Дядя Люся
Не осталось (почти) воевавших, да и тех, кто детьми застал это время-всё меньше. Этот рассказ-воспоминание я хочу посвятить памяти тех, кому мы обязаны этому светлому празднику.
Через распахнутое окно было слышно- ребята собираются играть в круговую лапту.
-Моя любимая игра!-
Я выбежала во двор, бросив рисовать царевну-лягушку.
Мяч залетел на низкую крышу дровяного сарая и застрял на самом краю, но сбить его не удавалось ни мне, ни братьям Грачёвым из первой квартиры нашего четырёхквартирного особняка.
Во дворе со стороны улицы появилась Тамара. Она перешла уже в третий класс, и на правах старшей командовала «малышнёй»:
-Возьмите палку подлиннее, вон валяется,-Томка указала на тополиную ветку поодаль и тут же спросила:
-А ктой-то к вам приехал, Лорк?
-А почему ты …
-А почемучто. Сама видела, как твоя тётя Катя им парадную дверь отворяла, военному и тётеньке.
-Ой, это дядя Шура! (Это с ним я ходила на Ёлку, и он обещал купить маленькую скрипочку и научить играть на ней).
Последнее письмо от него пришло позапрошлым летом, но бабушка говорила, что писать ему на фронте некогда, и ждала, что он сам приедет «как война закончится» - ведь похоронки не было. (На «тётеньку» я не обратила внимания).
Забыв о мяче, я помчалась домой; бегом поднялась по винтовой каменной лестнице черного хода и, распахнув дверь, ведущую с лестницы сразу на кухню, наткнулась на Катюшу, вытирающую мокрое лицо:
-А я за тобой шла. Там твоя бабушка Рахиль и…,
всхлипнув, моя тётушка опять стала умываться, нагнувшись над громадной чугунной раковиной.
-Так это не дядя Шура...
В комнате за большим обеденным столом я увидела обеих моих бабушек и военного в чёрных очках: его кисть-культя лежала на недорисованной царевне, а другой рукой он собирал и раскатывал карандаши, разбросанные рядом с тетрадкой для рисования.
-Илюша, наша Лорочка пришла.
Я расцеловалась с «тётенькой»(ею оказалась моя «киевская» бабушка) и подошла к дяде.
Мне было два года, когда я с «моей» бабушкой и Катюшей поехала в Киев к папиным родным. Вот тогда-то в моей жизни появился младший папин брат Илья. Домашние звали его-Люсик, а я именовала «дядей Люсей».
Катюша хохотала:
-Смешно, парень и вдруг-«Люся», как моя подружка.
-Люся Кислинская-«дядя», ой, не могу. Ха,ха,ха...
Катюша часто вспоминала два замечательных лета, проведённых в Турчинке под Киевом:
-Каждый день мы вдвоём с Илюшей таскали тебя на речку.
-Мы купались, а тебя закапывали в прокалённый солнцем песок-чтобы ножки твои выпрямить. Вот смотри, какие они у тебя стройные, а были-то колёсиком.
Я не верила, что «колёсиком», Катюша любила меня поддразнивать.
-А помнишь, Илюша рисовал картинки про трёх весёлых человечков и про них же рассказывал небылицы? Не помнишь? А как танцевали втроём? Вальс. Ты у нас с Илюшей на руках сидела.
-Помню, помню. Потом я одна танцевать вышла. Только это, когда мне уже 3 года было.
-Верно. Это было во второй наш приезд. Киевляне устроили обед в «Поплавке» на Днепре. Когда заиграл оркестр, ты вдруг начала прихлопывать в ладоши и кружиться под музыку.
-Тебя Илюша называл «малой» или «племяшкой», говорил, что не в ладах с «этой р» в твоём имени.
Потом тётушка с удовольствием рассказывала, как они с Илюшей, наконец-то сдав меня другим родственникам, долго гуляли по
Киеву. Волшебный город!
Дядя, странно глядя куда-то в сторону, обнял меня за плечи, погладил по голове и подёргал за косичку:
-Ишь, малая, как выросла, и косу отрастила,
-А ну-ка, расскажи, во что ты одета?
Я принялась бойко перечислять:
-В синюю юбку, кофточку с помпонами,
и, приняв вопросы за начало какой-то игры, стала ждать, что дальше предложит дядя, которого я плохо помнила по Киеву, и сейчас привыкала к его лицу в синих оспинах, даже на губах; беспалой левой руке и частому переспрашиванию:
-Что, что ты сказала?
-Повтори, пожалуйста, что ты говоришь?
Вот голос я узнала, голос остался прежним-мягким, с приятной картавинкой.
-А помнишь, как ездила на речку на моём плече? Это было в Турчинке на даче, я был твоим коняшкой.
- Катюша смеялась, что ты зовешь меня «дядя Люся». Мы тебя в песок закапывали, как нам твои бабушки велели.
Вспомнив Катюшины рассказы про картинки, которые дядя тогда рисовал, я попросила:
-Дядя Люсь, нарисуйте мне что-нибудь.
Он вздохнул и предложил:
-Хочешь, лошадь?
Я сказала, что это будет здорово, я раскрашу её коричневым карандашом (очень ценным; в основном у меня были красные и синие карандаши с маминой работы).
Открыв в тетради для рисования чистую страницу, я дала дяде простой карандаш. Он пощупал страницу, провёл рукой по её краям и быстро набросал контур огромного коня, а потом, как-бы вспоминая что-то, долго водил рукой по рисунку и, наконец, пририсовал хвост. Хвост-развевающийся, подстать пышной гриве, был нарисован отдельно.
Только тут до меня дошло, почему мой дядя в чёрных очках, почему спросил, во что я одета, и почему так странно ощупывал карандаши.
-Да он же не видит!
Расхвалив рисунок, я, охваченная чувством острой жалости поцеловала дядю Люся в щёку, близко рассмотрев многочисленные синие ямки, особенно выделявшиеся на его большом лысеющем лбу.
За ужином из разговоров взрослых я узнала, что дядя после ранения восемь месяцев провёл в Ташкентском госпитале, где его отыскала бабушка Рахиль, и что сейчас они возвращаются в Киев:
-К счастью, квартира уцелела.
Провожать родных на вокзал поехали мама и Катюша.
Меня не взяли, но дядя пообещал вскоре опять наведаться в Москву и услышав мой плач, добавил:
-Не унывай, малая. Уныние-великий грех.
Не раз потом я пыталась представить, как это-ничего не видеть, и закрыв глаза ходила по комнате, натыкаясь на знакомые предметы, или пыталась наощупь одеваться утром, пока бабушка не вмешалась:
-Не надо так играть, Лоруня. Нехорошая игра. Этим горю не поможешь, -
и опять вздыхала:
-О, Господи, за что же людям такие муки?
Дядя сдержал обещание, в том же году он лёг на обследование в московский военный госпиталь им. Бурденко. Несколько раз он бывал у нас дома, и однажды часа на два попал в полное моё распоряжение.
Мы уютно устроились на диване.
-Дядя Люся, расскажите что-нибудь.
-Из жизни или сказку? Ты сказки любишь?
-А можно из жизни, но чтобы было, как в сказке, чтобы конец был хорошим.
Дядя задумался:
-Ну, я согласен. Слушай. Только это будет про войну. Не страшно?
Не дождавшись ответа, дядя начал рассказ:
-Мой герой, назовём его Лёша, жил в замечательном городе на Днепре. Он учился в институте, хотел строить прекрасные дома и мосты, а ещё он увлекался спортом: плавал, занимался греблей, лёгкой атлетикой. Всё это ему очень пригодилось, когда началась война c фашистами.
Весь народ поднялся на защиту родины. Лёша тоже пошёл воевать.
-Как дядя Шура?
-Да, малая, как дядя Шура. Ну, слушай дальше.
Возле Лёшиного города произошло грандиозное сражение.
Фашистов было намного больше, чем наших войск. Несмотря на то, что красноармейцы храбро сражались, врагам удалось окружить Лёшин отряд; так Лёша оказался в немецком плену.
Немцы боялись держать пленных в родных местах и решили отправить их на чужбину. Они загнали их в вагоны, как скот, и повезли на запад. Леша решил бежать. Но как?
-И он придумал. Полы в вагоне были досчатые, с щелями. Он с несколькими товарищами выломал пару-тройку досок и первым, как только поезд замедлил ход, через отверстие в полу выбрался на волю.
-Конечно, ему было очень страшно опускаться на железнодорожное полотно, лежать, прижавшись к шпалам, и слушать, как над ним с грохотом проносятся днища вагонов с выступающими креплениями.
- Собралось несколько человек, убежавших из поезда.
-Решили итти к линии фронта, чтобы перейти к нашим и стали пробираться к Днепру.
Наконец-то достигли цели; на переправе через широкий в этом месте Днепр работал паром. Немцев видно не было, и бойцы решились подойти к парому.
Но тут их остановил какой-то пан, фашистский прихвостень, которому немцы за верную службу дали землю, бывшую колхозную. Батраков он сам набирал среди окруженцев.
-Кто такие? Куда идёте? Будете сопротивляться-немцам доложу.
Они тут рядом.
Пришлось подчиниться. Вместе с товарищами Лёша стал работать на фашистского старосту в селе Стретовка. К зиме работы на поле стало меньше, и Лёша стал помогать соседям крестьянам: сапожничал, плотничал, кое-что чинил из утвари. Его подкармливали, дали одежду. Лёша думал продержаться до весны, а потом опять итти к фронту.
Но в это время озверевшие после разгрома под Москвой фашисты отдали приказ полицаям выловить всех окруженцев. Полицаями из метных была собрана большая группа бывших красноармейцев, которую под конвоем погнали в управление гестапо в Белой Церкви.
На ночь заперли всех в каменном сарае.
Лёшу не оставляла мысль о побеге. Наутро явился гестаповец и через переводчика объявил, какую работу предстоит выполнить пленным.
Оказалось, что наши лётчики разгромили немецкий склад с боеприпасами и что надо собрать разлетевшиеся снаряды и сложить их в штабеля. Работа была смертельно опасной, и конвоиры держались подальше от рабочей площадки.
Лёша, воспользовавшись начавшейся метелью, бросился бежать. Места он знал отлично. В Белую Церковь он приезжал с мамой навещать тётю и двоюродных братьев и сестёр.
Бежал в сторону реки Роси. Ни на секунду не задумываясь прыгнул с крутого обрыва. Выбравшись из глубокого, наметённого под обрывом
сугроба, Лёша задумался::
-Куда итти дальше? Ни тёплой одежды, ни денег, ни документов-ничего нет.
Решил вернуться в Стретовку- там всё-таки были знакомые люди.
И тут ему повезло. Его, замерзающего, еле живого подобрала возле своей хаты молодая учительница Мария Ивановна Погребная. Маруся. Спасительница.
Рискуя жизнью, она приютила Лёшу, но оставаться у неё до весны было опасно.Мария собрала по соседям немного тёплых вещей, продуктов и переправила Лёшу к своим родственникам в дальнюю деревню в лесном краю.
-Ты не устала слушать, малая?
-Нет, нет. Очень интересно. А что дальше?
-А дальше было ещё много приключений и по дороге к родственникам Маруси, и потом, когда Лёша стал думать, как ему связаться с партизанами. Он твёрдо знал, что партизаны где-то совсем рядом. Не так-то просто было пробраться к лесу, а там отыскать наших.
-Но, кто ищет, тот всегда найдёт.
-Патризаны сами привели Лёшу в отряд, проверили, не переодетый ли он полицай, можно ли ему верить. И когда Лёша поклялся делом доказать свою ненависть к захватчикам, новые товарищи приняли его в свой отряд, поручив ответственное дело-взрывать мосты и рельсовые пути.
Лёша хорошо знал конструкции мостов, знал, в каких местах надо их минировать, чтобы добиться больших разрушений. К его великому сожалению, вместо возведения сооружений он должен был их уничтожать, но...это война, жестокое время.
-Тут рассказу конец, а кто слушал-молодец,
-Тут и сказке конец...
-Но у нас с тобой быль, а не сказка. Так ведь?
Вошла бабушка:
-Вы что же сумерничаете, Илья Иосифович? (Бабушка звала дядю, Катюшиного ровесника, по имени-отчеству).
И осеклась:
-Лорунь, давай помогай. Сейчас ужинать будем.
Она включила свет и стала собирать на стол.
Дядя никогда больше не рассказывал о приключениях Лёши.
Да я и не просила, догадавшись, что он рассказывал о себе, что этот Лёша-сам мой дядя Люся. Потом, позднее я узнала подробности о неудачном минировании железной дороги, гибели напарника и тяжёлом ранении дяди.
Как-то я гостила у родных в Киеве и по просьбе дяди Люси разбирала его документы. Из них я узнала, что дядя
“...состоял командиром диверсионной группы Добрушской Партизанской бригады им. Сталина”, в общей сложности пробыл на войне с 29 июня 41года по 23 сентября 43 года, по момент тяжёлого ранения (ослеп и потерял 4 пальца левой руки). За свои боевые заслуги он награжден орденом «Красная Звезда», орденом «Отечественной Войны» 2-ой степени и боевой медалью «Партизана».
А дядя Шура так и не вернулся-«пропал без вести» где-то под Харьковым. Бабушка считала, что он жив-ведь «похоронки» не было.
Мы её не разуверяли.
Всю дядину жизнь (его не стало в 1988 году) мы с дядей крепко дружили; я горжусь моим замечательным дядей-героем с девическим именем-Люся.
Свидетельство о публикации №218041801784