Долги

Наш век жесток и прагматичен,
И ангел, бдящий на столпе,
Давно не так уж символичен.
Мещанам, церкви и толпе.
Чужих страданий вид привычен.

Ни честь, ни совесть не болят,
Когда вершится зло измены.
Не истин неудобный яд –
Народ пугают перемены,
Инфляция, царей разлад…

И так мне хочется поставить
На настоящем жирный крест.
Предать себя, врагов ославить,
Наследство этих гиблых мест
Судьбе на пиршество оставить.

Но что-то гложет, словно бес.
Из прошлого восстать стремится,
Забытый, давний, чистый срез .
Какая-то печаль таится,
Мятеж? Чума? Война? Ликбез?

И в поисках сомнений давних
Я память ворошу, как прах
На перекрестках улиц главных.
Кто ищет правды не в судах,
Тот с прошлым говорит на равных…

Увы, все позади теперь.
Былым осталось лишь гордиться,
Как в клетке зоопарка зверь:
Что есть «культурная столица» –
Музей, но ни окно, ни дверь.

Бывали лучше времена:
Щедрей сияла позолота,
И Петропавловки стена
Вздымаясь гордо из болота,
Издалека была видна.

Туманы плыли гуще, пряней
Меж тусклых, меркнущих огней.
Бесились волны злее, рьяней
У каменных копыт коней,
И лёд сверкал изломом граней…

А торцы, словно острова,
Всплывали, водам повинуясь,
Качаясь и кружась едва.
Их, ерепенясь и волнуясь,
В Залив легко несла Нева.

Стихали ветры, волны гасли,
Смолкал мятежный дух реки.
День наступал умытый, ясный.
Чинили сети рыбаки,
Забыв упрёки жён и распри.

И, мусор наскоро прибрав,
Как из–под шлема злой топорник,
Как сыч из сумрака дубрав,
Взирал из подворотни дворник,
На город, фартук подобрав.

Страшнее не было напасти
Чем наводнения набег.
Но в страхе жить – не в нашей власти:
Не помнит горя человек,
Ведь создал Бог его для счастья…

Но к Богу путь, увы забыт,
Как в мексиканских мелодрамах,
Ломает, крошит души быт,
Здоровья, денег просят в храмах.
Судьба скупым благоволит.

Так что же я ищу напрасней,
Чем черствость душ и буйство вод?
Мрак революций? Зверства казней?
Иль войнам близится черёд?
Что будет горше и ужасней?