Большая перемена

   Два года назад официальная пресса радостно сообщала, что нас ждут большие перемены - построят два поднебесных конгресс-холла, восемь гостиниц, расширят аэропорт, приведут в порядок набережную...
   Прошло время. Аэропорт построили, дали имя Игорь, потом фамилию - Курчатов, кое-где обустроили набережную - клумбы, фонарики, лавочки, вот с конгресс-холом осечка вышла - кто бы мог подумать. На самом деле, знали ровно все задолго до строительства - бездумно дорогая и глупая затея, собственно, как с метро - нет, будем, веско пробурчало высокое начальство. Теперь висит груша нельзя скушать, арт-блин-объектище, и снова мега-проект - набережная сто пятнадцать километров с инстаграм-мостиками. Маленький Кораблик - надо, надо, надо, надо верить чуду...

   Для меня город выступает как целое очень редко - ровно тогда, когда я нахожусь извне.
   Детство проходило во дворах, которые в обиходе назывались именами расположенных там учреждений - "Ритм", "Аэрофлот", "Соки-Воды", "Кассы", "Отдых", "Волшебница", на пятачках возле кинотеатра Пушкина и Гастронома № 5, на студии телевидения, где работала мама или пожарке, где трудился отец, а еще в школе, во дворце пионеров, атлетическом клубе, на карьерах и озерах, горках и катках, школьных вечерах и танцах в дэ-ка железнодорожников.
   Внутреннее пространство двора делилось между теннисным столом, верстаком, песочницей, турником, бомбоубежищами, беседками, детскими садиками, футбольным полем, деревянной горкой, фонтаном с купидонами, пенсионерской клумбой, гаражами и кустами акации.

   Об этих местах можно рассказывать долго, счастливо и отдельно, поскольку там случалось все важное и наиважнейшее - драки и дружбы, песочные замки и ледяные крепости, тополиный пух и спички, ножички и пестики, ранетки и яблочное по рупь семнадцать, гитары и девушки, книги и пластинки, и многое, многое другое.Но в том, что случалось не было собственно города, как осознанного субъекта присутствия. Нет, конечно был, но как-бы за кадром существенного - в прописках, официальных титулах или символах.
   И правда, пока я дома, там нет никакого города. И в конторе нет, и в суде. Нет его в клубе, нет на даче. Короче, если внешний наблюдатель станет наблюдать за мной, пока я в квартире или на работе, он не догадается, что это происходит в Челябинске - только вдоль пешего пути что-то проступает в дальнем свете.

   Да, конечно, город все время подает сигналы - шумы, дымы, запахи и коммунальные счета, но это всего лишь тихий скрип повседневности. Там, куда я вложился всерьез, города нет. Вернее, почти нет.
   Вот подумайте, други, пока в собственном серьезном вложении решается только частный вопрос, а общий возникает лишь попутно - налоги, к примеру, город остается родным, в смысле привычным, но безликим, и только когда нам случится встретиться с мыслью о городе, ее раскрыть,  понять и просветить собственное присутствие в теле "город", осознать необходимость, главное, незаместимость личного усилия, произойдет чудо перевоплощения - те самые отдельные дома, дворы, школы, дороги, трубы и пожарки родятся вновь, но уже как части единого и живого целого, которое как всякое живое обладает собственной уникальностью и неповторимостью, то есть, лицом.