Несерьёзная история

   Мой прадед, Кравцов Алексей Егорович, попал на Ставрополье ещё ребёнком. Его отца, Егора, царские власти за заслуги перед Отечеством наделили каменоломней в этих краях, так как он был каменщиком - то ли сотником, то ли десятником на одной из каменоломен Подмосковья.
   Прапрадед был очень высоким, под два метра роста, статным, крупного телосложения человеком. Помимо умения хорошо и честно трудиться мой предок очень любил ярмарочные дни, на которых проходили бои, где равных ему не было. Ни разу с кулачных боёв он не приходил побеждённым. Перебравшись на Ставрополье прапрадед не оставил своей любимой забавы и с таким же наслаждением побеждал на новых землях. Но, если в Подмосковье он был своим и признанным победителем, то на Ставрополье подвиги чужака приняли в штыки. В один из ярмарочных вечеров, когда Егор возвращался домой с очередной победой и махнувший по такому случаю пару чарок, был встречен компанией побеждённых и обиженных мужиков. Как известно, один в поле - не воин. Накостыляли ему по полной. Домой мой предок еле дополз, а через две недели, так и не оправившись, скончался.
   Его сын Алексей (мой прадед) статью тоже пошёл в отца, но, то ли памятуя о его трагической гибели, то ли в силу своего характера, никогда не пил и не курил и опасных увлечений не имел. Зато он очень много читал, любил порассуждать и пофилософствовать, любил собеседнику устраивать, своего рода, тестирование на предмет его пагубных пристрастий, во время которых собеседник сам делал вывод о вреде оных. Из рассказов родных знаю, что во время Гражданской войны прадед был медбратом при обозе и был здесь у нас, в Царицыне, как раз на нашей станции Сарепта.
 Его образ сохранился в моих детских воспоминаниях, мне посчастливилось увидеть и немного узнать его ещё при жизни. Это был степенный и, как мне казалось тогда, огромный человек с окладистой бородой. Разговаривал прадед ровно, не спеша, каждое своё слово впечатывая в сознание и душу собеседника и не повышая голоса ни при каких обстоятельствах. Зато прабабка, Ирина Васильевна, в девичестве Ковалёва  (в честь которой меня нарекли), была полной противоположностью своему мужу. Довольно высокая, худая и шустрая, постоянно высказывающая свои недовольства в адрес мужа и всех, кто попадался под её горячую руку. Прадед довольно флегматично воспринимал её тирады, иногда только посмеивался или шутил по этому поводу. Не имея пищи для длительных претензий и ответных реакций прабабка вынужденно затихала и тоже начинала шутить. В их доме была традиция чаепития из самовара, приобретённая в Подмосковье. Ежедневно с утра ставили самовар, когда его выпивали, ставился другой. Прабабка не участвовала в общем процессе наслаждения напитком, она только подносила и угощала присутствующих за столом, при этом приговаривая:
- Пейте, пейте, всё, что останется, моим будет.
И, действительно, она не вставала из-за стола, пока самовар не становился пуст, даже если для неё оставалась половина его содержимого.
   Однажды прабабка Ирина занемогла, да так, что совсем слегла в постель. К ней приходил врач, прописал лечение, назначил дополнительные рекомендации, но ничего не помогало и не могло поставить прабабку на ноги. Прадед Алексей ходил вокруг неё, вздыхал, охал и не знал, чем помочь, а ей с каждым днём становилось только хуже. Тогда прадед присел к изголовью жены и изрёк:
- Что ж, Иринушка, я вижу, тебе совсем плохо стало, хочу перед твоей смертью покаяться, облегчить свою душу. Помнишь, я лавку купил у Митрофановны?
- Помню, - напряглась прабабка.
- Так я эту лавку купил на память; любовь у нас ней была, недолгая, но страстная.
Прадед хотел ещё что-то добавить, но бабка пулей вскочила со смертного одра, побежала за топором и стала неистово кромсать злосчастную лавку. Когда с лавкой было покончено, прабабка Ирина набросилась с кулаками на мужа, выкрикивая страшные ругательства в его адрес, среди которых самым приличным было: враг пузатый. Прадед отбивался, смеялся, говорил, что он эту байку специально придумал, чтобы поднять её с постели, что важен результат, а не способ его достижения.
   В постель прабабка больше не легла, выздоровела в одно мгновение, но эту историю припоминала и не могла простить прадеду до конца жизни.

   Волгоград                Сарепта