ага, ответил Михаил третий,  мелким был, видел у бабки в деревне на маслозаводе этот лёд стоял… Горка такая, длиннющая. Соломой зваленная. Летом тридцать, а то и поболе, а она так до осени и стояла.
- Мужики, я городской, конечно, и в магазинах холодильники были, наверно, здоровенные какие – нибудь. А мясо мы на один раз летом брали. Опять же не я. Только, вот, при нуле, мясо долго не пролежит – морозилка нужна.
- Бабушка говорила, до революции у них семьи – барана дня за три съедали, большие, такие семьи… И баранов много было.
- А после революции?
- Ну, после то, семьи стали делиться, хибарок себе молодняк понастроил. А бараны? Бараны они то ли в войну, то ли при Хрущёве, таким налогом обложились, что у шли из деревенского быта.
- А чем питались?
- Курей рубили, когда я с родителями приезжал, а на покос поросёнка забивали.

- Ладно, - молчавший до того Митрич, смачно закусил и разразился речью: Я в те годы жил в Сибири. Большущее село, приличное. Кто там только не жил! Русские, немцы, татары, чуваши, хохлы, каждой твари по паре. Короче, кого сослали, тот и жил. А голытьбу тогда не ссылали. Живность как могли прятали от государева ока…
- А убоину как хранили то.
- Втихаря распродавали, меняли, как теперь говорят, на фьючерсы.
- На что? Полковник широко открыл рот и выпучил глаза.
- Это когда скотинку забьют, да такую же часть тебе вернут.
- Оп – паньки, да ты, Митрич экономист ещё тот!

- Ладно, тот  - этот… А в пятидесятых, ближе к концу, машины ГАЗ 51 стали в колхоз да в леспромхоз поступать. Не по полполуторки в год, а так, поболе. Молодняк из армии потянулся, кто там шоферами был. Вот и стали они по ночам барагозить. Старому шоферу чё надо? Накрутится баранки за день, да и к бабе под бок. А этим самогоном залиться, девок полный кузов и ну – демографические ямы заполнять…
- А мясо причём? – удивился Дюков.
- Причём, причём… Да они ж не по центральной улице гоняли, а по окраинам, а то и фары выключат, чтобы начальство не пронюхало. А там скотина бродит, вот и приходилось хозяевам поутру разделывать павших и распродавать.
- Митрич, и только вот так  спасались от голода?
- Да почему! Бывало корова запрётся в огород сенца прошлогоднего в охотку пожевать, или кабан тыковку съесть, а хозяин, которому они уже плешь переели,  возьмёт, да вилами их в бок. Забивали пока не сдохли.
- Суровый народ сибиряки! – Михаил третий аж кулак для иллюстрации сжал.
- Ну это так… когда самогону переберут, а так, дрыном обычно. Хотя оно и дрыном бывало того…

- Митрич, а если самогон… Ну нет самогона?
- Ты мне прям анекдот рассказываешь про то как наши партейные к папуасам на обмен опытом ездили. Говорят им, мол, геройские вы, товарищи папуасы, на такие высоченные пальмы за кокосами лезете. А те, мы не придурки туда лезть, ветра ждём. А ветра не будет? Тогда – неурожай.
- Митрич, - через приступы смеха выдавил Дюков, - а папуасы причём.
- Притом, что самогон не ветер и кончаться ему причин не было. У нас леспромхозовские магазины, потребкооперация колхозная – сахара, дрожжей завались! На пасеках медовуха бочками. Да мы казённую водку… Одну бутылку разве что на свадьбу брали…  Чтобы, это… на столе была.
Снова выпили. Солнце переместилось за берёзу, и мельтешило теперь из - за её ветвей. Невидимые из-за нестерпимого блеска, пичуги пытались перекричать друг друга, стая бесцеремонных голубей продвинулась почти до гаражных ворот. Они громко урчали и косили глазом, явно удивлённые наглостью людей не бросающих им хлебные крошки…
- Да, - Нарушил идиллию Митрич, не тот, конечно был тогда был самогон, что мы сейчас пили. С этого, поди, и перегаром вонять не будет.  И мы не те. А тоже, знаешь, вот, как то так…