Никто не виноват

До начала концерта оставалась ещё уйма времени, а они уже находились на месте. Возле ДК собралась толпа, но Лиза и Дима туда не пошли. Они прогуливались в стороне, в тихом, почти безлюдном местечке, и разговаривали.

– Нет, Димочка, Тарковский мне не нравится.

– А для меня «Зеркало» – просто подарок, праздник души. Я посмотрел его, потом вечером пришёл домой, позанимался, поговорил с Таней, лёг спать – не спится.  Такое чувство, будто кто-то тебе или ты кому-то сделал гадость. Стал вспоминать: в институте ничего такого не было, дома тоже, а потом понял – «Зеркало».

– Вот именно. Мы фильм втроём смотрели. Вернулась домой – чувствую себя разбитой, сразу спать легла. Потом нарочно у подружек спросила, которые со мной были, и у них тоже самое. Какой же это праздник?

– Не знаю. Мне очень понравилось. Я бы ещё хотел.

Они подошли к какой-то канаве, обнесённой забором, и дружно повернули обратно.

– А я бы ни за что. В его картинах есть только некоторые моменты, которые мне чем-то очень близки, как будто это я сама сняла. В «Зеркале» это там, где, помнишь, она идёт по пустой комнате, а с потолка медленно падает штукатурка. В «Солярисе» – костёр на берегу, дым по ветру и такой покой вокруг, такая особая тихая минута.

– Ну, понятно. Эти моменты, наверное, соответствуют каким-то твоим неосознанным представлениям о счастье.

– Штукатурка сыпется – это счастье?

Дима улыбнулся и не ответил.

– Я думаю, – продолжала Лиза, – что Тарковский, может, и гений, потому что сила воздействия на зрителя необыкновенная, но у него очень редко встречающийся строй души. Вот тем людям, у кого психика настроена так же, он нравится, а другие мучаются. Я вот Достоевского буквально впитываю, никак к нему не приспосабливаюсь, а у мамы от его книг голова болит. Наверное, и Тарковский лучше бы был писателем. Кому нравится – читают. С кино же так не получается. Я видела, как люди после сеанса выходили с такими недоуменными лицами. Чувствовали, что их оставили в дураках, особенно после тех слов, которые предшествовали просмотру. Мне было их жаль. Они не знали, кого считать ненормальным: себя, Тарковского или того критика, который выступал вначале. Причём, я говорю о той меньшей части, которая досмотрела до конца. Здравомыслящие люди просто уходили в середине сеанса.

– Ну, это уже невоспитанность, – оскорбился Дима.

– Ничего подобного. У Тарковского тоже есть определённая доля пренебрежения к зрителю. Для него главное – снять и снять так, как будто на этом всё закончено, а ведь кому-то ещё приходится и смотреть потом всё, что он создал. А вот об этом он не думает. Наставил чашек под дождём и любуется в своё удовольствие, а зритель в это время зевает или чертыхается, кроме тех единиц, кто видит в этих чашках тоже, что и автор, или что-то своё, но что-то кроме. И у остальных – не ограниченность. Они просто другие и в этом не виноваты.

– Значит, Тарковский виноват, да?

– И он не виноват. Просто он снял, а они уходят. Обе стороны правы.

– Так не бывает!

Она пожала плечами.

– Как же так: ты всё так хорошо понимаешь, а Тарковский тебе не нравится?

– Во-первых, не совсем не нравится. Я из тех, кто посмотрел один раз – и довольно. Во-вторых, я понимаю, что морская капуста – это полезно, а есть её всё-таки не хочу.

– Ой, сравнила! – Дима постарался произнести это снисходительно, но на самом деле в душе поражался: права была Татьяна! А он-то раньше думал, что, рассказывая о Лизе, жена преувеличивает. Ну, как это можно быть под таким сильным впечатлением от какой-то девчонки… «сопливой!» – хотелось ему съязвить про себя… но вот теперь он и сам попался.

отрывок из 3-ей части романа "П.п".