Струны понимания. Глава 71

1. В этой главе мы закончим наш разбор “зеркала” (01001), как первого фактора сюнетономной смысловой модальности. Целью этого разбора является углубленное понимание того, как различные факторы и смысловые модальности “работают” внутри тех или иных культурных ситуаций и как их можно продуктивно использовать для развития личного и общественного самосознания.

2. В конце прошлой главы я упомянул о том, что в то время как в древности зеркало часто рассматривалось в контексте иллюзорности/несоответствия между сущностью и внешней поверхностью явлений, в средние века, в особенности в Западной Европе зеркало и связанный с ним принцип отражения постепенно становится одним из важнейших инструментов богопознания и самопознания. Уже автор Ареопагитик (в средние века считали, что им являлся ученик апостола Павла Дионисий Ареопагит) вполне в духе неоплатонизма рассматривает мир, как иерархию отражений и преломлений божественного света. В этой связи зеркало приобретает новое значение: с его помощью становится возможным увидеть и осознать скрытое от человечского взора, собрать воедино то, что в непосредственном опыте оказывается разрозненным и фрагментированным.

3. В 13 веке изобретение выпуклых стеклянных зеркал, дававших искаженное, но целостное изображение мира явлений, породило новый жанр универсальной справочной энциклопедии “зерцала” (speculum). Схоласты, такие как Роберт Гросстет, Роджер Бэкон и др описывали различные опыты с зеркалами. Возлюбленная Данте Беатриче в Божественной Комедии предлагает самому Данте провести один такой опыт. Получает развитие новое созерцательное направление богословия и теоретического мышления вообще называвшееся “спекуляцией” (speculatio) по аналогии с такими опытами.

4. Постепенно зеркало начинает восприниматься как своего рода посредник между здешним материальным миром и духовной реальностью. И если сначала главную роль в этом опосредовании играл сходящий свыше и отражаемый зеркалом божественный свет, то в конце средневекового периода с подьемом новой городской культуры в Италии и Фландрии и переходом к раннему возрождению повышается роль создающего новую “зеркальную”, т.е. реалистическую перспективную живопись субьекта, т.е. самого живописца. Не случайно на использующем новые принципы пространственной перспективы портрете новобрачной пары супругов Арнольфини великий фламандский живописец Ян Ван Эйк помещает выпуклое зеркало, в котором отражается его собственный автопортрет.

5. В 16 веке изобретение плоских стеклянных зеркал, (бывших на первых порах чудовищно дорогими) дававших гораздо более реалистическое, хотя и фрагментированное изображение, способствовало углублению этой тенденции видеть источник “зеркального” отражательного познания мира в самом субьекте познания, на долю которого теперь приходилась задача реконструировать целое из фрагментов “настоящего” отражательного опыта, соединив их между собой в единую систему научного знания. На место целостной духовной перспективы, в которой личность была связующим звеном между миром и Богом, постепенно приходит новое видение действительности, в котором субьективное внутреннее пространство занимает центральное положение, включая в себя и мир D и личность и Бога (отождествляемого теперь с верхним левым контекстным полем А безличных закономерностей, что впоследствии дало Ницше в Генеалогии Морали повод видеть в науке с ее универсальными законами суррогат богословия), как полюса отчуженного, “зеркального” человеческого самосознания (центр которого расположен в том самом левом среднем боковом контестном поле чужих Е, которое прежде занимало зеркало, и которое находится в геометрическом центре сюнетономики). Здесь мы наблюдаем экстенсивную энергетическую перегрузку самой сюнетономной парадигмы, присваивающей себе ресурсы других смысловых модальностей.

6. Субьективное самосознание чем дальше, тем больше оказывается безнадежно раздвоенным на общее и отдельное, на духовное и материальное . Эта раздвоенность характеризует и развитие философской мысли Нового Времени. Сосредоточенности Монтеня на отдельном и специфическом противостоит сосредоточенность Декарта на общем (более подробный контекстный разбор этой динамики можно найти в моей книге Грамматика повседневности) и его дуалистическая парадоксальная конструкция действительности, в которой важнейшая черта “зеркальности” т.е. сомнение в реальности наблюдаемого оказывается предпосылкой веры и познания, а многообразие внешних геометрических форм и качеств подменяются единообразным внутренним алгебраическим пространством количественных принципов и алгоритмов. В этом новом механистическом мировоззрении на место системы неподвижных положений приходит программируемый и контролируемый процесс. С упразднением самого понятия конечного места (которое исчезло из новой физики) и его подменой понятием бесконечного пространства движение становилось универсальным, а покой условным и относительным.

7. Эмпиризм Френсиса Бэкона с его попыткой интегрировать общее и отдельное внутри новой индуктивной научной и философской модели мышления предполагал более или менее сознательное конструирование новой индивидуальной и коллективной субьектности, призванной восполнить очевидные недостатки индивидуального субьекта познания, которые стали особенно очевидными внутри нового зеркального субьективизма. Тем же самым в сущности (только с уклоном в социальный реформизм) занимался и его влиятельный современник Томмазо Кампанелла.

8. Вместо этих робких попыток эмпиристов и рационалистов (ср. критику чувственного опыта у Декарта) с помощью внутреннего диалога (хотя бы в наиболее примитивной и бинарной форме познавательного сомнения), а также коллективизма и межчеловеческой коммуникации (Бэкон, Кампанелла) хоть как нибудь компенсировать недостатки “зеркального” опыта, а именно его очевидную кажимость, неустойчивость, поверхностность и обманчивость, которые когда то так бросались в глаза Платону, дальнейшее развитие новоевропейской философии в сторону сенсуализма (Локк, Беркли, Юм) приняло этот опыт за аксиому самого познания, как такового.

9. Спиноза взял эту аксиому чувственного опыта и попытался перестроить сам этот опыт в соответствии с требованиями рационализма. Эксперимент Спинозы по созданию новой рационалистической чувственности вместо обманчивой и хаотической действительности зеркального чувственного восприятия имел громадное влияние на радикальные идеологии от Просвещения до коммунизма. Его учитывал и Кант, который был убежден (в отличие от недоверчивого по отношению к зеркалу Платона), что человеческое познание само творит собственный мир, а о настоящем мире мы знать ничего не можем (ведь он находится за зеркалом, так сказать в зазеркалье). Такое убеждение было вполне понятно, если учитывать, что источник этого сенсуалистского познания, а именно зеркало и его многочисленные аналоги имеет вполне человеческое происхождение.

10. Двойничество некоторых героев Достоевского и прежде всего Ивана Карамазова в художественной форме выражало осознание писателем трагических последствий “зеркальной” редукции человеческого опыта внутри новоевропейского субьективизма. Политическим воплощением этих последствий, подменявших пребывающие общие смыслы суммой изменчивых частных (и противопоставленных) интересов, были мировые войны и революции 20 века. Ту же подмену поиска смыслов принципиальным присоблением к данности с ее погоней за интересами и выгодой проповедует “черный человек” поэту у Сергея Есенина. В стихотворении результатом отчаяния слушателя этой проповеди и его протеста против навязываемой ему тривиализации собственной личности и судьбы оказывается разбитое зеркало и одиночество. Зеркальное двоение не может заменить собой диалог, а диалог предполагает готовность принять и признать инаковость, также как пловец в лодке должен надеяться на существование берега и пристани.