Жертвы афганской войны
– Притащили меня, укол вкололи и перевязали. От укола поплыл, но чувство реальности не потерял. Комбат подошёл, нас, раненых, подбодрить. Вскоре бой закончился, только очереди слышны короткие – наши духов добивали. Был негласный приказ – пленных не брать. Вдруг вижу, пацаны тащат кого-то. Пригляделся – девка. Лицо в ссадинах, одежда разорванная, вся в сперме – порезвились бойцы от души. Комбат в растерянности – кто такая? Та по-английски что-то лопочет, глаза испуганные, взгляд затравленный. Комроты, летёха молодой, переводит, что журналистка. Комбат приказывает: «Расстрелять!» Отвели в сторонку, дали очередь, камнями тело закидали, а тут и вертушки за нами прибыли.
– Так что же? Прямо и расстреляли? – недоверчиво спросил собеседник.
– А что было с ней делать? Отпустить, чтобы она на весь мир поведала, как советские бойцы её изнасиловали? Жалко, конечно, деваху. Как вспомню её, всю такую испуганную, так нехорошо становится. А что делать? Это война, брат.
Мужики ещё о чём-то говорили, я же стоял у столика, потрясённый от услышанного. Потом, так и не допив своего пива, потихоньку из бара вышел. С той поры прошло почти 30 лет. Я частенько вспоминаю тот, можно сказать, подслушанный разговор и думаю, что, может быть, до сих пор родственники этой журналистки надеются, что она жива? Что не убита, а по какой-то причине не может дать о себе знать? Не знаю, но фигурка испуганной обречённой девушки нет-нет, да и всплывёт перед моими глазами, и, честное слово, жалко до слёз.
Свидетельство о публикации №218041601358