Вспоминаю детство

     Вот решила написать воспоминания о детстве. Может , когда-нибудь кому-то из родственников станет интересно, как мы жили. Как интересна мне сейчас жизнь мамы. Многое бы узнала, да спросить уже  некого,а жаль.Это автобиографическая повесть. Жаль,но здесь нет интриги, это просто рассказ об обычной девчонке, это история похожая, как две капли воды, на все истории моих ровесниц, за некоторым исключением ...
  Возможно, мне повезло, что я  выросла в городке, который был закрытым, особенным . Так   и называли "Город коммунистического быта". Уж насколько коммунистического не знаю, но мне и сейчас в диковинку читать, что где-то люди голодали после войны уже. Где-то было негде жить. Где-то очень тяжело жили. Не испытала я  роскошной,  богатой жизни, но  не было и  лишений, и больших страданий  во время моего детства юности. 

 Я не помню, в каком возрасте  стала осознавать себя.Вот раннее воспоминание, мы  переплавлялись на лодке в мамину деревню Лебёдку. Видимо, в гости. Это уже позднее мама рассказала, что было мне примерно год. А я помню себя на руках у мамы и мне страшно. Ведь лодка такая неустойчивая , качается и того гляди перевернётся…Вода холодная и темная. Осень, если мне год. Мама говорила, что я показывала пальчиком на воду и говорила : уфа !
Ещё вспоминается   дом бабушки Александры  Чумаковой. Дом просторный, семья большая, но говорят, был ещё больше и лучше, но пришлось  Александре Андреевне пережить пожар. Мы с Юрой, младшим братом, ждем мамочку. И вот она приходит с работы. Такая любимая, такая родная и желанная. Она лучше всех! Мы  очень скучаем с братом, ведь мама на работе с утра до позднего вечера. Приходит усталая, замерзшая и голодная. Когда она ложится спать, мы с Юрой прижимаемся  к маме с  двух сторон и нет ничего приятнее, чем вот такая близость нашей семейки.
Маленький Юрочка был забавным малышом. Все деревенские доярочки любили его потискать, поцеловать в румяные щечки и угостить сливками. Деловой мальчонка  уже в 4 года приходил  на ферму, шел в сепараторную, где  делали эти самые сливки и снимал пробу. Без угощения не оставался.
Мама  рассказывала : иду ранней весной с работы, стоит Юра возле дома  и сосет большую сосульку. Где только он её взял?
- Юронька, ты что делаешь ?
- Шолнышко смотлю ! - находчиво отвечает пацаненок. И поднеся к глазам сосульку, смотрит через неё вверх.
Отец наш то-ли на учебе, то-ли  в армии. Мы пока не знаем и не понимаем.
Однажды ночью нас  тревожно будят и начинают одевать. Говорят, что в деревне пожар. Пожар это такое бедствие и так страшно, что все выходят на всякий случай  на улицу. Взрослые помогают  тушить, дети стоят у  своих домов. В доме быть опасно, а вдруг пожар перебросится на  чей-либо  дом ещё. Дома деревянные, крыши в основном соломенные, вспыхнет в миг. Я помню, что мне нянька Ольга, младшая сестра мамы, слишком туго затянула платок  и шею мне очень давит. Я просто задыхаюсь и начинаю реветь. Говорю , что туго, но Ольге  все равно, она  не слушает.  Видимо вот из-за  туго завязанного платка я и запомнила это событие. Ведь пожар сам по себе меня не испугал.  Просто было интересно смотреть на пламя и бегающих людей. Чем кончилось я не помню, но  поняла и запомнила, что Ольга ко мне равнодушна, ей меня не жалко.
Вспоминаю, как мы, несколько ребятишек и Ольга сидим на пригорке. Зачем-то она нас туда водила гулять. Вокруг довольно молодая травка. Начало лета. Я срываю длинную гладкую травинку и  вдруг  испытываю  резкую боль в кулачке. Порезалась. Идет кровь, я плачу  от боли и от испуга. Ольга, как всегда , злится. Кричит на меня. Наконец я успокаиваюсь, она кладет мою голову  к  себе  на колени, прикрывая тонким платком от мошек. Дети  о чем-то разговаривают и я под эти звуки засыпаю. Но успеваю услышать, что вот тебя, Вера, я люблю, а Любку нет. Кто-то спрашивает, а почему ? А потому , что Верка кудрявая, а Любка нет, - отвечает наша няня.
Да и за что  ей меня любить? Ей было лет двенадцать , а может меньше, а на неё повесили этот груз, кучу ребятишек. Коля, Вера, Катенька, Юрик и я. Потом у дяди Лёши с тетей Аней  появились ещё Надя и Вовка.
       Деревня Лебёдка , родина моей мамы, находилась на другом берегу реки Шешмы и на берегу небольшой речки Лебёдки, впадающей в Шешму. Говорят, там водились лебеди, потому что климат позволял, да и места там тихие.  теперь деревни этой нет, все заросло кустарниками и травой.

  Сначала моя мама жила с нами у своих свёкров, т.е. у  родителей  мужа в Новотроицке. В большом селе. И конечно, бабушка с дедом нас любили и даже маму нашу  любили и одобряли. Когда родилась я, бабушка Агафья была несказанно рада. Очень уж она хотела девочку, своей -то не было.
И имя мне дала она. Любонька голубонька. Садовочка медовочка, прошёна молёна, богом подарёна. От так ! И не иначе ! А дед добавлял:  Стосот ! Наверное сумму больше ста сот  он и представить не мог, а то наверное Миллионом бы  называл. Ещё дед называл меня Уголёк, потому что, трудно поверить, но была я очень смуглая  и довольно долго.
Да, жили мы  у деда недолго. Дед ,говорят, был деспотичный."Карахтерный" по-деревенски. То он ласковый и добрый, а  то что-то ему не понравится и…. «Хара-бара-мать! Марш из дома!»  Это он так ругался. Надоели  видимо дети, плачущие, чего-то требующие. И отправил нас дедушка жить недалеко, к своей матушке Анне Леонтьевне. Она жила  через  четыре дома,  одна. Было у неё просторнее. Да и  не работала наша прабабка, могла бы помочь  нашей мамочке. Однако, Анна Леонтьевна была тоже крута характером. Мамочка должна была ходить на работу, а мы были ещё очень малы, Юрику и года не было, его ещё в зыбке  качали. Мне шёл второй годик. Поэтому  мама  взяла с собой жить Ольгу. Чтобы с нами водиться. Мама  говорила, что прабабка Анна меня почему-то любила, а вот  к Юрику бывало даже не подойдет, даже если мальчонка в своей зыбке искричится.  Вот Ольга и занималась нами.
Однажды осенью, было уже  довольно прохладно, мама пришла с работы и увидела такую картину: Юрина зыбка валялась  перед домом  и в ней сидели мы, зарёванные, сопливые и замерзшие. Глазки у  нас были красные, заплаканные и грязные, забиты землей. Был ветер  и нам надуло в глаза грязи, да ещё и натерли их кулачками. И с нами  ревущая Ольга.
 Что же произошло? А просто бабонька заподозрила Ольку в воровстве. То ли пряник она у неё где-то  нашла, да съела, то ли печеньку…Я вот думаю, почему эта старуха была так жестокосердна, что из-за какого-то пряника выкинула и правнуков и эту голодную девочку на улицу ?
Вот такие нравы. Видимо неспроста и дед мой такой был раздражительный , и отец тоже, хотя  отец стал добрее к старости.  Только дядя Миша оказался похожим на мать, бабушку Агафью. Был ласковым и добрым.
       Потом мы ушли из села Новотроицк в деревню Лебёдку  жить к бабушке Александре Андреевне.  Ольга убежала  домой сразу, а мама собрала манатки и пошла. А шла она так: посадит нас на лугу, а сама несет узел с вещами. Унесет на какое-то расстояние узел, вернется и несет  нас с Юриком. Или, если сильно устанет, сначала меня, потом Юру.
   Бабушку Александру Андреевну  надо было называть бабока. В Лебёдке так было принято. Вот тут, живя у бабоки , я  запомнила  и пожар, и как маму ждали и ещё помню, как приехал откуда-то мамин брат Толя. Как он подкидывал меня  под потолок и как было нам всем весело и радостно в этом доме, в этой  семье. Ведь там жили братья и сестры мамы -  Санечка, Оля, Нина, Катя, Геночка, приезжал Натолька, так  называли Анатолия. Постоянно тут бывали позднее и дети дяди Алеши. В тесноте, да не в обиде. Когда мне было лет 15,  дядя Толя рассказал историю моего шрамчика на лбу. Дело было так. В деревне малые дети не очень-то затрудняли себя, чтоб бегать в  деревянную будочку. Вышел на крыльцо, свесил попку  и сделал дело. Все равно двор потом чистили. Так вот дядя мой в это время вышел из дома и дверью сшиб  Любоньку, сидящую в позе орла. И лежит, говорит дядя, Садовочка-медовочка  кверху голой попкой. Сбежал он с крыльца, поднял ребенка, а у  ребенка весь лоб в кровищи. Дверью приложил крепко. Сама я не помню, но шрамчик на лбу есть…
         Особой нежности  от  бабоки было трудно дождаться, но и выкидывать детей из дома она бы не стала. Постепенно дети Александры Андреевны  разъезжались, они уезжали учиться. Кто в Ново-Шешминск, районный центр, кто в Чистополь. Маму тоже позвал к себе в Сибирь наш отец. Было решено, что поедет она пока только с Юриком, а я останусь у бабушки Агафьи.
          Как я пережила мамин отъезд, не помню. Или было это очень сильным потрясением, что  в целях самозащиты, мой  мозг это забыл. Или бабка Агафья и Мишенька, мой дядя и крестный, были так ласковы и нежны  со мной, что я не испытывала особой тоски. Дед тоже меня любил, чего ж  одну-то внучку не потерпеть. Баловали они меня, Садовочку-медовочку, и холили. И по сто раз пересказывали всем что я сказанула, или что я придумала…Ну примерно такое,  садимся пить чай, а я требую себе блюдечко, которое смеётся. Все в умилении, ах ты ж боже мой, у Любоньки даже блюдечко  смеётся !
Когда бабушка Агафья шла в магазин со мной, она наряжалась во все праздничное и меня тоже наряжала. Если  у неё была блузочка  с цветами, то у меня была  точно такая. Бабушка шила сама. И вот идем такие нарядные две  манюни, а народ встречный здоровается с почтением, а меня насмешливо спрашивают: куда направилась, Садовочка- медовочка ?
Я молчу и бабушка учит: «Скажи, мы, мол, за пряниками в магазин».
Я  степенно  отвечаю: « Мы мол в магазин за пряниками».
В магазине мне нравилось бывать, там на полках  было что-то разное  и интересное. А особенно мне нравился запах. Пахло ванильными пряниками и конфетами. Иногда там стояла большая бочка с селедкой, запах которой был противным . Вообще я не понимала, почему  бабушка моя так этой селедке радовалась и покупала её обязательно. Лучше б пряников побольше купила, - думала я.

В селе  все  говорят  по-деревенски , на О. Даже бабушку звали не Агафья , а Оганя. Чем больше я  взрослею, тем больше родственников  и соседей узнаю. И все они такие ласковые. Такие добрые! И мне  кажется, что все  люди любят меня. Такую вот  «прошёную и моленную»  и богом бабушке Огане «подаренную».
Были в деревнях и прозвища. Так например бабоку называли производно от фамилии Чумакова -  Чумачихой.  А Агафью называли  Бакумихой. Потому что была женой  Павла Абакумовича. Вот отчество деда, а  прозвище  его жене.
Никогда не слышала больше таких резких прозвищ Бакумиха и Чумачиха. Хотя обеих  люди уважали и даже любили. Сама я  Агафью называла мамой. Это сразу было так заведено. Когда я начинала лопотать , мама меня  учила: баба, баба. Услышав это, Агафья Егоровна возмутилась: какая ещё баба!  Мамой пусть зовет.
- А как же меня? - спросила мама.
- Тебя мамочкой.
Так  мы с Юрой и звали её мамой. Хорошо, хоть деда не заставляли папой называть. Дед был дедя.
Помню девочки деревенские собирались на луга за вербой. К вербному воскресению. Там есть местечко, где растут кусты,  Ремки называется. Вот туда. Место не очень  хорошее, там якобы барин  когда-то погиб. То ли его там в болото засосало, то ли  сам с собой что-то сделал. Но  верба росла только в  Ремках и больше её поблизости не было. Было и страшно и очень радостно, что взяли с собой большие девочки, ведь мне было то ли 5, то ли 6 лет...Помню было уже зелено, но прохладно. Руки у меня и шея мерзли.))) Вот этот поход остался в памяти . О чем мы разговаривали не очень  помню, но было так празднично, так радостно, жизнь только начиналась !

Как поехала Аннушка  к своему мужу в Сибирь, часто позднее рассказывалось. И смеялись, конечно. Потому что поехала она с мешком насушенных сухарей. Отец в шутку написал, мол, вот Анюточка, приезжай ко мне в холодную Сибирь, да не забудь мешок сухарей насушить. Ибо тут  кушать-то нечего . Вся  родня погоревала , да начала  сухари копить, да  Нюрочке приносить. Уж как она, бедняжка, ехала я не знаю, что-то не удосужилась спросить. Очень было смешно над сухарями.
Только вспоминали ещё, что Юра в поезде ехал спокойно, наверное, ничего не понял, а когда на перрон вышли, случилось вот что. Вдруг подъехал страшный зверь – паровоз. Да как загудит ! Юрочка так и рванул по перрону неизвестно куда, еле поймали. Испугался ребенок.
Не помню точно, но кажется, года через 2 приехали  мои родители за мной. А может через три. Потому что к отцу меня увезли уже к первому классу. А так как родилась я в ноябре, то в семь  лет меня в школу не взяли, пришлось идти с восьми. Юру оставили  у деда с бабкой, а меня увезли.
              Помню, я  очень ждала мамочку, брата  Юру  и папу, которого не помнила и не знала. Сшила мне Агафья новое платье, да завязала банты, а пальтишко у меня было простенькое, деревенское. Вот бабушка показушница меня  поучала : «Любонька, ты как увидишь, что мамочка идет, так пальто-то скинь и в платьице бегом к ним беги». Было прохладно но  все-таки  начало лета. Не замерзнет ребенок. А красота-то какая! Такая нарядная,  как  цветочек,  бежит навстречу родителям Садовочка-медовочка!
Пошла я с подружками гулять, сидели мы возле дома Валюшки , который  находился ближе к дороге. И вот я увидела их…. И  забыв про пальто, кинулась навстречу. И как же я была рада и, как они были рады и никакое пальто не помешало , я им и в пальто понравилась !
 И они мне тоже очень понравились….сначала. Но через некоторое время было у меня  большое разочарование. Потому что родимый папочка был совсем не такой ласковый и добрый, как например его брат Мишенька. Или мамины братья. Я была  девочка чувствительная и сразу почувствовала, что папе я совершенно не интересна  и что  не очень-то он меня и любит.  Мы с ним были друг другу совсем чужие. И если я притворяться не умела и дичилась, то папенька  делал вид, что очень  рад  мне и фальшь в его  голосе я распознала сразу. Да и на Юру он постоянно покрикивал, что меня  напугало и расстроило. Потому что ни в доме Александры Андреевны, ни в доме  деда Павла и Агафьи  я не видела , чтоб на детей взрослые кричали и уж тем более, чтобы их били. Самого отца в детстве дед поколачивал и был слишком строг, но я этого не знала и дедушка  мне  казался очень даже ласковым и добрым. Он умел  нравиться.


Был он голубоглазый, симпатичный и даже обаятельный дедок, его в селе уважали и любили. А главное, его любили дети. Все  малыши , дети племянников и племянниц охотно шли к деду на руки и он умел с ними разговаривать. Мы с Юрой его тоже любили. Дед вообще был  неоднозначный человек. Верочка, двоюродная сестренка из Лебедки, мне рассказывала , что  они учились в Новотроицкой школе, в Лебедке было только 5 классов, а  дальше они ходили  в Новотроицк. Весной  снега таяли и через луга было ходить очень трудно, поэтому  дядя Алёша , их отец, договаривался с  дедом Павлом и дети жили  у Анисимовых. Вера говорила, что  это было очень хорошее время и им, ребятишкам, нравилось жить  в гостях. Потому что дед Павел был к ним  добрый и веселый, а о бабушке и говорить нечего, она была очень добрая и ласковая. Вот по весне наступала у стариков  хорошая жизнь, потому что конечно они страдали от одиночества. Свои сыновья женились и разъехались, внуков  тоже  видели только летом. Или когда мы с Юрой ещё не учились, жили по очереди у  них. Верочка говорила, что было уютно и весело  по вечерам, когда все собирались за столом.  Бабушка Оганя, признанная стряпуха в селе, пекла пироги, блины , плюшки. Супы да каши , все простое, деревенское. Была у стариков корова , значит было молоко, сметана, масло. Были курочки , значит были яйца.
И так мне сестренка  рассказывала про их житьё у моего деда, что я даже ревновала и завидовала.
                Когда мы приезжали в отпуск, уже будучи постарше, то в гости приходили из Лебедки все родственники.  17 июля был  день рождения  нашей мамы и деда Павла. Устраивался  праздник. И вот когда  бабка Оганя обнимала  и  целовала кого-то из ребятишек Чумаковых , как родных внуков, я ревновала. Скорпионша, что поделаешь ! Но так как я их и сама любила, быстро успокаивалась.  Как же мы плакали, когда приходило время уезжать !  Как страдали, что нас с Юрой зачем-то отец увез в далёкую холодную Сибирь.  Как хотели жить в любимом Новотроицке.
А пока было лето,  у родителей отпуск и мы  наслаждались этой радостной жизнью. Только там, в деревне я бывала безоглядно счастлива. Потому что там было все: солнце, небо, речка, любимые люди.
Утром рано, помню, сижу на лавочке возле палисадника, босиком, поэтому ноги подобрала под платье, обняв  себя за коленки. Сижу и смотрю на окружающее великолепие. Вокруг дома  мелкая  гусиная трава растет ковром, она устилает всю улицу. И вот на этой травке ещё не просохшая роса сияет тысячью отражающихся солнышек. Как будто  на зеленом ковре насыпаны бриллианты. Красота невыразимая. А бабушка Оганя уже подоила корову и приносит мне кружку парного молока. Совсем маленькая я его любила, потом стала любить холодное.
Днем роса  высохнет,  и мы будем на этом зеленом ковре кувыркаться. Да, именно кувыркаться. Я очень любила это с подружками. А дочка дяди Сани, бабушкиного брата, Шурочка, нас кружила , делала нам «самолет». Она была значительно старше, но иногда  забавлялась с нами, малышней.
Походы на речку были  самым любимым занятием. Дно в реке было глинистое, чистое и не страшное.  Постепенно я научилась переплывать речку рядом с отцом. А на том берегу ….. А на том берегу  нет, не незабудки цветут,  там заросли ежевики, крупной и сладкой, такой  замечательной ягоды !
Позднее стало нравиться переплывать, потому что  было ближе ходить в  Лебедку. Ведь иначе  приходилось из самого конца села идти в другой конец, а потом по лугам назад к Лебедке. Мост был далеко.  Я так научилась плавать, что даже одна переплывала, подняв руку с  платьем и сандалиями. Отец принципиально не запрещал. Он всю жизнь не мог простить своему отцу , что тот не пускал его на речку с друзьями. Вот такой дед был перестраховщик! Запрещал до женихов нашему папке  на речку ходить. Поэтому  нас с Юрой отец не держал и правильно делал. Мы рано научились плавать и  утонуть совершенно было невозможно.
По лугам ходить я все-таки любила, потому что там было много интересного.
Было интересно  бегать вприпрыжку. Вот так, делая большие шаги и одновременно подпрыгивая, я мчалась  и мне казалось, что я лечу. Мне казалось, что я зависаю в воздухе и  ещё чуть-чуть и взлечу выше. На этих лугах была травка такая кудрявая, гусиной её называют, с мелкими желтыми цветочками и росла она, как ковер , мягкий и красивый. Иногда после дождя там было видимо-невидимо лягушек очень мелких, они так и прыскали из под ног. Я ловила их и разглядывала. Меня удивляло, откуда их такое множество взялось.Ни одной лягушонки не пострадало от моих рук,  живность я любила всякую.
 
Потом мне кто-то дал на время отпуска  взрослый велосипед. Ну это вообще было счастье. Уж на велике я точно  летала. Сколько счастья !  Лет с четырнадцати у меня прорезался голос и я ещё и пела. Я не избегала общения с детьми, сестрами и братьями, но это же  деревня и дети  днем помогали  родителям. Они работали. Дома  поливали огороды, пропалывали  и окучивали картофель, кормили домашнюю скотинку, помогали  и во взрослой работе на полях. Одиночество, однако, меня не обременяло.
Был  серый дождливый день, суббота... С кем-то из родственников  сходили по грибы, пришли из леса  усталые, мокрые и в баню на край огорода, прилегающего к дому по мелкому дождичку... А там, в бане, как в предбанник заходишь, тебя обдает теплом, запахом запаренного веника и даже мурашки по спине от предчувствия банной радости. Париться особо я не любила, видимо уже тогда сердце было слабовато, чтобы выдерживать такой жар. Но баню любила.
Когда мне было лет тринадцать, я как-то пошла в баню в Лебёдке  одна, потому что  не успела вовремя прийти из Новотроицка. Сестрёнки уже помылись. И вот сестра Вера мне показывает, что нужно  делать. Вот холодная вода, вот кипяток, а вот «щелок». Этим «щелоком» ополаскивают  волосы, чтобы были мягкие, ведь шампуней в  шестидесятых годах ещё не было, а в деревне уж тем более. И я, намывшись, зачерпываю «щелока»  щедрой рукой , не жалея его для себя любимой. Чего жалеть? Все уже вымылись , после меня  он никому не понадобится. Размешав как следует, лью в тазик  целый ковш.
И ополаскиваю голову. Правда мелкий сор в виде угольков и  пепла  почему-то застревают в волосах и не хотят вымываться. Но  я таки всё выполаскиваю и остаюсь довольна.  Заворачиваю голову в полотенце, вытираюсь, одеваюсь и бегу домой к бабушке. Каково моё удивление, когда высохшие волосы  мои становятся дыбом. Жесткие и как бы даже и не мытые. Все вокруг хохочут: и сестры, и бабушка, и дядя Саша.
Ай да намыла Любонька  голову. Не пожалела «щелоку»!
Иногда по вечерам мы ходили в дальнюю деревню  Аверьяново   в кино, в клуб. По дороге находили ягодные полянки и собирали землянику. Запах этой ягоды там настаивался на солнце и  был просто опьяняющим. Когда  поздно вечером возвращались в Лебедку мы, все девчонки, пели песни и я  была голосистее всех. Человек поет , когда он счастлив. Даже если и страдает от неразделенной любви,
все-равно   счастлив, даже не осознавая  этого. А чем старше становишься, чем больше пережито обид, разочарований и горя, тем меньше хочется петь и вот я заметила, что давно уже совсем не пою.
Из деревни меня привезли в Красноярск-26 , но в школу не взяли, потому что родилась 6 ноября и  1 сентября мне не исполнилось ещё семи лет.
           Первое сильное впечатление от города было утром. Приехали ночью, устали, меня тут же уложили  спать. А утром  повели  гулять во двор. Не мама, а какие-то большие девочки соседки. И вот стою я напротив своего  двухэтажного дома , смотрю, а сверху из окон на меня смотрят люди. Это было для меня потрясением. Как и зачем  забрались люди наверх? Что  там люди  просто живут, и в голову не пришло. Такое было сумеречное сознание.
- Ой, а как онЕ  тудЫ залезли ? – потрясенно спросила я  и все  засмеялись и долго ещё  посмеивались, пересказывая эту фразу другим соседям.
Ведь в Новотроицке я не видела двухэтажных зданий. Хотя Новотроицк  село большое, там такие строения были, и школа, и спиртзавод  и ещё какие-то дома, но до шести лет  бабушка меня не водила так далеко от дома. Непонятно почему я не видела на вокзале высоких зданий ? Так была расстроена разлукой с родиной и родными ?
Запомнился  такой  сюжет. В купе кто-то ехал со щенком. И вот я спрашиваю: «Дяденька, а это у вас сука или кобель?»  Дяденька ответил, что кобель, а вот красивая  дама сказала : «Деточка, нельзя так говорить, как ты сказала. Нужно говорить самочка».
Я выросла в простой семье, никогда не притворялась культурнее и  воспитанней, чем есть. Друзья и подруги считают  меня добрым человеком.  Я и была всегда доброжелательной, гостеприимной, общительной. В деревне ведь тоже существует  своя этика поведения. И вот я видела  добрососедские  уважительные  отношения  своих родных с людьми. Никогда ни о ком не сплетничали мои бабушки и мама . О людях говорилось только хорошее. Я так и думала, что вокруг живут добрые и хорошие люди, которые меня особенно любят. Как же можно не любить такую Любоньку, садовочку медовочку ?
Соседи теперь вспоминаются  с трудом. Вот соседку Евгению я  внешне  совсем не помню, хотя знаю, что была она  красивая, но не ласковая к чужим детям. Сына  её звали Алик. И не знаю даже, то ли он был Альберт, то ли Александр. Алик и Алик, мальчишка подловатый, любил  игры в доктора, все пытался с девчонок снять трусы, чтоб поставить укол в попу. Любил заложить всех нас, если было  какое-то детское баловство. Например, мы летом бегали купаться в фонтан школы  №91, а родители не разрешали. Ведь  пока не было озера, детвора возилась в этом небольшом фонтанчике. Помню,  так закупались, что за мной и  Юрой пришла мама и очень нас ругала. Вода в фонтане была грязная, застоявшаяся, а нам  было хорошо, потому, что лето было  очень жаркое.
           Помню,  на кухне у нас собирались соседки и все слушали толстую и громогласную тетю Шуру Кочуру, веселую и  общительную. Она  рассказывала что-то смешное, а также задавала мне вопросы и заразительно хохотала над моей деревенской речью. И правда  было смешно, ведь я  разговаривала  с поволжским выговором, четко произнося букву о и не только. Над мамой не смеялись, а вот  меня часто провоцировали что-нибудь рассказать. И это было забавно. Тетя Шура была очень полной и я спрашивала:
-  Чево ты  такая толстая? Ты что ли хвораешь ?
- Нет. Я просто много кушаю, - говорила соседка.
- А вот у нас в шабрах был Колька пузран, у него было такое  же пузо, как у тебя, потому что хворал, -  говорила я.
-  Уже помер. Дедушка Ефим тоже помер, шибко по Кольке убивался.
                Тема была грустная, но все соседки хохотали. Но я уже понимала, что смеются они безобидно над моей речью. Девчонка я была довольно бойкая , на  Вы  никого не называла, не приучила бабушка Оганя. Отец  потом  перестарался, стал требовать, чтобы всех взрослых называла на Вы, так что я долго ещё и родителей выкала. Это не способствовало нашему с отцом сближению, мы становились ещё более чужими.
 Однако от деревенского акцента я вскоре избавилась, вроде особо и не старалась, но вот привыкла говорить, как все. А родители мои так всю жизнь и разговаривали, как Максим Горький в фильме.
Однажды, это было в первый раз,  родители взяли меня в кино и я увидела фильм «Стрекоза» в кинотеатре Спартак. В кинотеатре  было красиво, в фойе на всю стену было огромное зеркало.  И вот я  подбежала к нему и стала собой любоваться. То руки в боки ставила, то ножками перебирала, то кружилась. И слева гляну на себя , и справа. Ну такая красота эта Любонька ! Потом заметила, что родители стоят в сторонке и смеются, глядя на меня.И не только они. Так я не смутилась, а начала звать маму:
-Мам, глянь-ко, какое  тут зеркало большое, иди-ко покружись, у тебя же платье солнце-клёш!
Отец сказал :
-Я вам щас покружусь. Живо домой пойдете и никакого кина не будет!
Потом начался фильм и я все ждала, когда покажут  стрекозу, однако показывали какую-то грузинскую девушку и потом оказалось, что это её все называли стрекозой.
Она  все бегала и пела по грузински пронзительным голосом  песенку  с припевом  абдр-др-др-дило ! абдр-др-др-дило !
Я потом тоже все время пела этот припев, да так, что соседка Женя кричала:
-Любка прекрати, уши больно !
Первый опыт встречи с человеком  недобрым  был  рано, это был мой отец.  Второй  «недоброй»  была соседка  тетя Женя, которая  ругала и гоняла нас, потому что мы  топтали полы, ею намытые. Однако именно она очень нравилась моей маме , именно она научила её многому, нужному в хозяйстве. Тому, что деревенская молодая женщина  не умела или не знала.  И торты  печь научила и  шить, и вышивать и готовить то, что в деревне не стряпают. Она научила стирать и кипятить бельё, отбеливая  его так, что у  мамы постели, шторы и скатерти и полотенца были белейшими.  И именно она умела  моего, грубого, в молодые годы выпивавшего, отца поставить на место, когда он обижал  маму.  Папа  мой её побаивался.  И  наверное благодаря ей он прекратил свои выступления. И с ней , и с её мужем папа  был слащаво вежливым  и даже угодливым.  Наверное,  глядя на эту семью, где царила любовь и   взаимное уважение, где муж, полковник никогда не командовал женой, а сам ей подчинялся с юморком, но охотно, мой отец понял, что такой стиль общения в семье  ему нравится и тоже подходит. Ведь маму он очень любил.
Но нас с Юрой отец  не любил и мы его тоже не любили. Как я не пыталась, ничего не получалось. Иногда он бывал "хорошим",  учил рисовать,  читал  нам книги, что-то рассказывал о себе, но очень редко он был ласковым и добрым. Чаще злился, желчно раздражался  и нудно воспитывал.  Уже будучи взрослой, я поняла, что мы, дети,  у отца появились слишком рано. Ему было всего 19, когда родилась я, мама была на год постарше. Если в женщине с ребенком рождается чувство материнства, то   у молодых отцов никаких чувств к ребенку нет. Это орущее и требующее к себе внимания существо их только раздражает и им мешает. Потом, после рождения Юры, отец вообще уехал и   нас не видел долгое время. Мы подросли без него и позднее так и остались ему чужими.
Мне было лет 12,  я где-то бегала и придя домой нашла записку, что родители  уехали к тете Наде на Майку, был такой поселок. Если хочешь, мол, приезжай. На билет в одну сторону мелочи  хватило, а там уже  с родителями назад поеду, - подумала я. Взяла  фотоаппарат и поехала. Но получилось так, что родители из гостей уже уехали, а у тети Нади никого дома не оказалось.
Села в автобус, шедший в город, когда  было часов 9 вечера.  Тетка- кондуктор высадила на безлюдной дороге между нашим городком и поселком. Кругом тайга, промзона, воинские части... и вот я топала по дороге километров 15 наверное ,ни один автобус не остановился, ни одна легковушка тоже. Пассажиры в автобусе восприняли спокойно, что  кондукторша выгнала девчонку, накричав, что без денег не фиг ездить. Пришла домой часов в 11 вечера, или позднее.
Дома родители сходили с ума! Отец испереживался, орал, что солдаты  у меня могли отнять фотоаппарат, который я с собой брала.
А он ведь дорогой. Мама отправила спать, иначе  отец мог и выпороть за свои переживания.  Соседка Лида стала биться в истерике, как можно переживать из-за фотоаппарата, а то, что ребенок ночью шел по дороге и могло случиться что-либо страшное, на это отцу  наплевать? И даже не покормив, ребенка отправили спать.
После этого случая  Лида моего отца возненавидела. А я отца не любила и эта его реакция для меня не была удивительной. Я часто испытывала на себе его жестокость, потому наверное и не удивила меня кондукторша , что выгнала  из автобуса, что  пассажиры остались равнодушны. Зло  было привычно. Соседи многие своих детей воспитывали ремнем и довольно часто из окон слышались  крики детей. Это было привычно, ведь и наш папа  воспитывал нас с Юрой ремнём. Меня до определенного времени, когда я  воспротивилась и начала бунтовать, орать так, что папаша-изверг испугался. Я понимала, что ору слишком громко, но не прекращала блажить долго и пронзительно. А чуть позже сказала, если меня ещё будут пороть, я напишу письма всем родственникам и сообщу какой он плохой.  С тех пор не была я битой . Отношения с отцом с каждым годом становились все напряженнее, видимо и он чувствовал мою нелюбовь и я понимала, что совершенно нет у моего отца любви ко мне. Между тем, моя мама, выросшая в деревне в многочисленной семье, говорила. что их папа  никогда детей не бил. Мать могла сгоряча  хлестнуть тем, что в руке держала, а отец нет. И дядя, Алексей Данилович, своих пятерых ребятишек никогда не порол... А учились дети прекрасно  и вообще хорошие дети были. Мой муж, выросший в детском доме, тоже ненавидел жестокость по отношению к детям и дочку не "воспитывал" таким образом, как мой отец.
Удивляюсь, как  такой родитель не сделал нас с Юрой моральными уродами, такими же злобными и жестокими. Видимо мамина ласка и доброта и  доброта  всех родственников в любимой Татарии  была сильным противовесом. Мы никогда не мучили животных, мы их любили. Не обижали слабых и маленьких, жалели и сочувствовали больным и старым. Нас ведь и в школе учили быть добрыми, порядочными и честными. Говорят, что теперь учителя только преподают предмет, а воспитанием  принципиально не занимаются. Да и некогда им. А наши  учителя понимали, что мы, в основном, дети из простых рабочих семей и постоянно  давали нам уроки  человечности. К людям я отношусь снисходительно, не люблю самодовольную глупость и высокомерие.
      Папа наш не всегда был  раздраженным , уставал наверное, поэтому  бывали и нормальные  времена.
Он любил праздники, любил  принимать гостей, Угощать. Все друзья семьи в праздники любили собираться у нас дома. Квартира была большая, хозяйка приветлива и хлебосольна. Я не помню времени, когда чего-то нам не хватало. Голодными мы не бывали. На Новый год отец ставил большую елку. Сначала мы с Юрочкой стали покупать на свои сбережения какие-то ёлочные игрушки и отец, увидев  их, расчувствовался и принес целую коробку  игрушек  к нашей огромной радости. Может впервые за это я обнимала и целовала папку искренне.
А потом нам привезли елку. Это отец где-то на производстве своем заказывал и  всем, кто заказал, привозили домой елки.
Вспомнила, как я пела песенку: «маленькой елочке холодно зимой, из лесу ёлочку взяли мы домой….» И каждый раз почему-то  у меня  начинались  слезы и дальше петь я не могла, потому что  ревела. Не знаю, наверное, я была такая  чувствительная, но ёлочку было жалко … и я начинала плакать.
Ставить ёлку на новый год стало привычной традицией и дальше, и  когда я вышла замуж. Муж тоже заказывал елку на производстве, а позже мы покупали её на рынке. Было даже однажды в нашей жизни приключение, когда мы с ним ходили в лес за озеро и там срубили елочку сами. Тогда за озером не было ещё города и даже не предполагалось, что будет.
     Как я пошла в школу  помню смутно, видимо, особой радости не было. Цветочки нарвала где-то на клумбах, потому что моим родителям было не до пустяков. Бывшие деревенские  жители, они не понимали, как  можно  покупать траву. Да и магазинов таких в нашем  молодом таёжном городке  не было. Наверное, у  кого-то уже в то время были свои сады, вот у их детей были букеты. Все их гордо отдали учительнице  Александре Григорьевне, а я свой    скромный букетик спрятала в парту. Однако  учительница увидела и  сказала, чтоб я  отдала ей его, что она такие цветочки любит.  Но мне все  равно  было стыдно. Лучше бы я его ещё на улице выкинула, - думала я.
Началась учеба. Всё помню смутно. Читать я уже умела, писать палочки приходилось сначала карандашом. Потом чернилами. Ох уж эти чернила. Меня отец сразу стал называть грязнулей, потому что  вечно у меня были пальцы в чернилах, писала «как курица лапой». Ходила я в группу продленного дня. Там  с нами занималась, как сейчас называют, классная дама. Она была красивая и добрая, ей было нас жалко и надоедало ждать, пока мы свои крючки нарисуем. Она брала наши тетрадки, тоненько рисовала  нам эти крючки и мы их обводили потолще, сначала карандашом, потом  ручкой.
Потом как-то об этом узнали взрослые и был скандал, даму, видимо,  уволили, потому что она куда-то пропала из нашей школы.  Позднее она  преподавала домоводство девочкам.
Ну как бы там ни было, а у меня  образовался позднее очень неплохой почерк. Александра Григорьевна хвалила. И самыми любимыми предметами были всегда русский язык и литература. Писала я на редкость грамотно. Странно, почему мой брат Юра не был успешен в  учебе ?  Может, папа слишком давил ? Потому что когда уже взрослый , он пошёл в вечернюю школу, надо было доучиться в 9-10 классах, то учился очень хорошо.
В  классе было много детей, сначала 35 человек, позднее 42. Это я почему-то запомнила. Конечно, нелегко было Александре Григорьевне.
      Некоторых детей я и сейчас помню. Ярко выраженные личности были . Вот Тамарочка, красавица с капризно надутыми губами. Она нравилась не только мальчикам , но и девочки рвались с ней дружить.
Только не я, потому что была  слишком дикая и независимая. Вот Оля Рогова , бывшая москвичка, очень веселая и общительная. Сразу подошла знакомиться. Вот Наташенька Матюшина, красивое личико, густые темные волосы. Моя  подружка и моя же соперница в дружбе с Наташей Аншуковой, девочкой доброй и мягкой в общении.  Тоже из Москвы. А вот и Боря Белобровка, любимый мальчик  почти всех девчонок в классе. Тамара и Оля  недолго  были с нами, уехали с родителями из города. А вот с Наташами и Борей мы учились
так долго, что чувствовали себя почти родными. Я помню  почти всех, с кем начинала учиться с первого класса. Немного позднее в наш класс пришла Света Санжанова. Почему-то мы с ней сразу и быстро подружились. Она была не из простой, как у меня, семьи. Отец и старший брат были  учеными. Отец был  большим начальником на Горно-химическом комбинате, мама не работала. Мама  была родом из Екатеринбурга, видимо из  интеллигентной семьи. В квартире у них стояла очень красивая старинная мебель, пианино с канделябрами.
Были старинные книги с дореволюционными буквами ;.Вот такую  книгу  дала нам мама Светы  и  мы  впервые прочитали  «Олесю» А.И.Куприна.
Сам вид этой старой книги,  эти странные буквы  производили впечатление чего-то загадочного. И  содержание, повесть о  невероятной  девушке колдунье, были для меня шоком, загадочным и прекрасным. А ещё Света играла Лунную сонату Бетховена    и эта музыка  трогала мою  простую, не очень развитую,  душу. Позднее Светлана  сказала мне, что у меня есть голос и мы с ней сделаем концерт  старинных романсов. Это было лет в 14 и к тому времени я уже любила  не только пионерские песни. В школе  97  не было отдельного актового зала и сцена была  прямо в  холле  второго этажа, куда выходили двери классов. Там  же на сцене  и пианино стояло. Разучивали свой репертуар мы у Светы дома и даже её мама сказала, что у меня очень глубокий сильный голос и прекрасный  слух, потому  и  пою я без фальши, которая так раздражает в самодеятельном пении.
Школа 97 была небольшая, какая-то уютная, родная, можно сказать.
И не было желчных педагогов, какие встречались мне  в дальнейшем.
Казалось, что «Любоньку-голубоньку» здесь тоже любили. Во всяком случае,  наш концерт имел очень большой успех. Я своим пением удивила многих, голос звучал не по-детски и преподаватель пения сказала, что у меня природная итальянская постановка голоса. Я и сейчас не знаю, что это такое, но звучало красиво. И, конечно, если бы не было у меня такой подруги  Светланы, вряд ли я когда-либо смогла бы  вот так раскрыться. Да и интерес к музыке Светочка  во мне развила. Позднее мы стали писать стихи. Время было такое: стихами зачитывались, стихи обожали, стихи сочиняли. Мы  дружили  втроем: я , Света и Боря Белобровка. Писали стихи, эпиграммы, выпускали  стенгазету. Читали Хемингуэя, Ремарка. Узнавали и зачитывались стихами Ахмадулиной, Вознесенского, Евтушенко, Рождественского и многих других поэтов. Общались, спорили, ходили втроем в парк. Однажды Боря пригласил меня в кино « Гамлет»  с артистом Смоктуновским в главной роли, Конечно, я была рада и не столько фильму, сколько тому, что именно меня Борис пригласил. Пока шли, он дал мне листочек  со  стихами. Сказал, что написал сам для меня.
В стихах были  слова, что  он будет  меня всю жизнь любить и если нужна будет его помощь, чтоб я звала его. «И что бы ни случилось, ты меня зови!»  Как же я была счастлива ! Это было так  замечательно, что меня любит самый лучший мальчик!  Стихов он мне позднее написал много, я ему тоже.
 В десятом классе Боря мне изменил, сначала с толстушкой  Валей, потом с её подругой Светой из другого класса, на год постарше. Ещё забегал целоваться к Тане Емельяновой, нашей однокласснице. Она, конечно же, похвасталась. Ну, в общем, стали мы с ним  просто дружить, сердцеедом  оказался Борюсик.  Жизнь нас раскидала надолго, но вот однажды летом я его встретила и он сказал, что я стала очень  красивой. Я посмеялась и не стала придавать значения его словам, я была уже замужем, к тому же  знала, какой Боря ловелас. А на следующий день он проехал с кем-то на  машине мимо остановки, где я стояла. Крикнул, что в Красноярск едет и помахал рукой. Через некоторое время я узнала, что Боря ездил в экспедицию на Лену и там погиб. Утром выбежал из разогретой на солнце палатки и  нырнул в холодную воду реки. Сердце не выдержало. Было нам уже по 25 лет. Я тогда думала, что неспроста  мы с ним встретились два раза перед его гибелью. Ведь столько лет не  виделись и вот была встреча, чтобы проститься  навеки.
        Дел у меня в 15 лет было много: ходила в хор в Дом культуры, на занятия в балетную студию Бориса Сергеевича Кудрина, которые проводились во дворце  пионеров. Света  ходила в музыкальную школу.
За балет отдельное спасибо  тёте Клаве Соковых. Родители дружили с несколькими семьями своих сотрудников: Трубниковы, Гордеевы, Соколовы, Соковых. Соковых были москвичами.
 
Клава  сама выучилась игре на пианино, думаю, с помощью подруги  Маши Никифоровой. И даже работала музыкальным руководителем в детских садах. Вот она и  узнала, что в доме пионеров есть студия балета. Она же и отвела меня на просмотр лет в 8 . Там  проверили мой слух, чувство ритма, посмотрели,  как могу тянуть носочек, выворотность стопы  и приняли. Ходила я на занятия несколько лет, в солистках не была, но, когда стала владеть телом, когда стало получаться, я почувствовала особое внимание  Бориса Сергеевича. Он стал меня даже  похваливать.
Позднее, когда его почему-то не стало, с нами стала заниматься бывшая балерина нашего театра оперетты Галина  Александровна  и у меня с ней не пошло… С Кудриным мы ставили отрывки из серьезного балета , например «Щелкунчик»,  танец цветов, или  отрывки из  «Лебединого  озера». С огромным успехом выступали и в доме пионеров и на концертах в городском  Дворце культуры. Тетя  Клава иногда спрашивала: Любочка, чему  вас учит Борис Сергеевич, что вы танцуете? Я важно отвечала: у нас каждый день деми плие батман тандю , батман тандю жете, гранд батман жете... А потом и мои родители , и тетя Клава были на наших концертах , где мы танцевали и сами  видели наши батманы и деми плие ))).
С Галиной же ставились  советские  пафосные композиции о нашем счастливом детстве. Наверное, это  было правильно, но мне не нравилось. Потому что это уже был не балет, а просто танцевальная группа.
   
                Я старшеклассница (продолжение )

 Однажды в старших классах , уже в 99 школе ко мне подошел парень из другого класса. Это был Лёня Привалов, он был очень  увлечен музыкой и решил создать свою музыкальную группу, вокально- инструментальный ансамбль, как это раньше называлось. ВИА...Он где-то узнал, что я пою или слышал, поэтому  пригласил меня  попробовать петь в его группе. Нас было трое  поющих девочек: я, Валя и Вера. Парней, играющих на разных инструментах, я не очень запомнила. Помню только Лёню. Валя была  солистка, голос её -сопрано очень яркое, о Вере ничего не могу сказать, меня  её голосок не впечатлял. О себе я уже писала. Ну а вместе  пели неплохо. Вот  такая была у меня жизнь в школе и параллельно с этим уже  шла жизнь личная. Впечатление такое, что событий было очень много, сейчас  даже непонятно, когда все происходило, как времени на все хватало и даже очередность событий  не могу  точно воспроизвести  в памяти.
В  девятом классе  у меня появились новые подруги, я понимала, что некоторые девочки липнут ко мне не потому, что я им нравилась, а потому , что дружила с Борей Б. Он многим нравился. В девятом у меня случился аппендицит, я отлежала в больнице. А так как  с диагнозом  врачи затянули, понять не могли, что аппендикс уже прорвался, то после операции я   в больнице пролежала дольше, чем это было обычно. Был период, который не хочется вспоминать…
Но вот с Ларкой Трушиной ( имя вымышленное) мы задружили в это время.
Именно она  потащила меня знакомиться с ребятами ленинградцами, жившими  в общежитии, которые были городскими кумирами многих девушек,  футболистами. Сейчас мне кажется, я была какая-то заторможенная, все воспринимала, как  сквозь  стекло. Смотрела, слушала, что-то говорила. Мне нравилось, что парни были воспитанными ребятами, вежливыми, доброжелательными. Талантливо  пели под гитару, читали стихи. Тогда  это было принято, многие сами писали. У парней были свои девушки, взрослее нас, но к нам относились снисходительно по-доброму. Мы с Ларкой были довольно начитанными девушками   и темы находились для разговора. Там бывал и Коля Яшин, наш Красноярский талантливый поэт, с которым я встречалась    на занятиях в литературном объединении. Он  познакомил меня с Ларисой , своей девушкой, которая тоже мне понравилась и она к нам с Ларкой относилась очень дружелюбно. Позднее  Яшин женился на Ларисе и у них родилась дочка Снежана.
Там  я увидела Валеру Рожкова, поразительно красивого парня, высокого, стройного, с благородным аристократичным лицом. Он и разговаривал  как-то вычурно, не просто. Позднее меня познакомили с  двумя друзьями Владимиром Виноградовым и Виктором Малаховым.
Ленинградцы, футболисты, красавцы. Вова брюнет, Витя блондин. За чисто белые волосы его  называли Седой. Как-то  я встретила Вову на улице с девушкой. Он нас познакомил, все-таки воспитание было столичное у парня! И я была поражена. Никогда я не видела в городе таких красивых, ярких женщин, какой была Зоя, его девушка. Вот как-то не удалось её раньше встретить. Малахов дружил с Галей Ф. из нашей школы, тоже  очень симпатичной  старшеклассницей. Но Зоя была вне конкуренции. Потом  мы встречали Новый год в Доме культуры, меня пригласили Володя с Зоей, чем я очень гордилась. А в кавалеры мне назначили Валеру Рожкова. И хотя между нами не было ни проблеска какой-либо влюбленности, я согласилась. Да  и Валерка не отказал старшим товарищам.
В Доме культуры было  весело, Музыка, танцы, в зале концерт, а в буфете, большом, как зал ресторана, были заказаны столики. За несколько минут до 12:00 все, кто столик заказывал, потянулись в буфет. Мы тоже.  Ровно в 12 все кричали «ура», поздравляли друг друга, пили шампанское, целовались. Тут уж и Вова и Витька Малахов меня облобызали, с большим удовольствием и в щечки, и в губки.  Всем было весело, но Зою и Галю удивило, что мы с Валерой не очень-то друг друга целовали. Девчонки увели меня в дамскую комнату и стали спрашивать, нравится ли мне Валера и очень удивились, что к такому красавцу я равнодушна. Они стали убеждать меня, что если я буду «ходить» с Валерой. То полгорода девок передохнет от  зависти. Я же простодушно сообщила, что моя первая любовь-Борька мне изменил и я теперь никогда никого уж не полюблю.
Дальше я не очень помню, что в моей жизни происходило, Помню, Виноградов меня однажды провожал домой зимой  в холодный вечер. Общежитие их было почти у дворца пионеров, а я жила в доме, на улице Вокзальной. Автобусы не ходили, такси не существовало вообще. Шли пешком. Я потом была страшно горда, что  меня провожал сам Виноградов. Ну кто я? Школьница, девятиклассница, а как взрослую девушку, один из лучших парней города  24 лет, провожал и всю дорогу нам было о чем говорить.
          Вспоминаю и не могу никак определиться, когда я  была влюблена в Вовку Самарского… Было лето и мы с Валей Глазовой, новой одноклассницей, были на пляже. Там встретили её парня, кажется, его звали Костя. С ним был Вовка. Очень яркий парень.
Валя уговорила меня пойти к Косте послушать музыку. Ага…музыку мы там слушали. Танцевали и пили какое-то красное вино.   Помню, я  нашла там очень мягкий карандаш, попросила  ватман и набросала  профиль Вовки. Все-таки он был красавчик. И так это у меня здорово получилось, что все были поражены, особенно Вовка. Позднее он повесил этот рисунок над своей кроватью в общаге. Почему  парни жили в общежитии, это особенность нашего закрытого  городка. Парни, имевшие  среднее специальное образование, техники КИП, почему-то вербовались в наш город и работали у нас вместо службы в армии. Поэтому  их так много жило в общежитиях. Одни занимались спортом, футболом, хоккеем . Другие увлекались походами в тайгу, третьи пили. Ну да, без контроля родительского некоторые начинали выпивать.
   И вот Вовка пошел меня провожать домой после нашей вечеринки, было лето, август, падали звезды, мы загадывали желание, о чем-то ещё болтали, но я ни на что не рассчитывала, потому что Валя мне по секрету шепнула, что Вовке она тоже нравится. А я и не сомневалась. Она была такая хорошенькая,  небольшого роста, но  такая вся  крепенькая, ладненькая, загорелая, с густыми волосами, с  яркими черными глазами. Ну как в такую не быть влюбленным парню ?
Зато меня очень удивило, когда утром я вышла на балкон, а там  под балконом в скверике на лавочке сидел Вовка. Он сказал, что просто хотел мне пожелать доброго утра.
Для меня это было  и удивительно и приятно...
Было воскресенье и мы договорились встретиться на пляже в том же месте….
А потом началось  моё счастливое лето: мы назначали  свидания у входа в парк и я просто обмирала от восторга, когда шла ему навстречу, такому шикарному, такому красивому и необыкновенному.
От восторга и  счастья  мне казалось, что я  могу даже взлететь. Мне он так нравился, что я  видела только достоинства. Ни у кого не было такой отглаженной рубашки, на которой не было ни одной лишней складочки или лишнего пятнышка, ни у кого не было таких блестящих густых волос, а прическа была тоже красивая – длинная  челка набок, на брюках стрелочки, башмаки чистейшие, улыбка изумительная….А глаза! А глаза у Вовки были синие и бездонные в черных ресницах и брови густые, красивые….
Ах, Вовка ! Я была влюблена.
Целоваться мы стали не сразу, он  то ли стеснялся, то ли боялся, но первая не выдержала  я. У него были хорошие чистые записи новой музыки  и однажды под музыку я подошла к нему сидящему и сзади обняла его, он повернул голову и  мы стали целоваться. Это было так упоительно… Он говорил, что я очень приятная, свежая, пахну малинкой, но дальше поцелуев ничего не было. Даже попыток.
Я думала, так и должно быть, а вот Ларка , которой я рассказывала всё, сказала, что тут что-то не так ! Или я вру или он больной .
Оказалось не то и не другое. Просто Вова был продуманным , как
теперь говорят, пареньком. Он понимал, что я школьница,
девятиклассница, что мне всего 17 лет , а это чревато большими неприятностями.
И как потом оказалось, у Вовы была невеста. Вот так.
Мы с ним всегда гуляли до 10 часов вечера, ну иногда до половины одиннадцатого, а после мне надо было обязательно быть дома.  Вовка меня провожал и спокойно шел встречаться со своей  официальной невестой. Там было уже все решено.  Девушка Аля была влюблена, как и я, в ловеласа Вовочку, к тому же он дружил с её братом. Вовка и брат Али были очень похожи. А для Вовы Аля была  завидной  партией. Её отец был большой начальник у нас в городе, мама директор магазина. В доме было всего очень много, даже два холодильника , набитые под завязку вкусняшками.  Это мне позднее рассказала соседка Галя, которая, кажется,  всё про всех знала.
А случилось однажды непоправимое. Родители мои были то ли в гостях, то ли спали, но я вышла тайком из дому и пошла гулять с соседкой Галей. И как сейчас помню, рядом с магазином «Весна» лицом к лицу я встретила любимого, который шел под ручку с женщиной. Её трудно было назвать девушкой. Лицо было очень крупное, нечистое какое-то, фигура тоже крупная, ростом даже повыше Вовки, с большой попой. Вовка  сделал  «морду лопатой» и  прошел мимо. Галя сразу заметила, что  я побледнела  и «какая-то не такая» стала, как она выразилась. А так, как  я и гулять-то пошла, надеясь встретить своего парнишку, она  догадалась, что это он прошел мимо. Ну и стала мне рассказывать, кто эта девушка и что  за отношения их связывают с Вовкой.
     Придя домой, я спать не могла. Всю ночь ревела, переживала, утром слушала любимые песни, снова плакала. Представляла, как он целует эту прыщавую Альку, как обнимает  эту жопастую корову и  испытывала и ревность, и отвращение. Ещё меня бесило то, что он всё время,  оказывается, мне врал. Что гуляя  со мной по городу, наверное, трусил, боялся встретить невесту или её родственников…
Вот  так этот сияющий  ангелоподобный образ любимого   постепенно померк  в моей душе. Разочарование было убийственным, оно и убило мою влюбленность.
Вообще, я тогда ещё не понимала, как мне повезло, что я встретила таких ребят, как ленинградцы, таких, как Вовка Самарский . Хоть и обманщик, но не подлец. Ко мне относились бережно, уважительно и  даже покровительственно. Позднее я встретила других людей. И девушек, совершенно не похожих на тех, с кем мне приходилось общаться раньше. И парней, которые  внешне были и красивы и ухожены, аккуратно одевались. Были привлекательны. Но вот была в них какая-то  червоточинка. Были себе на уме, городок наш презирали и критиковали, с девушками вели себя довольно развязно. Особенно было в них  много самолюбования, гордыни. И это были парни из Украины. Такие же завербованные киповцы, со средним специальным образованием. Но гонору  в них было немерено. И пошлости хватало.
Много я глупостей совершила позднее, влюбившись в одного из таких хлопцев.Дурочка была...Но прошло и это, в соответствии с надписью на кольце Соломона.
Однако это уже про взрослую жизнь.