У каждого свой космос

Самое неожиданное в жизни человека – это одиночество. Пустота там, где только вчера было то, что имело вес и значение. И вот это что-то куда-то исчезает и на его месте образуется пустота. А пустота это всегда одиночество.

Кстати, одиночество это не только отсутствие рядом еще одного или нескольких человек. Одиноким можно быть и в окружении многочисленных друзей, родственников, знакомых и незнакомых. Одиночество оно поселяется где-то внутри, и внешнее многообразие и множество уже воспринимается как фанерная декорация к этому самому одиночеству. Иногда кажется, что это очень замечательно, что есть возможность побыть наедине с самим собою внутри себя же самого. Но потом это перестает называться самодостаточностью и начинает обретать черты тихого одиночества, звенящей пустоты, кричащей тишины за плотно запертыми дверями.

Когда человек наполняется внутренним одиночеством, ему крайне сложно оставаться в мире беззаботных и неодиноких внутри людей. Ему тяжело смотреть как радуются и смеются дети, его не чарует предрассветный багряно-лиловый небосвод, а порой он не ощущает вкуса спелой вишни или запаха свежескошенной травы. Так человек погружается в самого себя и остается там до той поры, пока что-нибудь или кто-нибудь не разбудит его как «спящую красавицу» и не выведет из темных чертогов заточения к свету жизни.


Она не знала какой сегодня день недели. Она не помнила надо ли ей сегодня куда-то спешить. Она не могла вспомнить есть ли у нее сегодня в планах что-то, что могло бы заставить ее подняться с постели.
Она проснулась, когда солнце только начало подниматься к краю горизонта. И учитывая, что за окном был самый разгар лета, можно было предположить, что часы показывают немногим больше четырех часов утра. Но ее не интересовало который теперь час. Время ее сейчас вообще не интересовало. Она просто лежала у полуоткрытого окна, смотрела на первые всполохи зари и ни о чем не думала. Внутри нее была пустота. И эта пустота расползалась внутри нее огромной черной дырой, которая поглощала все, что раньше было внутри нее – все переживания, все обиды, всю радость, всю боль, всю любовь и даже последние крохи надежды. Она решила, что не будет вставать, а будет лежать и смотреть за окно, смотреть туда и пытаться видеть.

Солнце уже поднялось над горизонтом, а она видела только золотое на светлеющем синем. Ранняя птаха вспорхнула на ветку клена у ее окна, готовясь исполнить оду утренней радости, а она видела только легкую рябь на зеленом. Откуда-то свежий ветер нагнал легких перьевых облаков, а ей казалось, что кто-то приступил к побелке и мазнул несколько раз белой кистью по ненужной теперь синеве.
Надо просто закрыть глаза. И вся эта ненужная разноцветица перестанет отвлекать ее от такой завораживающей внутренней тишины. Она опускала веки как бархатный занавес в последнем акте – медленно и с каким-то понятным только ей значением. Бесконечная чернота, окружившая ее за сомкнутыми ресницами, нисколько не испугала ее - скорее ошеломила и впечатлила масштабностью. Космос. Это ее внутренний космос. А она астронавт на краю казалось бы бескрайней вселенной. И вокруг нет даже звездной пыли. Полный вакуум. И будучи астронавтом внутри себя самой, ей захотелось опять закрыть глаза. Но те, внутренние глаза, глаза астронавта, закрыть было невозможно. И она стала рассматривать окружающую ее черноту.

Ее внутренний космос был монотонно однообразен и потрясающе тих. Она представила себя упавшей в огромную цистерну нефти, и тут же ощутила как покачивается на упруго-маслянистых волнах «черного золота», только шума или даже шепота этих самых волн она не слышала. Вокруг нее была только чернота и тишина. Ее ни сколько не пугало, а лишь убаюкивало кромешное безмолвие пустоты. Время растворилось в ее далеком внутреннем космосе, обратной дороги из этого покоя она не искала.

Внезапно среди вселенской умиротворенности обозначились два янтарных солнца, гипнотически притягивающих ее и чарующих. В них клубились протуберанцы и солнечные ветра, они манили своей колдовской нереальностью. Где-то, сначала тихо, а потом все более отчетливо, нарастал мягкий переливающийся рокот, словно легкий шум гальки на океанском побережье. Она ощущала передающиеся ей вибрации этого звука даже в кончиках своих пальцев. Безразличное только что сердце стало подстраиваться под перекатывающиеся звуки, стало вибрировать в унисон, и по всему ее телу растеклась блаженная нега. Что-то мягкое и пушистое, как незамеченные ею недавно перистые облака, коснулось ее щеки. И так ей захотелось прижаться к этой мягкости, так захотелось ощутить ее не только щекой!

Нужно постараться увидеть! Нужно открыть глаза! Эти мысли настойчиво стучались в двери ее сознания. Она робела... Боясь потерять свой космос, свой мир, в котором у нее уже было свое место и появились свои ощущения, она все-таки попыталась разомкнуть веки. Медленно, очень медленно, чтобы не соскользнуть в неизвестность, она выплывала из черной пустоты.

С кончиков вздрогнувших ресниц соскользнул солнечный зайчик. Она приоткрыла глаза. Но то, что она видела и ощущала в своем космосе буквально мгновение назад, никуда не исчезло. Перед ней полыхали протуберанцами два янтарных солнца. Их сияние сопровождалось мерным и негромким «ур-р-р-р-р», и что-то мягкое упиралось ей в щеку. Она искала в своей памяти название этому чему-то, но пока ее сознание не спешило ей ответить. Два солнца стали приближаться к ее лицу и она, испугавшись ослепнуть, зажмурилась, снова проваливаясь в свою космическую пустоту. И тут же ее ощущения изменились. Мягкая пушистость перестала касаться щеки, но на том же месте она почувствовала прохладную влагу, как от первой капли летнего дождя. Рокочущее урчание стало более различимым и приблизилось.

Снова надо открыть глаза, снова надо вырваться из космического плена черной колыбели. Она не боится потерять свою пустоту! Она всегда может в нее вернуться, стоит только закрыть глаза. Но сейчас глаза нужно открыть! Ей очень нужно узнать – что это за солнца такие, что за звук сопровождает их появление, куда делась пушистая мягкость с ее щеки, и действительно ли на щеке у нее капля небесной влаги? Она не стала медлить, и широко распахнула глаза навстречу тому, что было сильнее ее собственного покоя.

Перед ней сидел Бог. Она это осознала сразу, как только смогла сфокусировать свой взгляд на нем. Два янтарных солнца были его божественными глазами. Взгляд его был мягок и приветлив. Вибрирующее урчание исходило изнутри пушистой черноты, которая не была абсолютной, а казалась мягкой наощупь. В обрамлении тонких и длинных антенн можно было рассмотреть блестящий треугольник, влажность которого, она, скорее всего, ощутила на своей щеке несколько мгновений назад. Он был божественно великолепен.

«Козмо…» - выдохнула она и заулыбалась (cosmo – в переводе с итальянского «космос»). Ее собственный космос был так далек от этого совершенного божественного Космоса. Черного от кончика носа до кончика хвоста. С янтарными, солнечными, с легкой лукавинкой глазами. Мягкого и пушистого, как легкие перьевые облака. Ласково урчащего, от чего все внутри нее таинственно вибрировало и чему-то радовалось. С влажным любопытным носиком, которым он нежно «целовал» ее в щеку. Как она могла уйти так далеко от него? Как она могла хотя бы задуматься о том, чтобы покинуть его? Как могла она отказаться от своего Космоса, своего лучшего Я, своего смысла жизни?


Она улыбается и гладит его нежно между ушей, приговаривая банальные ласковости. Она благодарит его за то, что он просто есть, за то, что не дает ей скатиться в черную пропасть космической пустоты. Она рассказывает ему, что даже не будучи астронавтом, точно знает, что космос хоть и черен, но мягок, пушист и умеет тихо урчать, поэтому все астронавты стремятся попасть в космос снова и снова. Она прижимает его к себе и радуется солнечным лучам, золотящим облака и играющим на каплях росы на листве. Теперь за ее окном все имеет смысл и значение. Потому что у нее есть свой Космос.