Мадам-борщъ

«Вот, угощайтесь – это местная рыба-барабулька. Очень вкусная», - говорит мне мадам и протягивает лоток с мелкой жареной рыбкой, напоминающей вездесущую петербургскую корюшку. Я не тороплюсь угощаться – рыбу я вообще люблю, но вот корюшку – не очень. И вид предложенной мелкой рыбёшки с малюсенькими косточками аппетита у меня не вызывает. Но Жорик уже успел запустить пальчики в лоток, и мне приходится принять угощение. И выбирать кусочки без косточек, успевая влажной салфеткой вытирать себе руки, а  Жорику - пальчики и губы.
«Может, вина?», - предлагает она бодро, как будто сейчас не 11 утра и не 100 градусов по Фаренгейту. Не обращая внимания на мои протесты,  щедро вливает  в пластиковый стаканчик белое полусухое из 1,5-литровой бутылки, уверяя, что лучшего Шардоне не сыскать на целом побережье. Я делаю глоток, и, пока мадам угощает Жорика клубникой, убираю полный  стаканчик под шезлонг. Она уходит заказать себе шашлык в местном кафе, а мы убегаем к морю - качаться на волнах.
 
Через час мы встречаемся под навесом - ждём развозку. Мадам рассказывает молодой семейной паре, какие нынче вкусные шампиньоны подают в кафе, и какие крутейшие повара там работают. Я замечаю, что она знакома со всеми отдыхающими из всех трёх туристических  комплексов. Знает всех по именам, кто откуда приехал, кто где работает и кем кому приходится. Мы с ней знакомы больше недели – приветливая женщина за пятьдесят, при встрече всегда радуется, хлопает меня по плечу и передаёт привет мужу. Живёт она там же, где и мы – в белых домиках с черепичной крышей и уютными террасами. В эти домики заселяют всех командированных –  таких же, как и мы. Но по её праздному образу жизни не совсем понятно, что занесло её сюда - во временное пристанище честных работяг.

Дорога от пляжа до нашего комплекса занимает минут десять. За время пути я узнаю, что её дочь временно трудится на винзаводе переводчиком, а сама мадам живёт здесь просто так - не пропадать же халявному номеру с отдельным входом и собственной кухней. Кстати, о кухне, говорит она, у меня приготовлен вкуснейший борщ, не хотите ли отобедать?
Мне не хочется борща, я хочу уложить ребёнка спать, пить кофе и читать Чехова.
Но мадам настаивает, и мы поднимаемся по крутой лесенке на зелёную террасу. Она долго ищёт ключ, попеременно извлекая из своих котомок то закипающее Шардоне, то замученную солнцем клубнику, то жирный лоток с остатками рыбы…

Наконец открывает дверь, и сразу же начинает разогревать борщ. Я на всякий случай не заостряю внимание на кухне, потому как мне хватает вывернутой наизнанку комнаты. Человеку, который даже в голове всё раскладывает по маленьким полочкам, примерно таким представляется ад. Это когда постель понятия не имеет, что её можно убирать.  И когда одежда, небрежно брошенная в вечно открытые шкафы, понятия не имеет, что такое плечики или утюг. Или когда пол заставлен коробками, обувью, бутылками… А трюмо завалено настолько разнообразным хламом, что с первого взгляда не определить  –  это туалетный столик, рабочее место или всё же обеденный стол?
Мадам тем временем несёт тарелку с борщом, расчищая ногой пространство под стул для Жорика, а я едва успеваю сдвинуть в противоположный угол трюмо маникюрные ножницы, зарядку для телефона, какие-то пожелтевшие чеки, открытые пузырьки с косметикой…

Через 20 минут мы уже прощаемся с ней на террасе. «Тётушка-борщъ», как успел окрестить великодушную мадам Жорик, вручает мне на дорожку электрочайник - узнав, что у нас в домике воду для чая можно взять только в кулере. А вы как же? – спрашиваю я. Ничего, говорит она, дочка кипятильником согреет, - и сыплет в пакет с чайником горсть шоколадных конфет.

На следующее утро сквозь сон я слышу, как кто-то зовет меня по имени. Выхожу на балкон – точно, Тётушка-борщъ поёт мне серенады (зачеркнуто) требует обратно чайник. Лицо у неё слегка припухшее и недовольное. «Мы вас вчера весь вечер искали, где вы были?» - удивляет она меня столь необоснованным допросом, да ещё и в 7 утра. «Мы приходили и в 9, и в 10…» - продолжает  она ворчание. Спускаю ей с балкона чайник, который мы даже не включали – я лишь в задумчивости протёрла его влажной салфеткой и убрала обратно в пакет. Она семенит обратно к своему корпусу, что-то бормоча себе под нос. Так и есть: уставшая дочь, вернувшись вчера вечером с работы, обнаружила исчезновение чайника.  Устроила матери скандал, который разгорелся ещё больше после получения ожогов  при попытке воспользоваться кипятильником.  И потом они весь вечер бегали под наш балкон, пытаясь докричаться до чайника, или хотя бы до нас. Мы же в это время смотрели шоу фонтанов на озере Абрау -  легкомысленные граждане, в общем. 
Я стою на балконе, всматриваюсь в рассвет над горами, и до меня всё ещё доносится недовольное бурчание, подавляемое лишь шорохом гравия от тяжёлой поступи Тётушки-борщъ.
Мне смешно и грустно, и спать хочется, и я негромко говорю ей в след: «У администратора  есть номер моего телефона…».

В последний раз мне довелось её увидеть на том же пляже. Она восседала в кафе в окружении молодых небритых кавалеров, бесконечно дымила и раздавала всем вокруг наполненные пластиковые стаканчики. Я ждала мороженное на патио, и, чтобы рассмотреть происходящее в кафе, мне нужно было слегка привстать и вытянуть шею. А вот мистер И, возвращаясь от барной стойки,  прошёл как раз мимо её столика. 
«Видела?» - мистер И тут же делится впечатлениями, протягивая мне фисташковое мороженное. - «Наша тётушка-борщъ… трясёт антрисолью».

«Трясёт антресолью… надо же», - умиляюсь я. Ещё раз вытягиваю шею, но уже через мгновение перевожу взгляд на безмятежную гладь моря.
Там, где-то в предзакатной дали, веселится стайка дельфинов.