Записки бармена. luis yuitton

                ЗАПИСКИ БАРМЕНА.   «LOUIS VUITTON

      В субботу ресторан работал до шести утра, персонал заранее готовился к ударной смене. Никого не огорчило вялое утро с редкими посетителями, никого не мог обмануть спокойный день с небольшим количеством заказов: несколько семейных обедов, немного случайных гостей, забежавших выпить кофе с десертами. Все ждали вечера. Администратор Оля, красивая синеглазая брюнетка не выпускала из рук телефон, принимая заказы на столики. Оторвать её от этого занятия могли только поставщики продуктов, тогда она передавала книгу с записями и телефон кому-нибудь из официанток или гардеробщице с указанием записывать всех желающих, а сама бежала к служебному входу.

       Гардеробщица Алла Николаевна, немолодая женщина интеллигентного вида, заправила свой термос кипятком, засыпала в него какие-то ароматные травы,  придающие необыкновенный вкус чаю, рецепт которого она держала в секрете. Этот чудесный настой был призван поддерживать её силы в длинную смену.

       Бармен Эдик, сверкая лысой головой, готовился к ночному марафону. Он проверял наличие алкоголя, выставляя дополнительно бутылки элитного коньяка и виски, из холодильника вынул большой пакет с кубиками льда, встряхнул его и принялся раскладывать по небольшим стеклянным ведёркам, чтобы удобнее было потом доставать и добавлять в напитки гостям. Ликёры и сиропы для коктейлей стояли стройной шеренгой, стаканы и бокалы сияли хрустальной чистотой. Окинув полки хозяйским взглядом, Эдик остался доволен. Единственное, что его беспокоило, это кофе-машина, её нужно было срочно чистить, но времени для этого уже не оставалось.

     - Да ладно, Эд, не парься, если что, отправляй за кофе ко мне! У меня аппарат в порядке, - успокоил его Коля, молодой парнишка - бармен из банкетного зала, открытого по случаю субботы.  Всю неделю ресторан обходились без него, но с пятницы по воскресенье все работали в полную силу и в полном составе, чтобы не упустить ни одного клиента и ни рубля выручки. Поэтому к пяти вечера подошла Галя, временно привлекаемая для обслуживания второй, запасной раздевалки. Она  поприветствовала персонал и приготовилась к наплыву гостей, которые не заставили себя ждать.

      Алла Николаевна принимала одежду, развешивая её и выдавая номерки, вешалки активно заполнялись.  Она, не всматриваясь в лица, привычно делила всех по степени значимости: кто-то был завсегдатаем, кто-то заходил впервые. У постоянных посетителей она принимала одежду без разговоров, а у новеньких - выборочно, по своему усмотрению, направляя тех, кто ей не приглянулся во второй гардероб. Вскоре свободных крючков у неё осталось совсем мало, Алла Николаевна решила, что пора незанятые попридержать для тех гостей, которые привыкли раздеваться именно здесь и всегда оставляли ей чаевые. И она начала направлять всех новичков к Гале, где было пока просторно. И вошедшему молодому человеку, небрежно бросившему ей на барьер пальто, она предложила пройти во вторую раздевалку.

     - Не, я здесь хочу! Я привык всегда сюда сдавать! – заявил он.
     - Так вы – постоянный гость? Что-то я вас не припомню, - усомнилась Алла Николаевна.
     - Я вообще – бандит, - заявил парень и положил рядом с одеждой тысячерублёвую купюру, после чего прошёл в зал, не дожидаясь, когда ему выдадут номерок. Особым гостям такие формальности не требовались – и их, и их одежду персонал обязан был запомнить, если, конечно рассчитывал получить за это благодарность. Этим посетителям всегда находились места и в гардеробе, и в зале ресторана, даже когда мест не было в принципе.

     - Уважаю, - проговорила Алла Николаевна, забирая деньги, а пальто бережно повесила отдельно в специально отведённом уголке. Вечер начинался перспективно.
Официантки носились по залу с полными подносами, гости активно делали заказы, администратор из сил выбивалась, выискивая, куда бы пристроить вновь прибывших. Подвыпившие завсегдатаи выходили на улицу покурить, там же происходили и выяснения отношений, иногда переходящие в драки с последующими примирениями. После возвращения не все сразу направлялись в зал, особенно разгорячённые ещё долго толпились на входе перед гардеробом, продолжая распри и курение к неудовольствию Аллы Николаевны, которая должна была терпеть запах сигарет, шумные разборки  и свары.

      Она старалась дистанцироваться от навязчивых посетителей, но это не всегда получалось, некоторые испытывали её терпение, донимая непотребным поведением.  Одна парочка казалась особенно неприятной. Когда они входили, то не обратили на себя внимания, но хорошенько выпив, стали совершенно невыносимы.

     - Смотри, Люда, какие придурки! – обратилась Алла Николаевна к уборщице, подошедшей подмести окурки у дверей. - Мужик явно какой-то начальник, а тётка в нём настолько заинтересована, что терпит все его выходки.
     - Может, какой-то проверяющий? – предположила Люда.
     - Может быть. Он её просто зажимает без всякого стеснения! А она и послать его хочет, и боится. Она уже несколько раз пыталась уйти, я ей одежду выдаю, а он  у неё забирает и обратно сдаёт, задолбали меня. Загоняли как муху до пота! Пальто сдали – пальто забрали, и так пять раз. Терпения никакого не хватает. Это у меня! А у этой тётки – не знаю уж как.
     - Служебный роман, – хмыкнула Люда.
     - Скорее – служебное домогательство. Если ещё раз заберут одежду – я назад больше не приму. Скажу – места нет.

      В это время парочка в очередной раз подошла к гардеробу, мужчина прижал спутницу к стойке и опять принялся её тискать. Та  снова протянула номерок.

     - Так, уважаемые гости, не надо раскачивать мне барьер. Вы его скоро в щепки разнесёте! – не выдержала гардеробщица.
     - Что вы себе позволяете? Что вы вмешиваетесь в разговор? Это возмутительно! Ваше дело сидеть там и одежду подавать, вот и делайте свою работу, а к нам не лезьте! – вспылил мужчина.
     - Это вы что себе позволяете? Вы тут только что не трахнулись прямо у входа! Это ресторан, а не бордель, между прочим. И вообще, будете получать пальто или нет? Если забираете, то забирайте, что вы туда-сюда суётесь, решайте уже!

      Женщина благодарно взглянула на рассерженное лицо гардеробщицы. Та ожидала агрессивной реакции мужчины, но он внезапно осёкся и замолчал.

     - Извините, мы ещё посидим, - проговорила его спутница и направилась в зал.  Её неприятный спутник последовал за ней.
     - Слава Богу! Надо было их раньше послать, да я скандала не хотела. Наверное, он женат, вот и побоялся огласки, сразу стих, - выдохнула с облегчением Алла Николаевна.
    - Все они, как выпьют, так к чужим бабам под юбку лезут. Кобели, одно слово, -  посочувствовала Люда и отправилась дальше со своей метёлкой, потому что дел у неё хватало.
 
      К стойке подошёл молодой парнишка, выглядел он неестественно, и дело не в том, что его слегка покачивало, для того и ресторан, чтобы выпить и расслабиться. Не это обеспокоило гардеробщицу, взглянув на него пристально, она обратила внимание на бледное отрешённое лицо и сумасшедшие глаза с огромными зрачками, почти полностью поглотившими радужку. 

     «Обдолбанный, ясно дело, уже нанюхался своей дряни, - поняла она, подавая ему куртку, - Мальчишка-то хороший, жалко его».
     Этот молодой человек часто приходил сюда, она знала, что он айтишник, занимался разработкой компьютерных программ, игр, ему хорошо платили, в деньгах он не нуждался. Она приметила его давно, он был деликатным клиентом, часто появлялся вместе с девушкой, а теперь оказался почему-то один.

    - Что вы так смотрите? Не нравлюсь? А у меня горе! Имею право! Девушка меня бросила! Вот так! – заявил он гардеробщице.
    - Девушка бросила? Печально, конечно, но не смертельно, - успокоила она его.
    - Да что вы понимаете! Вам то что? У вас всё хорошо, вы счастливая, у вас всё в порядке! А у меня, может, трагедия! Вам не понять.
 
      Парень выкрикивал свои упрёки, а женщина сочувственно смотрела на него, соображая, что, пожалуй, не стоит его жалеть, лучше высказаться. Мальчик умный, всё поймёт правильно.

     - Да? У меня всё хорошо? Это значит, работать в этом кабаке на гардеробе – предел мечтаний успешной женщины? Благополучные  не стоят тут, подавая куртки пьяным гостям. Счастливые по салонам, по магазинам носятся, по Канарам ездят, сами по ресторанам ходят, а не прислугой тут впахивают на старости лет.

      Парнишка, не ожидавший такой отповеди, удивлённо смотрел на неё, пытаясь сосредоточиться. Он молчал.

     - А то, что, девушка бросила, это даже хорошо, это полезно для души. Умение пережить потерю – это необходимый для человека опыт. Знаете, я вам завидую. Такие эмоции! Любовь, разлука, утрата – это жизнь. Это прекрасно!
     - Вы мне завидуете? Чему тут завидовать? – оторопело спросил парнишка, а женщина продолжала.
     - Всего этого у меня уже нет, и никогда больше не будет, этому я и завидую. Это жизнь! И она проходит мимо меня. Знаете, вы когда-нибудь станете таким, как я, а я уже никогда не буду такой, как вы. И это самое главное, чему я завидую.

      Парень не нашёл, что ответить, он молча оделся, поглядывая на гардеробщицу, и, пошатываясь, направился к выходу. К барьеру подошла администратор.

      - Что, Алла Николаевна, проблемы? Если что, к охраннику обращайся.
      - Нет, всё в порядке, парнишка немного перебрал, похоже, нанюхался дряни, а так он мальчик хороший, проспится - придёт в норму.
      - Проблем не создавал?
      - Нет, он безобидный, я сама с ним разобралась.
      - Смотри, если что – к охраннику.
      - Пока нет необходимости.
      - Люда сказала, что в туалете порошок насыпали на подоконник, сволочи!
      - Да я видела, они прямо со стола свою дурь нюхают. Ничего не боятся!
      - Ладно, пока проблем не создают, пусть развлекаются. Я не обязана всё видеть.
      - Ну, да, за их нравственность мы не отвечаем.
      - Главное, чтоб заказы делали и по счёту платили.

      Они согласно покивали и занялись каждая своим делом.
      Вечер продолжался, гости заполнили весь основной, и целиком банкетный зал, и даже все места у барной стойки оказались заняты, а посетители всё шли и шли. В гардеробе не осталось свободным ни одного крючка, на некоторых висело уже по два пальто, и даже на стуле, предназначенном для Аллы Николаевны, лежал целый ворох одежды, а сама она, с удовольствием отказывая входящим, стояла, облокотясь о барьер. Чая в её термосе уже не осталось, а пить хотелось, но она опасалась отолучиться со своего поста и высматривала, кого бы из официанток попросить принести ей из бара горячей воды. Но  все девчонки, озабоченные заказами, носились от кухни к столикам, им было не до неё.

     В это время в ресторане появился ещё один посетитель, уже изрядно пьяный, но всё равно желающий продолжить вечер. Администратор Оля, оказавшаяся в это время рядом, извинилась, что не может его никуда пристроить.

     - Ну, хотя бы в бар? – предложил вошедший.
     - И в баре нет мест к сожалению.
     - А тут вот, я что, не могу выпить рюмку коньяка? Это ведь тоже стойка бара? – махнул он рукой в сторону барьера раздевалки.
     - И вот девушку хочу угостить, - указал он на усталую гардеробщицу.

     Оля удивлённо уставилась на него, на не менее удивлённую Аллу Николаевну, а гость продолжал:
     - Я бы хотел пригласить её за столик, заказать ужин, выпить по бокалу. Вы не против?

     Это предложение показалось Оле, привыкшей к нестандартным ситуациям, всё-таки странным. Она колебалась, ей не хотелось упускать выгоду, но разрешить выпивать на барьере раздевалки – этот поворот совсем выбивался из правил. Хотя сейчас ночь, вряд ли начальство придёт с проверкой, а выручку можно срубить влёгкую. Словом, любой каприз за ваши деньги!

    - К сожалению, в зале мест нет. Но здесь вы можете, пожалуй, выпить коньяку, только вот присесть негде, - согласилась она.
    - Да ничего, я постою, вот как раз в приятной компании.
    - Хорошо, какой коньяк вам принести?
    - Дайте карту посмотреть, ага, так… вот этот, сто грамм, но я хочу вместе с девушкой, вы согласны? – он повернулся к гардеробщице.
    - Не знаю, я на работе, только если администратор разрешит, - ответила та.

     Оля смотрела на неё, раздумывая. Коньяк  гость выбрал дорогой, а если две порции возьмёт... Мало ли чудаков на свете! Да ладно, пусть мужик чудит!

    - Ну, хорошо, я разрешаю, только Алла Николаевна, ты как, после допинга останешься  адекватной? Работать–то сможешь? До утра ещё времени много!
    - Да что со мной сделается от одной рюмки?
    - Тогда вам сто грамм, а тебе? – обратилась Оля к гардеробщице.
    - Мне пятьдесят будет достаточно.
     Администратор кивнула и направилась в бар. А гость принялся любезничать с Аллой Николаевной.
 
    - Я вообще хотел бы пригласить вас за стол, да я бы мог целый зал снять для нашей встречи. А может быть, мы бы в ночной клуб сходили потанцевать? Вы тут совсем не на своём месте, я вижу, вы достойны большего.

     Женщина оценивающе смотрела на мужчину, прикидывая, насколько тот пьян. Конечно, пропустить рюмку на халяву неплохо, но всё остальное – бред.

     - Вы мне не верите? – спрашивал посетитель.
     - Что вы в клуб хотите меня пригласить?
     - Что я могу целый зал для вас заказать! Я вообще-то не местный, я в Москве живу. Здесь  у меня небольшой бизнес, а основной в столице.

     «Вот насмотрелись фильмов, теперь готовы головы дурить провинциалкам! Это он пытается «Однажды в Америке» копировать. Какие они все позёры, эти мужики», - усмехнулась в душе Алла Николаевна, с любопытством поглядывая на гламурного гостя. Он выглядел как особь мужского пола на страницах глянцевого журнала, всё по полной программе: одежда, пафосные манеры, непривычная для местных мужчин сумка на плече - такие здесь не носят, пожалуй, он действительно москвич.

     Оля принесла заказ: гостю в бокале, а гардеробщице в кофейной чашке для конспирации. Коньяк оказался очень приличным, отметила про себя женщина.

    -  Так вы мне не верите? – продолжал мужчина.
    -  Отчего же, верю.
    - Нет, я вижу, что не верите. А, между прочим, может быть, я – ваш шанс, билет в новую жизнь! Это  место, где вы стоите – не ваше. Я могу изменить вашу судьбу. Вы верите мне?
    - Верю, верю!
    - Давайте ещё по коньяку?
    - Спасибо, мне ещё работать. Вы мне лучше кофе закажите.
    - А телефон свой дадите?
    - Отчего же не дать, дам.

     Они выпили ещё, он – коньяка, она – кофе. И столичный гость отбыл, заранее предупредив, что позвонит.

     - Ну, ты даёшь, Алла Николаевна! Такой успех! Персонаж приличный и так запал на тебя, – подивилась Оля, контролирующая ситуацию.
     - А что же, я ещё неплохо выгляжу, – усмехнулась та, - Умные мужики ценят меня. Не всем нужны малолетки.
    - Ты не теряйся! Вообще-то москвичи часто заводят тут любовниц, они мужики щедрые, не чета нашим местным жлобам.
    - О чём ты говоришь, Оля! Он ещё не знает, сколько мне лет, как узнает, так и кончится весь интерес. 
    - А ты не говори.
    - Ему лет сорок или чуть больше, а я-то уже – на пенсии. Это сейчас он ко мне подкатывает, пока пьяный, а проспится и забудет, где был и с кем разговаривал.
    - А телефон всё-таки дала!
    - Дала, но не свой. Нужно было, чтобы он спокойно ушёл, а завтра он и не вспомнит, чей это номер.

     Женщины посмеялись и занялись каждая своим делом. Гардеробщица порадовалась, как вовремя подоспел этот чумовой москвич со своим угощением, допинг в виде кофе с коньяком оказался как нельзя кстати.

     Постепенно работа ресторана вошла в привычный ритм, шквал случайных посетителей начал ослабевать. После двенадцати в их составе произошла перемена: начали отбывать те, кто заглянул к ним перед походом в ночной клуб, где цены в разы выше. Молодые люди часто так делали, чтобы не сильно тратиться – заскочат ненадолго, выпьют, хорошенько закусят, а уж потом несутся развлекаться, как говорится, сытые и пьяные. Вместо них хлынула волна завсегдатаев, уже в изрядном подпитии, весёлых и щедрых. Одни из них оставались до утра, другие задерживались ненадолго, немного потусовавшись, они удалялись, а им на смену прибывали новые. Эти приливы, сменяя друг друга, следовали друг за другом, не давая персоналу передышки.

     После двух часов наплыв гостей начал постепенно спадать, посетители стали разъезжаться, вызывая такси по телефону. Машины непрерывно отъезжали и прибывали. Одна тачка постоянно караулила у ресторана, а водитель стоял прямо у гардероба. Он постоянно тут дежурил,  был хорошо знаком персоналу и не разменивался на случайные вызовы. Он  упорно ждал своего пассажира, пусть даже одного, но солидного и щедрого. Как правило, своего золотого клиента он всё-таки получал.

      В гардеробе стало почти просторно, освободился стул, где усталая женщина могла посидеть, и ей даже удалось выбрать минутку, чтобы заскочить в бар за кипятком.

      Официантки тоже смогли немного расслабиться, кто-то пошёл на кухню перекусить, кто-то просто сидел в подсобке, вытянув уставшие ноги.
После трёх зал начал пустеть, оставались только самые настойчивые завсегдатаи. Наконец, наступило самое неприятное время – это пара часов до закрытия, когда посетители почти все разошлись, вернее, разъехались на такси, а те, которые ещё сидели за столами, тупо ждали утра, чтобы добраться до дома на общественном транспорте, потому что на тачку денег уже не было. А персонал, с ненавистью глядя на задержавшихся гостей, уже ничего не ждал, даже чаевых, только терпеливо отсчитывал минуты, когда можно будет уйти.
 
     Хотя, присутствие посторонних всё-таки развлекало, вернее, отвлекало от желания заснуть.

     Виолетта устроилась на высоком табурете перед баром, предназначенном исключительно для клиентов. Днём  эта вольность была недопустима, но под утро, при почти пустом зале, никто не собирался упрекать её в этом.

     - Хорошо, что ресторан работает до шести не каждый день. А то можно было бы умереть от скуки под утро, – пожаловалась девушка бармену, пересчитывающему свои запасы.
    - Скучно ей! Работать, что ли хочешь? Не надоело бегать между столиков? – парировал Эдик.
    - Да всё лучше, чем просто без дела сидеть. Народу нет, а уйти нельзя, вдруг кто-то случайно заскочит.
    - Как народа нет? Вон, сидят же трое!
    - Что толку с них? Просто тоже ждут утра, как и мы. Делать нечего, того гляди, заснёшь.

    - Кому это тут скучно? –  подошла к ним администратор.
    - Ну, мне скучно, - протянула Виолетта.
    - Оля, дай ей работу, чтобы она не лентяйничала, - посоветовал бармен.
    - Так, Виолетта! Я сколько раз тебе говорила: на работу не надевать золотые украшения, а ты опять кольцо нацепила. Официантка должна выглядеть скромно, даже бедно, чтобы гостям её жалко стало, тогда они и на чай будут больше давать.
    - Оля, не ругайся, я кольцо только что надела, оно у меня в кармане лежало, а так – я скромная.

    - Ладно! Хорошо, хоть ногти бесцветным лаком покрыла, а глаза, зачем так накрасила? Взяла бы пример с Сони, она всегда скромно выглядит, – проворчала Оля.
    - Соня! Она даже если накрасится, всё равно будет облезлая, как моль, - фыркнула Виолетта.
    - Эдик, а у тебя что, тоже дел нет? Кофе-машину пора прочистить, а то она опять барахлит, – строго выговаривала администратор.

     Из подсобки выглянула посудомойка Надя:
     - Виолетта, пойдём к гардеробу, там Вовик прикольные истории рассказывает.
     - Это что же, Володя оставил пост у кухни? – возмутилась Ольга.
     - Да брось ты, Оля! Служебный вход он закрыл, там же всё тихо! Я всю посуду перемыла, а Тамара кухню, повара уже тоже у Аллы Николаевны сидят, и я пойду, ладно? Если что, я там.

    - Ладно, идите, а то и вправду заснёте. Только не пейте там! А то я знаю, у Люды уже сливочный коньяк в подсобке стоит.
    - И что? – возмутилась уборщица, заглянувшая в зал с ведром и метёлкой в руках. - Ну, да, я сливаю остатки со столов, но я не собираюсь никому их давать. Это  для моего брата! Он же, сами знаете, пьющий, а когда трезвый - буйный. Так что мне без бутылки домой лучше не появляться.
    - Люда, ты же всё подряд сливаешь: и пиво, и водку, и коньяк, если попадётся…
    - Неправда! Я пиво отдельно собираю, у меня же там две бутылки стоят. А моему брату вообще без разницы, что пить, был бы градус. А насчёт того, что я своим налью,  не сомневайся, Оля! Никому не дам, самой нужно.
    - Ладно, идите уже. Только тихо там сидите!

     Виолетта направилась к раздевалке, там уже точно, расположилась почти вся смена: два повара, посудомойка Тамара, обе гардеробщицы, бармен из банкетного зала и официантка Соня. Администратор, забежав на минуту в свой кабинет, вскоре присоединилась к персоналу. 

     -  Алла, ну как смена прошла? В сауну тебя не звали сегодня? А то меня опять малолетки обдолбанные приглашали! – со смехом заявила Галя.
     - Опять? – хмыкнула администратор, - Большим успехом пользуетесь, девчи! А у нашей Аллы Николаевны серьёзный поклонник завёлся - москвич, коньяком угощал, целый ресторан снять обещался, телефончик взял. Молодец, Николаевна, развела мужика на кругленькую сумму!
     - Нашли чем хвастаться, - проворчала Люда, - Да они к вам, как к проституткам относятся!
     - Завидуй молча! - парировала Галя, - Мы что, виноваты, что мужикам нравимся?
     - А нечего с ними заигрывать, разговоры разговаривать! Вот мне никто такие предложения не делает.

     Это заявление вызвало взрыв смеха, а Оля постаралась утешить уборщицу.
     - Ничего, Люда, в следующую смену мы тебя на гардероб поставим, и тебе тоже перепадёт шанс в сауну на халяву сходить!
     Галя смеялась от души, а Алла Николаевна иронично отмахнулась от сомнительного комплимента Оли и забавной перебранки сослуживиц. Опершись  локтями о барьер, она прихлёбывала свежезаваренный чай из термоса, не отрывая внимательного взгляда с охранника Володи. Жилистый, коротко стриженый немолодой мужчина заливался соловьём.
 
     - Так ты что же, к внукам ездил во Францию? – переспрашивала она.
     - А чего же не прокатиться, раз сын приглашение прислал? Посмотрел на их жизнь заграничную.
     - И как там люди живут?
     - Да нормально всё!
     - А сын твой, где работает?
     - Компьютерщиком в какой-то компании, а невестка в юридической фирме по связям с другими странами.
     - Ну, он и здесь мог бы так работать. И зачем тогда нужно было туда ехать? Ладно бы, миллионером стал, - разочаровано протянула Люда.

     Все дружно засмеялись, Люда попыталась оправдаться:
     -  Ну, я думала, за границей - все миллионеры! А он просто компьютерщик, просто работает.

    - Ну ладно, продолжай, – прервала её гардеробщица, - Так ты говоришь, что с Францией у тебя и прежде связи имелись? Бывал там раньше?
    - Нет, я первый раз в этом году за границу ездил, а отец мой, да, был там! Он во время войны воевал в их партизанском отряде – «маки» назывались. Он на Украине жил, и его подростком угнали в Германию на работу, а он от немца сбежал и попал во Францию, а там к их движению Сопротивления прибился.

     - Ничего себе повороты жизни! Интересно как! Он тебе, наверное, много чего рассказывал про интернациональную бригаду, - заинтересовался бармен Коля.
     - Да нет, ничего особенного он не рассказывал. Тогда об этом вообще старались помалкивать, всё-таки, был за бугром, с иностранцами общался, за это могли вообще в лагеря сослать. Ну, кто постарше, помнит.
      Гардеробщицы согласно закивали, охранник продолжал.

      - Закончил-то он войну уже вместе с советскими войсками, а пятно на биографии всё равно осталось. Мне из-за этого и визу долго не открывали, когда я мореходку закончил, все парни в загранку ходили, а я вдоль берега – каботаж!
      - Да! Вот и воюй за дружественные страны! – возмутился Коля.
      - Ещё хорошо, что он подростком был, а не солдатом в плен попал, а то бы не открестился от измены. Он и так после войны сразу на Дальний Восток уехал – подальше он центра. Типа осваивать отдалённые районы!

     - Но ведь сейчас много говорят про союзническую помощь: «Нормандия-Неман», «Ленд-Лиз», северные конвои, всё такое, – недоумевал Коля.
     - Сейчас говорят, а тогда все это скрывали. Потом уже стали про дружбу народов рассуждать, даже начали встречи наших ветеранов с ихними устраивать, батю, тоже как-то раз пригласили. Вызвали в военкомат, проинструктировали, как себя вести, что можно говорить, а о чём лучше помолчать. Собрали их  таких бойцов разных интербригад  в Москве, выдали им всё новое: костюмы, рубашки, ботинки, шляпы, галстуки, плащи, даже бельё.

     - Что, и трусы с майками?
     - Ну! Носки, трусы, майки! И всё такое красивое было, какого никто раньше не видел - как заграничное, но только наше. Говорят, какой-то дом моделей по спецзаказу шил. А когда встречу провели, всё это отобрали, и отправились ветераны по домам в том, в чём приехали. Но не все! Двое оказалось парней ушлых, смекнули, что потом обновки придётся сдать, один старое барахло просто выбросил, а мой батя свои пожитки аккуратно сложил и отправил по почте на свой адрес. А когда пришли наши особисты, они и говорят, что другой одёжи нет, переодеться не во что.  Так им с этим мужиком всё и оставили, не ехать же им домой голыми! Вот так у отца появились шикарные шмотки, он потом лет десять их по праздникам надевал. Все завидовали!
     - Хитрый твой батя!
     - Хохол!

     - Что, неужели вот так и было: сначала выдали одежду, а потом забрали? Как-то странно, – засомневалась Виолетта.
     - Ничего странного, – вступила в разговор посудомойка Тамара, - Я смотрела по телевизору, наш модельер Вячеслав Зайцев говорил, что специально для встреч с иностранцами нашим людям действительно шили новую, модную одежду. Полный  прикид всей делегации, если что! А потом, после окончания мероприятия всё это добро сдавали обратно, на склад. Он говорил, что до сих пор хранятся огромные коллекции после разных конференций, съездов, фестивалей.

     - Я не поняла, а зачем отбирать эту одежду? – не успокоилась Виолетта.
     - А затем, что хорошая она очень, красивая, а все должны быть одинаковые, на всех такой красоты не хватило бы, - пояснил Вова.

     - Удивительная, какая жизнь у твоего отца: родился на Украине, побывал Германии, во Франции, на Дальнем Востоке. Шустрый какой! А женился сколько раз? – спросила Оля, она уселась за крайний столик, так, чтобы видеть и зал, и гардероб.
      Эдику тоже хотелось  поучаствовать в беседе, но он занимался кофейным аппаратом, поэтому издалека поглядывал на них, внимательно прислушиваясь к разговору.

     - Женился мой батя только раз. Так-то, дело прошлое, ходок он был, мать часто на него обижалась, но терпела, - продолжал рассказ охранник.
    - Ясно дело, после войны мужиков не хватало, бабы многое терпели, лишь бы хозяин в доме был, – хмыкнула Тамара.

    - Слыш, Вовик, а как ты думаешь, батя твой по Европе прошёлся с секс-туром? Раз он такой ходок.  Может, у тебя там, во Франции, полно внебрачных братьев-сестёр? - спросила администратор.
    - Вряд ли, он туда ещё подростком попал, хотя, кто знает! А теперь у моего сына жена иностранка.
    - Француженка?
    - Наполовину!

    - Значит, наполовину француженка, а на вторую половину кто?
    - А на вторую половину – немка. Сын, когда ездил к её родне по матери, так в этой Баварии встречался с её дедом, говорит, такой немчура типичный - рыжий амбал, как в кино показывают про фашистов.
    - Жив ещё дед?
    - Жив! Здоровый, крепкий, а мой батя уже давно помер – силикоз лёгких, после шахты. Может, они в войну стреляли друг в друга, а теперь – родня. Вот такая дружба народов.

   - Да, времена меняются. А как сын с ним?
   - Нормально, пиво вместе попили как мужик с мужиком.
   - А внуки, значит, вообще – коктейль в крови.
   - А крепче здоровье будет! Говорят, это полезно.
   - По-русски внуки разговаривают?
   - А как же! И такие слова интересные употребляют, обороты речи необычные.

   - А на кого похожи?
   - Младший на нас, а старший – типичный француз. Вот когда я смотрел фильмы с Пьером Ришаром или с Луи де Фюнесом, думал, что всё это придумали для смеха: ну, они такие взрывные, темпераментные, в истерике бьются, руками размахивают, чуть что – сразу истерика. Думал, это всё для кино сочинили, а оказалось, нет, всё так и есть. Французы вообще такие, эксц…эксп… как это?
   - Эксцентричные? Экспрессивные? – подсказала Оля.

   - Вот это самое! И наш старший такой же. Всех строить пытается, командовать, на своём стоит до последнего, и чуть что – в крик. Вот пошли мы гулять, он замёрз, и давать ныть: « Я недоволен! Мне холодно! У меня руки обледенели! Вы меня хотите погубить!» и только что на землю не падает. Я объясняю ему: « Чего тут орать? Давай варежки наденем, горячего чаю выпьем, согреемся». А он ничего слышать не хочет, в крик, и всё! Я говорю: « Вот так и Наполеон войну проиграл! Сунулся в Россию, а тут холодно, надо как-то привыкать, пристраиваться к чужому климату. А вы, французы, вот так только  криком кричите, и права свои требуете. Так и проиграли войну!»

    - Прикольно! Ребёнок и правда такие обороты речи использует: « Я недоволен, вы меня хотите погубить»? – удивлённо протянула Оля.
    - Именно такие.
    - И что внук, понял твои исторические сравнения? – вмешалась Виолетта.
    - Не знаю, может потом поймёт, а в тот раз – нет. Кричит, мол, неправда это, мы никому не проигрываем! Вот так.
    - Ты что-то уж очень серьёзно с ребёнком говоришь,  как на уроке в школе.

    - А как же! Пусть историю знает. Я тут недавно книжку читал, как французы отступали из России. Наполеон ехал в карете, обогнал своё войско, видит: жалкое зрелище, солдаты оборванные, голодные, унылые, в депрессии. Он решил подбодрить их, поднять боевой дух, вышел из кареты, так они на него набросились, чуть не растерзали. Он назад в карету и бегом! Вот у нас кто-нибудь начнёт ныть, что у него депрессия? Мужики разве станут скулить? Наши будут жаловаться, что водки мало. А они чуть что – депрессия! Даже мужики.

    - Что, правда, что ли? У мужиков депрессия? И не стесняются? – удивилась Соня.
    - Да все подряд плачутся про депрессию. У них это прямо за настоящую болезнь считается.
    - Жесть! С жиру бесятся, – фыркнула Соня.
    - Им бы наши проблемы, всю депрессию как рукой бы сняло, – проворчала Тамара.

    - Я про Наполеоновские войска  читал недавно, интересно! – продолжал Володя, - Они вообще дисциплинированные были, как все европейцы. Свои законы соблюдали, а чужие знать не знали, и узнавать не пытались, и приспособиться не хотели.
    - Это как?
    - Ну, вот, например. Если холодно, наши всегда найдут, как согреться: костёр разведут, горячего чаю напьются, да хоть водки! Ещё Суворов говорил, что в походе нашим солдатам помогут «четыре С»: сало, сухари, спирт, сахар. И наши всегда готовы приспосабливаться, а эти – нет! Вот когда наполеоновская армия шла по России, у них была такая проблема – многие солдаты страдали от обезвоживания.
    - Чего это вдруг? Засухи, тогда вроде не было.

    - А русскому человеку это даже трудно объяснить! Оказалось, когда кавалерия заходила в деревню, то лошадей разу вели к колодцам – поить. Коней было много, и всю воду вычерпывали для них, так что солдатам уже ничего не оставалось.
    - Я не понял - реки, что ли у нас пересохли? Озёра, например, пруды?  Там что, нельзя было лошадей на водопой отвести? – не удержавшись, выкрикнул Эдик.
    - Не принято у них так.
    - Гламурно, блин! Лучше от засухи сдохнем, а из реки воду не пьём, – хмыкнул бармен.

    - Тут гламур ни при чём, просто у них реки находились в частной собственности, без разрешения хозяина  не разрешалось пользоваться, а колодцы – общие, пейте все, кому не лень!
    - Не понятиям, значит, блин… из-за этих непоняток люди гибли…
    - Ну, а для себя из реки, что, нельзя было воду брать?
    - Потом уж, когда припекло, стали из реки пить, началась дизентерия.
    - Снова-здорово! А прокипятить не судьба?
    - Разные культуры, от этого много проблем, - вздохнул Володя.

    - Какой ты, оказывается, грамотный, продвинутый прямо! Книжки читаешь исторические, а с виду – простой колхозник, извини, простой охранник,  - удивлённо протянула Оля.
    - Это я сейчас чёрный ход охраняю, а раньше я моряк был, в загранку ходил, первый парень на деревне, по кабакам с девчонками тусил! - Володя гордо расправил плечи, узловатыми пальцами прошёлся по седому ёжику. – Можете не верить, но раньше я и ростом выше был.
     Все засмеялись.
 
    - Да ладно, Вова! – успокоила его Надя, - Ты и сейчас ещё высокий, и вообще, интересный чел! Я тебя недооценивала, зря внимания не обращала. Надо было с тобой замутить, а я Ивану глазки строила!
    - Этому пузану? Это ты зря. С Вани толку мало, он же, как арбуз! – ехидно изрекла Тамара.
    - В каком смысле – как арбуз? – удивилась Соня.
    - В таком: живот растёт, а хвостик сохнет!
     Женщины снова засмеялись.

     Эдик, закончив чистить кофейный аппарат, запустил его. Через пару минут он принёс компании поднос с ароматным напитком, большую кружку дал Володе, женщинам достались чашки поменьше, все принялись пить кофе. Только Алла Николаевна предпочла свой чай, сославшись на давление.

      В ресторане стало совсем тихо. В банкетном зале посетителей не осталось, Люда там уже прибралась, она и в зале прошлась метёлкой, не обращая внимания на засидевшихся гостей. Всем хотелось пойти домой, но график устанавливал работу до шести, и все терпеливо ждали контрольного времени.

     - Может, кто-нибудь ещё хочет что-то интересное рассказать? А то опять заснём, – предложила Соня.
     - А и вправду, может, у кого-то приключения в жизни случились, пусть вспомнит, поделится. Вот время и пролетит, так до утра и дотянем, – поддержала её Тамара.

     - Это как в Декамероне? – обрадовалась Виолетта.
     - Как это? – не поняла Люда.
     - Ну, во время чумы дворяне собрались в монастыре, и чтобы со скуки не умереть, начали друг другу всякие истории рассказывать.
     - Не надо меня лечить! Я знаю, что такое Декамерон, это про разврат! Вы тоже хотите эту порнуху обсуждать? – возмущённо воскликнула Люда, её слова вызвали взрыв смеха.

     - Нет, а чего она про монастырь мне втирает? Нашли дурочку, – бунтовала уборщица.
     - Люда, успокойся, там и вправду в монастыре дело происходило, а истории разные были, хотя много непристойных, – со смехом пояснила Оля.
     - Не бойся, подруга, мы про разврат ни слова не скажем, не как в том монастыре, – успокоила Галя.

     - Хорош монастырь! Как  минимум - кабак. Совсем как у нас, – проворчал Эдик.
     - И что, что у нас кабак? Тут вон, сколько интересных людей работает, как оказалось. И вообще, много здесь чего необычного бывает. Вот, помните, как прошлым летом прямо тут настоящий спектакль разыгрался? Ну, тётка такая на возрасте замутила с мужиком рыжим, бородатым? Мы ещё с Эдиком поспорили, чем их роман закончится. Я говорила, что свадьбой, а он считал, что это обычная интрижка. Помнишь, Эд? – Виолетта повернулась к бармену.

     - А-а… - протянул Эдик, - Помню, как же! Да, было прямо бразильское кино.
     - А почему я ничего не знаю? – возмутилась гардеробщица.
     - Так это в июле случилось! Гардероб же летом не работает, - оправдывалась Виолетта.
     - А, понятно. Жалко, что пропустила ваш сериал, - согласилась Алла Николаевна. - А хотелось бы увидеть или  хотя бы услышать что-нибудь занятное. Может, кто-то поделится случаями из жизни? А, девчонки? Вы ведь молодые, с вами наверняка происходят разные приключения, интриги. Не жадничайте, расскажите о своих похождениях. 

    - Ну, не у всех в жизни бывает что-то интересными. У меня, например, ничего особенного. Скука одна, рассказать нечего, - пожаловалась Соня.
    - И со мной тоже ничего такого не случилось, – согласилась с ней Виолетта.
    - Странно, когда же ещё почудить, если не в молодости? Хотя, какие ваши годы! Будут и у вас ещё авантюры, будет что вспомнить, и о чём пожалеть, как доживёте до моих лет, – усмехнулась Алла Николаевна. 

    - А что, у вас было что-то любопытное? Есть что вспомнить и о чём пожалеть? – ехидно допытывалась Соня.
    - Да уж, не сомневайся! Много чего случалось….
    - А давайте, пусть расскажет тот, кто за границей отдыхал, там точно, всякое прикольное могло быть, - предложила Виолетта.
   - Сейчас многие по заграницам ездят, а раньше только моряки, да избранные, – подала голос Люда.
    - А некоторые до сих пор за бугор не выбирались, – вздохнула посудомойка Надя.

    - Да, уж, это кому как повезёт, - согласилась Алла Николаевна. -  Ну, ладно, давайте  я вам расскажу, как я встречала Рождество в Париже.
    - Ничего себе у нас люди работают! Охранник в гости в Париж ездит, а гардеробщица Рождество встречает во Франции, – воскликнула Соня.
    - Деточка, мы не всегда тут стояли - в раздевалке и на охране! Были и мы рысаками когда-то, – парировала Алла Николаевна.
    - Эд, она что, в колхозе работала, или ветеринаром по лошадям? – Виолетта удивлённо уставилась на бармена.
    - Отстань, - отмахнулся тот, - Книжки больше читай, или хоть старые фильмы смотри, а не всю эту современную лабуду.

    - А кстати, Соня, ты в курсе, что посуду здесь моет майор милиции? – спросила с горечью Тамара.
    - А кто это у нас майор? – удивилась официантка.
    - Я этот майор, если что, – хмыкнула Тамара, - Только на пенсии. Ещё неясно, где тебе придётся на старости лет работать.
    - Ладно-ладно, девчи, успокойтесь! Давай, Алла Николаевна, рассказывай, – потребовала Оля.
     - Тут кто-то предложил, чтобы мы, как в Декамероне свои истории выдавали, ну, мою повесть я бы назвала « Луи Витон», – начала гардеробщица.

     Рождество в Париже – такой подарок мы с сестрой решили преподнести себе в том, уже далёком году. Хотя, в большей степени это стало подарком, как бы это ни показалось странным, принимающей стороне. Танечка - моя племянница и дочь моей сестры летом родила сына, малышу исполнилось уже полгода, а каждая мама знает, каково это – круглые сутки быть привязанной к очаровательному вампирчику, постоянно требующему внимания и заботы. Даже сейчас, когда больше не нужно, как раньше, ежедневно стирать, кипятить и гладить пелёнки, а среди ночи просыпаться, чтобы поменять малютке мокрый марлевый подгузник, ползунки, распашонку, а иногда и  простынку. А утром не выспавшуюся мамашу уже ждала в ванне гора использованного детского белья, которое надо  снова кипятить, стирать, гладить…. И так бесконечно. Боже, как мы всё это в своё время вынесли! Сейчас, конечно, попроще. Памперсы – это гениальное изобретение, достойное высшей награды, по мнению любой женщины, родившей или хотя бы нянчившей младенца, значительно облегчило жизнь молодой мамы. Но, несмотря на это, всё равно забот с дитяткой хватало и без этой тупой работы крепостной прачки, поэтому любая помощь со стороны воспринималась как драгоценный дар. А тут, чтобы поддержать нашу Танечку мчались сразу две родственницы – мама и тётя, готовые с удовольствием принять на себя часть забот о внуке, дав ей возможность хоть немного отдохнуть.

     В Париж летели через Варшаву. Поскольку стояла зима, оделись мы в соответствие с сезоном. На сестре была норковая шуба шоколадного цвета, а я решила, что для Европы лучше надеть что-то поскромнее, всё-таки, нужно соблюдать некую политкорректность, или, может быть, правильнее сказать – толерантность? А то весь прогрессивный Запад ходит теперь в каких-то искусственных мехах из плюшевых мишек, спасибо Бриджет Бордо с её заботой о «бедных зверьках»! А ведь раньше французы и летом в натуральных манто ходили, хотя бы на презентации или в рестораны. Мне почему-то захотелось соответствовать новым модным тенденциям и надеть что-то в тему.
      И у меня имелась такая адекватная одежда. Выглядела она как удлинённая куртка, крытая плащёвкой, но внутри это была настоящая норка бежевого цвета. Я называла её «Подарок от Григория Явлинского». Нет, этот политик мне ничего не дарил, да я и видела-то его только по телевизору, просто эту статусную вещицу я купила на деньги, полученные за участие в его избирательной кампании. Он в качестве кандидата от партии Яблоко выдвигался на пост президента, а я активно работала в его региональном штабе. Выборы прошли для него не сказать, чтобы успешно – высот власти он так и не достиг, а для меня вполне удачно - я купила себе эту самую шубку.

      Подумать только, как давно это было! Теперь молодёжь и не знает, кто такой Явлинский, а шубку эту я до сих пор ношу. Это моя память о недолгом опыте активной политической деятельности. Ну, правда, она уже местами потерлась, не память, а норка, и пару лет назад я перевела её в разряд тёплой подкладки. Получилась такая куртка на меховой подстёжке: сверху скромно, внутри – изысканно. Роскошь становилась заметной, только если расстегнуть пуговицы и распахнуться, и лишь воротник и широкие манжеты указывали на её благородное происхождение.

      Но  и этого оказалось достаточно, чтобы в аэропорту Парижа вызвать косые взгляды защитников животных и несколько гневных слов – к счастью, мы слишком плохо знали французский язык, чтобы разобрать, но достаточно хорошо знали жизнь, чтобы понять, о чём речь. Прогрессивные граждане пятой республики негодовали по поводу наших мехов. Но эти же шубки вызвали явное уважение со стороны турецких пассажиров, получавших багаж одновременно с нами в аэропорту Орли.
Наша нескромная одежда вызвала интерес и у двух молодых поляков с модельной внешностью, летевших с нами в Париж одним рейсом. Они приметили нас ещё в Варшаве. Сами они выглядели весьма экстравагантно, невольно притягивая к себе внимание.

     - Герман и Данила! – хихикнула сестра, едва взглянув на них.
      Действительно, молодые люди были жутко похожи на героев одного молодёжного сериала. Весь их вид и поведение с первого взгляда заявляли о том, что они летят в столицу роскоши, чтобы подцепить там богатых, пусть даже немолодых дамочек. Мы с сестрой, наверное, попали в нужную им категорию, соответствовали требуемому типажу. Они, видимо, решили потренироваться в обольщении прямо в самолёте, юноши приняли соответствующие позы, бросали томные взгляды  и даже попытались завязать разговор. И были удивлены и даже обижены, когда не добились успеха, не понимая, почему эти тётки проигнорировали их. Они ревниво наблюдали, кому их предпочли. Но, когда увидели, что в аэропорту Орли нас встречает красивый молодой человек, да ещё и француз, они понимающе переглянулись и уважительно вздохнули. Наш рейтинг в их глазах поднялся на недосягаемую высоту.

      Муж племянницы, молодой жандарм, встречавший нас в аэропорту, совершенно не понимал по-русски, а мы, соответственно, знали только пару слов по-французски. Поэтому общение происходило по принципу глухонемых – жестами и эмоциями.

      Пока он вёз нас к дому, мы с сестрой с удовольствием болтали, хихикая над обалдевшими от удивления поляками, а также над политкорректными французами, мерзнущими в своих драповых пальтишках.  Мы общались, не заботясь о том, что наш зять поймёт что-нибудь из наших разговоров. Всё-таки хорошо, что существует такой языковой барьер! Трудности перевода, знаете ли…

      Программа визита шла по намеченному плану: радостная возня с малышом, походы в близлежащие супермаркеты и торговые центры, доверительные  беседы и прочее, и прочее. К жилью молодой семьи мы уже привыкли, впрочем, когда я с сестрой полгода назад в первый раз вошла в их служебную квартиру, она показалась нам хорошо знакомой. Мы всё это уже видели в старом фильме с Луи де Фюнесом «Жандарм женится». Апартаменты в двух уровнях с тремя комнатами, гостиной, кухней и двумя санузлами    располагались в одном из нескольких трехэтажных зданий, огороженных и охраняемых самими жандармами. Это называлось казармами, которые составляли обособленный квартал в небольшом городке.

      До Парижа нужно было добираться на электричке, что мы и планировали сделать позже, выполнив обязательную программу развлечений в своей округе. Танечка  хотела показать нам новогоднюю столицу прямо накануне Рождества,  а мы рассчитывали пробежаться по праздничным распродажам. Как раз наш зять был свободен от службы, мы оставили на него малыша, а сами с утра пораньше отправились на станцию.

      Электричка пришла как-то слишком рано, магазины ещё не открылись, и мы, как порядочные французы, решили посидеть в бистро за чашечкой кофе с круасанами. Заодно можно было бесплатно посетить туалет, что для туриста немаловажно. Как настоящие русские мы посещали места общего пользования по очереди, оставляя одного человека присматривать за сумками. Сначала местные удобства посетила я, потом туда отправилась сестра с племянницей, а я сидела за столиком и разглядывала посетителей, пытаясь определить, что они из себя представляют.

      В это раннее время публика в зале присутствовала. Толпа молодых людей пила кофе прямо за стойкой, они, видно, являлись завсегдатаями ресторанов и других злачных мест, всю ночь тусили по клубам, а теперь баловались бодрящим напитком, весело беседуя со знакомым барменом. Их карманы были полны монет, которые они щедро сыпали на прилавок.

      Потом в кафе вошёл респектабельный седовласый мужчина в кашемировом бежевом пальто с небольшим чемоданом на колёсиках, который он вкатил, держа за ручку. Наверное, только с вокзала, решила я.  Он тоже не стал садиться за столик, а пристроился рядом с молодыми гуляками, переговариваясь с ними и с барменом. Пожалуй, только наша женская компания оказалась тут чужой, все остальные были своими. Я даже не пыталась делать вид, что своя.

     Вскоре вернулась племянница и пояснила, что все мои предположения о посетителях абсолютно неверны. Оказывается те, кого я приняла за прожигателей жизни, золотую молодёжь, тусующуюся по клубам – официанты из ближайшего ресторана. Они пришли сюда перекусить после ночной смены, а монеты в их карманах – заработанные ими чаевые.
 
     А солидный мужчина, которого я приняла за респектабельного пассажира прямо с вокзала - это местный бомж, и в чемодане у него все его пожитки.

     - Ничего себе бездомные у вас одеваются! В таком шикарном кашемировом пальто у нас только банкиры ходят! – удивилась я.
     - Им благотворители много хороших вещей отдают, да ещё и на карточку каждый месяц деньги переводят, по 350 евро, - просветили меня племянница.
     - Неплохо они устроились! Может, тоже к ним податься, в бомжи? А то наша пенсия в два раза меньше.
     - Не получится, надо как минимум быть гражданином, - вздохнула Танечка.

      Оставив эту тему, мы приступили к кофе и заодно занялись составлением плана на день. У меня на этот счёт имелась одна идея, которой я и не преминула поделиться.

     - Знаете, я хотела бы посетить музей казачества.
     - А где он расположен? – спросила сестра.
     - Не знаю, надо по карте туристических мест посмотреть, он где-то в пригороде.
     - Откуда ты знаешь?
     - По телевизору видела, Никита Михалков хороший фильм снял про казаков. Там даже есть зал, где все Георгиевские кавалеры представлены, может, там и Германа Мишуточкина увидим. Бабушка говорила, отчаянный рубака был, в джигитовке первые призы брал, Георгиевский кавалер, может, даже полный.

    - Ух ты! Полный Георгиевский кавалер! А точно не знаете? – поинтересовалась Танечка.
    - Не знаю, плохо мы слушали, когда баба Саня нам рассказывала. Маленькие ещё были и глупые. Ну, тогда вообще не принято было про те времена рассказывать.
    - А кто это – Герман Мишуточкин? – попыталась разобраться в семейных связах племянница.

    - Это отец нашей бабушки, Александры Германовны, в девичестве Мишуточкиной. 
    - А она вроде Федюшкиной была?
    - Ну, это по второму мужу.
    - Какие интересные фамилии! А у вас с мамой, вроде, другая фамилия была, пока вы замуж не повыходили, и какая-то странная.

    - Это фамилия не историческая, она по случаю была дана нашему прадеду. Или прапрадеду? В общем, Эммануил он был по имени, хотя, это имя тоже ему дали по случаю, - вступила в разговор сестра.
    - По случаю?
    - Ну, да! Прибыли наши предки на Кавказ неизвестно откуда, из России откуда-то. Наверное, беглые, но с Кавказа, как с Дона выдачи нет! Раз добрались, раз сумели, то вольные уже!

    - Знаешь, Танечка, у меня один знакомый заказал свою родословную, так ему до шестнадцатого века раскопали  предков! Правда, все крестьянами оказались и мастеровыми, графьёв не нашлось, но ведь отыскали же! Теперь ему всё известно про своих прадедов, а вот нам - нет, неизвестно, кто они и откуда родом, чем занимались, пока на Кавказ не перебрались, - поделилась я своими познаниями.

   - Крестьяне, наверное. Хотя, бабушка говорила, что они плотничали. Так что пока на свой дом заработали, пять домов людям построили. Их два брата было и отец с ними. Казаки их в свой круг приняли, земли можно было брать, сколько обработать сможешь, и как положено, они на службу пошли, - продолжила разговор сестра.
   - Воевать или просто в армии служить?

     Увидев заинтересованность племянницы в семейной истории, мы с сестрой наперебой принялись делиться воспоминаниями, хранившимися в нашей памяти с детских лет,  поправляя, и дополняя друг друга. В большинстве своём, это были рассказы нашей бабушки. А Танечка внимательно слушала  и по ходу повествования задавала пристрастные вопросы.

     - Казаки всегда воевали, это была их работа, их долг. За это им давались привилегии -  воля, земля, потом налогов они не платили! Тогда  всё время какие-то сражения, конфликты на границе происходили, а тут как раз война с Турцией началась. Ну, собственно, она никогда не заканчивалась, просто иногда затихала, а набеги с обеих сторон постоянно случались. Казаки, когда на войну шли, то всю амуницию, всё оружие, даже лошадей – все своё брали, за свой счет.

     - Ну, братья-то сначала, по бедности, не могли сами себе полное обмундирование справить, тогда им община всё предоставила.
      - Бесплатно, что ли? А почему?
      -Так принято было, у кого денег не хватало, тому станичники помогали – казачий круг. Потом-то они стали зажиточными, обзавелись хозяйством, они работящие были и уже сами всё могли купить.

     - Отправились, значит, братья на войну, а ты знаешь, какой марш был у казачьего войска?
     - А что, у каждого подразделения отдельный марш имелся? – удивилась племянница.
    - А как же! У каждого была своя музыка. Вот «По улице ходила большая крокодила» - это тоже воинский марш то ли драгунов, то ли гусар, а может – кавалергардов. А у казаков  - «Свадебный марш» Мендельсона!

    - Свадебный марш? Почему?
    - Потому что для них война - как свадьба! Они жили войной! Для них умереть в бою почиталось за счастье, особый народ был. Они даже русскими себя не называли, считали себя отдельной нацией, созданной для сражений,  ну, это и вправду, были особые люди. Вон, и Надежда Бабкина рассказывала, что её бабушка говорила ей: «Казак рождается для войны и для красоты». Так оно и было, – вздохнула сестра.

     - Так вот, воевал наш предок, как все, и случилась такая история. Стояло их войско в местечке Кучук-Караман. Битва шла кровавая, турки бились жестоко, много казаков полегло в том сражении, попали они в окружение. К  вечеру бой стих, османцы ждали утра, чтобы разбить оставшихся казаков, положение было безвыходное. Воины  устроились на отдых, кто молился, кто спал. Все  знали, что на рассвете их всех ждёт смерть, но никто не боялся, они готовились погибнуть в бою, как, и положено казаку. Наш  предок тоже прилёг отдохнуть в сторонке ото всех. И тут  к нему явился Архангел и сказал, что поможет спастись ему и тем его товарищам, кто примет истинную веру.

     - Истинную веру? Это какую? – удивилась Танечка.
     - Так называли старую веру, ну, староверскую. Которая была до Никона. Сейчас-то у нас новая вера православная, никонианская. 
     - И он согласился?
     - Согласился, тогда многие старой вере симпатизировали. Архангел сказал, что он принимает нашего предка в лоно истиной церкви и нарекаем именем Эммануил, что означает «С нами Бог», и даёт ему право крестить всех желающих перейти в старую веру. А также берёт с него обет, что тот по возвращении в станицу построит староверский храм и примет на себя служение Богу.

     - Это что значит?
     - Священником станет!
     - Понятно.
     - А за это Архангел обещал вывести из окружения тех, кто примет крещение. Все остальные погибнут. Предок  наш рассказал своим товарищам о возможности спасения.
     - Они поверили?

     - Кто-то поверил, кто-то нет. Кто согласился, того прадед крестил. И утром, перед началом боя явился Архангел и велел идти за ним, его видел только тот, кого наш предок крестил. Они шли прямо на турецкие батареи, по ним стреляли, но пули их не брали, казаки порубили врагов, выбили войска из крепости и заняли городок. Все остались живы и невредимы, а те, кто не согласился перейти в старую веру, все погибли. За этот подвиг Эммануила наградили Георгиевским крестом и дали фамилию по названию этого местечка, вот поэтому у нас такая странная фамилия была. Ну, собственно, и имя у него новое стало, а какое было раньше, при первом крещении - неизвестно. Как и фамилия.

      - А прадед стал священником?
      - Да, когда вернулся в станицу, построил вместе с другими казаками церковь и служил в ней.
      - А тогда за старую веру не преследовали?
      - На Кавказе – нет. Там много было послаблений, веруй хоть в старую веру, хоть в новую!  Главная задача у казаков – охранять рубежи государства, и они это хорошо делали. Сами  строили укрепления, оборону держали, оружие, лошадей и амуницию приобретали за свой счёт. Ну, налогов не платили, но ведь и зарплату за службу не просили! Это всем было выгодно. И верные были, царь только им мог доверять, у него и внутренние покои казаки охраняли.

      - И наши предки тоже?
      - Да, дед нашего отца, Елисей тоже состоял в охране царских личных комнат. Бабушка говорила, что их подбирали, как сейчас в почётный караул – чтобы одинаковые были: «голос в голос, волос в волос», по росту, по масти. И Елисей полностью подходил под нужные требования: чёрные волосы, чёрные усы, только на щеке – родинка, это его отличало ото всех, и его даже из-за этого хотели убрать из дворцового караула, но потом всё-таки оставили.

    - Такие детали помните!
    - Так бабушка рассказывала.
    -  Он и с царём виделся?
    - А как же! Охранял же. Баба Саня говорила, что на Пасху вся караульная служба выстраивалась в ряд, и царь шёл и христосовался со всеми. А за ним следовал денщик с корзиной, в которой лежали серебряные вещицы: портсигары, ложки, серебряные яйца – ну, не Фаберже, конечно, но тоже с царскими вензелями. Хотя, может, и Фаберже что-то попадалось.  И император так, не глядя,  доставал из плетёнки то, что в руку попало, и дарил своим верным стражникам. Иногда он расспрашивал их про жизнь, интересовался, довольны ли службой, имеют ли какие-то просьбы, пожелания. Бабушка рассказывала, что однажды он у Елисея поинтересовался, какой тот веры. Прадед ответил, что старой, истиной веры, тогда царь достал из корзины и подарил ему староверский крест.

     - А что, есть разница между крестами старой и новой веры?
     - Конечно, есть! В староверской церкви даже нательные кресты для мужчин и женщин  разные. Поэтому император подарил крест староверский и мужской. Бабушка говорила, у них много было таких подарков с царскими вензелями.
     - И куда они потом делись?

     - Куда! Потом революция случилась, опасно стало такие вещи дома держать, вот всё это собрали, да и зарыли во дворе. Туда же и ордена, георгиевские кресты, иконы и книги староверские, образов много было ценных. На религию тогда гонения начались, и на священников тоже, поэтому всё и закопали, да так хорошо спрятали, что и сейчас вспомнить, найти не могут. Лежит где-то во дворе сокровище, теперь оно цены немереной, найдёт кто-нибудь клад лет через сто. 
     - Эх, нам бы сейчас с бабушкой поговорить, порасспрашивать о прошлой жизни! А нам тогда все её рассказы казались неинтересными, маленькие мы тогда глупые были, - с сожалением проговорила я.

      - А с Елисеем такая интересная история случилась…. Когда он пошёл в Сан-Петербург служить, в станице у него жена и дочь остались. И вдруг ему сообщают, что хозяйка умерла, ему  тут же дают отставку, отпускают со службы. Получил он денежное пособие и отправился домой, и нужно ему было жениться, - продолжила рассказ сестра.
     - Зачем?

     - А как же! Ребёнок без матери, дом,  хозяйство без присмотра, дела опять же вести некому. Не положено так.   Новую жену найти трудно, девушка за него не пойдёт, за вдовца. Нужно ровню искать - вдову. А с женщинами тогда проблема была, не хватало их, умирали часто. Казаки из военных походов иногда девушек привозили, даже из Турции, крестили и женились на них. А что характерно, с чеченками никогда браков не заключали! А вот женщин из других кочевых народов  Кавказа – кумыков и иных, тех замуж брали.

     - И как там дед, то есть прадед, нашёл себе новую жену?
     - Там такая романтическая история вышла! Одна красивая девушка в станице, оказывается, была в Елисея влюблена, всем женихам отказывала, а как узнала, что он овдовел и домой возвращается, сказала своим родителям, что только за него выйдет. Пусть, мол, Елисей сватов засылает. Мать с отцом сначала не хотели этого неравного брака, всё-таки, она – девушка, а он вдовец, да ещё с ребёнком, но она настояла на своём. Казачки были народ вольный, могли свободно выбирать мужа, никто их никогда не принуждал.

    - И вышла-таки, за своего любимого?
    - Вышла. И счастливо жила с ним, муж оказался хозяйственный, работящий, она дочку его вырастила и ещё троих сыновей родила: Николая, Михаила и Владимира. Вот Владимир и был нашим дедушкой, но мы его никогда не видели, он погиб в отечественную войну, наш отец тогда ещё подростком был.  А вот прабабушку, жену Елисея, мы видели, когда в станицу приезжали ещё детьми, помнишь? – обратилась сестра ко мне.

    - Не помню, – честно призналась я.
    - Ну, как   же, я ведь помню, а ты старше меня! Она же тебя крестила, и ты ей очень нравилась, она говорила, что ты – их кровь, на Елисея похожа. Неужели забыла?
     - Не помню, хоть убей! А как её звали?

     - Этого уже я не помню. Забыла.  Зато не забыла, как мы в гости к бабушке Александре Германовне приезжали, её все в станице бабой Саней называли, и мы, внуки, тоже. Летом всё время  жара стояла жуткая, днём вообще страшное жгло, бабушка со своим давлением старалась на улицу не выходить. Она с раннего утра по холодку все дела по хозяйству переделывала, а потом ставни на окнах закрывала, двери на запор, и до ночи без особой нужды во двор ни ногой. Дом у неё кирпичный, добротный, прохладу хорошо сохранял. А мы, дети, по улице носились, бабушка ещё ругала нас, что мы босиком бегали, в станице это считалось неприличным, как признак бедности.

    - А  жаркими южными вечерами все мы ужинали в летней кухне, или сидели во дворе под виноградными лозами, сверху свисали спелые гроздья, бабушка рассказывала про старую жизнь. И запах такой стоял особый…, пахло пылью, какими-то степными травами, лохом, дурманом, и ещё, помню, шакалы выли где-то далеко, - вспоминала я.

     - В станице посередине улицы проходил ров, обложенный бетонными плитами, вода в нём текла откуда-то с гор такой мутной, быстрой рекой. И с этого бурного потока казаки поливали огороды, фруктовые деревья и виноградники во дворах. Их дома стояли по одну сторону канала, а по другую – жилища чеченцев, рядом с ними ничего не росло. Дворы  были голые  и вытоптанные как спортивные площадки. Туда только коров вечером пригоняли, а днём девчонки-подростки танцевали и на гармошке играли, нам из сада хорошо было видно.

    - Да, и бабушка постоянно им овощи продавала, вино, баранов. Это был её  бизнес. Она и в долг часто давала, но никогда ничего не записывала, потому что грамоте так и не выучилась. Память у неё была гениальная – ничего не забывала. 
- Постучат, как сейчас помню, в ворота: « Давай, баба Саня помидоров, лука, кинзы, чихиря давай пару декалитров! Гости пришли, барана давай!». И днём, и ночью приходили, чаще ночью.

     - Декалитров? А что такое – чихиря?
     - Молодое вино у них чихирём называлось. Ну, да, в станице его продавали и пили не литрами, а декалитрами - такие большие бутыли по десять литров. А овощи и зелень чеченцы тазиками покупали.
     - А что, они сами не могли вырастить?
     - Не привычные они к этому. Вот и баранов тоже чаще покупали или воровали.

      - А бабушка, откуда она баранов брала?
      - Так её второй муж Иван чабаном работал, в горах колхозные отары пас, там же и его собственные овцы жир нагуливали.
      - Так она что, посылала мужа за баранами в горы?
      - Нет, он там почти всё лето жил, редко домой приходил. А бабушка на заднем дворе скотину разную держала – коров, овец, кур, индеек, коз. Перед домом чистенько – цветы, огород, виноградник, в глубине летняя кухня, а вся живность - за забором, там даже отдельный вход имелся, вот там бабушка и брала баранов на продажу. Когда всех продавала, муж ещё из отары приводил.

      - У бабы Сани вообще жизнь была интересная, она много рассказывала про прежние времена. Она ещё возмущалась, что чеченцы теперь живут в казачьей станице, раньше, мол, они и близко боялись подойти, а тут – соседи. А мы ей про дружбу народов втирали!

     - Неужели там, на Кавказе только враждовали?
     - Бывало, и дружили некоторые, только как-то странно. Отец бабушки, Герман Мишуточкин с чеченцами водился, у него много среди них приятелей было.
     - Тот самый Герман?
     - Тот самый. Он и в аул к ним наведывался, в их дома вхож был, вместе с ними за стол садился – а это знак большого доверия. А  вот как-то идёт ночью вместе с кунаком своим, а тот и говорит: «Знаешь, Герман, давай я пойду впереди, а ты сзади ступай, а то, когда ты передо мной, мне так и хочется тебе кинжал в спину воткнуть!»

     - Хороша дружба!
    - Какая дружба! Когда казаки уходили на войну, старики и женщины оставались одни, тогда чеченцы нападали на станицу, вырезали всех, кого могли. А когда возвращались, ставили пушку против аула и всех без разбора расстреливали. Потом опять мир и дружба. До следующей стычки.
     - Бабушка рассказывала, как она девчонкой ходила по весне в аул, - припомнила я.

     - Зачем?
     - Чеснок продавать. У чеченцев же ничего не росло во дворах, хорошо, если корова имелась в хозяйстве! Овощи, фрукты не сажали, летом как-то дикоросами, черемшой  обходились, а после зимы у них жуткий авитаминоз начинался, туберкулёз был делом обычным. Вот дети из станиц и носили им чеснок и лук на продажу. Сакли у них лепились одной стеной прямо к скалам, вместо печки – костёр, от него и грелись, на нём и еду готовили, дым выходил через дыру в крыше, в жилище сыро, а по каменной стене влага стекала. Как тут не заболеть! Бабушка говорила, когда к ним  заходила, даже жалко их становилось.

     - А не страшно было детям в аул заходить, тем более девочкам? Они же украсть могли!
     - Она с братьями ходила всегда. И другие тоже.
     - А чем же они жили, чеченцы?
     - Баранов держали, коней, а чаще воровали и продавали их, тем и жили. Про них генерал Ермолов так говорил: «Сорная нация! Ни к чему не пригодная, только воровать и убивать».
 
      - Это какой Ермолов? Тот, кто Кавказ покорил?
      - Он самый. Он тактику выжженной земли применил, всё подряд уничтожал, леса сжигал,  аулы с землёй сравнивал.
      - Помогло?
      - Только это и помогло. Ох, и ненавидели они этого Ермолова!
      - Что, всё ещё его помнят?
      - Не знаю, как сейчас, но при Советской власти помнили. Его памятник в Грозном и взрывали, и краской обливали, пришлось даже охрану ставить.

     - Надо же, а я и не знала.
     - А про это никто никогда не говорил, и тем более, про регулярные беспорядки на национальной почве, у нас же формально была дружба народов. А там регулярно мятежи поднимали, убийства начинались.
     - Из-за чего?
     - А когда как, то ингуши возмутятся, почему их республика чечено-ингушская называется.
     - А надо как?
     - Ингуше-чеченская! То чеченцы захотят от ингушей отделиться. Ненавидели они друг друга, а доставалось в основном русским.

     - И как их усмиряли?
     - Для этого вызывали ростовскую милицию.
     - Ростовскую милицию? Почему?
     - Ну, чеченцы только их и боялись, те такие же буйные, как они. И потом, если предстояли разборки, лучше привлекать людей со стороны. Во-первых, чужих не жалко, а во-вторых, не опасно - если это сделают местные, то можно нарваться на кровную месть. А так – приехали чужаки, навели шороху и уехали. Потом на несколько лет тишина и покой устанавливались.

     - А вы откуда про это знаете?
     - Так наши же родственники рассказывали. И по почте можно было догадаться, что беспорядки начались, если письма по два месяца не приходили.
    - Сдали Кавказ! Сколько наших ребят полегло в этих войнах, кто в первой, кто во второй чеченской….  И Толстой там воевал, и Лермонтов, я уж не говорю про Ермолова, – вздохнула сестра.
     - А может, и не надо было этот Кавказ покорять? – проговорила Танечка, -  Это же безнадёжное дело – всё равно, что Афганистан завоёвывать. И американцы пытались, и наши, а всё зря.

     - Интересно, как теперь в бабушкиной станице – остались там казаки, или уже нет их там? После всех этих потрясений. Я по телевизору видела аул, где музей Толстого находился. Так там теперь вообще русские больше не живут, а музей, правда, есть, там теперь чеченка работает, мусульманка в платке, экскурсии проводит.
    - Теперь вообще порядки такие, что бедная баба Саня в гробу, наверное, переворачивается!  Смешанные браки пошли среди казаков и чеченцев, чего раньше и в мыслях ни у кого не было. В её семье тоже полное разрушение традиций: у её приёмной дочери девчонки замуж вышли - одна за чеченца, другая за ингуша. Всё изменилось. Такие дела.

       Мы допили кофе, доели круасаны. Поговорив  о делах давно минувших дней, решили, что в музей казачества в этот раз не пойдём. У нас было не так много времени, тем более, точного адреса мы не знали, и вообще, такие походы надо планировать заранее. На Эйфелеву башню также не стали тратить время – мы там побывали в прошлый наш приезд, по той же причине Собор Парижской Богоматери обошли своим вниманием.
 
      Зато зашли в Гран Опера -  неизменное место действия многих французских романов, племянница провела нам небольшую экскурсию. В театре был полумрак, и стояла удивительная таинственная тишина, мы смотрела на бархатные кресла, изящные ложи, небольшую по российским меркам сцену с занавесом, прямо позапрошлого века. Создавалось полное впечатление, что все места к вечеру заполнятся дамами в роскошных декольтированных платьях и господами во фраках. Мне даже показалось, что я уловила лёгкий шлейф изящных ароматов, оставленных прошедшими столетиями.
 
       Потом мы прокатились на трамвайчике по Сене, поели жареных каштанов, купив их у местных негров, которых нельзя было так называть из политкорректности. Этих  бойких торговцев, наверное, следовало именовать чёрными или афрофранцузами.
      На набережной Сены мы пили горячий глинтвейн, с удовольствием прихлёбывая этот ароматный напиток, и разглядывали продающиеся с лотков шерстяные вязаные шапочки и носки ручной работы, выполненные в мексиканском стиле. Стояла отвратительная Парижская рождественская погода – сырая, промозглая, холодная. Если бы не пылающий глинтвейн, можно было совсем пасть духом.

      Племянница окончательно замерзла,  мы с сестрой оставили её отогреваться чашкой горячего кофе в каком-то бистро, а сами понеслись по окрестным лавочкам закупать сувениры для друзей. Как-то быстро стало темнеть, прихватив возродившуюся к жизни молодую маму, мы отправились на заключительную прогулку по Елисейским полям в направлении брендовых магазинов.

     Падал мокрый снег, вскоре перешедший в дождь, он сыпался на голые деревья, украшенные светящимися лампочками. Мы двигались вдоль бульвара  к Триумфальной арке, я с грустью наблюдала, как наша одежда превращается в нечто неприглядное.  И про себя радовалась своей предусмотрительности, ведь моя меховая куртка, крытая плащёвкой, сохранила ещё вполне достойный вид. Она  не промокла, и только манжеты и воротник потеряли свою привлекательность, в отличие от шубы сестры, напоминающей мокрую крысу. Племянница, радующаяся тому, что ей удалось вырваться из дома хотя бы на один вечер даже в такую погоду, бодро шагала впереди меня рядом со своей мамой. Она рассказывала о достопримечательностях, встречающихся на пути. Я уныло тащилась за ними следом, даже не пытаясь догнать или хотя бы поравняться, послушно кивая и даже не стараясь вникнуть в суть беседы, и думала только о том, что зря мы не взяли с собой зонтик. Хотелось одного – добраться до дома, лечь под тёплый плед, выпить горячего чаю и повесить на просушку свои многострадальные вещи.

         Из этого летаргического состояния меня вывело необычное зрелище – огромная, змеёй извивающаяся очередь перед дверями помпезного здания.
- Ничего себе – кризис! Смотрите, какие толпы у брендовых бутиков! Гляньте – Луи Витон, очередь аж на улице! – удивлённо воскликнула я, глядя на длинный хвост, охватывающий кольцами вход,  вытянувшийся вдоль бульвара. Последний раз я видела такое в советские времена в Московском ГУМЕ. Тогда, понятно, в продаже ничего приличного не было, товары в те годы не покупали, а доставали по блату или отстояв в магазине несколько часов. А что заставляет этих, вполне благополучных людей, даже не знающих, что такое дефицит маяться столько времени под дождём, дожидаясь, когда их запустят в лавку?

      - Рождественские распродажи! Сейчас самые большие скидки, французы ловят момент, – пояснила племянница.
       - Нет, я в такую очередь не пойду! Я ещё в Советском Союзе настоялась, так что в этом шоу я участвовать не буду, - обиженно заявила я.
       - Я тоже не буду! Надо же, а я ещё подумала, что мы сможем что-то зятю в подарок прикупить, - расстроилась сестра.
      - Да вы что! В такие дни нереально куда-то попасть, – авторитетно заявила племянница.

      - Ладно, подарим то, что привезли.
      - Может, поедем уже домой? – с надеждой спросила я.
      - А вы больше ничего не хотите посмотреть? – удивилась племянница.
      - В такую погоду лучше дома сидеть.
      - А, ну, как хотите! Чтобы потом не говорили, что я вам ничего не показала.
      Мы, наконец, направились к станции. В электричке мы согрелись и уже не очень переживали по поводу неудавшегося похода по крутым бутикам.
      - Ну и ладно, деньги целее будут! – утешала сама себя сестра.
      - А подарок, уж какой есть, - поддержала её я.

       Не то, чтобы мы были сильно озабочены приобретением презента для зятя, просто в прошлый наш приезд мы очень неудачно преподнесли ему часы - подделку конечно, под известный бренд. Ну, ясно, откуда у нас деньги на оригинальный товар? Да и у простого жандарма тоже. А покрасоваться хочется! Вот он и попросил привезти ему контрафакт, как бы фирменную вещь, мы заказ выполнили, да только браслет развалился на части в тот же день. Очень неудобно получилось, поэтому мы хотели загладить неловкость и купить на распродаже что-то достойное, настоящее. К сожалению, эта миссия оказалось провалена.

     - Никогда не думала, что французы будут в таких очередях стоять, - сетовала я.
     - Неужели они такие жадные? – поддержала меня сестра.
     - Такие же люди, как мы, - вздохнула племянница.
     - Но мы же не пошли в эту толпу!
     - Да они, может, целый год товар присматривали, прикидывали, как купят его в последний день. С самой большой скидкой, - оправдывалась племянница.
Дома мы достали свой приготовленный для зятя скромный подарок, привезённый из России. Это был бумажник, хороший кожаный бумажник с множеством отделений и даже со специальным кармашком для флешки. У этого презента имелся один недостаток – он был китайской подделкой, о чём и свидетельствовала надпись на коробочке, в которую он был уложен. Продавец на рынке, усиленно рекомендовавший его, уверял, что это точная копия бренда, и отличить его можно только по этой упаковке. Но мы, наученные уже горьким опытом, сильно сомневались в его словах. Но деваться некуда – ничего приличного приобрести не удалось, пришлось довольствоваться тем, что имеем.

      И мы ограничились тем, что завернули коробочку с подарком в красивую бумагу и положили в рождественский пакетик. И, комплексуя и стесняясь, вручили его зятю. А сами принялись суетливо тараторить о том, как мы ходили по Парижу, и какие огромные очереди во всех брендовых магазинах.

     - Представляешь, Жером, очередь в Луи Витон аж на улице! Хвост такой, как раньше у нас в ГУМЕ был! – пытались оправдаться мы, требуя, чтобы племянница переводила.
     Танечка, послушно выполняя перевод, разорвала  бумажную обёртку, вытащила бумажник и передала мужу. Он стал пристально его разглядывать, почему-то бросая на нас странные удивлённые  взгляды. Он что-то начал говорить жене, как будто извиняясь и как-то очень радостно принялся нас благодарить. А она что-то смущённо отвечала ему, зачем-то сгребла упаковку и картонную коробочку, скомкала всё и быстро выбросила в мусорку. И ещё сверху тут же сунула пустые пакеты от чипсов.

     - Так, мама, тётя, ничего не говорите, ничего не объясняйте, он понял, что вы купили ему очень дорогой  подарок, бренд, - пояснила она нам торопливо.
     - Почему?
     - Ну, вы же говорили, что везде очереди большие, он понял, что вы в них стояли.
     - А ты что же? Не стала его разубеждать?

     - А зачем? Я сказала, что мне самой не удалось войти в торговый зал, а вы, как шустрые советские тётки пролезли без очереди и хапнули этот бумажник. Продавец что-то вам говорил, но вы не поняли, что, а просто купили. Так что если он узнает, что это подделка, то может, продавец это вам и пытался сказать. Хотя вряд ли он что-то обнаружит, упаковку я выбросила, а здесь, смотрите, какой фирменный знак стоит!

      Она забрала у мужа бумажник и показала нам. На коже было вытеснено благородно: «LOUIS VUITTON».

     Последние слова  Аллы Николаевны потонули в дружном смехе.
     - Да, забавно получилось! Значит, ваш зять решил, что вы купили ему Луи Витон? – заметил Эдик.
     - А что это такое – Луи Витон? Это что, дорого стоит? – удивлённо проговорила Люда.
     - Это крутая фирма, нашей зарплаты на такие бренды и близко не хватит, - вздохнула Виолетта.
     - И какая разница, в какой кошелёк деньги складывать? – недоумевала уборщица.

       Но никто её не слушал и не собирался ей отвечать. Официантки делились сведеньями о мировых  брендах и рассказывали, у кого видели настоящую фирму, а кто прикидывается богатым, а сам пользуется подделками. Посудомойки с охранником делились проблемами воспитания внуков.

      - Алла, твой рассказ я бы назвала: « Трудности перевода, или как хорошо не знать иностранного языка»!  - заявила Оля. – Вообще, как я поняла, наши люди нигде не пропадут, из любой ситуации выкрутятся!
      - Это точно, - подтвердила Галя.

      Эдик,  с интересом поглядывал на гардеробщицу.   
     - Это вот ты сейчас реально о себе рассказывала, Алла Николаевна? Свою биографию выдала? Или  придумала всё? -  спросил он.  – Ну, если даже и так, то всё равно любопытно. Вообще-то, о Кавказе мне мало что было известно,  во времена Союза это  не сильно меня волновало,  а когда начались эти чеченские войны, вообще стало ничего не понятно. Сложный регион, у всех своя точка зрения на эти события, у тебя вот тоже своя. Твои  детские впечатления, воспоминания…. Интересно. А ты говоришь, что родословную свою не знаешь! Знаешь, уж побольше многих из нас. И про Париж увлекательно….

      Он  принялся выспрашивать у неё детали поездки, выясняя подробности французской жизни, которые не показывают по телевизору, а узнать  их можно лишь у очевидца, непосредственного свидетеля, а лучше участника событий.
Оля, оставив персонал за обсуждением заграничной жизни, отправилась к себе. Увлеченные разговорами, женщины не заметили, как пролетело время, ночь закончилась, и наступил счастливый миг, когда можно отправиться по домам.

     - А хорошо  сегодня получилось, поговорили  по-человечески, много нового  узнали. И почему мы так раньше не делали? Давайте всё время в конце ночи  такие посиделки проводить, – предложила Тамара.
     - Ну да, Декамерон продолжается! – заявила Виолетта. Её  временная работа, проходящая параллельно с учёбой приобретала смысл и интерес.

     Расходились все беззаботные и довольные, оживлённо переговариваясь, как будто и не было тяжёлой длинной смены.