Охота на волка

Как-то раз снял я комнату в деревне.
   В декабрьские морозы прошел по той деревне слух о том, что появился волк на полях. Вскоре эта молва дошла и до меня.
   Даже сейчас я не могу объяснить себе причину моего неожиданного желания в одиночку добыть того волка, а также то, почему тогда я сразу же вошел в азарт. Уже вечером я говорил бабушке Насте - хозяйке дома, в котором я в ту пору проживал:
   - Возьму его; мне ну никак нельзя упустить такой шанс, потому как волк этот проходной, и пока его не затравили.
   А надо признать, что к тому времени мы с ней уже сдружились. Бывало, сижу у свечи и пишу заметки, а она войдет в комнату и непринужденно скажет:
   - Хватит тебе бумагу царапать, идем карты гонять.
   Ее обращения ко мне чаще всего были трогательно-снисходительными, и тогда я понимал и сердцем чувствовал насколько сильно этот гордый человек был одинок; когда же забота обо мне выражалась у нее тревогой за меня - мы горячились.
   - Да ты никак с ума сошел! В такой мороз, одному, и в ночь? - она тут же всполошилась.
   - Бабушка Настя, я не маленький; сибиряку мороз этот - не мороз, да и ночи сейчас светлые.
   - Вот шибко грамотные вы, а все не умнеете. Ну, а как он задерет тебя?
   - Да с чего Вы сразу взяли-то, что задерет, а? - недоумевал я возбужденно.
   - Нет-нет, не пущу тебя и все, как не сердись - не пущу!
   Долго спорить мы никогда не желали. Вот и тем вечером уже через минут пять-десять седовласая старушка и долговязый мужчина, молча, кроили наволочки и простыни, а потом и шили маскировочный халат. Странным он у нас получился: однажды я возвращался днем с охоты в этом халате, так, увидев меня, все деревенские собаки с визгом и, поджав хвосты, разбежались по своим дворам.
   В сумерках следующего дня, опять счастливый, ушел я в наши дальние поля.
   Лютовал мороз. В плену у звезд светила неполная луна. По снегу скользили тени редких облаков.
   После утомительной дороги устроился я в стоге сена: сижу, маскхалат прикрыл меня, большой нож висит на поясе, ружье лежит на коленях, и всматриваюсь то в ближний ельник, то в ложбину, то в другие тучные стога.
   Совсем медленно текло время. Прошло долгие два часа, а зверь так и не явился.
   - Вероятно, - думалось мне тогда, - нет такого желания, которое не обмануло бы нас.
   И тут стал я коченеть... Он появился порывисто и сразу - вижу: в метрах 50 от меня, в тени одинокой березы, что росла на краю ложбины, стоит замерший большой и крепкий волк - глубокая ночь вздрогнула от моего выстрела. Волк взметнулся свечкой, упал на снег, затем вскочил и бросился прочь. Я кинулся за ним; вот под березой взрытый снег, брызги замерзающей крови и его следы. Они вели прямо к ельнику.
   Страх может прибавить силы человеку, а может и приковать его к земле. У ельника меня вдруг охватило беспокойство, в ночи разлилось что-то первозданно-дикое, а ее тишина стала зловещей и густой, мне даже показалось, что перестали трещать деревья от мороза. Перед самым лесом, неподвижный, минуту я стоял. Потом решительно, с ружьем за спиной и ножом в руке, пробираюсь я сквозь ветви - нет волка, вижу только его следы. Иду я по ним, и выхожу на дорогу, а дорога-то в деревню.
   - О, черт! - всматриваясь в след, закричал я, понимая, что подстрелил мышкующую собаку.
   Да, это была безумная ночь.   
   Проснулся я в полдень. Бабушка Настя уже сходила в магазин. Она рассказала мне, что пьяный Василий - наш пастух, с палкой в руках бегал по улице (кстати, не любила она его) и орал: "Кто стрелял в мою собаку? Убью!". Он и у нее спрашивал: "Твой дома ночевал?", а она ему говорила: "Так, где же еще? Всю ночь спал дома". Как-то много позже иду я по дороге, и тут навстречу мне шагает Василий с этой собакой. Она выправилась; рослая была, и хвост палкой, как у волка. Наши взгляды встретились.
   - Это ты стрелял? - спрашивали глаза собачьи.
   - Прости, так уж получилось - мысленно отвечал я.
   Шли годы. Умерла бабушка Настя; мне передали ее последние слова: "Не трогайте Геньку, пусть живе сколь хочет" - я, правда, сразу съехал. Сгорел ее дом. Заросли те поля. А я однажды, выйдя на охоту, вдруг подумал: "Господи, не убить бы мне кого".
   P.S.   
   Что наша жизнь, как не кипение страстей и душ мятежных устремление, и суета в бегущих днях, и путь от веры до сомнения...