Информационная война - международные аспекты

Лекция
«Информационная война: международно-правовые аспекты»

Добрый день,
уважаемые коллеги!

Последнее десятилетие Россия, да и ряд других стран, живут в условиях так называемой гибридной войны, развязанной США и их союзниками. Эта война ведется по разным направлениям - политическому, экономическому, информационному, а также правовому. Причем в последние годы она перешла в качественно новую фазу открытого противостояния.
Основными элементами экономического воздействия стали торговые и финансовые санкции, демпинговые войны на рынке углеводородов, а также валютные войны. Умело манипулируя огромной долларовой массой, Штаты обрушивают национальные валюты развивающихся стран. Российским организациям были перекрыты каналы внешнего долгосрочного заимствования, которые составляли основу инвестиций для развития реальных (производственных) секторов экономики. Примечательно, что ограничения на движение финансов не коснулись краткосрочного финансирования, которое в настоящее время активно используется для спекулятивного давления на нашу национальную валюту. Во многом результатом этих мер стала глубокая девальвация рубля, падение реальных доходов населения, спад промышленного производства, рецессия в экономике. Возник дефицит бюджета и вытекающие отсюда последствия в виде секвестрования его расходной части, а также повышение фискальной нагрузки для увеличения доходов.
К сожалению, инструментами этой войны все чаще становятся международное право и основанная на нем юстиция.
Яркими примерами тому стали: решения по делам ЮКОСа; доклад по делу об убийстве в Лондоне бывшего офицера ФСБ Александра Литвиненко; доклад Совбеза Нидерландов по итогам расследования факта крушения малайзийского Boeing MH17; проверка ФБР США легитимности присуждения России и Катару прав на проведение чемпионатов мира по футболу 2018 и 2022 годов; похищение, насильственное перемещение в США и осуждение к длительным срокам лишения свободы наших граждан Виктора Бута и Константина Ярошенко (к 25 и 20 годам лишения свободы соответственно), а также решение Международного уголовного суда об инициировании расследования фактов военных преступлений, якобы совершенных вооруженными силами Южной Осетии при поддержке России против этнических грузин в октябре 2008 года.
Справка. Бут и Ярошенко
Агенты американских спецслужб заманили Виктора Бута и Константина Ярошенко на подконтрольную территорию иностранных государств и уговорами склонили к даче согласия под диктофонную запись на совершение определенных наказуемых действий, что может быть квалифицировано как провокация преступления и запрещено международными, а также внутренним законодательством Соединенных Штатов. Статья 2.13 Модельного Уголовного кодекса США, а вслед за ней и уголовные законы большинства штатов предусматривают уголовную ответственность за так называемое вовлечение в ловушку (entrapment), определяя ее как действия должностного лица, которые побуждают или поощряют другое лицо к преступлению.
Кроме того, наших граждан судили лишь за высказанные намерения совершить эти преступления, а не за конкретные действия, направленные на реализацию таких намерений. Причем, по мнению многих юристов, американским правосудием даже не было предоставлено доказательств того, что эти намерения носили реальный характер и могли быть объективированы в действительности.
Чтобы искусственно распространить на деяния наших граждан экстерриториальное действие американского уголовного закона, агенты американских спецслужб согласно легенде о том, что они являются врагами Соединенных Штатов, в ходе провокации преступления просто говорили нашим гражданам, что будут использовать реализуемые ими запрещенные к свободному обороту предметы против интересов США. Например, Виктору Буту, обвиняемому в торговле оружием, было сообщено, что оружие, которое у него хотят купить, будет применяться против граждан США. Причем в нарушение Венской конвенции о консульских сношениях 1963 года и двустороннего консульского договора российский консул смог встретиться с Ярошенко, задержанным еще 28 мая, только 20 февраля следующего года после подачи трёх нот протеста. Следственный комитет возбудил уголовное дело по фактам похищения и понуждения к даче показаний Ярошенко в отношении 11 сотрудников Управления по борьбе с наркотиками Минюста США.
Несмотря на призывы России к США наладить нормальное сотрудничество между правоохранительными органами на основе двустороннего Договора о взаимной правовой помощи по уголовным делам (от 1999 г.), американские власти продолжают неприемлемую практику «охоты» за россиянами по всему миру, игнорируя нормы международного права и выкручивая руки другим государствам. Из последних примеров можно привести недавнюю экстрадицию в США из Финляндии трех граждан России (Сенаха, Сергеева и Серова). Уверовав во вседозволенность, США доходят до похищений наших граждан. Так произошло с Романом Селезневым, которого американские агенты в июле 2014 года буквально выкрали с Мальдивских островов и насильно перевезли на территорию США, где его продолжают удерживать в заключении в ожидании суда.
Арестованные таким образом россияне испытывают на себе предвзятое отношение со стороны американского «правосудия». Их всячески, в том числе прямыми угрозами, пытаются склонить к признанию своей вины, несмотря на отсутствие веской доказательной базы, а в случае отказа приговаривают к огромным срокам заключения.

Южная Осетия
Последствиями вероломного вооруженного вторжения стали убийства 162 мирных жителей Южной Осетии, а также причинения вреда здоровью различной степени тяжести 255 гражданам республики. Разрушено 655 жилых домов, 36 тысяч мирных жителей превратились в беженцев. В результате военной агрессии Грузии погибло 10 военнослужащих российского миротворческого батальона, причинен вред здоровью различной степени тяжести 40 военнослужащим-миротворцам, полностью уничтожена инфраструктура российского миротворческого контингента, чем нанесен значительный имущественный ущерб Российской Федерации. Кроме того, в ходе операции по принуждению Грузии к миру 243 военнослужащим причинен вред здоровью различной степени тяжести, 1 пропал без вести, убито 54 военнослужащих Вооруженных Сил Российской Федерации.
Международный уголовный суд (МУС) уполномочил прокурора этого суда возбудить расследование событий, происходивших на территории Южной Осетии в августе 2008 года.
Однако, по предварительным выводам МУС, преступления были совершены вооруженными силами не Грузии, а Южной Осетии, причем против этнических грузин. То есть МУС перевернул обстоятельства дела «с ног на голову», оставив за рамками предмета расследования факты массовых убийств и увечий осетинской части населения Южной Осетии и вынужденного переселения с места проживания 16 тысяч осетин. Причем вывод этот сделан вопреки неопровержимым доказательствам, которые были направлены Следственным комитетом прокурору МУС. А это – копии материалов уголовного дела объемом более 33 томов, а также значительный объем фото- и видеоматериалов. Более того, Международный уголовный суд предварительно квалифицировал происшедшие в Южной Осетии события как международный вооруженный конфликт между Россией и Грузией, в ходе которого Россия контролировала действия южноосетинских властей. Тем самым Международный уголовный суд задал вектор расследования и начал подводить обстоятельства дела под сомнительную судебную доктрину «фактического контроля над территорией», ранее сформулированную в ряде других ангажированных решений международных судебных органов, направленных против интересов России. Например, по решению от 19 ноября 2012 года "Катан и другие против Молдавии и Российской Федерации" Европейский суд по правам человека признал Россию виновной в нарушении прав 170 граждан Молдовы посредством упразднения в Приднестровье школ, где обучение шло на молдавском языке. При этом суд указал на то, что фактически территорию Приднестровья контролирует Россия, в связи с чем освободил Молдавию от ответственности, а санкции за нарушение прав приднестровскими органами власти возложил на Россию.
В ходе расследования уголовного дела не было установлено никаких данных, которые могли бы явиться основанием для правовой оценки правовой оценки южноосетинских событий как международного военного конфликта между Грузией и Россией. После описанных мной выше событий операция по принуждению Грузии к миру была направлена исключительно на защиту жизни и здоровья дислоцированных на территории Южной Осетии российских миротворческих сил, а также проживающих там граждан Российской Федерации. К этим действиям нас обязывала в том числе российская Конституция. Если уж квалифицировать происходящие события с точки зрения Женевских конвенций 1949 года, которые регламентируют правовой режим вооруженного конфликта, то скорее всего было бы логичным придать им статус вооруженного конфликта немеждународного характера. Напомню, что эти конвенции определяют немеждународный вооруженный конфликт как конфликт, локализованный на территории одной из стран-участниц, возникший между ее вооруженными силами и антиправительственными войсками или другими вооруженными группами, находящимися под командованием и осуществляющими такой контроль над частью территории страны, который позволяет им вести непрерывные и согласованные военные действия.
Кроме того, делая вывод о том, что Россия контролировала действия властей Южной Осетии, МУС полностью проигнорировал то, что на территории Южной Осетии на тот период находились смешанные миротворческие силы, состоящие из миротворческих контингентов Грузии, Южной Осетии и России, которые согласно мандату совместно и согласованно контролировали происходящие процессы и обеспечивали мир. Также следует отметить, что в тот период Россия признавала принадлежность Южной Осетии к территории Грузии. Позиция эта изменилась уже после вооруженного нападения на жителей республики осетинской национальности. Помимо этого, не следует забывать, что сам по себе южноосетинский конфликт возник задолго до событий 2008 года, еще в начале 1990 годов, когда никакого влияния на власти Южной Осетии Россия оказать просто не могла. В одном из моих интервью "Российской газете", посвященных расследованию событий на Украине, я говорил о том, что имеются достаточные основания утверждать, что возникающие в то время и продолжающиеся в последующем на территории стран постсоветского пространства вооруженные конфликты были во многом спровоцированы и финансировались из-за рубежа. Именно в духе этих идей в результате так называемой "революции роз" к власти в Грузии в 2003 году и пришел подконтрольный США Михаил Саакашвили. Он, в принципе, даже не скрывал этого. Кроме того, именно США на тот момент финансировали поставку Грузии используемого в южноосетинском конфликте военного вооружения и обучали грузинских военнослужащих. Таким образом, если уже применять доктрину фактического контроля, то логично было бы это делать не в отношении России, а США.
Также МУС проигнорировал решение Международного Суда ООН в Гааге от 1 апреля 2011 года, который прекратил производство по иску Грузии против Российской Федерации о применении норм Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации.
Третейский суд по иску ЮКОС против России
По иску бывших акционеров ЮКОС (офшорных компаний Yukos Universal Limited (остров Мэн), Hulley Enterprises Ltd. (Кипр), Veteran Petroleum Ltd. (Кипр) к Российской Федерации Россия признана нарушившей статью 13 Договора к Энергетической Хартии, предусматривающую запрет на национализацию или экспроприацию имущества без соответствующего возмещения его рыночной стоимости.
При этом иск рассмотрен арбитражным судом ad hoc, то есть не постоянно действующим арбитражным органом, а созданной для разрешения данного конкретного спора третейской организацией. Эта организация лишь проводила заседания в помещениях Постоянной Палаты Третейского Суда в Гааге, но не имела к этому суду никакого отношения.
Судом сделан вывод о том, что уголовное преследование членов органов управления ЮКОСа, привлечение самой компании к налоговой ответственности, а также последующее ее банкротство и продажа активов на аукционе проводились исключительно с целью экспроприации имущества компании по существенно заниженной стоимости. В результате этого суд постановил взыскать с Российской Федерации в пользу истцов 50 млрд долларов США (заявленная же сумма иска составляла 114 млрд долларов США) в качестве компенсации убытков, в том числе упущенной выгоды, в виде неполученных акционерами ЮКОС дивидендов, а также издержки на судебное разбирательство в размере 60 млн долларов США. России предписано возместить и расходы, связанные с оплатой труда арбитров, в размере более 8 млн долларов США.
В основу принятого арбитражным судом решения положен Договор к Энергетической Хартии, который, как и сама Хартия, хоть и был подписан Россией еще в 1994 году, но не ратифицирован. Кроме того, в период слушания дела на различных уровнях периодически заявлялось о неготовности России ратифицировать эти документы по причине несоответствия их национальным интересам. В том числе об этом говорил Президент Российской Федерации В.В. Путин в июле 2006 года. В августе 2009 года было направлено официальное уведомление об отказе от ратификации этих документов. Тогда же российская сторона заявила суду возражение относительно возможности применения этих правовых актов при разрешении спора. Однако оно было оставлено без удовлетворения, а суд продолжен.
Также следует отметить, что статья 13 Договора к Энергетической Хартии, на которую ссылались истцы в обоснование заявленного иска, устанавливает запрет на национализацию или экспроприацию без адекватной компенсации инвестиций инвесторов одного государства-участника этого Договора, осуществленных этими инвесторами именно на территории другого государства-участника. Несмотря на то, что акционерами ЮКОСа были компании, зарегистрированные на Кипре и острове Мен, бенефициарами (фактическими владельцами) этих акций являлись резиденты Российской Федерации. Однако представителями Российской Федерации на это обстоятельство указано не было. Кроме того, согласно пункту 2 статьи 13 Договора инвестор, понесший ущерб, имеет право в соответствии с законодательством договаривающейся стороны, осуществляющей экспроприацию, на незамедлительное рассмотрение судебным или другим компетентным и независимым органом этой договаривающейся стороны своего дела, оценки стоимости его инвестиции и выплаты компенсации в соответствии с принципами, изложенными в пункте. Из этого положения следует, что даже в случае признания обоснованности иска спор по нему был подсуден российскому суду.
Однако, несмотря на это, как следует из пункта 15 решения суда, 31 октября 2005 года состоялось предварительное слушание, в рамках которого стороны подписали соглашение, в котором выразили согласие на рассмотрение спора Арбитражным Судом в Гааге, а также предусмотрели, что спор будет разрешен на основании Договора к Энергетической Хартии.
В настоящее время решение отменено Гаагским Международным Арбитражным Судом.

Другие дела
Как представляется, стремление к дестабилизации политической обстановки в России лежало и в основе фактической мотивации решения ЕСПЧ о признании приемлемой и принятии к производству жалобы объединенной оппозиции (КПРФ, "Яблока" и семи частных лиц) на итоги выборов в Государственную думу 2003 года. Причем жалоба эта была принята спустя 8 лет после ее подачи.
Также в будущем возможно принятие международными судебными органами необъективных, политически мотивированных решений в связи с притязаниями Украины на возмещение убытков, которые, по ее мнению, были причинены вследствие вхождения Крыма и Севастополя в состав Российской Федерации.

Однако наиболее разрушительными стали последствия от информационной войны. Поддерживая радикальные исламистские и другие радикальные идеологические течения, США полностью дестабилизировали обстановку на Ближнем Востоке. Последствия искусственно инициированных путчей, революций и кризисов в этом регионе до сих пор испытывает на себе Европа, которую заполонили толпы беженцев, проповедующих качественно иные социокультурные традиции и вытесняющих местное население. Следствием подобной политики и стали террористические организации «Исламское государство», «Джебхат ан-Нусра», «Аль-Каида» и другие, участвующие в вооруженном конфликте на территории Сирийской Арабской Республики. Живая сила для пополнения этих организаций вербуется по всему миру, в том числе и в России.
Основной прием информационной войны - это манипулирование близкой для определенной социальной группы идеологией посредством ее радикализации. Очевидно, что система религиозных, этнокультурных и конфессиональных ценностей - это тот пласт общественного бытия, который определяет такое наиболее значимое свойство любой нации (народности) и другой подобной социальной группы, как самоидентификация. Многие из этих ценностей формировались, сохранялись и передавались из поколения в поколение веками. Поэтому ни одна нация не желает расстаться со своей идентичностью. Пожалуй, это единственная ценностная общность, которую она готова защищать с оружием в руках и, как говорится, до последней капли крови.
Осознавая всю разрушительную силу конфликтов на почве межнациональной (межэтнической) ненависти, США сделали ставку именно на этот информационный элемент. На современном уровне понимания проблемы очевидно, что подрыв идеологического фундамента СССР, в основу которого был положен принцип братства народов, также был инициирован извне и строился на приемах национальной розни. Не случайно в начале 1990-х годов практически одновременно начинают возникать многочисленные межэтнические конфликты - карабахский, грузино-абхазский, осетино-ингушский, приднестровский. В это же время проходят первые массовые митинги националистически настроенных граждан в Киеве. Помимо этого подрыв государственности велся и посредством антисоветской агитации и финансирования политической оппозиции в Латвии, Литве, Эстонии, Грузии и других странах.
Конечно же, в представлении местного населения происходящее на тот момент осознавалось как локальные конфликты. Однако сейчас уже совершенно очевидно, что все эти столкновения были элементом начальной, пока еще скрытой, фазы так называемой гибридной войны, развязанной США. В последние годы эта война перешла в открытую фазу и ведется по трем направлениям – экономическому, информационному и непосредственно военному.
На мой взгляд, именно в рамках информационного направления этой войны была порождена межэтническая вражда между суннитами и шиитами, из которой американцы извлекают свою экономическую выгоду.
Трудно поспорить с тем, что национальная система права в целом, а уголовный закон в особенности, не могут отстранятся и существовать обособленно от внешних вызовов и угроз государству. Они должны стоять на страже основ государственности и национального суверенитета.
Также в гибридной войне активно используются средства политического и информационного давления.
Имеются достаточные основания утверждать, что возникающие в начале 1990-х годов и продолжающиеся в последующем на территории стран постсоветского пространства вооруженные конфликты были во многом спровоцированы и финансировались из-за рубежа. Именно в духе этих идей в результате так называемых управляемых кризисов и «цветных революции» к власти в Грузии в 2003 году пришел подконтрольный США Михаил Саакашвили, а в начале 2014 года на Украине произошел антиконституционный переворот и свержение президента.
Многими политологами и политическими деятелями отмечено, что митинги оппозиции на Болотной площади в Москве и другие подобные акции в России, а также сентябрьские события, происходившие в Армении, тоже могли быть спровоцированы извне.
Надо сделать так, чтобы появление управляемых конфликтов стало невозможным в принципе. Факторы конфликтов известны. Поэтому необходимо тщательно отслеживать и оперативно пресекать всякие попытки пропаганды радикальной идеологии, особенно среди молодежи. Этому вопросу в Следственном комитете уделяется особое внимание. Вы знаете, что нами проводятся проверки по фактам покушения на вербовку наших граждан в ряды боевых отрядов ИГИЛ. Кроме того, необходим жесткий контроль потоков финансирования из-за рубежа некоммерческих организаций, участвующих в политической деятельности. И, с этой точки зрения, мы поддерживаем внесенные в наше законодательство изменения, предусмотревшие для таких организаций статус иностранных агентов, а также принятый в этом году закон о нежелательных иностранных организациях.
Эти законы подверглись жесткой критике со стороны прозападных правозащитников и политических деятелей. Было бы очень странно если бы они промолчали, но мы исходим из известного правила: если такая критика от "пятой" колонны звучит - значит все правильно делаем. Противодействию конфликтам будет способствовать и открытая и объективная информационная политика государства, в результате которой наши граждане будут информированы о том, как происходят эти процессы и к чему они могут привести.
Совершенно очевидно, что известным политическим силам за рубежом, да и в нашей стране, не нравится, что Россия становится мощной державой, способной отстаивать свои геополитические интересы. Но этим силам рано или поздно придется смириться с тем, что отныне политическая линия нашей страны будет именно такой. Ни меня, ни моих коллег нисколько не пугает то информационное давление, которое оказывается на нас в связи с резонансными уголовными делами, связанными, в свою очередь, с событиями на Украине, да и не только с ними. Развязанная против Следственного комитета РФ информационная война не ослабила ведомство, а сделала его еще сильнее.
За нами страна и народ. Правда на нашей стороне, а это значит, что наше дело правое. Поэтому никакого отступления не будет. Наоборот, наша деятельность станет более целенаправленной, активной и, убежден, еще более эффективной и результативной.
Следственный комитет в настоящее время расследует события, непосредственно относящиеся к двум "горячим точкам" за пределами России: в Южной Осетии и на Украине. Эта работа позволила выявить определенную закономерную связь трагических событий в этих регионах с другими очагами напряженности, в том числе и имевшими место на постсоветском пространстве. Становится все более очевидно, что они вовсе не носили неизбежного характера. Наоборот, есть все основания полагать, что конфликты периода распада Советского Союза были спровоцированы путем активного и, мягко говоря, отнюдь недружественного вмешательства внешних сил во внутренние дела суверенных государств.
Можно выделить, по крайней мере, четыре существенных фактора, которые в совокупности выступили в качестве предпосылок возникновения и разрастания указанных конфликтов.
Первым и наиболее важным из них является фактор идеологического воздействия на людей. В этих целях обычно используются исторически традиционно близкие местному населению духовные и идейные ценности, современное значение которых намеренно искажается, излишне драматизируется и, если так можно выразиться, гиперболизируется и радикализируется.
Так, в конце 80-х годов прошлого столетия универсальной идеологической первопричиной многочисленных конфликтов стали радикальные националистические идеи, проповедники которых недобросовестно использовали вполне понятные стремления народов СССР к самоидентификации и развитию национальных особенностей. Националистические идеи становились популярными, что, в свою очередь, вело к появлению активистов и их лидеров. Давайте вспомним, ведь именно на фоне межнациональных разногласий в 1988 году разгорается один из наиболее кровопролитных в тот период карабахский конфликт, в результате которого произошли вынужденные массовые переселения людей по национальному признаку.
В июле 1989 года в Сухуми возникает противостояние между грузинами и абхазами. В том же году происходят столкновения узбеков с турками-месхетинцами, затем с евреями, армянами, а спустя месяц в киргизском городе Ош - с киргизами. В Северной Осетии усложняются отношения между осетинами и вернувшимися туда после депортации ингушами. В том же 1989 году появились предпосылки для приднестровского конфликта, который в 1992 году перерастает в открытое вооруженное противостояние. В это же время проходят первые массовые митинги националистически настроенных граждан в Киеве на площади Октябрьской Революции.
Есть основания полагать, что массовая волна радикальных националистических движений была вовсе не случайной. У сторон, противоборствующих в этих конфликтах, подозрительно быстро появляются материально-технические и финансовые ресурсы, позволяющие вести активные вооруженные действия. Например, как следует из показаний членов УНА-УНСО, уже через год после создания этой праворадикальной организации, она имела свои представительства почти во всех регионах Украины и они активно, правда чаще всего, за вознаграждение вербовали в свои ряды представителей местного населения. Для реализации стоящих перед ней задач организация в короткие сроки обзавелась помещениями, военной экипировкой, тренировочными лагерями, оружием и другим военным имуществом. Все это, разумеется, было бы немыслимо без серьезной финансовой подпитки. И вряд ли она обеспечивалась за счет средств граждан Украины, живших в то время на зарплаты, которых едва хватало на пропитание. А уж тем более этим не занимались украинские организации коммунистической и социалистической ориентации.
Вне всякого сомнения, установки на разжигание противостояний в республиках бывшего СССР, а также деньги на эти цели дестабилизации обстановки в этих странах поступали из-за рубежа. К сожалению, расследование подобных фактов тогда или вообще не проводилось, или проводилось очень поверхностно.
Между тем, участники УНА-УНСО в своих показаниях прямо указывают, что их организация финансировалась за счет пожертвований иностранных граждан - потомков эмигрантов и приверженцев бандеровской идеологии, а также близких им по духу.
Кроме крайнего национализма, на вооружение были взяты методы манипулирования религиозным сознанием, которые успешно использовались на Северном Кавказе. Здесь активно насаждались намеренно искаженные и радикализированные идеи ваххабизма. Под лозунгом "Война с неверными" осуществлялись вербовки людей и обучение их диверсионной работе. Хотя, как известно, традиционный ваххабизм, сформировавшийся в 18 веке как религиозное течение ислама, никогда не проповедовал насилие и ненависть. При этом по всему Кавказу беспощадно уничтожались муфтии, старейшины и другие религиозные лидеры, которые пытались открыть местному населению глаза на традиционные и истинные ценности ислама.
Финансовая основа конфликта, которая позволяет определенной системе ценностных установок воплотиться в жизнь в виде реально действующей и эффективной силы. США уже давно осознали важность такой силы. Они в постоянном режиме отслеживают по всему миру даже самые незначительные очаги напряженности с тем, чтобы финансово подпитать их очаги деньгами. Расчёт прост: они рано или поздно перерастут в полномасштабное политическое противостояние. Причем как показывает практика, последствия таких управляемых кризисов зачастую могут быть весьма серьезными, а иногда - непредсказуемыми, в том числе и для самих их организаторов. Внешне безобидные события в течение короткого времени могут перерасти в, так называемое, "мягкое" свержение действующей власти или (как этот процесс называют американские идеологи) в "бархатную революцию". По такому сценарию, например, развивалась ситуация в Грузии и Кыргызстане. Однако бывает и так, что ситуация выходит из-под контроля организаторов, и противостояние выливается в затяжной кризис, результатом которого становится долгое вооруженное противостояние, как это было в Нагорном Карабахе, Южной Осетии и сейчас на Украине.
Третий элемент в формуле кризисов - то, что называют поводом для конфликта или та отправная точка, минуя которую, идеологический кризис перерастает в фазу открытого, широкомасштабного, силового, а иногда, и кровопролитного противоборства. Анализ событий показывает, что зачастую в качестве такого повода могут выступать откровенно провокационные действия, в результате которых у власти, а чаще, - у группы протестующих, возникает устойчивая мотивация для применения силы. Для обострения ситуации и доведения ее до крайности могут использоваться различные специальные приемы, как, например, в случае с загадочными снайперами на Киевском майдане, учинившими расстрел участников митинга. Подобные действия совершаются с одной целью - посеять панику и разжечь гнев масс.
Не так давно в Армении возникла ситуация, чем-то похожая на события на майдане начала 2014 года. При этом многими наблюдателями отмечены подозрительные особенности, не характерные для протестных акций, происходивших в Армении ранее. Например, в толпе находились люди в масках, которые открыто призывали окружающих к насилию в отношении представителей власти. Именно эти люди показывали другим участникам митинга весьма эффективные способы защиты от водометов. Все действия полиции, пресекающей провокации протестующих, записывались на камеры мобильных телефонов, вероятно, для передачи этих записей заказчикам событий. Кроме того, в толпе были люди с флагами Евросоюза, которые, видимо, должны были указывать протестующим путь в "светлое будущее", которое сулила Армении интеграция не в Евразийский, а Европейский союз. Это свидетельствует о заранее спланированном и провокационном характере действий, которые были направлены на создание повода для перехода медленно тлеющего конфликта в активную фазу. Весьма симптоматично, что посольство США в Армении сразу же после начала протестных акций обнародовало заявление, в котором выразило "обеспокоенность" по поводу, якобы, неправомерного применения полицией "неоправданно жесткой силы" при разгоне митинга и потребовало (именно потребовало!) от властей суверенного государства Армении проведения тщательного расследования. Вообще же, похоже, Штаты не вполне устроило то, что в конечном итоге конфликтная ситуация не приобрела столь же революционного размаха и разрушительного характера, как это имело место на Украине.
Четвертый элемент в механизме развязывания конфликта - слабость самой власти, ее нежелание или неспособность выявить вышеуказанные факторы конфликта, проявить государственную волю и адекватно, своевременно нейтрализовать их. Так произошло с советской системой государственного управления. Тогдашнее руководство Советского Союза, видимо, не допускало саму возможность возникновения и развития в СССР так называемых "управляемых конфликтов", инициированных из-за рубежа. В результате упомянутые мной кровопролитные события начала 80-х годов первоначально рассматривались не как массовое и заданное извне системное явление, а как изолированные локальные столкновения отдельных групп граждан, которые, как казалось, не представляют какой-либо серьезной угрозы для государства в целом и в скором времени прекратятся сами собой. Поэтому борьба велась со следствием этого явления, а не с его причиной. Именно нежелание видеть истинные предпосылки этих конфликтов и принимать адекватные, но законные меры к их предотвращению и стало, в конце концов, среди прочего, причиной распада СССР.
На память также приходят события, связанные со сложением полномочий Президентом Грузии Эдуардом Шеварднадзе под нажимом тогда молодого и амбициозного проамериканского политика Михаила Саакашвили. Что это, как ни проявление слабости со стороны законных органов власти грузинского государства?
Вспомним, наконец, ситуацию начала 2014 года на Украине, когда Президент Виктор Янукович также оказался не в состоянии противостоять радикальным силам, фактически вполне открыто управляемым из-за океана.
И наоборот, еще раз подчеркнем, недавний кризис в Армении не перерос в массовое вооружённое противостояние, видимо, потому, что наученное горьким опытом нагорно-карабахского конфликта руководство этого государства сделало правильные выводы и не допустило активизации в стране социальных групп, мотивированных националистической, радикал-религиозной или другой крайней идеологией.
По уголовным делам о преступлениях, совершенных в Чеченской Республике, установлено, что большая часть лидеров правых национал-радикальных движений, участвовавших в феврале 2014 года в антиконституционном перевороте на Украине, в свое время воевала в Чечне на стороне незаконных бандформирований, а до этого принимала участие в конфликтах в Приднестровье, Нагорном Карабахе, Южной Осетии и других горячих точках. Именно там они приобрели опыт ведения не только боевых действий, но и идеологической войны, который умело применили для дестабилизации политической обстановки на Украине. Примечательно, что в материалах дела имеется видеозапись интервью одного из лидеров украинского радикал-националистического движения УНА-УНСО Александра Музычко по кличке "Сашко Билый", которое он дал в Чечне еще в начале 90-х годов. В нем он произносит такую фразу: "…Если мы переживем эту войну (имея в виду военные действия в Чеченской Республике), то что нам вообще нечего бояться…, мы придем и наведем порядок у себя на Украине". Так и произошло. Вернулись... и навели "порядок", уже унесший жизни тысяч людей.
Одним из направлений проводимой против России информационной войны стали попытки фальсификации истории.
В связи с этим может быть предложено 2017 год провести под эгидой всемирного сохранения исторической памяти о Великой Отечественной войне, чтобы все народы знали истинное развитие исторических событий той эпохи.
В Крымском федеральном округе продолжаются попытки разжечь антироссийские настроения посредством призывов поставить под сомнение результаты референдума о присоединении Крыма к Российской Федерации. Между тем, этот акт высшего выражения всенародного волеизъявления населения Крыма стал неотъемлемой частью российского конституционализма. С учетом места этого акта в системе иерархии ценностных ориентаций российского государства и общества предлагается приравнять данное деяние к экстремистской деятельности, установив за него уголовную ответственность.
Следует отметить, что установление уголовной ответственности за отрицание или фальсификацию имеющих особое значение для государства и общества исторических событий является распространенной практикой. Например, во многих странах мира, в том числе и в России, предусмотрено уголовное наказание за пропаганду фашизма. Франция, а также ряд других государств ввели уголовную ответственность за отрицание геноцида армян. На рассмотрении Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации находится сходный законопроект N938567-6 «О криминализации публичного отрицания фактов геноцида армянского народа в Западной Армении и в Османской Турции в период 1915-1922 годов». В Израиле существует уголовная ответственность за отрицание холокоста.
С учетом изложенного представляется необходимым дополнить содержащееся в федеральном законе «О противодействии экстремистской деятельности» понятие экстремистской деятельности (экстремизма) таким проявлением, как отрицание итогов всенародного референдума. Необходимо решительно пресекать и целенаправленную фальсификацию истории нашего государства. В связи с этим может быть предложено также дополнить диспозицию статьи 280 УК РФ (публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности) квалифицирующим признаком, предполагающим призывы к экстремистской деятельности, если они сопряжены с фальсификацией сведений об исторических фактах и событиях.
А вообще, вопросам фальсификации истории необходимо уделять более пристальное внимание, потому что историческое наследие – это то звено, которое связывает во времени наше поколение с поколением наших предков. В странах постсоветского пространства при содействии Европы уже активно предпринимаются попытки «переписать» историю братского сосуществования народов СССР, причем не только историками, но и представителями правовой системы.
Ярким примером тому явилось дело «Кононов против Латвии», в котором Большая палата Европейского Суда по правам человека в Страсбурге не нашла нарушений в действиях Верховного Суда Латвии, признавшего виновным советского партизана Великой Отечественной войны Василия Кононова «в геноциде и преступлениях против человечности» за убийство девяти пособников нацистов на территории Латвии в 1944 году. А ведь именно благодаря таким, как Кононов, Латвия и другие страны Европы были освобождены от гитлеровских оккупантов.
Многие жители Европы уже всерьез верят в то, что СССР воевал на стороне Гитлера, а победу в войне одержали Великобритания, Штаты и их союзники.
Представляется, что пора поставить действенный заслон этой информационной войне. Нужен жесткий, адекватный и симметричный ответ. Особенно это актуально в условиях предстоящих выборов и возможных рисков активизации дестабилизирующих политическую обстановку сил. Хватит уже играть в лжедемократию, следуя псевдолиберальным ценностям. Ведь демократия или народовластие - это не что иное, как власть самого народа, реализуемая в его же интересах. Достижение таких интересов возможно только посредством всеобщего блага, а не абсолютной свободы и произвола отдельных представителей общества.
Крайне важно создание концепции идеологической политики государства. Базовым ее элементом могла бы стать национальная идея, которая по-настоящему сплотила бы единый многонациональный российский народ. В концепции можно было бы предусмотреть конкретные долгосрочные и среднесрочные меры, направленные на идеологическое воспитание и просвещение нашего подрастающего поколения. Именно сознательная устойчивость к радикальной религиозной и иной идеологии подобного рода могла бы выбить фундамент, на котором строятся современные экстремистские идеологии. При наличии такой защиты даже самое щедрое финансирование дестабилизации обстановки в России извне окажется бесполезным.
Немаловажно и то, что именно молодежь рассматривается террористическими группировками в качестве естественного резерва. Из этого следует, что необходимо сделать все, чтобы перехватить инициативу, включать молодых людей из группы риска в разработку и реализацию программ противодействия вооруженному экстремизму.
Используя опыт работы на Северном Кавказе, организовать конкретную и предельно адресную профилактическую работу с представителями неформальных молодежных объединений в целях принятия мер, направленных на получение информации о негативных процессах, происходящих в молодежной среде, а также выявление идеологов и руководителей радикальных организаций, вовлекающих молодежь в экстремистскую деятельность.
Заслуживает также поддержки положительный опыт Республики Ингушетия, где создан военно-патриотический клуб, объединяющий детей сотрудников правоохранительных органов, погибших при исполнении служебного долга, и детей нейтрализованных членов бандподполья, что способствует их сближению и формированию между ними атмосферы взаимопонимания.
В предлагаемой концепции представляется целесообразным определиться и с пределами цензурирования в России глобальной сети Интернет, так как эта проблема в настоящее время вызывает острые дискуссии в свете активизации защитников прав на свободу получения и распространения информации. Интересен в этом плане опыт зарубежных государств, противостоящих США и их союзникам. В связи с беспрецедентным информационным давлением они пошли на ограничения иностранных СМИ в целях защиты национального информационного пространства. Так, например, Министерство промышленности и информатизации Китая с 10 марта 2016 года ввело запрет на работу электронных СМИ, полностью или частично принадлежащих иностранным резидентам. Такие СМИ больше не смогут распространять информацию через интернет, а в лучшем случае - посредством печатных изданий. Китайские же СМИ будут сотрудничать с иностранными онлайн-СМИ только при наличии разрешения этого министерства. В руководстве национальных СМИ смогут работать только граждане Китая. Серверы онлайн-СМИ могут находиться только в КНР.
Представляется, что в разумной мере этот опыт вполне мог бы быть взят на вооружение в России.
Для интернет-провайдеров необходимо разработать единые правила хранения личной информации их клиентов и пользователей в нужном объеме на тот случай, если подобные сведения будут затребованы при расследовании нарушений в сфере кибербезопасности.
В общественных местах доступа во «всемирную паутину» (библиотеки, школы, другие учебные заведения) установить фильтры, ограничивающие доступ к сайтам, содержащим экстремистские материалы.
Кроме того, представляется целесообразным предусмотреть внесудебный (административный) порядок включения информации в федеральный список экстремистских материалов, а также блокировки доменных имен сайтов, которые распространяют экстремистскую и радикал-националистическую информацию. При этом, если обладатели такой информации не считают ее экстремистской, пусть сами обжалуют соответствующие действия уполномоченных госорганов в суд и доказывают там свою правоту. Подобный порядок даст возможность более оперативно и эффективно реагировать на пропаганду экстремизма в интернете. Следует активизировать работу по внедрению современных технических средств для эффективного контроля радиоэфира и интернета.
Необходимо расширить спектр уголовно-правовых мер по пресечению противоправных действий террористических организаций, совершаемых в сети интернет, связанных с вербовкой. В этих целях рассмотреть вопрос о признании уголовно наказуемыми деяниями обладание такими материалами, их сбор или загрузку с компьютера. Современные технологии доказывания позволяют представить суду и подтвердить связанные с общением в социальных сетях технические элементы, свидетельствующие о наличии связей между обвиняемым и соответствующими электронными сообщениями.
Для разоблачения истинных целей и намерений исламских экстремистов, установления несостоятельности их теоретических подходов, противоречащих реалиям современного мира и коренным интересам исламских стран, видится полезным регулярно проводить на площадке Государственной думы специальные слушания с привлечением экспертов Федеральной службы безопасности, видных исламских ученых и авторитетов, ученых-исламоведов. Широко освещать в прессе материалы слушаний.
Однако требуются и другие меры, направленные на противодействие ведущейся Штатами и их союзниками информационной войне.
К сожалению, проводимая в настоящее время по отношению к России рядом стран Европы внешняя политика, навязываемая США, зачастую далека от этих максим.
Принцип равенства подменяет политика двойных стандартов. Да и само международное право, а также юстиция часто становятся орудиями информационной войны против нашей страны.
При этом удивляет легкость, с которой судебные органы, вынося подобные решения, бездоказательно и голословно связывают с конкретными преступными деяниями высших должностных лиц российского государства, попирая не только все возможные универсальные принципы и стандарты доказательственного права, но и устанавливаемый международным правом функциональный иммунитет этих должностных лиц.
Объективность, беспристрастность и стремление к истине заменил универсальный принцип двойных стандартов. При принятии таких решений юстиция «снимает повязку с глаз и смотрит, кто стоит перед ней».
Конечно же, подобные проявления, попирающие основополагающие принципы международного права, породили процесс его девальвации, а также стремление защитить национальную правовую систему от ведущихся информационных войн.
Вне всякого сомнения, информационно-идеологическое «оружие» будет применяться и дальше. Об этом свидетельствует увеличение расходов государственного бюджета США на программы так называемого развития институтов демократии в граничащих с Россией странах, а также в государствах Средней Азии. Истинный же смысл этих средств становится очевиден из названия самой статьи расхода, именуемой «противодействие российской агрессии через общественную дипломатию и программы внешней помощи, а также создание устойчивого правительства в Европе».
Всего по этой статье на расходы в 2017 году выделено около $4,3 млрд, из них около миллиарда пойдет на программы так называемой борьбы с коррупцией и поддержания демократического общества в соседних с Россией странах.
Полученные же ранее в рамках этой программы деньги уже освоены различными общественными организациями под видом содействия образованию, развитию гражданского общества и другим внешне благим целям. Результатом этого стало разжигание антироссийских настроений в прилегающих к нашей стране государствах, формирование в России проамериканской и прозападной так называемой несистемной оппозиции, распространение межконфессионального и политического экстремизма внутри нашей страны.
Недавние события в Нагорном Карабахе свидетельствуют о повторных попытках сил, оппозиционных России, расшатать мир между армянским и азербайджанским народами и создать еще один очаг войны на границе с Россией.
Результатом подобной агрессивной информационной политики также стал и рост числа преступлений экстремистской и террористической направленности внутри нашей страны.
Помимо противодействия идеологической составляющей ведущейся против России информационной войны важно активизировать работу по борьбе с финансовой подпиткой этой деятельности, в том числе ужесточить контроль за трансграничным движением капитала. Как показал опыт, в целях финансирования терроризма зачастую используется виртуальная криптовалюта, которая не имеет централизованного эмитента, единого центра контроля за трансакциями и характеризуется анонимностью платежей. Кроме того, в результате широкого распространения эти валюты могут вытеснить с рынка законные деньги, что угрожает финансовой стабильности государства. С учетом этого предлагается ввести уголовную ответственность за незаконный выпуск и оборот криптовалют, а также других денежных суррогатов.
В целях эффективного правового воздействия на организации, которые используются для финансирования преступной деятельности, Следственным комитетом предложено ввести в России институт уголовной ответственности юридических лиц. Он позволил бы осуществлять в том числе экстерриториальное уголовное преследование подобного рода компаний, находящихся за рубежом.
Особую актуальность рассматриваемая проблема приобретает в свете предстоящих в сентябре этого года выборов. Здесь тоже возможны провокации, направленные на дестабилизацию политической обстановки, общественного порядка. Не исключены и попытки проникновения во власть людей, преследующих узкие личные коммерческие интересы для получения доступа к государственным финансовым ресурсам.
Все это может подорвать социальную стабильность, вызвать недовольство граждан результатами выборов. О необходимости противодействия этим явлениям говорил и Президент на коллегии МВД. В связи с этим важно повысить уровень информационного взаимодействия между всеми компетентными государственными органами в целях оперативного реагирования на различного рода нештатные ситуации.
Как известно, в международном уголовном праве действует принцип взаимности. Он предполагает, что для оказания правовой помощи по уголовным делам деяние должно быть уголовно наказуемым в обеих странах, в том числе по признакам субъекта преступления. В России субъектом преступления является только физическое лицо, в связи с чем у правоохранительных и судебных органов зарубежных стран, в законодательстве которых юридическое лицо рассматривается в качестве самостоятельного субъекта преступления, возникает формальное основание для отказа в уголовном преследовании юридического лица, находящегося в зоне действия их юрисдикции.
Многие зарубежные страны, несмотря на представленные российской стороной доводы о том, что в России введена административная ответственность юридических лиц за причастность к преступлению, не признают подобную правовую конструкцию. В частности, Европейский Суд по правам человека, давая правовую оценку ряду решений российских судов о привлечении организаций к административной ответственности, неоднократно указывал на то, что по критерию жесткости примененной к юридическому лицу санкции она соответствует уголовному наказанию. Однако процедура установления этого наказания не согласуется с международными стандартами защиты прав обвиняемого в уголовном судопроизводстве (одно из последних – решение Европейского суда по делу «ЮКОС против Российской Федерации»). В связи с этим России систематически назначаются крупные штрафы за несоблюдение стандартов обеспечения прав на защиту.
Не случайно в странах Европы, где также существует законодательство об административных правонарушениях (Германия, Италия), оно рассматривается не как самостоятельная отрасль права (как в России), а в качестве неотъемлемой части уголовного законодательства. Но самое главное, что процессуальная форма привлечения к ответственности за рассматриваемые деяния унифицирована, то есть предусмотрена одним уголовно-процессуальным законодательством. Тем самым обеспечиваются единообразные международные стандарты защиты прав обвиняемых в уголовном судопроизводстве.
Эти недостатки проявляются также и в российской правоприменительной практике. Так, согласно части 1 статьи 115 УПК РФ для обеспечения приговора в части имущественных взысканий или возможной конфискации арест может быть наложен только на имущество подозреваемого, обвиняемого или лиц, несущих по закону материальную ответственность за их действия. Однако действующим российским уголовным законодательством юридическое лицо не рассматривается в качестве субъекта преступления и не может привлекаться в качестве подозреваемого или обвиняемого. Кроме того, оно не отвечает по долгам своих учредителей, участников, а также членов органов управления. Поэтому суды удовлетворяют ходатайства о наложении ареста только на имущество физических лиц, зачастую отказывая в аресте имущества, переданного ими юридическим лицам.
В настоящее время российское законодательство предусматривает административную ответственность юридических лиц за отдельные деяния, совершение которых является уголовно наказуемым для физического лица. Этим видом ответственности предполагалось заменить уголовную ответственность юридических лиц. Так, например, при даче взятки в интересах юридического лица виновное в преступлении физическое лицо подлежит ответственности по статье 291 УК РФ, а организация, в интересах которой действовало это лицо, – по статье 1928 КоАП РФ.
Однако вследствие того, что на практике зачастую дела об административных правонарушениях возбуждаются гораздо позже уголовных (так как установить причастность юридического лица к коррупционному правонарушению без наличия вступившего в силу приговора суда в отношение физического лица практически невозможно из-за ограниченных средств доказывания по делам об административных правонарушениях и запрета на прямое использование результатов оперативно-розыскной деятельности), складывается ситуация, когда к моменту вынесения в отношении юридического лица соответствующего судебного решения о привлечении его к административной ответственности все активы с его баланса уже выведены.
Кроме того, по делам об административных правонарушениях практически невозможно международное сотрудничество, так как большинство международных конвенций для оказания правовой помощи предусматривают такие обязательные условия, как совершение преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы сроком более одного года.
Таким образом, решение проблемы ответственности юридических лиц за экономические преступления представляется целесообразным посредством перевода общественно опасных действий, совершаемых юридическими лицами, которые в настоящее время предусмотрены в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях, в разряд преступлений.
Соответствующий проект федерального закона подготовлен в Следственном комитете Российской Федерации. Он концептуально поддержан Росфинмониторингом, Банком России, Росфиннадзором, Институтом законодательства и сравнительного правоведения, Финансовым университетом при Правительстве Российской Федерации, Московским государственным юридическим университетом имени О.Е. Кутафина, Конституционным Судом Российской Федерации, а также рядом других ведомств и организаций.
Однако всё это – меры, которые предлагается принять на национальном уровне. Кроме того, России необходимо уже сейчас инициировать вопрос о формировании международной системы сдержек и противовесов, которая позволила бы обеспечить баланс интересов всех государств на мировой политической и экономической арене.
Для этого, как мне видится, потребуется создание союза или, если хотите, коалиции (в хорошем смысле этого слова) стран, гармонизированное развитие и согласованные действия которых позволили бы образовать действенный полюс противостояния диктатуре, навязываемой американцами во взаимодействии с их союзниками. Основы такого сотрудничества уже заложены в рамках таких организаций, как ШОС, БРИКС, ЕАЭС, ОДКБ, которые определяют интеграцию государств по отдельным направлениям сотрудничества (экономического, политического, военного и других).
При таких организациях могли бы быть созданы также и наднациональные органы правосудия в сфере гражданского, арбитражного и уголовного судопроизводства, подобные ЕСПЧ, МУС, Международному Арбитражному Суду в Гааге и другим. Именно в эти организации в будущем можно было бы переместить вектор международного правосудия, в том числе по преступлениям против мира и безопасности человечества.
Настала пора провести полную ревизию международных нормативных правовых актов по противодействию терроризму. Большая часть из них устарела и не позволяет эффективно бороться с современными его проявлениями.
Не менее важным представляется и совершенствование правового механизма международного сотрудничества правоохранительных и иных государственных органов, уполномоченных противодействовать терроризму и экстремизму.
Российское законодательство регламентирует лишь порядок направления международного запроса о правовой помощи, в то время как международные акты в этой области предусматривают возможность более тесного сотрудничества вплоть до создания международных следственных групп. Такое сотрудничество помогло бы в случаях, когда возникает потребность в производстве российскими следственными органами ряда следственных действий или даже предварительного расследования в целом на территории иностранного государства. Данный пробел стал явным при расследовании уголовных дел о грузинско-югоосетинском вооруженном конфликте 2008 года и о террористическом акте, совершенном на борту российского самолета Airbus A321 над Синайским полуостровом. В случае непринятия безотлагательных мер подобная неблагоприятная ситуация может сложиться и по уголовным делам о военных преступлениях, совершенных на территории Донецка и Луганска.
Необходимо также отметить, что далеки от совершенства и существующие правовые механизмы в области экстерриториального уголовного преследования компетентными правоохранительными органами России лиц, совершающих военные и другие преступления против интересов Российской Федерации за рубежом.
Подобный механизм существует во многих странах. Вспомним как США проводило расследование в отношении наших граждан на территории Филиппин, после чего эти доказательства без проблем были использованы в американском суде.
Юго-восток Украины
В июне 2014 года в структуре Следственного комитета Российской Федерации образовано специальное управление для  расследования  совершенных представителями силовых структур Украины на территории юго-востока Украины тяжких и особо тяжких преступлений против мира и безопасности человечества.
Следственный комитет доведет расследования всех преступлений на юго-востоке Украины до своего логического завершения, чтобы в будущем не допустить, когда мирные граждане, наши соотечественники, дети гибли от рук националистов и военщины.
А чтобы люди знали всю правду об этой страшной братоубийственной войне, развязанной воинствующими националистами Украины, в Следственном комитете Российской Федерации подготовлена основанная на материалах уголовных дел «Белая книга преступлений. Трагедия юго-востока Украины».
В ней собраны многочисленные свидетельства, в том числе материалы международных организаций, о военных преступлениях на юго-востоке Украины.
Она издана с целью привлечь внимание международного сообщества и ключевых международных правозащитных структур на вопиющие факты насилия в отношении гражданского населения и побудить международное сообщество к более активным действиям по мирному урегулированию на юго-востоке Украины, необходимости неукоснительного и полного выполнения Минских соглашений. Речь идет о местных выборах, амнистии и об обеспечении на постоянной основе особого статуса Донбасса, включая конституционную реформу.
Женевские конвенции 1949 года, которые регламентируют правовой режим периода вооружённого конфликта разделяют такие конфликты на две группы - военные конфликты международного и немеждународного характера. Вооружённые конфликты немеждународного характера, если так можно выразиться, регламентируются статьей 3 этих конвенций, а также дополняющим её вторым протоколом. Пункт 1 статьи 1 этого протокола определяет немеждународный вооруженный конфликт как конфликт, локализованный в рамках территории одной из стран-участниц, возникший между ее вооруженными силами и антиправительственными войсками или другими вооруженными группами, находящимися под командованием и осуществляющими такой контроль над частью территории страны, который позволяет им вести непрерывные и согласованные военные действия. В пункте 2 этой статьи говорится о том, что режим вооруженного конфликта не применяется к ситуациям нарушения порядка и к обстановке внутренней напряженности, которые проявляются лишь в отдельных, от случая к случаю, актах насилия.
Анализируя развитие обстановки на Украине, можно сделать вывод о том, что, если на этапе первых волнений на майдане ситуацию еще можно было отнести к нарушению внутреннего порядка и к обстановке внутренней напряженности, то с возникновением самопровозглашенных ДНР и ЛНР она приобрела исключительно статус вооруженного конфликта немеждународного характера.
Во-первых, конфликт локализован в пределах территории одной страны - Украины и не является следствием ее военного противостояния с другими государствами. Во-вторых, сторонами этого вооруженного конфликта являются власти Украины и ополченцы, как они себя сами называют, самопровозглашенных Донецкой и Луганской республик. В третьих, последние фактически контролируют часть территории страны, а именно юго-восток Украины, и имеют упорядоченную систему централизованного командования. Ну, и наконец, сам масштаб противостояния указывает на то, что в регионе ведутся именно затяжные непрерывные и согласованные военные действия, а не единичные случайные акты насилия. То, что ситуация на юго-востоке Украины является полноценным вооруженным конфликтом немеждународного характера, признал и Международный комитет Красного Креста. Мы согласны с такой оценкой.
Следователи вменяют в вину участникам конфликта, в первую очередь, применение запрещенных средств и методов ведения войны, ответственность за которое предусмотрена статьей 356 Уголовного кодекса РФ. Кроме того, статья 3 Женевских конвенций 1949 года, Конвенция ООН 1979 года и дополняющие ее протоколы о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которое может считаться наносящим чрезмерные повреждения или иметь неизбирательное действие, устанавливают запрет на применение отдельных видов оружия. Несоблюдение этих ограничений, запретов и гарантий как раз и образуют объективную сторону расследуемого нами преступления.
Еще одно серьезное обвинение - геноцид. То есть действия, направленные на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы, ответственность за которое установлена статьей 357 Уголовного кодекса РФ.
По этой категории дел лица, причастные к военным преступлениям, обвиняются и в сопутствующих преступных деяниях. Это - дела о фактах многочисленных безвестных исчезновений, похищений людей, убийств, воспрепятствования журналистской деятельности, призывов к развязыванию агрессивной войны, реабилитации нацизма и других циничных и зверских преступлений, совершенных представителями украинских националистических организаций, правоохранительных органов, Вооруженных сил Украины и членами других действующих на Украине воинских и военизированных формирований сомнительной принадлежности. Особую озабоченность вызывает то, что среди жертв много детей, причем часто они становятся жертвами не случайно, а в результате целенаправленных действий.
Возможны три альтернативных сценария привлечения виновных к уголовной ответственности.
Во-первых, если по каким-либо причинам эти люди попадут в зону досягаемости российских компетентных органов, например, будут выданы России или сами прибудут в нашу страну, то могут быть осуждены российским судом.
Во-вторых, с учетом масштаба трагедии, нельзя исключить, что в будущем, по примеру бывшей Югославии, Косово, Сьерра-Леоны, Гватемалы и других стран, будет создан так называемый международный трибунал по Украине. То есть временный наднациональный судебный орган для рассмотрения военных преступлений, совершенных конкретно на территории данного государства. Однако для этого, разумеется, необходимо соответствующее решение Совета Безопасности ООН.
В-третьих, не исключено инициирование такого судебного разбирательства и в Международном уголовном суде.
Согласно пункту 5(с) Римского статута Международного уголовного суда компетенция этого органа распространяется, в том числе и на серьезные преступления, совершенные в ходе вооруженных конфликтов немеждународного характера, подпадающих под статью 3 Женевских конвенций 1949 года, если они вызывают озабоченность у международного сообщества. При этом в Римском статуте предусматривается возможность распространения юрисдикции Международного уголовного суда в том числе и на преступления, совершенные на территории государств, не являющихся участниками этого Статута. Статья 13 определяет два таких основания.
Первое - обращение Совета Безопасности ООН к прокурору этого суда на основании главы 7 Устава ООН.
Второе - передача материалов непосредственно прокурором суда по результатам проведенного им расследования, которое возбуждается с санкции Палаты предварительного производства.
Однако следует отметить, что Международный уголовный суд, согласно статье 1 Римского статута, действует на основании так называемого принципа комплементарности, лишь дополняя, но не подменяя национальную систему уголовного правосудия. Это означает, что он компетентен рассматривать дела в том случае, когда судебные органы государства территориальной юрисдикции отсутствуют, не могут или не желают выполнить свои функции. И эти обстоятельства должны быть предварительно установлены судом. Вместе с тем на многочисленные факты преступных нарушений прав человека на Украине и отсутствие реакции на них со стороны местных правоохранительных органов уже неоднократно указывал в своих документах ряд авторитетных должностных лиц и организаций, осуществляющих деятельность на международном уровне, в частности комиссар Совета Европы по правам человека Нил Муйжниекс. А также международная следственная комиссия под эгидой Совета Европы и ЕСПЧ.
Инициировать разбирательство в международных судах могут Совбез ООН или прокурор Международного уголовного суда. Почему же они не делают этого? На этот вопрос сложно дать однозначный ответ. Вероятно, вследствие недостаточно объективного освещения украинского конфликта в западных СМИ они не видят всего масштаба бедствия. А может быть, считают, что этот масштаб еще не достиг того уровня, когда он должен вызвать озабоченность международного сообщества. Возможно, немаловажную роль в процессе принятия подобного решения играет политическая составляющая конфликта. Иначе, чем объяснить то обстоятельство, что в международных судебных инстанциях инициировались разбирательства дел по злодеяниям, повлекшим гораздо менее существенные по своим масштабам и тяжести последствия.
Например, Президент Кении Уильям Руто был предан суду за преступления против человечности, совершенные во время протестов по результатам президентских выборов в 2007 году. Жертвами этих преступлений стали около двух тысяч человек.
На юго-востоке же Украины уже погибло более 6000 мирных жителей, причинен вред здоровью 16 000 человек, полностью или частично разрушены 15 000 жилых домов, вынужденно покинули места своего постоянного проживания более 800 000 тысяч человек русскоязычного населения. И это только по данным, находящихся в нашем производстве уголовных дел. Однако есть основания полагать, что в действительности жертв конфликта гораздо больше. Закономерен вопрос: сколько же еще потребуется жертв и разрушений, чтобы можно было считать, что сложившаяся ситуация представляет угрозу международному миру и безопасности?!
Применительно же к политической ситуации на Украине я бы отметил, что практика подобного рода конфликтов свидетельствует о том, что режимы, пришедшие к власти путем антиконституционного свержения действующего руководства страны (будь то мягкое или жесткое свержение), обычно не могут находиться у власти долго. Примером тому служит правление Саакашвили на посту Президента Грузии. Не только у нас, но и у грузинского народа, а также у правоохранительных органов этого государства к нему накопилась масса вопросов, на которые, как мы надеемся, ему рано или поздно предстоит ответить.
Симптоматично, что уже сейчас в украинской политической элите наметился раскол. Бывшие союзники, которые в 2014 году "бок о бок" стояли на майдане, будучи сплоченными идеей свержения президента Виктора Януковича, уже превратились или начинают превращаться в заклятых врагов. Всем очевидно, что кроме стремления учинить антиконституционный переворот у них не было ничего общего. Ужесточилась борьба контролирующих ключевые посты во власти олигархических структур за сферы финансового и политического влияния. Против них уже настроились убежденные приверженцы праворадикальных идей, которые полны решимости продолжать кровопролитную войну до победного конца, иными словами - до уничтожения последнего инакомыслящего. К праворадикалам примкнули люди, которые под лозунгом этих идей просто набивают свои карманы путем циничного разграбления населения и наглого отъема собственности. Вооруженное противостояние подогревается оказанием военной помощи Украине со стороны США и ряда других стран. Все эти процессы происходят на фоне тотального экономического кризиса, последствия которого испытывает на себе население страны. Поэтому участь украинской политической системы незавидна, если, конечно, у тех, кто олицетворяет различные ее составляющие не возобладает здравый политический, да и просто человеческий смысл.
К сожалению, приходится в очередной раз констатировать, что ввиду предвзятости и проводимой Западом политики двойных стандартов надежда на существующее международное правосудие слабая.
Теперь, что касается Надежды Савченко.
Женевские конвенции четко определяют два вида вооруженных конфликтов.
Первый вид - международный вооруженный конфликт, то есть военное противостояние между государствами. К этой категории относятся, например, объявление войны одним государством другому или непосредственно состояние войны между государствами и так далее.
В этом случае конвенции допускают возможность возникновения у попавших в юрисдикцию государства-неприятеля, статуса военнопленных. Но при наличии обязательных условий. Первое - конфликт должен предполагать наличие враждующих государств, второе - пленение представителя одного государства другим.
Вторая категория конфликтов - вооруженные конфликты, не носящие международного характера и локализующиеся в рамках одного государства. Конвенции исходят из того, что пленение в таком локальном конфликте невозможно в силу объективных причин, так как отсутствует то самое, другое враждебное государство, которое могло бы это пленение осуществить.
Международный Комитет Красного Креста признал ситуацию на Украине вооруженным конфликтом именно немеждународного характера. Мы исходим из такого же правового понимания этого конфликта. Поэтому Савченко априори не может обладать статусом военнопленной, и никакого дополнительного решения какого-либо специализированного суда о ее правовом статусе в данном случае не требуется. К участникам подобного конфликта применяется статья 3 Женевских конвенций, которая устанавливает гарантии неприкосновенности личности, защиты чести и достоинства. Эти гарантии ей были обеспечены в полном объеме изначально, что признал и Европейский Суд по правам человека. 10 февраля он вынес решение, в котором отказал в удовлетворении ходатайства защиты Савченко о принятии обеспечительной меры в виде указания российским правоохранительным органам на необходимость немедленного освобождения ее из-под стражи. В том же решении ЕСПЧ призвал Савченко прекратить голодовку и даже указал на то, что применение к ней принудительного кормления в случае угрозы голодовки ее жизни не будет противоречить статье 3 Конвенции о защите прав и основных свобод 1950 года, предусматривающей запрет пыток.
Объективная невозможность отнесения Савченко в момент совершения преступления к категории военнослужащих, подтверждается еще и тем обстоятельством, что в момент инкриминируемых ей деяний она не находилась при исполнении служебных обязанностей военнослужащей, а пребывала в отпуске. То есть действовала вне пределов своего официального правового статуса военнослужащей.
Это обстоятельство объективно подтверждается документами и показаниями самой Савченко. Во время отпуска Савченко отправилась на юго-восток Украины, где по собственной инициативе примкнула к карательному отряду "Айдар". Иными словами, действия по корректировке артиллерийского огня, из-за чего погибли мирные жители Луганска и российские журналисты, она совершала не во исполнение военного приказа командования, а руководствуясь личными мотивами, из личного неприязненного отношения к жителям юго-востока Украины.
Европейский парламент принял резолюцию, в которой особо указал на наличие у Савченко международного иммунитета. Здесь есть два принципиальных момента. Во-первых, режим иммунитета членов ПАСЕ от уголовной юрисдикции государств-участников Совета Европы закреплен в статье 40 Устава Совета Европы 1949 года и в статьях 13, 14, 15 и 19 ратифицированного Россией Генерального соглашения о привилегиях и иммунитетах Совета Европы. В них говорится о том, что представители членов Совета Европы и его Секретариата пользуются на территории государств-членов такими привилегиями и иммунитетами, которые разумно необходимы для выполнения ими своих обязанностей.
В названных нормах говорится также о том, что указанные иммунитеты связаны исключительно с высказываниями и голосованием в ПАСЕ. То есть рассматриваемый иммунитет включает в себя обеспечение свободы слова, выражения мнения депутата путем голосования и других действий, связанных с работой в Евпропарламенте. Кроме того, для понимания правовой сути действия иммунитета важно и положение, закрепленное в статье 19 Генерального соглашения 1949 года. По нему привилегии и иммунитеты предоставляются в интересах Совета Европы, а не для личной выгоды.
Очевидно, что вменяемые в вину Савченко преступления были совершены ею не в связи с деятельностью в ПАСЕ, где, уместно будет напомнить, она ни разу даже не была. И, наконец, вряд ли кто-то осмелится утверждать, что убийство мирных жителей и журналистов, и тем более оправдание этих преступлений, соответствует интересам Совета Европы.
Есть еще один важный правовой момент. Статус члена ПАСЕ Савченко получила не до, а после совершения преступления, в котором она обвиняется. Однако, согласно статье 15 упомянутого Генерального соглашения 1949 года, действие иммунитета депутата во времени распространяется на период проведения сессий Консультативной Ассамблеи, а также поездки представителей членов ПАСЕ к месту заседания Консультативной Ассамблеи и обратно. Никаких положений, позволяющих распространить иммунитет на другие периоды времени, тем более придать им обратную силу, эти международные правовые акты не содержат.
Таким образом, на момент совершения преступления международно-правовым иммунитетом Савченко не обладала, как и не обладает им и в настоящее время. А поспешное ее назначение в парламентскую делегацию Украины в ПАСЕ свидетельствует только лишь о желании тех, кто инициировал такое решение и голосовал за его принятие, любыми способами перевести совершенное ею уголовное деяние в политическую плоскость, с тем чтобы оказать давление на Россию.
Европейский парламент принял резолюцию по Савченко, в которой потребовал от России незамедлительно и без каких-либо условий освободить ее, пригрозив в случае отказа новыми санкциями. Как видим, посредством этой резолюции были созданы очередные надуманные правовые предпосылки для введения в отношении России новых репрессалий. Кроме того, дело Савченко используется как повод для того, чтобы еще раз упрекнуть Россию в нарушении прав и свобод человека и продолжить политические спекуляции вокруг темы о, якобы, неуважительном отношении России к Европарламенту.
Право России на уголовное преследование лиц, совершивших преступления на юго-востоке Украины основывается на так называемом экстерриториальном принципе действия уголовного закона, в пространстве. Он предполагает возможность распространения юрисдикции государства на преступные деяния, совершенные за его пределами.
Чтобы читатели не думали, что это какое-то российское ноу-хау, как иногда это преподносят СМИ, приведу пример. У меня под рукой Уголовный кодекс Германии. Открываем, читаем и убеждаемся, что согласно параграфу 7 германское уголовное право действует в отношении деяний, совершаемых за границей против немца, если деяние наказуемо в месте его совершения или если место совершения деяния не находится под чьей-либо уголовно-правовой юрисдикцией.
Наши американские коллеги, совсем недавно, очень наглядно показали всему миру, как на практике может действовать международный принцип экстерриториальности. На глазах всего удивленного мира, как-будто специально, среди белого дня, под прицелом десятков видеокамер, на территории суверенного государства, каковым является Швейцария, без какого-либо запроса о правовой помощи и выдаче, захватили представителей международной спортивной организации ФИФА. И, как говорится, "ничтоже сумняшеся", посадили задержанных международных спортивных чиновников на воздушное судно США. Затем без тени сомнений и каких-либо объяснений и комплексов доставили их на территорию США и передали под юрисдикцию американских правоохранительных органов. При этом американских "служивых людей" ни в малейшей степени не интересовали ни мнение международной общественности, ни мнение европейских правовых институтов (например, ЕСПЧ), ни тем более мнение авторитетной ФИФА, которая, собственно, и наделила задержанных имеющимся у них, кстати до сих пор, статусом международных спортивных чиновников. И при этом ни одна правозащитная организация ни словечком не обмолвилось об этом инциденте.
Что касается уголовного преследования тех, кто не посягал на наших граждан, то наш подход также полностью соответствует международному праву. Речь идет о возможности государства с учетом особой общественной опасности отдельных преступлений, в первую очередь, представляющих угрозу глобальному миру и безопасности, осуществлять уголовное преследование причастных к ним лиц вне зависимости от места преступного события.
Уже упоминавшаяся статья 12 Уголовного кодекса РФ допускает привлечение к уголовной ответственности по российскому уголовному закону в случаях, предусмотренных международным договором Российской Федерации.
Круг деяний, на которые распространяется универсальная юрисдикция, конечно же, ограничен. Речь идет о серьезных международных преступлениях против мира и человечности, геноциде и пытках.
Изначально обязанность привлекать к уголовной ответственности лиц, совершивших тяжкие преступления по международному праву, лежит на государстве, на территории которого такое преступление было совершено. И если сами эти государства в силу политической обстановки или иных причин не желают или не могут реализовать эту обязанность, международное право позволяет сделать это другим государствам как участникам глобальной системы обеспечения мира и безопасности человечества. Поэтому универсальная юрисдикция является одним из важнейших средств отправления правосудия в условиях, когда территориальная юрисдикция бездействует.
Мы полагаем, что это условие нами соблюдено в полном объеме. Вы знаете, как ведутся и чем заканчиваются на Украине расследования даже по тем немногочисленным делам, производство по которым открывается в отношении членов добровольческих карательных батальонов, активных участников националистических движений, а тем более военнослужащих украинских вооруженных сил.

Соотношение национального и международного права

Развитие права происходит циклично. В условиях конкретных исторических условий, когда право начинает отступать от максим морали и справедливости, оно в определенной степени утрачивает свой авторитет, то есть, как принято говорить сейчас, девальвируется. Затем, как правило, происходит осмысление возникшего правового кризиса, проводятся правовые реформы и запускается обратный процесс – ревальвация права, то есть повышение его авторитета. Конечно же, в большей степени право подвержено девальвированию в условиях политических кризисов, когда происходит смена ценностных ориентиров. Так происходило, например, в эпоху Петра I, который провел масштабные преобразования в государственной и общественной жизни, в 1860 году (известная правовая реформа, связанная с отменой крепостного права и другими преобразованиями), в 1917 году (смена экономической формации), в 1993 году (смена политического и экономического укладов).
Пожалуй, в немалой степени сказанное относится и к международному праву, которое зиждется на базовых принципах согласования  воль, суверенного равенства государств и мирного разрешения международных спо­ров. Эти положения закреплены и конкретизированы в Декларации о принципах международного права, касающихся дру­жественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН, а также во многих других международных правовых актах. Обратите внимание на сходство сути названных базовых принципов международного права, определяющих взаимоотношения между государствами, с лозунгом «Свобода, равенство и братство», который опосредовал представления о моральном и справедливом в отношениях между людьми.
Поэтому можно сделать вывод, что авторитет международного права будет во многом зависеть от того, насколько внешняя политика государств по отношению друг к другу будет соответствует этим максимам морали и справедливости в сфере международных отношений.
В научной литературе интернационализация определяется как процесс сближения уникальных национальных систем посредством приведения их к неким единым стандартам, формируемым специально созданными для этого наднациональными институциональными образованиями. Как показал опыт, такая интеграция объективно необходима для решения глобальных проблем, которые не могут быть решены в рамках одного государства, и требуют совместных усилий различных стран.
В сфере интернационализации конституционного права, безусловно, позитивную роль сыграли процессы унификации положений международного гуманитарного права, которые впоследствии были имплементированы в национальные правовые системы всех государств.
Не менее важное значение имела интернационализация правовых положений о защите прав и основных свобод человека.
Неоценимый вклад в становление международной общественной и экономической безопасности внесла унификация стандартов в области противодействия терроризму, экстремизму, торговле людьми, незаконной миграции, коррупции, легализации преступных доходов и другим опасным проявлениям преступности.
Однако исторический анализ показывает, что процесс интернационализации таил в себе также и мощную разрушительную силу.
Вспомним Древний Рим, который изначально возник и развивался на основе мультикультурализма, объединив в себе элементы социального бытия различных народов – латин, сабин, этрусков, греков, пунов (карфагенян) и других, богатство и колорит которого пополнялся в процессе активно ведущихся захватнических войн. Такая интеграция привела к формированию не только неповторимой этнокультуры, но и самого большого по территории и мощного государства той эпохи, которое многие историки современности без преувеличения называют цивилизацией. Однако даже такая мощь не помешала закономерному краху этой цивилизации. Дело в том, что, если на первых порах исторического развития римское государство предоставляло захваченным нациям практически полную автономию, в первую очередь этнокультурную, то с переходом к имперской форме правления, централизации государства, а затем и деспотизму национальная бытность населения этих территорий начала подавляться. Обострившиеся вследствие этого внутренние противоречия и конфликты в конечном счете привели к падению римской цивилизации.
Вспомним распад такой великой страны, как СССР, а также Югославии и других государств.
Нечто похожее, на мой взгляд, происходит и в современном Европе. На смену эйфории постепенно приходит разочарование. В ряде стран все сильнее раздаются призывы к выходу из Европейского Союза (ЕС). Становится все более очевидным, что интеграция столь разных по своему объему, потенциалу и структуре экономик не может строиться на основе принципа равенства. На смену ему приходит доминирование стран с более развитой экономикой (Германия, Франция), которые фактически навязывают свои условия экономического развития странам с менее развитой экономикой. Наглядное подтверждение тому – социально-экономические реформы в Греции, Испании и ряде других стран, навязанные МВФ и ЕС, результатом которых стала еще большая зависимость этих стран от наднациональных монетарных властей, а также существенное снижение потенциала внутренних резервов для экономического роста и автономного развития.
Ситуация усугубляется тем, что политика Евросоюза во многом зависит от США, которые зачастую пренебрегают интересами европейцев при принятии решений. На этом фоне примечательно желание руководства Евросоюза идти на дальнейшую интеграцию. В том числе всерьез ведутся дискуссии о принятии единой конституции.
В связи с этим возникает вопрос о том, почему же одни интеграционные процессы ведут к созиданию, а другие – к разрушению и краху государств? И каковы в связи с этим критерии пределов интернационализации социальных систем?
На мой взгляд, проблема в том, что в процессе подобной интеграции осуществляющими ее наднациональными образованиями зачастую не принимается во внимание то, что каждая страна или нация обладает пластом неповторимых этнокультурных ценностей, которые образуют, выражаясь образно, некий генетический код нации, определяют его самоидентификацию. И попытка интернационализировать этот социальный пласт, смешать его ценности, стереть границы нации, приведя их к единому знаменателю, как раз и приводит к острым конфликтам. Именно эту, казалось бы, простую идею умело использовали американцы для ослабления и распада стран социалистического пространства в конце 1980-х годов. Упомянутый мной выше распад СССР, Югославии и многих других стран происходил именно на почве межнациональной (межэтнической) ненависти.
Все эти вызовы предполагают необходимость симметричного и адекватного ответа.
В целях создания эффективного правового механизма противодействия ангажированным решениям наднациональных органов правосудия Следственным комитетом было предложено отказаться от приоритета международного права над национальным и предусмотреть возможность признания тех или иных положений международного права не соответствующими Конституции России в том толковании, которое придавалось им в решении международного органа правосудия. После этого 14 июля 2015 года Конституционный Суд по запросу группы депутатов признал приоритет Конституции Российской Федерации над международными договорами. По этому же пути пошли такие страны как Великобритания, Германия и Италия.
Справка. Конституционный Суд Германии, несмотря на положения статьи 25 Конституции Германии о безусловном приоритете международного права над национальным, в решении от 14 октября 2004 года по делу Гёргюлю привёл ряд качественно иных толкований.
Прежде всего Конституционный Суд подчеркнул, что в Германии Европейская конвенция по правам человека, так же, как и протоколы к ней, имеют всего лишь статус федерального закона (известно, что в ряде стран, включая Россию, статус международных соглашений выше статуса обычного закона, а в некоторых странах они имеют конституционный или даже более высокий статус.). По выражению Конституционного Суда, основной закон Германии «не открывается международному праву в предельно возможной степени».
Конституционный Суд Германии отметил, что «На уровне внутреннего права положения международных соглашений не рассматриваются как непосредственно применимые и так же, как и общепризнанные нормы международного права, не имеют статуса конституционных норм. Основной закон, несомненно, следует классической идее, что отношение публичного международного права и внутреннего права есть отношение двух различных правовых сфер. Основной закон стремится интегрировать Германию в правовое сообщество миролюбивых и свободных государств, но не отказывается от суверенитета, заключенного в конечном счете в немецкой конституции. Право международных договоров применяется на внутреннем уровне только тогда, когда оно инкорпорировано во внутреннюю правовую систему в надлежащей форме и в соответствии с материальным конституционным правом».
Более того, как указано в решении высшего суда Германии, возможны ситуации, когда предоставляемые Конвенцией права вступают в конфликт с конституционными правами других лиц. В этой ситуации, как отметил Конституционный Суд Германии, Конституция (Германии) имеет приоритет перед международными обязательствами: в исключительных случаях (ausnahmsweise) законодатель может отклоняться от требований международных договоров для избежания нарушения фундаментальных конституционных принципов.
В деле Хёрста против Великобритании (2005 г.), касавшем­ся нарушения права заключенных на участие в выборах, ЕСПЧ вопреки мнению английских судов признал, что запрет на голосование для осужденных за­ключенных нарушает конвенциональные права за­явителя (рецидивиста, зарубившего топором свою квартирную хозяйку).
Впоследствии ЕСПЧ принял пилотное постановление, в котором предписал Великобрита­нии изменить нарушающее Конвенцию законодательство. И несмотря на казалось бы несущественный масштаб вопроса, а также то, что в Великобритании нет написанной конституции, а проблема могла бы быть решена посредством внесения изменений в обычный закон (статут), английское общество увидело в этом крайне негативный посыл для дальнейшего посягательства на суверенитет Великобритании.
Это решение ЕСПЧ вызвало крайне резкую реакцию. Парламент Великобритании инициировал вопрос о денонсации Конвенции о защите прав и свобод и выходе из Совета Европы.
Вот пример того, как другие страны отстаивают свои национальные интересы, не желая применять вслепую нормы международного права и решения международных инстанций, применивших их не в соответствии с действительным правовым содержанием.
А в декабре 2015 года был принят закон, наделяющий высший российский орган конституционного правосудия правом установления противоречия между положениями международного договора Российской Федерации в истолковании, данном межгосударственным органом по защите прав и свобод человека, и положениями Конституции Российской Федерации. Недавно в Конституционный Суд Российской Федерации поступил первый такой запрос о возможности исполнения решения Европейского Суда по правам человека по делу «Анчугов и Гладков против России», по которому ЕСПЧ постановил признать за заключёнными право на голосование.
Справка. Сергей Анчугов, и Владимир Гладков были арестованы в 1995 году.  Впоследствии каждый из них был осужден (первый заявитель: убийство, мошенничество; второй заявитель: убийство, грабеж, участие в организованной преступной группе, сопротивление сотрудникам милиции) и каждому был вынесен смертный приговор, впоследствии замененный на пятнадцатилетний срок.  Находясь в местах лишения свободы они обжаловали положения Конституции Российской Федерации, лишающее их избирательных прав («Не имеют права избирать и быть избранными граждане, ... содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда»).  В удовлетворении жалобы было отказано.
Далее каждый из заявителей обратился с жалобой в ЕСПЧ (2004 и 2005 гг.).  В 2013г. Суд принял решение в пользу заявителей.
Обсуждая вопрос приемлемости жалобы, ЕСПЧ отверг аргумент России, что Конституция РФ имеет приоритет перед международными соглашениями РФ, а потому ЕСПЧ не имеет компетенции рассматривать положения Конституции РФ на предмет их соответствия Конвенции.  Суд указал, что Россия, ратифицируя Конвенцию, приняла на себя обязательство обеспечить каждому, находящемуся под ее юрисдикцией, соответствующие права и свободы, а также признала компетенцию ЕСПЧ выносить решения об исполнении или неисполнении Россией этого обязательства.  Речь в деле идет не об абстрактном несоответствии Конституции Российской Федерации и Конвенции, а о конкретном нарушении конвенциональных прав заявителей.
Россия в ответе сослаться на то, что оспариваемая норма является положением Конституции, а не обычного закона, которая имеет приоритет. Однако ЕСПЧ этот аргумент отверг, ссылаясь на то, что Конвенция «не делает различия в части типа рассматриваемой меры и не исключает никакой части «юрисдикции» страны – которая часто осуществляется прежде всего через Конституцию – из рассмотрения на предмет соответствия Конвенции». Тем самым ЕСПЧ исходил из приоритета Конвенции над российской Конституцией.
При этом ЕСПЧ признал не соответствующим Конвенции положение самой Конституции РФ, притом из той ее части, которую нельзя изменить без принятия новой Конституции.
Учитывая это ЕСПЧ попытался подсказать и выход из ситуации.  Согласно его решению устранить коллизию можно не только путем «какой-либо формы политического процесса» (то есть, изменения текста Конституции), но и «путем интерпретации российской Конституции уполномоченными органами – в первую очередь российским Конституционным Судом – в гармонии с Конвенцией, чтобы скоординировать их действие и избежать какого-либо конфликта между ними».
Это означает, что если не менять Конституцию, то Конституционный Суд Российской Федерации, по сути, должен истолковать эту норму Конституции вопреки ее совершенно ясному смыслу и толковать слова «не имеют права избирать и быть избранными» как все же имеющие такие права. 
Посредством ангажированных решений ЕСПЧ создаются судебные прецеденты и для оказания политического давления на Россию.
Кстати говоря, 11 марта этого года Венецианская комиссия  при  Совете  Европы жестко отреагировала на упомянутые мной поправки в закон о Конституционном Суде, приняв решение, в котором указала России на необходимость отмены положения, позволяющего не исполнять решения ЕСПЧ в случае их несоответствия Российской Конституции.
Считаю, что необходимо продолжать и расширять практику участия Конституционного Суда в разрешении подобных правовых коллизий.

В основе современной внешнеполитической Концепции России лежит сформулированный еще главой российского внешнеполитического ведомства при Александре II – канцлером Александром Михайловичем Горчаковым принцип подчинения внешней политики интересам социально-экономического развития страны и благосостояния ее граждан.
Концепция исходит из того, что Россия будет добиваться своих международных целей, действуя на равноправной и взаимовыгодной основе со всеми без исключения странами, которые готовы работать с нами на тех же началах.
Всё это, безусловно, будет являться надежной гарантией дальнейшего социально-экономического развития России.
Следует отметить, что, как все мы наблюдаем, в современном мире, идет серьезное сопротивление созданию более справедливого мирового порядка, где новые центры экономического роста (БРИКС, ЕврАзЭс), связующим звеном в которых является Российская Федерация, должны получить больше голосов в управлении мировым хозяйством и глобальными политическими процессами.
И здесь мы упираемся в фундаментальные проблемы, острота которых вызвана современным соотношением норм национального и международного права.
Речь, прежде всего, идет о необходимости изменения положений Конституции Российской Федерации о приоритете международного права над национальным.
Следует отметить, что Россия твердо и последовательно отстаивает принципы коллективной работы в международных делах. Наша страна осуществляет мирную, устремленную в будущее политику с учетом многополярности мира, направленную на решение актуальных глобальных и региональных проблем, руководствуясь принципами международного права и опираясь на координирующую роль ООН, уважая права народов самим определять свое будущее без постороннего вмешательства.
Но, как мы все наблюдаем, налаживанию подлинного партнерства на международной арене мешает проводимый США и следующими за ними западными государствами курс на сохранение любой ценой доминирования в мировых делах, навязывание своих ценностей, своей воли другим участникам международного общения. А экономическая и политическая ситуация в нашей стране определяется введением незаконных санкций Европейского союза и США против России. Конечно, они, с одной стороны, создают возможности для ускоренного развития целого ряда отраслей промышленности страны, но и одновременно устанавливают ограничения, с которыми нам приходится считаться.
США и рядом европейских стран постоянно нарушаются основополагающие принципы Устава Организации Объединенных Наций, размашисто применяются двойные стандарты. Для не согласных с такой политикой стран применяется внушительный набор мер – от принуждения до прямого военного вторжения.
В связи с этим возникает законный вопрос: необходим ли нам безусловный приоритет международных правовых норм над национальными?
Для начала немного теории.
Международное право различает две основные доктрины, определяющие место международного права в правовой системе государства, – монистическую и дуалистическую.
Согласно монистической доктрине международ­ное и национальное право образуют единую правовую систему. Из этого следует, что на территории такого государства не только внутренние законы, но и международные соглашения (а равно и иные положения междуна­родного права) обладают непосредствен­ным действием и применяются органами власти, а также уполномоченными международными организациями.
Таким образом, сохраняется потенциальная возможность конфликта между нормами международ­ного и национального права, который в конституционном законодательстве этих стран может разрешить­ся в пользу либо первого, либо второго.
Монистическими, к примеру, являются правовые системы Нидерландов, Франции, Японии, России.
Концепция дуализма рассматривает национальное и международное право как обособленные правовые системы, которые хоть и взаимодействуют друг с другом, но не образуют единого целого.
В рамках таких представлений международные соглашения и другие международные правовые акты не имеют непосредственного действия внутри страны и приме­няется национальными органами власти лишь тогда, когда имплементированы во внутреннее законодательство страны соответствующими законами или иными правовыми актами.
Поскольку при дуалистической системе правоприменительные органы, в том числе международные, не вправе приме­нять напрямую нормы международного права, то и его конфликта с национальным правом возникнуть не может.
Если международная судебная инстанция придет к выводу о том, что внутреннее законодательство страны противоречит международному праву, то может рекомендовать устранить эти нарушения во внутреннем законодательстве и даже применить санкции. Но это в любом случае не препятствует применению такого внутреннего закона национальным органом власти.
К дуалистическим странам относят, например, Великобританию, Израиль, с некоторыми оговорками США, Австрию и Германию.
Еще один важный вопрос – место международных правовых норм в правовой иерархии государства.
Если посмотреть на исторические корни проблемы, то можно увидеть преобладание в разное время как крайне радикальных, так и умеренных взглядов.
Например, сторонники идеи примата (приоритета) внутригосударственного права (к которым относятся Цорн, Даневский, Кауфман и др.), а основоположником которой традиционно считают Гегеля, признавали лишь абсолютный суверенитет государства, а противоречащие ему нормы международного права – юридически ничтожными.
Последователи противоположного течения (Кельзен, Лаутерпахт, Руссо, Джессеп, Ссель) исходили из полного подчинения национального права международному. Ими существенно занижалась, а то и вообще отрицалась роль суверенитета государства. Предполагалось, что в условиях ограничения независимости страны будут объединяться и в итоге превратятся в единое высшее надгосударственное образование.
Эти идеи позже легли в основу происходившей в конце 20 века глобализации Европы. И именно на этих идеях американские ученые после Второй мировой войны обосновали теорию полного отказа от государственного суверенитета и создания мирового государства и мирового права.
Как писали ее основоположники Макдугал и Райзман, мировое государство будет преследовать двоякую цель: образование всеобщего правопорядка для обеспечения прав человека и пресечение попыток создания тоталитарных государств.
В итоге доктрина мирового государства и права, а также отказа от национального суверенитета, брошенная на благодатную почву идеологии борьбы с фашизмом и тоталитаризмом, после Второй мировой войны была быстро подхвачена американскими властями и фактически насильственно насаждена в странах, потерпевших поражение в войне, – Японии, а затем в Германии и Италии.
Кстати говоря, первой страной, в конституции которой был установлен приоритет международного права, стала Япония в 1947 году. А в статье 25 Конституции ФРГ, принятой 23 мая 1949 года, закреплялось положение, согласно которому общепризнанные нормы международного права являются составной частью федерального права. Они имеют преимущество перед внутренними законами и порождают права и обязанности лиц, непосредственно проживающих на территории Германии.
Более того, статьей 24 Конституции ФРГ говорилось о том, что федерация вправе передавать свои суверенные права межгосударственным учреждениям.
В последующем, как вы знаете, на волне процессов евроинтеграции и глобализации эти идеи, которые к тому времени прижились в Европе и на которых выросло целое поколение, были провозглашены как ценности и начали активно распространяться в некоторых других европейских странах. В результате произошло то, что Председатель Конституционного Суда Валерий Дмитриевич Зорькин очень точно назвал девальвацией, то есть обесцениванием национального права по отношению к праву международному.
Если обратиться к истокам этого вопроса в России, то установление примата международного права еще при принятии Конституции 1993 года, как предполагалось, было необходимо для преодоления последствий «холодной войны» и сближения с Европой и США. Смешно сказать, но в докладе о проекте конституции, который был опубликован в «Российской газете» в 1993 году, с гордостью подчеркивалось, что ее положения прошли экспертизу за рубежом. И все эти годы принцип верховенства международного права был настолько абсолютизирован, что вопрос о его пересмотре не поднимался ни в отечественной законотворческой деятельности, ни даже в науке, которая априори всё должна ставить под сомнение.
Однако проблема в том, что на волне геополитического противостояния международное право все чаще используется не в соответствии с его высоким ценностным назначением, а как инструмент для оказания давления на Россию, причинения вреда интересам нашей страны и недопущения создания у нас юридических основ противодействия санкциям и другим мерам, принятым против нас.
Нередко выходит за рамки своей компетенции и посягает на правовой суверенитет нашей страны Европейский Суд по правам человека.
Так, например, по делу «Маркин против Российской Федерации» ЕСПЧ поставил под сомнение решение Конституционного Суда Российской Федерации.
Справка. В мае 2006 года Маркин подал жалобу в Европейский Суд, прося признать нарушенными его конвенциональные права, в частности, право на уважение семейной жизни (ст. 8 Конвенции) и право на свободу от дискриминации по признаку пола (ст. 14 Конвенции)  «Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола», - говорится в статье 14 Конвенции.
В 2010 году Европейский Суд принял решение в пользу Маркина и  раскритиковал позицию, занятую Конституционным Судом РФ в этом деле.  «Конституционный Суд основывал свое решение на чистом допущении, не пытаясь проверить его справедливость на основе статистических данных или сравнительной оценки противоположных интересов поддержания операционной эффективности армии, с одной стороны, и защиты военнослужащих от дискриминации в сфере семейной жизни и защиты интересов их детей, с другой стороны», - заявил ЕСПЧ.
«Суд считает, что лишение военнослужащих-мужчин права на отпуск по уходу за ребенком, когда женщины-военнослужащие имеют право на такой отпуск, не является разумно и объективно обоснованным.  Суд заключает, что это различие в правах является дискриминацией по признаку пола.  Следовательно, имеет место нарушение статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8», - был вывод ЕСПЧ.  Суд «порекомендовал» российскому правительству «под наблюдением Комитета министров» (Совета Европы) принять меры к изменению соответствующего законодательства.
Европейский Суд отказался предоставить Маркину затребованную им компенсацию морального вреда (non-pecuniary damage) в размере 400 тыс. евро, но зато присудил ему судебные издержки в размере 200 евро.
Единственным судьей, высказавшимся против такого решения, стал Анатолий Ковлер, судья от России. «Я готов принять, что аргументы Конституционного Суда дают объективное и разумное оправдание разнице в правах между военнослужащими  и гражданскими лицами в отношении отпуска по уходу за ребенком», - говорится в его особом мнении.
Решение Европейского Суда вызвало негативную реакцию в России, в том числе со стороны Председателя КС.  По требованию России дело было рассмотрено Большой палатой ЕСПЧ (2012 г.).
Представляют интерес сравнительно-правовые материалы, представленные в решении Большой палаты ЕСПЧ, относящиеся к предоставлению отпуска по уходу за ребенком гражданским и военным мужчинам и женщинам.  Из этих материалов явствует, что единого подхода в этих вопросах у стран-участниц Совета Европы нет.  Многие страны предоставляют такой отпуск военнослужащим независимо от пола.  Но в шести странах (Армения, Азербайджан, Грузия, Молдова, Швейцария и Турция) такой отпуск предоставляется исключительно женщинам-военнослужащим, а еще в трех странах (Босния и Герцоговина, Болгария, Сербия) отпуск мужчинам-военнослужащим положен лишь в некоторых исключительных случаях.  Россия, таким образом, не одинока в решении данной проблемы.
Тем не менее Большая палата пришла, по сути, к тем же выводам, что были сформулированы в первом решении ЕСПЧ.  «Конвенция не останавливается у ворот армейских казарм. Военнослужащие, как и все другие лица под юрисдикцией стран-участниц, имеют право на защиту в соответствии с Конвенцией», - подчеркнула Большая палата.
Помимо прочего, Суд сослался на то, что, с одной стороны, современное общество постепенно эволюционирует в сторону равного участия мужчины и женщины в воспитании детей, а с другой, что и в армии они могут быть на равных. Маркин в ходе своей службы выполнял обязанности оператора, которые вполне могли исполнять, и действительно исполняли, женщины тоже.  Суд признал, что определенные ограничения в части отпусков для военнослужащих могут быть оправданы соображениями национальной безопасности, но они не должны быть дискриминационными.
В результате Суд вновь решил дело в пользу заявителя, присудив ему на этот раз 3 тыс. евро в качестве компенсации морального вреда и 3150 евро судебных расходов.
Отметим, что все критические замечания в адрес Конституционного Суда РФ в решении Большой палаты были сняты.  Кроме того, были сняты и формальные «рекомендации» по изменению российского законодательства.
Отказ от приоритета международного права и его автоматической имплементации в национальное законодательство становится вопросом обеспечения нашего суверенитета, причем не только правового, но и экономического, политического и, если хотите, мировоззренческого, но в целом – государственного.
Хотелось бы отметить, что подобный порядок разрешения коллизий между решениями ЕСПЧ и национальным законодательством не будет каким-то российским новшеством.
За рубежом вопрос о приоритете международного права никогда не решался однозначно.
Исходя из этого критерия, я бы выделил три категории стран.
1-я категория – страны с безусловным приоритетом международного права над национальным. К ним относится и Россия. Хотя первенство здесь я бы отдал Нидерландам.
Справка. Согласно статье 120 Конституции Нидерландов националь­ные суды не вправе оценивать конституционность актов парламента и международных договоров (конституционный суд в Нидерландах, по сути, отсут­ствует). В то же время согласно ст. 94 нор­мативные акты Нидерландов не подлежат применению, если они противоречат положениям «международных договоров, имеющих обязательную силу для всех лиц». В результате суды Нидерландов не имеют возможнос­ти, например, признать недействительным националь­ный закон, нарушающий установленные Конституцией страны права человека, но вполне могут признать при­менение того же закона недопустимым на основании того, что он нарушает нормы международного права.
Так, в 1986 г. Верховный суд Нидерландов рассматри­вал дело Spring, где речь шла о ребенке, рожденном вне брака: хотя родители и проживали совместно, но не хотели вступать в брак. По тогдашнему законода­тельству Нидерландов такие родители не получали родительских прав на ребенка, а могли лишь офор­мить совместную опеку над ним.
Верховный суд Нидерландов определил, что такое положение дел противоречит Европейской конвенции (ст. 8 и 14). В результате сложилась ситуация, когда национальный суд этой страны признал не подле­жащими применению ряд норм Гражданского кодекса Нидерландов и дал толко­вание для законодателя с тем, чтобы привести нацио­нальное законодательство в соответствие с Конвен­цией.
2-я категория - это страны, в которых приоритет международного права является условным. Он действует, как правило, применительно к тем международно-правовым положениям, которые устанавливают абсолютные права и свободы человека, а также закрепляют базовые принципы мирового порядка.
Ну, и 3-я категория ­– страны, где установлен приоритет национального законодательства.
По подсчетам известного немецкого ученого Клауса Фогеля по состоянию на 2006 г. (позже, насколько мне известно, такие исследования не проводились) в конституциях 17 из 43 европейских государств содержалось безусловное положение о приоритете международного права над национальными законами (2 государства зафиксировали подобные положения в дополнительных конституционных законах), в 5 го­сударствах это правило действовало на уровне неписанного права, в 6 государствах приоритет предоставлялся только отдельным нормам международ­ного права. В 12 государствах приоритет между­народных норм не устанавливался ни в конституциях, ни законах, ни в неписаных правилах.
Кроме того, если провести анализ тенденций развития конституционного законодательства в этой области и практики его применения, то можно увидеть, что они меняется в сторону дуалистического подхода и ограничения действия принципа приоритета международного права. И первоочередная роль в этом процессе принадлежит конституционным судам этих стран.
Ещё несколько слов о США, которые так ратуют за соблюдение другими странами международных стандартов в области демократии и защиты прав человека.
Если мы обратимся к статье 6 Конституции США, то увидим, что международный договор и внутренний федеральный закон обладают одинаковой юридической силой.
Американская конституционно-правовая доктрина делит международные договоры на самоисполнимые (реализация которых не требует изменения национального законодательства) и несамоисполнимые (которые предполагают изменение внутреннего законодательства).
При этом, когда нормы международных договоров несамоисполнимы, они вообще не могут применяться до тех пор, пока не будут имплементированы, то есть трансформированы и внесены в национальное законодательство через законодательный процесс. И таким образом, вопрос о противоречии между ними и национальным статутным правом даже не возникает.
В случае конкуренции норм самоисполнимого международного договора и внутреннего американского закона с учетом их равной юридической силы применяется тот акт, который был издан позже.
В результате американские власти могут с легкостью прекратить юридическое действие международного права, просто издав не соответствующий ему внутренний закон, формально оставаясь участником международного договора. А вопрос о противоречии между нормами международного общего права и национального законодательства в Конституции США вообще не регламентируется. Он отдан на откуп судебной власти и очень гибко решается с учетом национальных интересов.
Что же касается непосредственно международно-правовых обязательств США, то они сводятся к участию лишь в трех из девяти международных актах по защите прав человека (Конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации 1965 г., Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г. и Конвенция против пыток 1984 г.). То есть американские власти не спешат ограничивать свой суверенитет международными обязательствами.
Кроме того, участие США в Конвенции против пыток 1984 года не помешало им принять закон, предусматривающий в исключительных случаях применять так называемые специальные методы допроса, которые по своей сути являются не чем иным, как пытками. Вот наглядный пример действия доктрины, когда более поздний внутренний закон может скорректировать международное право.
Принцип верховенства международного права не действует также в Великобритании и в иных странах англо-саксонского права.
В конституциях Норвегии, Финляндии, Швеции говорится о том, что нормы международного права для приобретения юридической силы обязательно должны быть имплементированы в национальное законодательство, а до этого приоритет имеет национальное законодательство.
А в Конституции Дании, Исландии этот вопрос вообще не урегулирован, но, как следует из отдельных конституционных положений, правовое регулирование ряда вопросов может осуществляться только национальным законом (приоритет национального права установлен также в Бразилии, Индии и КНДР).
Если задаться вопросом, существуют ли какие-то особенности действия принципа приоритета международного права в странах, где он всё же прописан в конституции, то здесь необходимо отметить, что даже в этих странах нормы международного права не применяются что называется «вслепую».
Как правило, в них предусмотрена предварительная проверка ратифицируемых и подписываемых актов международного права на предмет их соответствия национальным конституциям. Обычно такую предварительную оценку дает Конституционный суд. Это сводит к минимуму последующее возникновение противоречий с национальным законодательством. Например, подобная процедура осуществляется во Франции, Венгрии, Италии, Болгарии, Испании, Румынии.
Какие в связи с изложенным должны быть критерии, определяющие соотношение международного и национального права?
Считаю, что они должны определяться исключительно положением государства на мировой политической арене, а также его стратегическими и геополитическими интересами.
Право не может существовать само по себе, то есть ради права. Это – инструмент воздействия, который наполнен определенным идеологическим содержанием – правовой идеей, которая, однако, всегда носит прикладной характер.
Геополитические, стратегические, экономические интересы и даже отдельные мировоззренческие основы в разных странах могут не совпадать. Причем попытки внедрить государствам чуждые им ценности посредством международного права, как показал опыт, зачастую приводят не к единению государств, а к еще большим противоречиям.
Посмотрим на «единую» Европу.
Стала ли она процветающим «государством» после глобализации? Многими, даже европейскими, политическими деятелями отмечается, что в силу раздирающих Европу противоречий этот процесс плавно перетекает в открытое противостояние, где господствующая воля одних (Германия, Франция) навязывается другим.
Миграционный кризис, который сейчас происходит в Евросоюзе, наглядно это подтверждает.
Кроме того, несовместимость исторически сформировавшихся национальных культур и традиций приводит к деградации нравственных ценностей.
Поймите меня правильно. Я не против интеграции, но она должна осуществляться не механически, а на основе стратегических интересов государств с учетом их национальных, исторических и других особенностей, уважая их, а не подавляя посредством международного права.
Здесь я имею в виду повсеместное внедрение в законодательство стран Европы (а, по сути, навязывание) разрешения на однополые браки, легализации «легких» наркотиков, что осуществляется под видом обеспечения прав человека, и других идей, которые просто разрушают вековые ценности отдельных европейских стран.
Поэтому, уважаемые коллеги, есть все основания утверждать, что понятие «национальный суверенитет», основанный на геополитических, экономических и, если хотите, даже исторических и мировоззренческих предпосылках, – это не пустой звук. Наверное, мы еще не «доросли» до отказа от него в пользу так называемых мирового государства и мирового права, так яро пропагандируемых американскими властями. Внедрять эти ценности у себя в стране американцы не спешат. Почему-то от этих «высоких материй» пока страдает только Европа.
Как уже было мной отмечено, Конституция Российской Федерации разрабатывалась в годы преодоления последствий «холодной войны» и сближения с Европой и США. Представляется, что именно под их влиянием положения о принципе автоматической имплементации норм международного права в российскую правовую систему и о приоритете первых оказались включенными в главу «Основы конституционного строя».
Вместе с тем даже беглый анализ этих принципов позволяет сделать вывод о том, что им не место в указанной главе, так как они не определяют непосредственно конституционного строя государства.
А все это делалось для того, чтобы придать этим принципам незыблемую юридическую силу, я бы сказал искусственно «вцементировать» их в фундамент основ нашей государственности. Ведь согласно статье 135 Конституции России положения данной главы могут быть пересмотрены только Конституционным Собранием, созываемым на основании специального федерального конституционного закона. Собрание либо признает неизменность Конституции, либо готовит и абсолютным большинством голосов принимает новую Конституцию.
Вот в этом и заключается, на мой взгляд, «правовой подвох».
Если обратиться к зарубежному опыту, то такого жесткого порядка изменения конституции нет ни в одной стране.
Например, согласно статье 79 любая статья Конституции Германии может быть изменена специальным законом, принимаемым в 2/3 голосов Бундестага и в 2/3 голосов членов Бундесрата. За более, чем 50 лет существования этого закона из 146 его статей были подвергнуты изменениям и дополнениям свыше 100 статей. Добавлены три новых раздела, включены новые статьи, при том, что способу изменения основной закон Германии можно отнести к жестким конституциям.
В России законопроект о Конституционном Собрании был внесен в Государственную Думу еще в 2010 году группой депутатов, однако был отклонен. После этого неоднократно предпринимались попытки инициировать его новое рассмотрение, однако они признавались преждевременными.
Помимо положений о приоритете международного права можно было бы подкорректировать и ряд других конституционных положений с учетом более чем 20-летнего действия нашей Конституции.
В связи с этим предлагаются следующие поправки в Конституцию Российской Федерации.
Первая – исключить из Конституции положения, согласно которым международное право составляет неотъемлемую часть правовой системы Российской Федерации, и закрепить в ней приоритет национального законодательства.
Здесь же хотелось бы сразу отметить, что существует особая группа международных норм – императивные нормы общего права (jus cogens), к числу которых относится, например, запрет совершать воен­ные преступления. Согласно ст. 53 Венской конвенции международные соглашения, противоречащие таким императивным нормам, ничтожны. Эти нормы действуют даже в отношении госу­дарств, не подписывавших соответствующих конвенций и не признающих для себя обязательности таких норм.
Истории известны случаи применения санкций за нарушение этих норм как государством, так и его гражданами (например, Германия в ходе Нюрнбергского трибунала).
Такие нормы, на которых зиждется мировой порядок, естественно должны иметь безусловный приоритет.
Вторая – наделить Конституционный Суд Российской Федерации правом проверки конституционности положений международного права, а также того толкования, которое было придано им при разрешении дела международной судебной инстанцией в отношении прав и законных интересов Российской Федерации.
Если при этом будет признано противоречие между нормами международного права и Конституции Российской Федерации, то Государственная Дума будет обязана денонсировать международный договор (в полном объеме или в части), внести изменения в национальное законодательство, которое было принято для имплементации нормы международного права, либо принять иные меры, направленные на устранение противоречий.
Кроме того, необходимо продолжать работу по совершенствованию Конституции Российской Федерации с тем, чтобы она чётко определяла ценностную иерархию нормативных правовых актов.
Но это все вопросы отдаленной перспективы. В настоящее же время необходимо привести наше законодательство в соответствие с названным решением Конституционного Суда.
В частности, необходимо наделить Конституционный Суд Российской Федерации не только правом, но и обязанностью проверки конституционности готовящихся к подписанию и ратификации и применяемых на территории России договоров и норм международного права, а также того толкования, которое было придано им при разрешении дела международным судебным органом.
Ведь зачастую, разногласия заключаются не в прямом противоречии норм международного права нашей Конституции, а именно в том толковании, которое придают международные органы правосудия таким нормам.
Прав был глубоко уважаемый мной Председатель Конституционного Суда Валерий Дмитриевич Зорькин, когда утверждал, что чрезмерное использование у нас институтов международного правосудия может привести к тому, что такое правосудие становится не международным судейским арбитром, а механизмом в руках какой-либо сверхдержавы или группы сильных государств, особо подчеркивая роль в этом процессе США.
Именно поэтому отказ от приоритета международного права и его автоматической имплементации в национальное законодательство становится вопросом обеспечения нашего суверенитета, причем не только правового, но и экономического, политического и в целом – государственного. Потому что все эти сферы регламентируются правом.
Установление приоритета национального права над международным применительно к нашей стране в сложившейся геополитической ситуации имеет принципиальное значение, так как страна испытывает потребность в повышении уровеня национального правового суверенитета, а также эффективного отражения внешних угроз.
Понимание сути принципов международного права деформировалось на фоне политической эскалации. Они активно используются США, а вслед за ними и странами Евросоюза для реализации собственных военных и других геополитических интересов, направленных на ослабление России, недопущение создания у нас юридических основ для противодействия санкциям и другим мерам, принятым против нас.
Ангажированы и Европейский Суд по правам человека, и другие международные судебные органы, которые, используя прецедентное право (то есть порядок, при котором по усмотрению суда в основу решения может быть положено другое решение, принятое по аналогичному дела, а может быть, создан новый судебный прецедент, противоречащий ранее вынесенным) и откровенно схоластические приемы, односторонне и искаженно применяют положения международных актов.
Поэтому отказ от приоритета международного права и его автоматической имплементации в национальное законодательство становится вопросом обеспечения нашего суверенитета, причем не только правового, но и экономического, политического и в целом – государственного. Потому что все эти сферы регламентируются правом.
Конституционный суд признал безусловный приоритет нашей Конституции над Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод. Это правильное, обоснованное и самое главное, безусловно, правовое решение. Данная позиция Конституционного суда РФ полностью соответствует Конституции РФ, основана на ней, а также учитывает передовой опыт конституционного судопроизводства, в том числе в таких развитых в правовом отношении странах, как Германия, Великобритания, Италия, США и других.
Несогласие с толкованием Конвенции о защите прав человека и основных свобод, постановлений Европейского суда по правам человека имеет место и в практике европейских государств.
Наиболее показательной в этом плане является практика Федерального конституционного суда ФРГ.
Она опирается на выработанную этим судом правовую позицию, которая закреплена в его постановлениях от 11 октября 1985 года, от 14 октября 2004 года и 13 июля 2010 года.
Тот же подход использовал Конституционный суд Итальянской Республики, не согласившись с выводами ЕСПЧ.
В постановлении от 19 ноября 2012 года итальянский суд указал, что соблюдение международных обязательств не может являться причиной снижения уровня защиты прав, уже заложенного во внутреннем правопорядке. Напротив, оно может и должно представлять собой действенный инструмент расширения этой защиты.
О приоритете конституционных норм указывается и в постановлении Конституционного суда Итальянской Республики от 22 октября 2014 года. В нем говорится, что решение международного судебного органа в случае конфликта с основными конституционными принципами итальянского права делает невозможным какое-либо восприятие в контексте статьи 10 Конституции Итальянской Республики, которая в обычных условиях предусматривает автоматическую рецепцию международного права в национальную правовую систему.
Конституционный cуд Австрийской Республики, признавая значимость Конвенции о защите прав человека и основанных на ней постановлений Европейского cуда по правам человека, в постановлении от 14 октября 1987 года также пришел к выводу о невозможности применения конвенционных положений в истолковании Европейского cуда по правам человека, противоречащих нормам национального конституционного права.
Верховный суд Великобритании и Северной Ирландии в решении от 16 октября 2013 года отметил неприемлемость для британской правовой системы выводов и толкования Конвенции о защите прав человека и основных свобод, содержащихся в постановлении Европейского суда по правам человека от 6 октября 2005 года относительно проблемы избирательных прав заключенных. Согласно его правовой позиции решения Европейского суда по правам человека в принципе не воспринимаются как подлежащие безусловному применению. По общему правилу, они лишь «принимаются» во внимание. Следование же этим решениям признается возможным лишь в том случае, если они не противоречат основополагающим материальным и процессуальным нормам национального права.
Надо подчеркнуть, что во всех приведенных случаях речь идет не о противоречии между Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и национальными конституциями, а о коллизии толкования конвенционного положения, данного Европейским судом по конкретному делу, и положений национальных конституций.
В Постановлении от 26 февраля 2010 года Конституционный суд РФ отмечал необходимость законодательного закрепления механизма исполнения окончательных постановлений Европейского суда по правам человека. В этой связи Федеральным конституционным законом от 4 июня 2014 года статья 101 Федерального Конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» была дополнена. Появилось положение о том, что в случаях, когда межгосударственный орган по защите прав человека констатирует нарушение российским судом этих прав при применении закона либо отдельных его положений, вопрос о возможности применения соответствующего закона может быть решен только после подтверждения его соответствия Конституции России. Российский суд общей юрисдикции, а также арбитражный суд обязаны обратиться с запросом в Конституционный суд РФ. Они должны просить проверить конституционность этого закона. В этом случае производство по делу приостанавливается.
ЕСПЧ, с моей точки зрения, излишне гиперболизирует и, я бы даже сказал без достаточных оснований, абсолютизирует значение международного права при рассмотрении конкретных дел, находящихся в его производстве. Именно по этой причине в его практике, особенно в процессе исполнения решений ЕСПЧ, нередко возникают острые правовые коллизии. Последствием таковых является нежелание государств исполнять его решения.
Мне представляется, что при рассмотрении жалоб судьи ЕСПЧ в недостаточной степени уделяют внимание анализу специфики внутригосударственного законодательства соответствующих стран, их основам и прежде всего конституционным, базовым положениям, правовым традициям, особенностям, наконец, правовой идеологии и правовой психологии, сложившейся в том или ином государстве.
К сожалению, преобладает, что называется, правовой догматизм.
Не учитывается криминогенная обстановка в той или иной стране, общий уровень преступности, доля в ней тяжких и особо тяжких преступлений, отношение общества к опасным преступным деяниям. Отсюда иногда недостаточно обоснованные решения ЕСПЧ относительно мер принуждения к обвиняемому или подсудимому, утверждения, что они «избыточно жесткие». Ну а что прикажите делать: освобождать бандита, убийцу из-под стражи и отпускать на подписку о невыезде. Вот после таких решений российских судов «наши» преступники и бегут за рубеж, но, как правило, «просвещенная Европа» не спешит с их выдачей нам. Таких примеров немало.
ЕСПЧ в основном занят защитой прав обвиняемых и подсудимых. Это, безусловно, дело важное, необходимое. Но действительно справедливый суд должен учитывать и защищать интересы и потерпевших. Ведь они тоже имеют право на защиту, на суд законный и справедливый. Поэтому ЕСПЧ, при вынесении вердикта по жалобе обвиняемого или осужденного, например, по делу об убийстве ребенка, было бы неплохо поинтересоваться мнением родителей погибшего.
В некоторых решениях ЕСПЧ отчетливо прослеживается презумпция виновности государства и безусловной невиновности заявителя в тех проблемах, которые появились у обратившегося туда человека. Но нет нужды доказывать, что предвзятость и необъективность судьи - верный путь в вынесению неправосудного решения.
Представляется, что ЕСПЧ чрезмерно увлекается субъективными, оценочными суждениями. Мы уже сказали об этом. Например, «чрезмерное принуждение» - понятие очень субъективное, для каждого общества и государства - в особенности. Поэтому подобные оценочные категории надо применять чрезвычайно осторожно и во всяком случае не злоупотреблять ими.
ЕСПЧ нередко и, как правило, вполне справедливо упрекает национальные юрисдикции в превышении «разумных» сроков расследования и рассмотрения уголовных дел национальными судами. Но и сам в этом отношении не является примером. Процедуры рассмотрения жалоб в ЕСПЧ растягивается на годы. Где же здесь пресловутая «разумность сроков»?
Но, пожалуй, самое главное заключается в том, что ЕСПЧ не принимает во внимание то чрезвычайно важное обстоятельство, что действующее в том или ином государстве законодательство, как правило, основывается на базовых положениях национальной Конституции. Более того, положениями Основного закона государств, как правило, пронизана ткань отраслевого законодательства страны. Так, например, уголовно-процессуальное законодательство России полностью соответствует основополагающим принципам нашей Конституции, пронизано не только ее «буквой», но и ее «духом». Более того, целый ряд важнейших конституционных положений воспроизводится в уголовно-процессуальном законе и составляет его основу. ЕСПЧ не может этого не учитывать. Более того, он должен очень внимательно относиться к вопросу о том, соответствуют ли принятые национальными правоохранительными органами решения и действия, которые обжалуются в ЕСПЧ, положениям Конституции государства. Если соответствуют, то критика ЕСПЧ по такому решению должна быть предельно конкретной, корректной и безупречной. И, вне всякого сомнения, не могут подвергаться правовому остракизму со стороны Европейского суда положения Конституций, на которых основывается то или иное решение национального правоохранительного органа, особенно суда национальной юрисдикции.