Свобода в рамках жесткой необходимости

«Каждое действие человека есть результат борьбы мотивов, заключенных в самой его природе. Иллюзорное чувство свободы воли — придаток сенсорного опыта».
Василий Углев думал об этом, крутя обручальное кольцо. В полной безмятежности он сидел на скамейке под тенью лип. Этим солнечным днем царила тишина, поддеваемая шелестом листьев. Площадь из белого камня недалеко от него полна воркующих голубей, столпившихся вокруг старушки; облепленный серыми толстыми птицами, в свете солнца стоит бледный памятник неизвестному солдату.
Перед его глазами, задумчивыми и взирающими в никуда, со звоном прокатил мальчик на велосипеде, развеивая полусон. Углев не может не смотреть ему вслед; паренек непринужденно едет дальше; глаза с блеском подмечают, как ноги мальчишки поворачивают педали, приводя в движение колеса — велосипедист разгоняет присевших на пути птиц. Он улыбается попутному ветру. В свете колесах превращаются в сверкающие и слепящие солнцем круги.
Старушка лишь осуждающе цокает на это и кидает голубям крошки и семечки.
«В самом деле, — размышлял Углев, — тот парень думает, что свободен. Он улыбается солнцу и радуется жизни. Возможно, это правильно. Думаю, что так и надо — непринужденно радоваться. Но разве можно веселиться, когда ты несвободен?»
Их история закончилась захлопнувшейся дверью и дрожью воздуха. Они были вместе два года, но так и не успели завести детей. Углев счастлив, что не успели. Он осматривал опустевшую двухкомнатную квартиру и собирал разбросанные вещи, пока не зацепился глазами за фотографию в рамке на гостевом столе. На ней был изображен Василий в обнимку с женой. Он улыбнулся эпитафии их совместной жизни. Это не могло закончиться хорошо. Все знают, что плод интрижки и одиночества оканчивается разочарованием и дном бутылки где-то на окраине города, в месте, куда приходят однозначно не для развлечений.
В какой-то момент его ударила молния; он огляделся и увидел, что вся его жизнь — это клубок несчастных переплетений, определенных случайными событиями: гнетущим дождем в дни одиночества, импульсивно брошенными на ветер рабочими бумагами… захлопнувшейся дверью.
Каждый человек хоть раз в своей жизни встречался с такой безотрадной мыслью, что вовсе несвободен. История Углева брала свое начало в Африке, когда его первопредок встретил за костром его праматерь, а закончилась в понурой провинции России. Он не верил в судьбу, но знал, что все подчинено последовательности. Василий был уверен, что за молнией следует гром, человек, спрыгнувший с моста, непременно упадет в воду. Углев когда-то был учителем физики и не закончил учебу на биолога, но этого ему хватает для того, чтобы понять столь очевидные физические истины и что движет человеком вроде него.
Ревность, гнев, разочарование. Апатия. Что не делай — тебя дергает за ниточки природа.
В магазине Василий сгибал и разгибал пальцы, массировал затекшую шею и искал по сторонам приправы. Мимо переполненных стеллажей сновали люди с гремящими тележками. Полки пустели и тут же заполнялись новыми блестящими в упаковках продуктами. Углев взял консерву с улыбающейся свинкой; ее история началась в свинарнике и может закончиться на свалке по переработке отходов или за обеденным столом. Все в его руках. Все решает он, какую цепную реакцию запустить. Вершитель историй.
— Мужчина, не занимайте место. — в бок ему ударила тележка с недовольной женщиной с лоснящимся от пота лицом и бородавкой над бровью. Он отошел. Мог не отходить.
Женщина осматривала консервы. Василий встал в стороне и искоса следил за ней, делая вид, что выбирает покупки. Она, что говорится, встала не с той ноги, иначе нельзя объяснить эту унылую рожу, тем более противную от слоев подбородков. Ей позвонили:
— Алло? Да… тебе что-то взять? Тут есть консервы. А? Что ты говоришь?
«Она отвратительно картавит. Она крутит в руках мою консервную банку с хрюшкой и лыбится ей в ответ. Я стал объектом её недовольства только потому что утром она не съела шоколада. Так бы чувствовала себя лучше. Не трогай».
Он ждет, пока она договорит по телефону, а затем уходит, чтобы потом самому подойти и взять консервную банку себе.
На улице пахло дождем, веяло свежестью, а над домами виднелся черный плащ надвигающихся туч. Василий вышел из магазина с полными пакетами консервных банок.
«Все из-за жары на прошлой недели — из-за испарений нас ждет ливень. Это не плохо и не хорошо. Это просто факт. Просто последовательность».
Торопливо перебирая ногами дабы не попасть под дождь, Углев направлялся домой. На перекрестке светофор дал зеленый, но Василий, поздно спохватившись, осмотрелся по сторонам лишь на дороге.
Он остановился, будто парализованный; сверкнула молния, прозвучал гром.
Пакеты с грохотом упали на черный асфальт. Навстречу Василию мчался серый автомобиль. За секунду водитель не успел остановиться, даже если бы захотел.
Сверкающий молниями плащ извергнул из себя хохочущий рокот.
Треск стекла. Вскрик. Первые капли дождя упали на катящиеся по дороге консервные банки.
Он проснулся в белой больничной палате под капельницей, в ледяном свете люминесцентных ламп. За окном — тьма и желтые маяки света в квартирах.
«Если бы за конвейером, собирающим машины, в тот день случилась помеха, то этого бы не случилось: водитель бы не купил машину и выбрал бы другую, подешевле наверняка, которая больше жрала бензин. Я бы перешел дорогу раньше, чем он бы успел заправиться где-то далеко от того перекрестка».
С равнодушием и хрипотцой в голосе, Василий выдыхает из себя:
— Сестра…!
Каблуки застучали по коридору. Скрипнула дверь палаты.
«Впрочем… если бы я не спешил, повременил… не шел бы в магазин… думаю, все бы обошлось…».